Занятия проходили вечером после работы в главном здании МГИМО на Крымском валу. (Там по сегодняшний день размещается Дипломатическая Академия.) В расписание входили английский, география, математика и основы мировой экономики. Я очень старался и справлялся с занятиями не хуже других. Честно говоря, я не имел никакого представления о своей жизни в будущем. Возможно, подспудно я чувствовал, что не могу сам планировать свою судьбу и будущее. Меня будто несло по течению, и я не знал, куда и зачем он меня вынесет. Но я был уверен, что не дам себе погибнуть.
Летом 1963 года опять появился Иван Иванович. В этот раз встреча проходила в ресторане за большой застекленной витриной напротив часовой фабрики на Белорусском вокзале. Судя по всему, руководство моего куратора в КГБ на сей раз имело ко мне нечто конкретное, так как Зайцеву было позволено заказать на троих обед за государственный счет. Третьим за столом был коллега Иван Ивановича - худощавый, модно одетый молодой человек по имени Сергей. После того как Иван Иванович нас представил, он намекнул, что возможно в будущем Сергей станет постоянно поддерживать со мной контакты. Он вел себя покамест весьма сдержанно, разглядывая меня сверху донизу. Мне все время казалось, будто он сейчас попросит меня открыть рот и показать ему свои зубы, так, как это делали раньше на базаре, приобретая в рабство негров.
Иван Иванович заказал нам по рюмке коньяка и стакан грузинского вина себе. (В то время в Москве на самом деле еще можно было без особого напряга найти сухое вино за пару копеек.) Мы пили и непринужденно общались. С момента нашей последней встречи прошло немало времени, но я считал само собой разумеющимся рассказать все о своей жизни, так как Иван Иванович и так обо всем был в курсе. "Куратор" ни о чем меня не расспрашивал. В отличие от наших предыдущих встреч, я обещал себе ничему не удивляться и не терять самообладания, как это принято у опытных разведчиков. Но Иван Иванович вновь заставил меня возмутиться.
"Скажи Олег, а что ты там потерял в этом МГИМО? Не пора ли потихоньку завязывать?"
"На что вы намекаете? - мгновенно куда-то исчезла моя смелость. - Мне скоро сдавать вступительные экзамены. Для этого я упорно учился полтора года. Даже над математикой постарался".
Но мое эмоциональное восклицание не произвело на него никакого впечатления.
"Забудь, - сказал офицер безучастно, будто говорил о каких-то мелочах. - Пей лучше коньяк и слушай, что я тебе скажу. Вот ты сдашь экзамены в этом самом МГИМО. Думаешь, тебя сразу пошлют за границу в Лондон, Париж или Нью-Йорк? Нет, друг, это только иллюзии. За границу уезжают единицы - для этого нужны удача и связи. Остальные работают преподавателями. Хочешь стать учителем?".
Я отрицательно покачал головой.
"Так что же, этого ты не хочешь. И правильно, что не хочешь. У нас на тебя другие планы…"
"Но вы ведь сами рекомендовали мне учебу в МГИМО".
"Забудь, - повторил он уже более раздраженно, не считаясь с моим возражением. - Призовешься в армию, правильнее сказать - во флот пойдешь. Ты же крепкий и выносливый. Потом отслужишь свой срок и возмужаешь немного, поглядим дальше. Тебя ждет интересная работа, ты не пожалеешь. А придумал себе карьеру какого-то дипломата или ученого-экономиста… Мы тебе другое дело приготовили…"
Я промолчал о том, что верю, что все это он сам себе выдумал, но не смог сдержаться от одного вопроса:
"Какая работа меня все же ждет?"
Тем самым я давал понять, что сам снова капитулировал.
Он улыбнулся и налил мне еще одну рюмку коньяка.
"Всему свое время. Еще узнаешь. Дождись сначала повестки от призывной комиссии и готовься к мобилизации".
