Но Стали ну не удалось заставить Китай предоставить Советскому Союзу право в случае необходимости перебросить войска на Дальний Восток через Синьцзян, северо-западные и северо-восточные провинции Китая - Мао в ответ попросил дать Китаю возможность перебрасывать свои войска в Синьцзян через территорию СССР. На этом обсуждение завершилось. Настаивать советские руководители не решились.
Мао устроил прием в ресторане "Метрополь". На него - впервые в жизни (вождь не посещал иностранные приемы)! - пришел Сталин. Он провозгласил тост: "Дорогие товарищи, мы должны быть благодарны истории зато, что она дала нам такого выдающегося марксиста-ленинца, неустрашимого коммуниста Мао Цзэдуна. За его здоровье и успехи! До дна, товарищи!"
Сталин видел в Мао человека, который построит в Китае коммунизм. Даже когда у них бывали разногласия, когда Мао противоречил Сталину, советский вождь злился, но никогда не разрывал отношений.
Композитор Вано Мурадели написал песню на стихи Михаила Вершинина:
Русский с китайцем - братья навек,
Крепнет единство народов и рас.
Плечи расправил простой человек,
Сталин и Мао слушают нас!..
Исполнял песню ансамбль песни и пляски Советской Армии имени Александра Васильевича Александрова. Вано Мурадели удостоился Сталинской премии.
О тесном сотрудничестве Москвы и Пекина свидетельствовало взаимодействие спецслужб. Министр госбезопасности генерал-полковник Виктор Семенович Абакумов сообщил Сталину 16 ноября 1950 года:
"В настоящее время на территории Китайской Народной Республики, главным образом в Шанхае и городах Маньчжурии, проживает свыше 40 тысяч русских эмигрантов, большинство которых в 1945-47 гг. приняло гражданство.
В результате обработки японских архивов, захваченных советскими войсками в 1945 году в Маньчжурии, а также по агентурным материалам и показаниям арестованных шпионов, прибывших под видом реэмигрантов в СССР из Китая после окончания войны, органами МГБ СССР из числа русских белоэмигрантов, проживающих в Китае, выявлено 470 агентов иностранных разведок.
Эти агенты в период войны вели активную подрывную работу против Советского Союза по заданиям японской разведки, а после войны значительная часть из них была завербована американскими и английскими разведывательными органами и в настоящее время продолжают вести шпионскую деятельность против СССР и народно-демократического Китая.
МГБ СССР считает необходимым через органы Министерства общественной безопасности Китая постепенно арестовать агентов иноразведок из числа русских белоэмигрантов и вывезти их на территорию СССР, где провести тщательное следствие.
При этом представляю проект постановления Политбюро ЦК ВКП(б) по указанному вопросу. Прошу Вашего решения".
Информация Министерства госбезопасности была липой. Но, во-первых, борьба с эмиграцией все еще оставалась одной из важнейших задач чекистов. Во-вторых, советские спецслужбы жаждали обрести на территории Китая ту же свободу рук, что и в других странах "народной демократии".
Помощник вождя Александр Николаевич Поскребышев написал на донесении: "т. Сталин не возражает".
20 декабря волю вождя оформили решением Политбюро ЦК ВКП(б):
"Вопрос МГБ СССР
Политбюро ЦК ВКП(б) постановляет:
1. Разрешить МГБ СССР (тов. Абакумову) постепенно арестовать через органы Министерства общественной безопасности Китайской Народной Республики выявленных агентов иностранных разведок из числа русских белоэмигрантов, проживающих в Китае, и доставить их на территорию СССР, где провести тщательное следствие.
2. Поручить МИД СССР (тов. Громыко) согласовать этот вопрос с Центральным Народным Правительством и Народным правительством Китайской Народной Республики…"
На переговорах советского и китайского вождей в Москве незримо присутствовали Соединенные Штаты. Сталина мучили сомнения: почему в 1949 году американцы все-таки не отправили свои войска на помощь своему союзнику Чан Кайши? Не потому ли, что между китайской компартией и американским руководством существует некая тайная договоренность?
В начавшейся холодной войне Сталину было жизненно необходимо, чтобы народный Китай оставался на его стороне. Но Сталин не очень доверял Мао Цзэдуну. Опасался, что китайский вождь вслед за проявившим самостоятельность югославским лидером Иосипом Броз Тито тоже отдалится от Москвы и поладит с Западом.
