Вскоре после этого донесения на стол офицера МИ-5 легли новые свидетельские показания о баронессе Будберг. Романистка Ребекка Уэст – бывшая возлюбленная Г. Д. Уэллса – недавно видела Муру на вечеринке, которую устраивала их общая подруга – американская журналистка Дороти Томпсон. Как и Мура, она интересовалась изданием иностранной литературы и в 1930-х гг. работала в Берлине. Другими гостями на званом вечере, по словам Ребекки, были "самая неприятная толпа сочувствующих коммунистам, судя по их пресмыкательству перед баронессой Будберг". Она добавила, что семья Г. Д. Уэллса всегда считала Будберг советской шпионкой.
Ревность к прошлому или патриотическая озабоченность? Могло быть немного и того и другого. Уэллс доверительно рассказал своему сыну от Ребекки Энтони, что Мура призналась ему в том, что она советская шпионка, и Энтони поверил этому заявлению и, вероятно, передал этот разговор своей матери. Ребекка имела причину для ревности еще и потому, что Энтони был почти без ума от Муры, как и его отец.
Свидетельства вроде заявлений Ребекки Уэст регулярно просачивались в папки МИ-5 на протяжении тридцати лет ведения досье Муры. Иногда они побуждали министерство внутренних дел выписывать ордер, и телефон, а также дом Муры начинали прослушивать, ее почту – вскрывать, а местонахождение – проверять. Мура знала, что она является объектом разработки, и упомянула об этом Устинову, сказав, что за ней следят. Возможно, она даже знала о том, что он был одним из агентов, следивших за ней.
В феврале 1951 г., через две недели после беседы с Ребеккой Уэст, в МИ-5 снова проверили статус Муры и пришли к важному решению. Заметив, что, к их стыду, она не была тщательно допрошена тогда, когда подавала заявление о получении гражданства Великобритании, они решили исправить это упущение теперь, отчасти чтобы оправдать огромные расходы на содержание ее под наблюдением. "Так как она общается со многими нашими главными подозреваемыми, – гласил протокол, – по-видимому, у нас нет иного выбора, кроме как допросить ее в надежде получить больше информации".
Вместо того чтобы арестовать и привести ее на официальный допрос, было решено снова использовать Устинова. Служба секретным агентом в годы войны сделала его еще более ценным в глазах разведывательных служб. Основная причина была такая же, как и в 1940 г.: так как Мура знала и его, и его жену, то ему будет легко расспрашивать ее так, чтобы она ничего не заподозрила (или так они предполагали). Устинову было поручено втереться в круг близких друзей Муры, добиться доверия и прояснить раз и навсегда вопрос о ее лояльности. А потом, если это окажется возможным, ему было поручено завербовать ее как двойного агента. Он устраивал встречи, обеды и ужины, добившись того, что его регулярно приглашали на ее вечеринки, на которых он часто сталкивался лицом к лицу с Берджессом и другими ее друзьями – тайными коммунистами. Некоторые из них были близки к разоблачению.
Внезапно в мае 1951 г. произошел переломный момент, который застал всех врасплох и подтолкнул дело Муры к критической точке.
В МИ-5 вели расследование в отношении Дональда Маклина, и в КГБ решили, что если его будут жестко допрашивать, то он расколется и выдаст своих соратников-шпионов. В КГБ догадывались, что должно произойти, решили выдернуть железо из огня и отозвали Маклина в Москву. В последнюю минуту было решено, что Берджесс должен уехать вместе с ним. 25 мая 1951 г., за три дня до назначенной даты для допроса Маклина в МИ-5, Берджесс забрал его из дома и увез в Саутгемптон. Они на пароме добрались до Сен-Мало в Бретани, а затем по поддельным паспортам уехали в Москву. Их "исчезновение" вызвало международную панику. Никто на Западе не знал, куда они уехали, и средства массовой информации делали дикие предположения.
За Мурой немедленно было снова установлено плотное наблюдение. "Жучки" в ее квартире улавливали разговоры, которые вели ее гости, делавшие предположения о том, куда могли деться пропавшие мужчины. В июне Мура устроила вечеринку, на которую пригласила Устинова. В числе других гостей были парочка издателей, женщина из Британского совета и Вера Трейл – русская, которая тоже находилась под колпаком МИ-5. Разговор переключился на Гая Берджесса. Все в этой компании знали и любили его, несмотря на его проблему с алкоголем и эгоцентризм. Один из издателей считал, что он, вероятно, стал перебежчиком. Мура предположила, что он, возможно, был похищен или попал в автокатастрофу на континенте. Как бы то ни было, все были убеждены, что он, вероятно, в своем роде шпион, а не просто сотрудник министерства иностранных дел.