Я еще раз предпринял слабую попытку выпутаться из этой туманной истории. Что-то пролепетал о своих отличных перспективах, напомнил о предстоящем поступлении в МГИМО, о том, что преподаватели в Институте обо мне хорошего мнения. Но все было попусту. Я был мячом в чужих руках, стал безволен и бессилен.
Помню, как меня сочли безумцем, забирающим документы из приемной комиссии МГИМО накануне вступительных экзаменов, считая меня почти поступившим студентом, т. к. экзамены были формальностью для посещавших подготовительные курсы.
Возвращая мне мое личное дело, секретарь расстроенно спросила: "Что вы делаете? Запомните, второго такого шанса у вас никогда не будет".
Я ответил ей вынужденной ложью, после чего для меня навсегда закрылись двери этого элитного московского института.
Сначала органы помешали моему поступлению в Институт кинематографии. Затем отстранили от авиации. Сейчас, как видно, лишили практически гарантированной учебы в элитном МГИМО, откуда дорога вела прямо в дипломаты. Куда это меня выведет, и что за секретную работу мне приготовил КГБ? Какой смысл был скрыт во всех этих обходах?
В начале сентября я получил повестку, что "гражданин Олег Александрович Туманов призван в соответствии с законодательством СССР в действующую армию". В повестке значилось, что я распределен в 141-ю часть военной пехоты. Пользуясь своими прежними связями в призывной комиссии, мама безуспешно пыталась узнать, какая это часть и куда меня потом направят.
5 сентября, распрощавшись с друзьями и родней, вместе с другими призывниками с пункта призыва, расположенного на Беговой улице в районе Красная Пресня, автобусом нас доставили на городской призывной пункт.
Там нас побрили наголо. Продезинфицировали нашу одежду в специальных барокамерах. Затем всех нас отвезли на железнодорожный вокзал и погрузили в поезд. После отправки состава вскоре пролетел слух, что нас везут в Калининградскую область, на территорию бывшей Пруссии, на Балтийский флот.
В городе Пионерск, мы попали в учебную часть. После прохождения "курса молодого бойца" была определена наша военная специализация. Кто-то должен будет служить на границу, других переодели в матросские формы. Меня отправили в другую учебную часть, где готовили расчеты для корабельной артиллерии.
Ладно, стану артиллеристом. Мне было безразлично. Гражданская жизнь ушла в далекое прошлое, передо мной лежали долгих четыре года службы и следовало привыкать к совершенно новым условиям. Поэтому я твердо дал себе слово ничего не принимать близко к сердцу и переносить происходящее со стоическим спокойствием. Мне можно было приказать служить на подводной лодке и ремонтировать в затхлой техничке дизельные моторы, и я это все равно посчитал бы мечтой своей жизни…
Несколькими месяцами позже меня, с остальными будущими минерами и артиллеристами передислоцировали в расположенный вблизи польской границы городок Муманово (ранее он назывался Хейлигенбайль). Зона прежде была пограничной, и мы везде натыкались на ворота с нарисованными на них красными звездами, за которыми располагались военные объекты, тренировочные плацы, ракетные позиции и т. д. По всей видимости, нигде в мире не было большей концентрации военных расположений.
В тренировочном лагере я проходил подготовку в артиллерийской наступательной части, считавшейся на флоте элитной. В скором будущем мне полагалось иметь дело со сложными расчетами, в том числе с электроникой, которая в то время в СССР находилась на экспериментальной стадии.
Нас разместили в старых казармах вермахта, оставшихся там еще со времен размещения элитной танковой дивизии Гитлера "Викинг". Никогда не забуду длинных коридоров, которые мне иногда приходилось ночью драить - в то время это являлось обычным дисциплинарным наказанием в советской армии и флоте. Другим наказанием была чистка картошки на кухне для еды нескольких сот солдат.
"Чтобы ты запомнил, что служба - это не мед кушать", - наказывая по мелочам, язвительно постоянно напоминал мне старшина.
