Поэтому дядя Коля договорился с лесником и свалил несколько деревьев для строительства птичника. Надо было теперь их вывезти из леса. И мы все собрались ему помогать, мама даже туесок взяла для земляники. А Алешка вдруг пожаловался на голову и сказал, что останется дома, полежит в тенечке. Мы переглянулись. Нам это не понравилось.
- Не хотелось бы его одного оставлять, - тихо сказал папа.
- Да ничего, - успокоил нас дядя Коля. - Я думаю, у нас денек-другой спокойный еще есть. Запрется на все замки, Ингара с собой в дом возьмет. Ничего.
- Ну, хорошо, - сказала мама, обеспокоенно трогая его лоб. - Выпей молока и ложись.
Дядя Коля вывел из загона лошадей и все приговаривал, вздыхая, по дороге в лес:
- Эх, мне бы тракторишко веселый. Хотя бы один. Да единственный грузовичок на круглых колесах, да две единственные косилочки. Эх! - и махал рукой.
Вернулись мы не скоро. Правда, деревья уже были свалены, но их нужно было очистить от сучьев, распилить, обвязать тросом, и мы провозились довольно долго, пока сделали первый рейс.
Алешки дома не было, и мы сначала забеспокоились, но папа кивнул в сторону пруда - там над кустами деловито торчала Лешкина удочка и маячила мамина плавучая "соломка".
- Выздоровел, - улыбнулся дядя Коля. - Хитрец. - И мы снова отправились в лес, и снова задержались, потому что застряли в канаве, пришлось выпрягать лошадей и выкатывать бревна вручную на ровное место.
Когда мы вернулись, Алешкина удочка все еще торчала над прудом.
- Ну, вот, - сказал дядя Коля, после того как мы откатили бревна на место и отдышались. - Завтра ошкурим, и можно их ставить.
Мы вымыли руки и умылись, и папа свистнул Алешке, чтобы шел ужинать…
Но тут вдруг к воротам подлетел знакомый ржавый "жигуленок". Он резко, с визгом развернулся к нам боком, истошно завопил писклявым сигналом - и из распахнувшейся дверцы вылетел какой-то небольшой предмет, перелетел через забор и упал посреди двора как раз между нами.
- Ложись! - рявкнул дядя Коля и свалил меня с ног. А папа толкнул маму.
И мы все уткнулись носами в землю и ждали взрыва. Лежали долго, не шевелясь, уже давно умчалась, хлопнув дверцей, машина, уже отлаялся Ингар и уснул в будке, уже потянуло из кухни пригоравшей без присмотра картошкой, уже куры собрались возле сарая, чтобы идти спать, а мы все лежали…
Наконец, мне села на шею оса и стала ползать по ней, примеряясь, куда бы ловчее меня тяпнуть. Я не выдержал, вскочил и присмотрелся. Это была не граната. Это была магнитофонная кассета.
- Вставайте-ка, - сказал я, отряхивая от пыли живот и коленки. - Не взорвется… Разлеглись…
Но дядя Коля, когда ее увидел, испугался еще больше. Он схватил кассету и бросился в дом, где на террасе у него стоял магнитофон. Мы - следом за ним. Он воткнул кассету в магнитофон, щелкнул клавишей…
Сначала послышалась какая-то музыка, потом тишина и какие-то неясные звуки, вроде шума деревьев и птичьего щебета, а потом - чужой незнакомый голос, жестокий, упрямый, немного насмешливый:
- Слушайте, козлы! Вас предупреждали по-хорошему. Три раза. Больше предупреждений не будет. Ваш малец у нас, в надежном месте. Сейчас он это подтвердит. Если завтра утром не отстегнете наличными десять лимонов, мы для начала пришлем вам его уши в конверте…
Яростный голос Алешки: "Самые прекрасные уши в мире! Нечто восхитительное из Парижа!"
Чужой голос: "Если денег не будет и к вечеру, вы получите его нос в спичечном коробке…"
Голос Алешки: "И ваше белье станет не только чистым, но и безупречно вкусным…"
Чужой голос: "Заткнись! А если денег не будет второго числа до двенадцати дня и если вы надумаете стукнуть ментам, тогда…"
Голос Алешки: "Тогда делайте, что вам нравится вместе с шоколадом "Виспа" и порошком "Ариэль"…"
Чужой голос: "С вами все в порядке, господа?" - и многослойный, трехголосый, глупейший мат.
