С такой богатырской миссией князь Бекович-Черкасский шел шесть недель по голодной и безводной степи, сделал до тысячи четырехсот верст и ценой невообразимых лишений достиг, наконец, озер, образуемых плотинами Аму-Дарьи. До этого места только киргизы и туркмены сделали на русских два больших нападения. Но едва русский отряд остановился на берегу Аму-Дарьи для короткого отдыха, как сам хивинский хан Шир-Гази появился перед ним с многолюдной ратью, конной и пешей, и начал биться "пищальным и лучным боем", продолжавшимся три дня. Казаков за окопами было побито не больше десяти человек, а нападавших хищников с киргизами и туркменами полегло больше тысячи. На четвертый день хан вступил в мирные переговоры и клялся на коране, чтобы против русских не поднимать оружие и быть во всем им послушным. Но едва Бекович, поверивший этой клятве, принял предложение хана посетить Хиву и разделить весь отряд на несколько частей для лучшего продовольствия, как вероломные хивинцы предательски напали на русских и по частям истребили отряд до последнего человека. Сам Бекович-Черкасский погиб мучительной смертью: с него сняли кожу и, сделав из нее чучело, выставили на позор над городскими воротами.
Пятьсот отборных Гребенских бойцов и большая часть Терских казаков погибли тогда в руках полудиких варваров, или под ударом предательского ножа, или в цепях тяжкого рабства. Сотни семей осиротели на Тереке, и памятником этого остаются в Гребенских городках до сих пор своеобразные фамилии, данные оставшимся при вдовах мальчикам по именам их отцов: Семенкин, Федюшкин, и тому подобное. Осенью того же 1717 года четверо случайно ушедших пленных: яицкий казак Емельянов, татарин Алтын, гребенской казак Белотелкин и вожак похода туркмен Ходажа-Нефес – перед сенатом и в присутствии самого Царя передали, что видели и знали о несчастном конце индейского похода. Еще известны два станичника, которым, и то уже чрез многие годы, тоже удалось вернуться на родину. То были: Червленого городка казак Иван Демушкин и Щедринского городка – Петр Стрелков. (Последнего до самой смерти звали "хивинцем" и это прозвище унаследовали и его дети.) Оба они, переходя от одного бусурманского хозяина к другому путем продажи, попали наконец в Персию, откуда и выбежали уже в старости.
Вот как рассказывал об этом несчастном походе Демушкин.
"Взяли мы, пятьсот Гребенских казаков, от отцов и матерей родительское благословение, навеки нерушимое, распрощались с детьми и женами, братьями и сестрами, и отправились к Гурьеву-городку, в отряд князя Бековича-Черкасского. С того сборного места, от Гурьева-городка, начался наш поход бесталанный через неделю аль через две после Красной-Горки. Потянулась пред нами степь безлюдная, и нет ей конца-краю. Жары наступили пуще, чем у нас в Успеньев пост. Идем все по пескам сыпучим, песенки попеваючи; становимся на отдых, где попадается поляна с копанью (колодец. – Примеч. ред. ) и тощей травкой. Воду пьем соленую и горькую, страсть какую противную, кормимся казенным сухарем, а домашние кокурки (лепешки. – Примеч. ред. ) давно уж вышли. Где трафится бурьян, колючка какая, сварим кашу, а посчастливится подстрелить сайгака, поедим печеного мяса. Сайгаков подсиживать мы выучились у Яицких казаков; таким только способом его шайтана и добудешь, а конем, хоть бы тебе Шолохова завода был, ни в жизнь не догонишь. Недели через три кони у нас крепко исхудали, а еще через недельку стали падать. Да что кони, и казенные верблюды валиться начали. На седьмой аль на восьмой неделе мы дошли до больших озер: сказывали Яицкие казаки, река там большая перепружена. До этого места киргизы и трухмены делали на нас два больших нападения, – слышь, хивинским ханом были подкуплены, – мы их оба раза, как мякину, по степи развеяли. Яицкие казаки дивовались, как мы супротив длинных