Старшина явно что-то имел против молодых столичных рекрутов, считая их "шибко деловыми". Москвичей в нашей наступательной части было целых трое.
С приближением весны мы все стали подумывать о том, куда мы попадем после обучения. Можно было рассчитывать на службу на Балтийском, Черноморском или даже Североморском флоте. Среди матросов считалось самым страшным попасть на службу на крейсер "Свердлов". Его называли плавучей тюрьмой, которую в состоянии были вынести только сибиряки, да и то не каждый. В качестве талисмана экипажу крейсера каждые два года дарили молодого медвежонка. После наступления своего двухлетия медвежат спускали на берег, и они проводили оставшуюся жизнь в зоопарке.
По окончанию подготовки свежеиспеченные артиллеристы и минеры строились на плацу. Там во время переклички им объявляли их будущее место службы.
"Матрос Туманов - в 165-ю бригаду ракетных эсминцев".
Боже! Во главе этой бригады был флаг крейсера "Свердлов". Неужели мне придется попасть на эту плавучую тюрьму? Но нет, мне повезло. Бригадный штаб в городе Балтийск командировал меня на эсминец "Справедливый".
После того, как я понемногу обжился на корабле, мне стало очевидно, что здесь я смогу использовать некоторые навыки из прежней гражданской жизни, например, мои фотографические способности. Я подружился с Валерием Шульгиным, корабельным фотографом, которому оставался всего год до демобилизации из флота. Валерий представил меня замполиту.
"Товарищ капитан, я нашел себе замену. Я скоро закончу службу и бы целесообразно, если он пока подучится".
С этого момента у меня появились значительные преимущества.
Пока матросы скучали на политзанятиях, я проявлял в фотолаборатории пленки или готовил стенгазету. На корабле меня полюбили даже сверхсрочники. Каждому хотелось послать домой родственникам свой фотоснимок бравого моряка.
Однажды штурман узнал, что я обучался на технического чертежника.
"Матрос Туманов, - обратился он ко мне радостно, - вы для меня настоящая находка. Начиная с сегодня, вы будете чертить карты и навигационные планы".
Он не отличался особым трудолюбием и искал любую возможность переложить на кого-то свои обязанности.
Я был востребован и попросил своего непосредственного командира освободить меня на следующей неделе от моих обязанностей, т. к. замполит поручил мне побыстрее соорудить почетную доску "Наши лучшие воспитанники по военной и политической подготовке". Замполиту я объяснял, что выполняю срочное поручение штурмана. А последнему ссылался на срочную работу в фотолаборатории.
Приятно иметь свое собственное пространство на тесном корабле, где можно было ненадолго вытянув ноги и прикрыв глаза, собственным ключом отпирая крошечную каюту, оборудованную под фотолабораторию. Для матроса первого года службы это было невероятным преимуществом.
Естественно, не злоупотребляя "привилегиями", я стремился быть полезным и замполиту, и штурману, и капитану, при этом не показываясь их любимчиком в глазах других военнослужащих.
Мое реноме повысилось после появления во флотской газете "Страж Балтики" статьи об успехах нашего эсминца за подписью "Матрос О. Туманов". Став репортером, я использовал возможность, чуть ли не ежедневно спускаться на берег, когда корабль стоял у причала, сославшись, что несу статью в редакцию.
Ввиду моих успехов командир рекомендовал меня в кандидаты в коммунистическую партию, с чем я согласился, т. к. в предстоящей гражданской жизни принадлежность к КПСС могла очень пригодиться. Без этого труднее было найти подходящую работу. Вот так я стал кандидатом партии.