Мы слушали все это в холодном ужасе. Мы не могли в это поверить! Наш непоседливый Алешка - в руках безжалостных и жадных бандитов. Маленький, одинокий, среди зверей, беззащитный…
Мама, опустив руки, с белым лицом, уставилась совершенно пустыми глазами на магнитофон. И они у нее все расширялись и расширялись, пока все ее лицо не превратилось в одни глаза. В которые лучше не смотреть…
Папа машинально хлопал себя по карманам - искал сигареты. А дядя Коля колотил кулаком по столу и ругался. Я смотрел на них по очереди и боялся, что заплачу, как маленький.
Но дядя Коля вдруг обрадованно хватил кулаком уже не по столу, а по своему лбу, облегченно засмеялся и бросился из дома. И мы все опять побежали за ним. Потому что с радостью вспомнили, что Алешка-то на пруду, а не в руках бандитов…
Но надежда наша сразу же рухнула. Алешки, конечно, на пруду не было. Он, чтобы обеспечить себе время на розыски клада, устроил хитрую маскировку - воткнул удочку в берег и повесил шляпу на куст. Расчет был безупречен - издалека казалось, что действительно он спокойно ловит рыбу в шляпе набекрень, а не мается в плену, в неизвестном месте.
Таких страшных минут у меня никогда, наверное, в жизни не будет…
Мы опять побежали в дом. Мы так весь вечер и бегали. В доме стояла жуткая пустота без Лешки и тишина, только впустую шелестела на террасе кассета. И вдруг в этой невыносимой тишине послышался на кухне звук. Будто хлопнула дверца холодильника. И мы все тоже похолодели.
Дядя Коля вздрогнул, схватил с лавки топор и бросился к двери. Он распахнул ее ударом ноги и… застыл как вкопанный на пороге. Но не надолго - мы всей гурьбой налетели на него сзади и ввалились в кухню, где было почти темно от чада, напущенного сгоревшей на плите картошкой…
Около холодильника стоял Алешка. В одной руке он держал холодный кусок мяса из борща с налипшей на него капустой, а в другой - огромную краюху хлеба.
У мамы подкосились ноги, и она опустилась на стул, на котором безмятежно спала кошка Мурка. Она стала лениво дергаться под мамой и мяукать. Но мама этого не замечала, она только спросила севшим голосом:
- Что?
- Где? - таким же голосом спросил папа.
- Когда? - прошептал дядя Коля, роняя топор.
- Как? - не удержался и я.
Но Алешка молчал. Он ничего не мог ответить, только таращил глаза, потому что весь рот его был набит, и он тяжело жевал - проголодался.
Тут мама немного опомнилась и бросилась его проверять - все ли цело? Она его вертела, так что во все стороны летела капуста с мяса, ощупывала, тронула губами лоб:
- Голова не болит?
- А она у него и не болела, - догадался папа.
- Ну и что? - завопил Алешка, проглотив наконец с трудом прожеванное. - Вы бы меня все равно не пустили! А я там дедушку нашел!
- Один твой дедушка в Москве, - напомнил папа, - а другой в Ленинграде.
- Да не мой дедушка, а княжеский! У которого клад. Раз я дедушку нашел, значит, и…
Что значит "и", мы в этот раз не узнали. Мама обхватила его, изо всех сил прижала к себе, и Алешкина голова утонула в ее животе. Он только мычал, брыкался и извивался, пытаясь вырваться. Наконец ему это удалось. Красный, запыхавшийся, он возмущенно закричал:
- Ты опаснее врага! Чуть не задушила. А я и так полдня в мешке просидел! И он стал рассказывать, что с ним приключилось…
Страшный бой на подступах к усадьбе
Как только мы ушли в лес, Алешка собрал свои вещи, сложил их в самый большой мешок для сокровищ и направился к усадьбе. Ингар изо всех сил просился с ним, но Алешка велел ему стеречь дом - ведь дома никого не оставалось. А возьми он Ингара, может быть, все получилось по-другому…
Подкараулили его в развалинах старого дома. Вообще-то Алешка туда не собирался. Он хотел продолжить поиски клада в заброшенной часовне, но чтобы не обходить дом по густым зарослям крапивы, решил пройти прямо через него - мы там уже все с ним вытоптали. Этот путь ему казался и короче, и безопаснее. А получилось все наоборот.
Когда он забрался внутрь, его уже ждали, злорадно ухмыляясь, двое бандитов. Алешка ловко увернулся от растопыренных рук одного, ткнул головой в живот другого, вспрыгнул на окно, соскочил вниз… и попал прямо в лапы Пузана. Вот так его и взяли - набросили его же мешок, подняли и куда-то потащили…
- Что же ты не заорал? - спросил я. - Ты бы так мог завизжать, что мы бы тебя и в лесу услышали.