киргизских пик в шашки ходили, а мы как понажмем поганых халатников да погоним по-кабардинскому, так они и пики свои по полю поразбросают; подберем мы эти шесты оберемками да после на дрова рубим и кашу варим. Так-то!.. У озер князь Бекович велел делать окоп: идет, вишь, на наш отряд сам хан хивинский с силой великой басурманской. И точно подошла орда несметная, напуски делала со всех сторон и билась три дня. На четвертый день и след ее простыл, а мы тронулись к Хиве. Тут было нам небесное видение. Явилось оно после половины дня, на привале. Солнце пекло немилосердно; ни единой тучки не было на небе, да их в той стороне и не бывает вовсе в летнюю пору. Вдруг солнышко начало примеркать, темнеть; темнеет оно больше и больше, в чугунную сковороду, с позволения сказать, оборачивается, и дошло до того, что от него остался один лишь небольшой краешек наподобие молодого месяца. Сделались сумерки, а до вечера-то было далеко. В отряде все притихло, на всех нашел страх. Лошади и верблюды ежатся, торопятся, как бы чуют зверя. Мы крестимся, говорим про себя: "Господи Исусе", а какие были в отряде татары, те раскинули по песку епанчи и стали делать поклонение явленному в денную пору, молодому месяцу. Прошло полчаса, коли не больше, в этом страхе и ужасе; потом солнце начало мало помалу открываться, прогонять мрак бесовский, и наконец опять пришло в свой прежний вид. Опять пошел по отряду говор, да толки невеселые. Все старые люди, казаки, драгуны, астраханские купцы, в один голос сказали: "Сие знамение на радость махаметам, а нам не к добру!" Так оно и вышло. За один переход до Хивы хан замирился, прислал князю Бековичу подарки, просил остановить войско, а самого князя звал в гости в свой ханский дворец. Собравшись ехать в гости, Бекович взял с собою наших гребенских казаков триста человек под коими держались еще кони, а у остальных уже не было их: часть были за поход побиты либо ранены, и брошены на съедение бирюкам (волкам. – Примеч. ред. ), а часть подохли от безкормицы. Я с дядей Иевом в числе трехсот конных находился. Отправились мы в Хиву прибравшись в новые чекмени и бешметы с галуном, а коней поседлали с наборной сбруей. Хива город большой, обнесен стеной с каланчами, да только улицы оченно тесны. У ворот нас встретили знатные ханские вельможи; низко кланялись они князю, а нам с усмешкою говорили: "Черкез-казак якши, рака будет кушай". Уж и дали ж они нам раки (анисовая водка. – Примеч. ред. ), изменники треклятые, трусы подлые, что умеют бить только лежачего. Справивши почетную встречу, повели они нас в город, а там были положены две засады да с боков скрытно расставлены две орды в дворах за высокими глиняными заборами. Уличка, где эта ловушка была устроена, и по коей они нас вели, была узенькая и изгибалась как змея; проезжали мы по два и по три коня – больше нельзя; задним совсем не видать передних по кривулинам. Как только миновали мы первую засаду, она поднялась, запрудила уличку и бросилась на наших задних, а вторая загородила дорогу передним и начала по ним палить. Не знают наши, вперед ли, назад ли действовать? А в это самое время показалась орда с обоих боков улички и давай жарить с заборов, с крыш, с деревьев, из окон домов. Вот в какую западню мы втюрились. И не приведи же, Господи, какое началось там побоище: пули, камни сыпались на нас со всех сторон, даже пиками трехсаженными донимали нас сверху: знаешь, как рыбу багрят на Яике зимой. Старшины и пятидесятники с самого начала крикнули: "С конь долой! ружье в руки!", а потом все подают голос: "в кучу, молодцы, в кучу!" Куда ж там в кучу, коль двум, трем человекам с лошадьми обернуться негде. Бились в растяжку, да и бились же не на живот, а на смерть, поколь ни одного человека не осталось на ногах. Раненые, и те отбивались лежачие, не хотели отдаваться