Мао это чувствовал. В 1957 году он рассказывал новому советскому министру иностранных дел Андрею Громыко: "А ведь Сталин обвинял меня в том, что в Китае коммунизм является националистическим, что Мао Цзэдун, хотя и коммунист, но настроен националистически…" А еще через год предъявил приехавшему в Пекин Хрущеву целый реестр обвинений в адрес Сталина: "Его первая главная ошибка та, из-за которой одно время у китайской компартии оставалась одна десятая той территории, что была. Вторая его ошибка в том, что когда в Китае созрела революция, он нам не советовал подниматься на революцию и говорил, что если начнете воевать с Чан Кайши, это может грозить гибелью всей нации…"
Часть третья
На что способен Пекин
Пример Мао Цзэдуна, подчинившего себе страну, подействовал на многих амбициозных и властолюбивых политиков в Азии. Они сочли, что тоже способны на такой подвиг. После поражения Японии здесь начался подъем националистических и коммунистических движений. Особенно сильно впечатлился северокорейский сосед.
На Корейском полуострове, освобожденном от японцев, в результате Второй мировой возникли два государства, которые не признавали друг друга. Как и в Германии, в советской зоне оккупации началось строительство социализма под руководством великого вождя Ким Ир Сена. В американской зоне оккупации формировалось полуавторитарное государство с начатками демократии, которое олицетворял первый президент страны Ли Сын Ман.
Ким Ир Сен решил, что сумеет объединить под своим началом всю Корею, как это сделал Мао Цзэдун, который сверг правительство Чан Кайши и стал хозяином Китая. 25 июня 1950 года семь дивизий Кима при поддержке ста пятидесяти танков советского производства Т-34 атаковали Южную Корею.
Еще в январе 1950 года Ким Ир Сен сказал в своем кругу: "Мы должны объединить страну. Но победа не придет сама по себе. Победу нужно завоевать". Однако же без разрешения Москвы Ким не мог действовать. Сталин ответил Киму, что "готов помочь", но "дело надо организовать так, чтобы не было слишком большого риска". Ким Ир Сен приехал в Москву. 10 апреля он почти два часа рассказывал Сталину, что народ на Юге только и ждет помощи, чтобы восстать против антинародного режима.
Война на Корейском полуострове
Сталина беспокоило только одно: чтобы не вмешались американцы. Он сказал, что войну нужно выиграть очень быстро: "Южане и американцы не должны успеть прийти в себя, оказать сильное сопротивление и мобилизовать международную поддержку". Сталин объяснил, что "не стоит рассчитывать на прямое участие СССР в войне, поскольку у СССР есть другие серьезные задачи, особенно на Западе…". "Хорошо, что Китай, - добавил вождь, - больше не занят внутренней борьбой, и в распоряжении Китая имеются войска, которые в случае необходимости можно использовать в Корее".
Сталин не собирался воевать в Корее. Но останавливать Ким Ир Сена он тоже не хотел. Как и Соединенные Штаты, Советский Союз обнаружил, что в холодной войне он вынужден подчиняться потребностям региональных союзников, которые втягивали великие державы в борьбу против своих врагов. Сталин рассчитывал на определенные геополитические выгоды, а все риски переводил на Пекин. Он переадресовал Ким Ир Сена к Мао Цзэдуну.
Ким 13–16 мая 1950 года побывал с секретным визитом в Китае. Сказал Мао, что Сталин одобрил план войны. Вернувшись в Пхеньян, сообщил в Москву, что Мао его благословил. Тот одобрил планы Ким Ир Сена и твердо сказал, что Соединенные Штаты не вмешаются. Это сугубо внутренний вопрос, который корейский народ решит сам.
Ким Ир Сен многому научился у Сталина и Мао Цзэдуна. Но в душе он, похоже, их обоих презирал. Если бы Ким стал главой Советского Союза или Китая, он бы попытался подчинить своей воле весь мир. Но он был всего лишь вождем небольшого государства. Считал, что это несправедливо. Ему было тесно. Мечтал как минимум управлять всем Корейским полуостровом, поэтому и затеял в 1950 году войну.
16 июня 1950 года советский посол в Пхеньяне Терентий Фомич Штыков предупредил Сталина, что наступление начнется 25 июня. Ким Ир Сен надеялся закончить войну меньше чем за два месяца. За четыре дня северяне взяли Сеул. Правительство Ли Сын Мана бежало. Войска северян стремительно продвигались на юг. Ким торжествовал, но вместе с Мао и Сталиным он ошибся, рассчитывая, что американцы не вмешаются.
Когда 25 июня 1950 года президенту Гарри Трумэну сообщили, что Северная Корея напала на Южную, президент записал в дневнике, что сразу вспомнил, как начиналась Вторая мировая: "Демократии ничего тогда не предприняли, и это вдохновило агрессоров. Если коммунистам позволят ворваться в Республику Корею, и свободный мир не возразит, ни одно малое государство не сможет сопротивляться угрозам и агрессии со стороны более сильных коммунистических соседей".