Весной 1965 года заместитель главного редактора газеты посоветовал мне поступать в Львовское высшее военно-политическое училище, где учились будущие политработники и военные журналисты. Он осторожно обрисовал мне преимущества, которые будет иметь для меня этот шаг. Во-первых, благодаря учебе будет положен конец моей службе матросом, постепенно мне приедавшейся. Во-вторых, утверждал он, диплом военного журналиста пользуется уважением и предоставляет блестящие шансы в будущей гражданской жизни. Честно говоря, в первую очередь меня интересовала хотя бы на какое-то время возможность освободиться от оперативной службы. Из его слов можно было понять, что на время подачи документов солдатам и матросам полагался месяц отпуска, а потом еще месяц подготовки к факультативным экзаменам для поступления в училище. Стоило попробовать, подумал я, это два месяца на суше… Почти без обязательств… Ну, а все остальное сложится. Честно говоря, я не планировал стать военным журналистом, посвятив жизнь армии.
После участия нашего эсминца в военном параде нам объявили, что порт Лиепая будет переоборудован под сухой порт. Многих матросов, меня включая, расписали в отпуск. Я запасся авиабилетом, купил подарки родителям и вечером был уже в Москве.
Через три дня раздался звонок.
"Приветствую, тебя, моряк. Иван Иванович с тобой разговаривает".
"Добрый день", - ответил я, чуть смутившись, потому что уже два года мой куратор не давал ничего о себе знать. "Ты примерно служишь. Знаю. Стал корреспондентом и кандидатом в партию… Теперь хочешь поступать учиться… Отличный парень. А наш разговор, надеюсь, не забыл. Завтра увидимся. Есть о чем потолковать".
В обозначенное время я появился в известной мне гостинице "Советская". Сейчас разговор проходил в хорошо обставленном двухместном номере с коврами и хрусталем. В порыве гордости, я решил, что моя значимость у НИХ возросла.
Иван Иванович был не один.
"Знакомься, - он представил мне молодо выглядящего, с иголочки одетого мужчину: - Олег Максимович".
Так я познакомился с лучшим оперативным сотрудником внешней разведки КГБ. После этого мы еще неоднократно встречались в различных городах Европы. Об этом будет еще возможность рассказать читателю в будущих главах.
Олег Максимович, среднего роста, моложавый, в дорогом импортном костюме, произвел на меня большое впечатление. Люди с Лубянки до сих пор казались стереотипными.
Они были невыразительны и невзрачны. А этот мужчина был импозантен и уверен в себе. Его темные глаза и аккуратная бородка делали его похожим на иностранца, а не на советского гражданина. У его ног стоял элегантный портфель "дипломат", что в то время было большой редкостью в Москве. Разговаривая со мной, он непринужденно покачивал ногой.
"Думаю, вам известно о том, что я являюсь сотрудником Комитета госбезопасности", - начал он наш разговор, осмотрев меня сначала с головы до ног.
Я кивнул головой.
"Хорошо. Тогда расскажите немного о себе и своих планах".
Я был подробен, так как знал, что им и так все обо мне известно. Но Олегу Максимовичу явно хотелось составить собственное мнение обо мне.
"Так, может все же вам интересны иные перспективы?", - задал он мне вопрос, когда я стал посвящать его в свои планы о поступлении в Львовское высшее военно-политическое училище.
Пожав плечами, я стал ждать, чтобы сначала услышать их планы.
"Мы знаем, что вы являетесь старостой комсомольской ячейки и хороший фотограф. Кроме этого, нам известно, что комендант корабля будет рекомендовать вас на пост шифровальщика. Это является выражением высшего доверия, которого мог бы ожидать матрос. Вы подготовились к учебе в МГИМО и владеете английским языком".
"Но совсем слабо", - добавил я.
"Вы занимаетесь спортом и справляетесь с тяжелыми ситуациями, - перечислял он мои достоинства, чуть озадаченный моими возражением. - Вы коммуникабельный и компанейский, любите приключения и не женаты, что тоже для нас преимущество. Ну, что же, Олег, хотите работать за границей?"
"Когда отслужу и закончу учебу, готов к любому заданию", - ответил я, решив, что меня вербуют в нелегальные разведчики.