в полон. Раненых было много, затем, что неприятель бил все сверху, прячась за свои заслоны, и неловко попадал, а какой смело выставлялся, того наша пуля не миновала. Под конец дела, наших раненых топтали лошади, в переполохе, а хивинцы их дорезали. Ни один человек не вышел из треклятой трущобы, все там полегли. Не пощадили изверги и казацких трупов: у иных отрезывали головы, вздевали на пики и носили по базарам. Бековича схватили раненого, как видно, не тяжело, поволокли во дворец и там вымучили у него приказ к отряду, чтоб расходился малыми частями по разным аулам на квартиры; а когда разошлись таким глупым порядком, в те поры одних побили, других разобрали по рукам и повернули в ясыри. После того, как Бекович подписал такой приказ в ханском дворце, его тиранили всякими лютыми муками, еще с живого сдирали кожу, сперва с головы, а потом с рук и с ног, да все приговаривали: "Не ходи, Довлет, в нашу землю! не отнимай у нас Аму-Дарьи реки! не ищи золотых песков!" Каким же родом, спросите вы, я-то остался жив? А вот каким. Я безотлучно находился с боку дяди Иева: сказано, – от дяди ни пяди. Когда спешились, он велел мне держать коней, а сам все отстреливался; кони дюже бились, а он мне: "Держи, держи, Ванюша, не робей, дурачок! даст Бог отмахаемся, а там опять на конь и тогда вот как погоним их, поганцев!" Тут покойник изругался неладно, а меня вдруг трахнуло камнем по голове, в глазах пожелтело, и я повалился без чувств лошадям под ноги. Долго ли находился я в этом бесчувственном состоянии, сказать не умею, только очнулся, себе не на радость, в дворе одного знатного хивинца; двор большой, вокруг меня много народа с зверскими лицами, а дядина голова, смотрю, торчит на пике. На меня надели цепь, как на собаку, и с того страшного дня началась моя долгая горькая неволя. Нет злее каторги на свете, как жизнь в ясырях у басурман".
Спустя полтораста с лишком лет после несчастного похода князя Бековича, вновь Терские казаки приняли участие в походе на Хиву, в 1873 году. Русские войска вели наступление тремя отрядами по различным направлениям от Туркестана, Оренбурга и Мангишлака (Кавказский отряд). В Мангишлакском отряде в числе прочих Кавказских войск (7 рот Апшеронцев, 2 роты Самурцев, 3 роты Ширванцев, 1 рота Саперного батальона, 4 орудия 2-й батареи и 1 единорог 1-й батареи 21-й артиллерийской бригады) были и четыре сотни Кавказских казаков: Кизляро-Гребенская, Владикавказская, Сунженская и Ейская. Войска почти не встретили сопротивления, и 29 мая 1873 года Хива была занята русскими.
В 1879 году были за Каспием и Волгцы: 2-я и 4-я сотни Волгского полка участвовали в Ахал-Текинской экспедиции и при штурме Геок-Тепе, а когда в 1885 году после Кушкинского столкновения на Авганской границе двинуты были за Каспий войска, то в числе прочих находился и 1-й Кизляро-Гребенской полк. Все эти походы последнего времени хотя и не дали случая Терцам записать в истории своих подвигов яркую страницу, все же лишний раз доказали, что и современные поколения Терцев нисколько не уступают своим предкам в самых характерных для линейца качествах – в лихости и предприимчивости.
II. Первые турецкие и персидские войны
Первые встречи Терцев с турками. Терцы под Азовом. Анапские походы Текелли и Гудовича. Поход Зубова в Персию. Начало постоянной службы Терцев в Закавказье. Первые подвиги
Исконными противниками Руси на Ближнем Востоке являлись два слабые ныне, но могущественные в былые времена мусульманские государства – Турция и Персия. По горло занятые боевыми делами у себя дома на Тереке, где не смолкая грохотали выстрелы то в одной, то в другой стороне, Кавказские казаки не всегда имели время и возможность принять непосредственное участие в столкновениях России с этими державами и показать свою удаль казацкую на турецких и персидских головах.