- Я же не поросенок, - обиделся Алешка, - чтобы в мешке визжать!..
Через некоторое время мешок с него сдернули. Алешка огляделся. Они находились в каком-то мрачном сводчатом подземелье. Было сыро и холодно. И темно. Потому что огарок Лешкиной свечи не столько освещал подвал, сколько бросал вокруг себя пугающие густые тени, которые мешали рассмотреть все остальное.
Бандиты объявили Алешке, что он заложник. И сунули под нос микрофон.
- Посидишь здесь ночку, подумаешь, - злорадничал Пузан, налаживая магнитофон для записи, - родители поволнуются, а завтра в двенадцать мы обменяем тебя на фермерские миллиончики.
- Не выйдет, - отрезал Алешка. - У дяди Коли никаких миллиончиков нет.
- Нет - так найдет, - сказал в ответ Пузан. - Займет у твоих родителей. Они ведь тобой дорожат, а?
- Ну, не настолько же? - охладил их алчный пыл Алешка.
- А вот завтра и увидим. Спокойной ночи. И не вздумай орать, никто не услышит.
Они снова завязали мешок, задули свечу и ушли, радостно переговариваясь.
Алешке хватило терпения подождать подольше - на всякий случай, вдруг зачем-то вернутся. Потом он достал из кармана Пузанов нож (обыскать его, к счастью, не догадались) и вспорол мешок.
Кругом была темнота. Только наверху светилась какая-то узкая полоска. По разбитым и заваленным мусором ступенькам Алешка осторожно выбрался наверх, приотворил ржавую железную дверь, высунул голову - и понял, что находится в той самой часовне, куда он так стремился и где должны быть следы дедушки князя Оболенского. Вокруг было густо заросшее травой и кустами заброшенное кладбище, стояли и лежали каменные памятники, железные ржавые кресты. На деревьях висели вороньи гнезда и зловеще каркали вороны.
Вместо того чтобы рвануть домой без оглядки, Алешка снова спустился вниз, ощупью нашел на плоском камне свечу и спички и стал разглядывать подземелье. На его низких стенах были закреплены мраморные плиты с выбитыми крестами, именами и датами. За этими плитами, наверное, стояли гробы с прахом предков. Это был фамильный склеп князей Оболенских…
Не знаю, как сам Алешка, а у меня мурашки по всей спине бегали от его рассказа. Смелый он парень, однако.
- Так ты говоришь, - задумчиво уточнил дядя Коля, - что они завтра в двенадцать должны за тобой приехать, так? Вот мы там их и встретим. Навсегда отучим лиходейничать. Такой бой дадим…
- Чем? - скептически спросил папа. - У нас весь арсенал - одно ружье.
- Есть соображения, - подмигнул дядя Коля. - Пошли-ка спать. Завтра день будет трудный. Боевой.
И мы пошли спать. И это была наконец-то спокойная ночь. Мы знали, что сегодня нас никто не потревожит. Передышку нам дали.
Правда, мама выпила перед сном стакан валерьянки, а папе - уж так и быть - разрешили выкурить сигарету. Не мудрено - после таких потрясений.
А я, когда мы уже забрались на свой сеновал, подумал, - как же сейчас плохо дяде Коле. Ведь он считает себя во всем виноватым. Он пригласил нас на ферму, он разрешил оставить Лешку дома… Как же он переживает из-за этого, не меньше наших родителей. И я свесил вниз голову и крикнул:
- Дядя Коля, ты не думай, ты ни в чем не виноват, это все бандиты натворили! - и лег и стал спать. И услышал, уже засыпая, как дядя Коля тихо сказал родителям:
- Хорошие у вас ребята. Надежные. С ними мы любой бой выиграем. - И опять они о чем-то зашептались.
На следующий день мы встали рано-рано и быстро проделали обычные дела по хозяйству. А потом дядя Коля запряг лошадь в обычную телегу, бросил в нее ружье, надел свою пограничную фуражку и сказал:
- Становись!
Мы как дураки выстроились перед ним в шеренгу. А дядя Коля стал прохаживаться перед нашим строем, как полководец, заложив руки за спину и делая нам замечания: подравняйсь, брюхо убери, пятки - вместе, носки - врозь, а у тебя наоборот…
- Выйти из строя! - грозно приказал он маме. И она послушно сделала два шага вперед. - Вы остаетесь на охране объекта и обеспечите бойцов горячей пищей по возвращении с поля боя. Ясно?
- Никак нет, - твердо ответила мама. - Разрешите мне участвовать в операции. Я буду вам патроны подносить и раны перевязывать.
- Отставить разговорчики! Нале-во! На кухню шагом марш!