"Вам не обязательно учиться, - ответил Олег Максимович, улыбаясь, будто угадал мои мысли. - Ваша подготовка нам на сегодня уже достаточна. Кроме того, мы не говорим о работе в разведке".
"А где же тогда?"
"Вам желательно пожить за границей и осмотреться. Просто пожить там, без особого задания от разведки".
Я не понял. Какая ИМ польза, что я просто поживу за границей? В качестве кого - матроса Туманова?
Ничего не поняв, я спросил:
"А как же с моей учебой в Львовском высшем военно-политическом училище?!"
"Это не помешает. Пусть все идет своим ходом. Наслаждайтесь отпуском и езжайте в Львов. Держите себя в форме. Единственная просьба во время отпуска - будем поддерживать с вами контакт. Вы согласны?"
В этом месяце мы встречались раз десять - иногда в гостинице, либо опять в ресторане за богато накрытыми столами. Обычно Сергей участвовал в наших встречах. Он вел себя с настороженным уважением по отношению к своему элегантному руководителю с бородкой.
Каждый раз Олег Максимович подчеркивал, что мне следует больше интересоваться жизнью на Западе. Иногда мне даже казалось, что он наводит меня на мысли о том, как мы плохо здесь живем и как хорошо живут на Западе. О жизни на Западе он явно знал более чем достаточно.
Много позже я понял, чего он добивался, и оценил тонкую работу этого офицера внешней разведки. Однажды он спросил меня, что мне известно о работе антисоветских эмигрантских организаций за границей. Я задумался. В газетах я кое-что об этом читал. Обычно наша пресса не жалела громких ругательных слов, когда речь шла об этих организациях. Но детали я не помнил.
"Хорошо, давайте представим себе, что вы попали на Запад. Как вы поведете себя в отношении бывших советских граждан, которые продали себя радиостанциям "Голосу Америки", "Би-Би-Си" и "Радио Либерти"?
"Плюну им в лицо", - ответил я, демонстрируя свою политически-идеологическую подкованность.
"Ну, ладно, но вы же тоже приехали на Запад эмигрантом. Вам там с ними полагается долго жить. Кроме того, они очень разные, там не только враги. Вы должны их раскусить, работать с ними".
Я замолчал, потому что вовсе перестал понимать этот мир.
Перед тем, как попрощаться, он подал мне стопку газетных статей и брошюр о русских эмигрантских организациях в Европе и Америке. Сергею он поручил к нашей следующей встрече подготовить больше литературы подобного направления.
В следующий раз офицер спросил меня:
"Знаете вы, что такое конституция?"
"Да, знаю".
"И что же это значит - охрана конституционного порядка?"
"Так вот, на моем эсминце я храню этот порядок…"
"Правильно, но есть разные возможности блюсти наш порядок. Враги есть везде. В прошлый раз мы говорили об эмигрантских организациях. Таковых много - НТС, Организация украинских националистов униатов ОУН, Военной союз за освобождение России, "Радио Либерти"… Они мечтают о том, как бы нас раздавить и порочат Советский Союз. Поэтому мы должны сохранять бдительность, точно изучать противника, предугадывать его намерения и производить превентивные удары".
… Он опять вручил мне стопку скучных книг и за этими "волнующими душу уроками" я провел весь свой отпуск.
Получив все необходимые документы с корабля и рекомендации из "Стража Балтики" для поступления в училище в начале июня, я отправился во Львов. Я сдал багаж на вокзале в камеру хранения и беспечно направился в это учебное заведение, находившуюся рядом с живописным парком. Как и полагалось, я отрапортовал командиру: "Матрос Туманов прибыл для поступления на журналистский факультет".
Но у меня не было намерений сдавать экзамены. В этом не было никакого смысла - становиться офицером. Кроме того, я ощущал, что очень скоро воля судьбы опять решит за меня мое будущее.