Тем не менее первое серьезное боевое знакомство Терцев с турками и подвластными им крымцами и темрюкскими черкесами произошло еще около 1593 года, когда Турция предъявила русскому послу Семену Безобразову требования принять меры против дерзости Терских казаков. Посланник писал к Царю: "Да чтоб ты, государь, унял Терских казаков, что они чинят Царя Турского людям обиду великую: приходили де к городу Темрюку и посады пожгли; и буде ты, государь, казаков Терских не уймешь и не сведешь (с Терека реки), и миру довека нельзя остаться"… (Дела Крымские, XX, 9 и 10).
Вновь встречаем мы Терцев близ Азовского моря в 1646 году, когда после беспримерного в истории, славного Азовского сидения (1641) Донских казаков, турки и крымцы грозились громить Дон, то по Цареву указу Гребенцы и Терцы под предводительством Астраханского воеводы князя Пожарского и вождя Терского войска князя Муцала Сунчалеевича Черкасского с "многими Терскими Царского Величества ратными людьми, и с Черкасскими, и с Горскими, и с Кумыцкими князи и мурзы, и с Ногайскими, и с Эдисанскими мурзы и с Татары" пришли в Черкасск, на Дон, для совместных военных действий против Крыма. 6 июля под самым Черкасском Муцалу Сунчалеевичу с Терской ратью пришлось выдержать упорный бой с неожиданно, ночною порой, напавшим многочисленным (до 10 000 человек) противником. "И учинил он" писали о том в Москву Донцы (Д.Д. I, 910), "князь Мусал с ними бой. И послыша мы тот их бой и крик, вышли мы к нему, к князю Мусалу, на выручку тотчас наспех всем войском, конные и пешие, и учинили мы с ними бой. И князь Семен Романович Пожарский пришел со всею ратью не замешкав же ни часу. И билися мы, Государь, с ними с утра и до вечера, и кровопролитие у нас, Государь, было с ними великое. И Божиею милостью, а твоим Государевым Царевым счастием, с кошу (лагерь, стан. – Примеч. ред. ) мы их сбили, и многих людей побили, и языков у них побрали. А царевич (Крымский) со всеми своими людьми пошел от нас отводом с великою нуждою. И на том, Государь, бою князь Семена Романовича Пожарского ранили из лука, да письменного голову Якова Хрущова ранили ж; да и наших, Государь, казаков и князь Мусаловых узденей и Терских казаков многих переранили и коней у нас наповал многих же побили".
Затем довелось быть Гребенцам и Терцам в боях под Чигирином, в Малороссии, в 1677 году, а в 1687 и 1689 годах в походах князя Голицина на Крым. В 1695 году они снова бьются с турками под Азовом в составе русского осадного корпуса Гордона. После постройки Кизляра и заключения с Персией прочного мира на условиях перенесения русской границы с Сулака на Терек, мы видим Гребенцов, Терцев и неразлучных с ними кабардинцев под Азовом в 1736 году и с калмыкским ханом Дондуком-Омбо в Прикубанском крае, где бьются они и с татарами, и с турками, и с закубанскими черкесами (бесленеевцами и темиргоевцами), и с некрасовскими казаками (перешедшими после восстания К. Булавина на сторону Турции. – Примеч. ред. ).
Во всех этих походах Терцы участвуют на случайных неопределенных началах, – в их "станицы" (отряды) собираются только лишь "кто пожелает и у кого кони есть". Со второй же половины XIX века участие Терских казаков в внешних войнах России становится более обычным и принимает более правильные формы.