Мама отошла в сторонку и жалобно попросила:
- Можно я хотя бы платочком вам помашу?
- Это можно, - согласился суровый командир. - И обратился к бойцам с речью: - Товарищи бойцы! Братья по оружию! Сегодня мы вступаем в неравный бой с беспощадным врагом, посягнувшим на наше здоровье и имущество. Слушай боевую задачу: силами вверенного мне подразделения, при поддержке артиллерийским огнем, подавить сопротивление противника, обратить его в позорное бегство, обезоружить, задержать…
- Не слишком ли? - подал голос папа. Но дядя Коля не ответил на этот провокационный выпад и говорил еще долго и решительно рубил при этом воздух рукой. Я прекрасно понял, зачем он валял дурака - он вселил в нас боевой дух. Чтобы мы не больно волновались перед боем и в бою. И чтобы мама не очень беспокоилась. Когда услышит канонаду.
- …Место дислокации и огневого рубежа сообщу позже. По машинам!
Мы забрались в телегу и поехали на битву. Ингар бежал впереди, размахивая хвостом. А в воротах махала платочком мама.
Мне все это казалось какой-то веселой и неопасной игрой. Но тут дядя Коля передал вожжи Алешке, а сам покопался в сене, вытащил из него патронташ, набитый тяжелыми патронами, и опоясался им.
- Граната у тебя? - спросил он папу, и тот утвердительно кивнул. Ничего себе - шуточки!
- А куда мы едем? - вдруг забеспокоился Алешка, когда мы повернули в сторону деревни. - Нам же в усадьбу надо! Заворачивай!
- Спокойно, - сказал дядя Коля. - Едем за приданными нам частями в лице деда Пили. Старого вояки.
- Ничего себе кликуха! - удивился Алеша. Нахватался жаргона от бандитов.
- Никакая не кликуха. Елпидифор его зовут. Полностью. Все равно ведь не выговоришь. А Пиля - это по-уличному.
- А зачем нам этот… дед Пиндя? - спросил я.
- Пиля, - поправил дядя Коля. - Пиндя - это совсем другое. - И я понял, что пока он нам ничего не скажет.
Дедов дом был распахнут настежь. Из окон на всю улицу неслась стрельба, женские визги и веские слова товарища Сухова: "Эт-точно?" Видно, по телевизору показывали наш любимый фильм наших любимых космонавтов. И деда Пили.
Дядя Коля постучал кнутом по стеклу, и дед выбежал на крыльцо. Он был маленький и шустрый. Похож чем-то на старенького, пощипанного, но задиристого петушка.
Дядя Коля поднялся к нему и стал что-то шептать на ухо. Дед вылупил глаза и мотал бородой сперва справа налево, не соглашаясь, а потом сверху вниз с удовольствием. Глаза его загорелись, дед стал подпрыгивать на месте от нетерпения.
Мы подошли поближе, вежливо поздоровались. Он оглядел нас, придирчиво поморщился и сказал хриплым голосом:
- Вот что, ребята, пулемет я вам не дам. Я из него самогонный аппарат сделал. Но кой-чего найдется, чем встретить супостата. Отворяй-ка ворота. Во так вот! - И он шустро засеменил к сараю.
Мы распахнули одну створку, дед нырнул в сарай, и оттуда полетели на улицу всякие вещи: старые рваные телогрейки и мешки, дырявые валенки, ржавое корыто, кособокий самовар, чугунок с отколотым краем…
Папа пожал плечами, покачал головой. Мне тоже подумалось, что пулемет все-таки лучше. А дядя Коля загадочно усмехнулся, тоже исчез в сарае и крикнул оттуда:
- Распахивай до конца! Придерживайте створки! - И они с дедом выкатили из сарая пушку! Она была довольно маленькая, на стволе ее висели дедовы драные штаны, вся в курином помете, соломе и перьях, но совершенно настоящая!
- Вот это другое дело, - сказал папа. А Алешка просто онемел от восторга. Дед с гордостью протер пушку штанами.
- Во так вот! Бабка все грозилась: утопи ты ее от греха. А я говорю: поживем, подождем, пригодится.
- А снаряды? - деловито спросил дядя Коля.
- Только три осталося, - сокрушался дед. - Последние.
- Что ж ты так?
- Да снарядов этих навалом было, шесть ящиков. Так ведь я каждый год девятого мая салют Победы устраивал - весь, почитай, боекомплект ухайдакал, да оно ничего - три снаряда хватит. В вилку двумя возьмем, а третьим как ахнем - и прихлопнем. Во так вот! Давай цепляй. А я пока обмундируюсь. - И дед исчез в доме.