Гарри Трумэн так и остался человеком XIX века. Его представления о жизни, вкусы, привычки сформировались до Первой мировой. Он не любил говорить по телефону, не воспринимал и другие технические новинки, которые вошли в жизнь уже позже. Попытался печатать на машинке, но отказался от этой затеи. Он дважды прочитал Библию, первый раз в двенадцать лет. Многое запомнил, цитировал наизусть. Он был старомодным. Не уважал женщин, которые курят и пьют. И не считал возможным для джентльмена употреблять спиртное в присутствии женщин. Он даже не пытался научиться танцевать. Не играл в теннис или гольф. Любил покер, а не бридж. Он был семейным человеком. Никогда не выходил из дома без шляпы. Был очень бережливым. Бритвы служили у него дольше, чем у других мужчин…
В апреле 1950 года государственный департамент и министерство обороны США подготовили проект директивы Совета национальной безопасности № 68, который предусматривал радикальное увеличение расходов на вооруженные силы. Трумэн положил проект в долгий ящик. Он не верил в необходимость излишней милитаризации. 1 июня 1950 года на еженедельной пресс-конференции президент США сказал, что настоящий мир сейчас ближе, чем когда бы то ни было за последние пять лет.
Война в Корее разрушила мечты Трумэна о мире.
Сталин и министр иностранных дел Вышинский совершили ошибку. Они приказали советскому представителю при Организации Объединенных Наций бойкотировать заседания Совета безопасности в знак протеста против того, что место в ООН не было передано Мао Цзэдуну, а осталось за свергнутым режимом Чан Кайши, лидера партии гоминьдан.
10 января 1950 года советский представитель Яков Александрович Малик заявил, что покидает зал заседаний и не вернется, пока гоминьдановца не выведут из состава Совета безопасности. Вот почему Малик отсутствовал на заседании, где обсуждалась ситуация на Корейском полуострове, и не смог наложить вето на резолюцию, требовавшую прекращения боевых действий и вывода всех войск с территории Южной Кореи.
Генерал Дуглас Макартур сообщил в Вашингтон, что единственная возможность сохранить Южную Корею - перебросить туда американские наземные силы. Трумэн вспоминал, что это было самое трудное решение в его жизни, более трудное, чем отдать приказ применить ядерное оружие в войне с Японией. Трумэн и без того пребывал в дурном настроении. Именно в этот момент им занимался стоматолог. Ему должны был сменить два моста и четыре коронки. Несмотря на боль, только один раз президент согласился на анестезию. В разгар войны он опасался подвергать себя воздействию седативных препаратов, чтобы не терять здравость рассудка.
Совет безопасности принял новую резолюцию, которая уполномочивала вооруженные силы стран ООН остановить агрессию. Американские войска получили право использовать флаг Организации Объединенных Наций. "Угрозой для нашей безопасности, - говорил Трумэн, - является коммунистическая агрессия. Если позволить коммунизму поглощать свободные народы один за другим, то рухнут надежды человечества на мир и правосудие. Если силы ООН, которые находятся в Корее, потерпят поражение в борьбе с агрессором, то ни один народ не будет чувствовать себя в безопасности. Поэтому в Корее мы сражаемся за нашу собственную безопасность".
1 июля 1950 года в Пусане приземлились самолеты, которые доставили первые двести пятьдесят шесть американских солдат - две с половиной роты 24-й пехотной дивизии. 5 июля их бросили в бой южнее Сеула. В Корее было жарко и влажно, шли дожди, дороги развезло. Театр военных действий был незнакомый. Корейского языка никто не знал. 29 июля командовавший американскими войсками генерал Уолтон Уолкер отдал приказ: ни шагу назад. Отступления и эвакуации не будет. Все должны сражаться и, если понадобится, погибнуть на боевом посту. К середине сентября американцы потеряли двенадцать тысяч человек.
Правые республиканцы возложили вину на Трумэна, который втянул страну в войну. Президенту потребовался надежный министр обороны. 6 сентября Джордж Маршалл, уже пенсионер, появился в Белом доме. Трумэн попросил Маршалла вернуться на государственную службу и стать министром обороны. "Я готов, - просто сказал Маршалл. - Но я бы хотел, чтобы вы подумали над тем, как мое назначение может сказаться на вас и вашей администрации. Меня все еще упрекают за падение правительства Чан Кайши. А я хочу помочь вам, а не навредить". Потрясенный его словами, Трумэн писал жене: "Можешь представить, чтобы кто-то другой сказал нечто подобное?"
Джордж Маршалл не мог отказать Трумэну. В сентябре он возглавил военное ведомство, чтобы помочь Трумэну в самые трудные дни. По закону военнослужащий мог занять пост министра только через десять лет после отставки. Президент попросил конгресс сделать исключение для Маршалла.