В русско-турецких войнах того времени Терцам пришлось не раз побывать в турецком Закубаньи и между прочим три раза под сильной турецкой крепостью Анапой, лежавшей на берегу Черного моря между Суджаком (ныне Новороссийск) и устьями Кубани.
Первоначально на месте Анапы стоял небольшой редут, но в 1781 году турки обратили его в первоклассную крепость, настолько хорошо оборудованную, что она получила название "ключа азиатских берегов Черного моря". Первое появление русских под Анапой, в 1788 году, под предводительством генерал-аншефа Текелли, носило характер усиленной рекогносцировки и кончилось ничем. В походе под Анапу принимали деятельное участие Моздокцы, Волгцы, Терцы и Гребенцы, особенно отличившиеся в бою с турками (2 / 2 тысячи) и с закубанскими черкесами (до 8000) в верховьях реки Убина, 26 сентября. Во время этого боя Терцы и Гребенцы, руководимые отважным подполковником Селим-Гиреем, племянником последнего крымского хана, разгромили черкесскую конницу и отбили в схватке неприятельское знамя.
Ранней весной следующего года генерал Бибиков попытался овладеть Анапой, но несмотря на необычайное мужество и выносливость войск, поход был крайне неудачен и отряд почти весь погиб. Однако через два года (1791) генерал Гудович, осадивший Анапу с отрядом, не превышавшим 10 000, взял ее штурмом. Не спасли Анапу ни чрезвычайно выгодные природные условия, ни образцовые оборонительные укрепления, ни огромная артиллерия, ни фанатически настроенный многочисленный гарнизон, доходивший до 15 000 человек.
Разделив отряд на четыре колонны, Гудович в полночь с 21 на 22-е июня двинул три из них на приступ, а четвертую (генерала Загряжского) поставил с противоположной стороны лагеря заслоном против нападения черкесских полчищ, оказывавших деятельную помощь осажденной крепости. В эту-то колонну и попали наши славные Терцы. Когда штурмующие уже ворвались в крепость, то 8000 черкес, высыпав из соседних горных ущелий, ударили вдруг на горсть Линейцев, стоявших впереди отряда Загряжского. Но "отменно храбрые Гребенские и Терские казаки не подались ни шагу назад", как писал об этом в своем донесении сам Гудович. Поддержанные Таганрогскими драгунами, ударившими черкесам во фланг, казаки перешли в наступление и окончательно опрокинули противника. Отдавая должное лихости казаков, Гудович о Гребенцах писал Императрице Екатерине II: "Гребенские казаки отменно храбрые, хорошо стрелять умеющие и для здешнего горского края полезны; можно оных почесть конными егерьми. Они и в прошедший поход под Анапой везде себя особливо отличали".
Через пять лет мы находим Линейцев уже на противоположной стороне Кавказа, – на побережье Каспийского моря, в Дербенте, Баку и в далекой Муганской степи, принимавшими участие в славном, но бесполезном походе графа В.И. Зубова на Персию. Еще 19 декабря 1795 года, как бы в виде авангарда, был двинут из Кизляра к Таркам и далее генерал Савельев, бывший командир Моздокского полка, с отрядом из трех родов оружия, имея в том числе более 500 Линейцев (100 Моздокцев, 100 Гребенцов, 200 Терцев и 116 человек Моздокской легионной команды). В составе главных сил Зубова было кроме того до 2000 казаков, в числе которых было 300 Гребенцов, 75 Терцев, 320 Волгцев, 300 Моздокцев и 12 казаков Легионной команды. Недолго тянулась осада Дербента, в которой особенно отличились Гребенцы и Волгцы: 10 мая крепость сдалась и графу Зубову поднесены были серебряные ключи города. 13 июня отряд уже занял Баку, и на зимовку казаки расположились в Муганской степи, на правом берегу реки Куры, через которую переправились 21 ноября. Поход этот, несмотря на сопутствовавший ему успех, оказался совершенно бесполезным, так как со вступлением на престол Императора Павла I, зимой же 1796 года, частям отряда было приказано возвратиться на Линию.