Командовать войсками на Корейском полуострове Гарри Трумэн поручил генералу Макартуру. Потомственный военный Макартур был легендарной личностью. Он никогда и ничего не боялся. В Первую мировую войну он даже под обстрелом ни разу не надел каску. Вторую мировую он провел на Тихом океане, сначала отступая перед превосходящими силами японской армии, а потом громя их. Когда японцы капитулировали, Дуглас Макартур сказал своим офицерам: "Да, джентльмены, обратная дорога была долгой". И показал рукой на труп японского солдата: "Вот такими они мне нравятся".
Военное министерство предложило Макартуру классическую схему действий в Корее: разместить американские войска в тылу отступающей южнокорейской армии, чтобы остановить отступление. Генерал принял неожиданное и смелое решение.
Ранним утром 15 сентября его войска высадились в тылу северокорейской армии под Инчхоном. В высадке участвовали двести шестьдесят два корабля. Это была одна из тех операций, которые меняют ход войны. Одним ударом генерал Макартур перерезал линии снабжения северных корейцев и ударил им в спину. Через одиннадцать дней американцы отбили Сеул. К концу сентября половина северокорейской армии сражалась с перевернутым фронтом.
1 октября американские войска вышли к 38-й параллели. Армия Ким Ир Сена, охваченная паникой, развалилась. Американцам открылась дорога на Пхеньян, который северные корейцы, отступая, сдали без боя. Помощник Ким Ир Сена признался советскому послу Штыкову, что у его шефа "настроение подавленное и даже пораженческое. Война проиграна и, если не помогут извне, Советский Союз потеряет Корею".
13 октября Штыков доложил в Москву: "Проведена эвакуация из Пхеньяна правительственных учреждений и дипломатического корпуса. Население массами покидает Пхеньян и уходит на север. В связи с непрерывными бомбардировками и продвижением лисынмановских и американских войск настроение населения подавленное. Наблюдается растерянность и бесперспективность как среди населения, так и в правительственных кругах".
Ким Ир Сен умолял Сталина вмешаться в войну. Сталин переадресовал просьбу Мао Цзэдуну. Мао тоже не хотел посылать войска, ответил, что это чревато опасностью большой войны. Сталин решил, что остатки северокорейской армии придется вывозить из страны. 13 октября он просил передать Киму: "Дальнейшее сопротивление бесполезно. Вам следует готовиться к полной эвакуации в Китай или Советский Союз".
Но американцы в свою очередь совершили крупную политическую ошибку. Макартуру следовало вовремя остановиться, но высокомерный генерал доказывал, что противника нужно полностью разгромить, чтобы поскорее закончить войну. И американцы приблизились к китайской границе.
Мао Цзэдун решил, что Соединенные Штаты намерены не только захватить весь Корейский полуостров, но и вторгнуться в Китай, чтобы его свергнуть. Он решил преподать урок американцам. Мао предпочел не ждать, пока американцы разгромят Ким Ир Сена и возьмутся за него самого, и приказал армии вступить в дело.
30 сентября глава китайского правительства Чжоу Эньлай сделал совершенно ясное предостережение: "Китайский народ не потерпит иностранной агрессии и не будет равнодушно наблюдать затем, как соседи становятся жертвой империалистов". 3 октября Чжоу Эньлай пригласил посла Индии и просил передать Соединенным Штатам, что если войска ООН пересекут 38-ю параллель, Китай придет на защиту Северной Кореи.
В Белом доме пропустили мимо ушей эти предупреждения. Президент Трумэн пребывал в уверенности, что заявления Пекина - блеф. ЦРУ докладывало, что "нет никаких свидетельств того, что китайские коммунисты намерены принять полномасштабное участие в войне в Корее".
6 октября 1950 года политбюро ЦК компартии Китая приняло решение отправить в Корею "добровольцев".
Макартур обещал Трумэну: "Я считаю, что сопротивление прекратится к Дню благодарения. Тех, кого мы не успеем уничтожить, прикончит зима. Они сражаются, чтобы спасти лицо. Восточные люди предпочитают потере лица смерть". Трумэн спросил: "Каковы шансы, что китайцы и русские вмешаются?" "Они невелики, - уверенно ответил генерал. - Если бы они вступили в дело в первый или второй месяц войны, это могло иметь решающий характер. Теперь мы не боимся интервенции. Мы лучшие".
18 октября первый отряд китайских войск, названный Добровольческим, перешел через реку Ялуцзян. 21 октября китайцы уже вступили в боевые действия. Атака ста пятидесяти тысяч китайских "добровольцев" была настолько неожиданной для американцев, что они в панике отступили на юг, подрывая железные дороги.
Через три дня после вступления китайского экспедиционного корпуса в войну председатель комитета начальников штабов генерал Омар Брэдли сказал Трумэну, что, по сообщениям Макартура, положение ужасное: началась совсем другая война. Командовавший китайскими войсками маршал Пэн Дэхуай был уверен, что наголову разгромит американцев. Мао приказал ему сбросить американцев в море.