Мура знала, что за ней следят, и, наверное, догадывалась, что эта ситуация может стать чрезвычайно неудобной для советских агентов и сочувствующих России в Англии. Обладая большим опытом улавливания перемен, носящихся в воздухе, и подчинения им, она имела тайную цель, устраивая эту вечеринку.
Когда другие гости ушли, Мура попросила Устинова задержаться. Она объяснила, что пригласила этих гостей специально для него – она подумала, что ему будет интересно услышать, что думают люди – друзья Берджесса обо всем этом. У одного из издателей, по ее словам, есть сестра – член коммунистической партии, которая общалась с Макгиббоном; и он сказал ей, что встречал Берджесса только на вечеринках у Муры. Женщина не поверила ему.
В своем донесении об этом вечере Устинов выразил свое удивление тем, как услужлива была Мура, и счел, что теперь все зависит от МИ-5, чтобы воспользоваться ситуацией.
Он условился с ней о встрече. Ее следующая вечеринка состоялась 28 июня. Среди гостей был Джордж Вейденфельд, который предположил, что Берджесс и Маклин могут находиться в Германии. Он знал Берджесса семь лет и не думал, что тот имел возможность получать в министерстве иностранных дел какие-либо секреты, которые могли бы заинтересовать русских.
Несколько дней спустя Устинов и Мура ужинали в баре "Шерри" на Пелхэм-стрит. Когда он закрылся в девять часов, они пошли к нему домой, где разговаривали до раннего утра. Они обсудили Джеймса Макгиббона, Берджесса и Маклина и других посетителей квартиры Муры – Александра Гальперна и его жену Саломею. Гальперн был знаком ей с давних времен: это был адвокат, который в 1917 г. служил личным секретарем Керенского. Эмигрировав в Великобританию, он поступил на работу в SIS и во время Второй мировой войны работал на Координационный совет британских спецслужб в Нью-Йорке – ту самую организацию, с которой поддерживал связь Александр Корда. Саломея – бывшая модель журнала "Вог" открыто выражала свои симпатии коммунистам.
Во время разговора Мура сказала, что у нее так много друзей, придерживающихся "левых" взглядов, и она удивлена, почему ее ни разу не допрашивали по этому поводу. Устинов предположил, что причина, вероятно, кроется в ее дружбе с ним. "С самого начала войны, – сказал он ей, – был очень живой интерес к вашей деятельности. Всякий раз, когда меня спрашивали о вас, мой ответ был: эта женщина слишком умна, чтобы заниматься какими-нибудь глупостями".
Мура изобразила наивность. "Даже если бы я и хотела передавать информацию Советам, – сказала она, – то какая есть у меня информация, чтобы она была им интересна?"
"В этой области есть задачи, с которыми вы великолепно справились бы, – сказал он ей. – Одна из них – замечать таланты, например".
Разговор подошел к моменту истины – моменту, которым начальство поручило ему воспользоваться. Но нужно было действовать правильно – нельзя было забивать голову всякими идеями потенциальному агенту.
Мура сказала ему, что ей нравятся люди с левыми взглядами, потому что они кажутся ей более умными, чем другие. Во всяком случае, по ее мнению, во всем мире в конечном счете наступит коммунизм, даже если это случится еще не скоро.
Это выглядело так, будто она в последний раз взмахивает флагом своей лояльности, прежде чем сдаться.
Макгиббон, сказала она, еще не поведал ей ничего интересного, разве что плакал у нее на плече, рассказывая о попытке самоубийства своего партнера по бизнесу Ки, но, если она узнает что-нибудь интересное, она, безусловно, сообщит Клопу.
Было два часа ночи, когда Мура стала прощаться. Уходя, она пригласила Устинова помочь ей смешивать напитки для двух больших приемов. Она планирует пригласить пятьдесят гостей на каждый. Оставив это приглашение висеть в воздухе, она отправилась через ночной Лондон в сторону Эннисмор-Гарденз.
В последующие недели и месяцы, когда газеты продолжали высказывать предположения в отношении "пропавших дипломатов" Берджесса и Маклина (предатели? жертвы похищения?), Мура незаметно исчезла из лучей прожекторов и сблизилась с Устиновым. Она рассказала ему, что стала неугодна Советам: ни одно ее письмо семье Горького не было доставлено адресатам и ни одно из них не было отправлено ей назад. Устинов приходил на ее вечеринки, на которых она предлагала своих гостей в качестве подозреваемых, как блюда. "Здесь находятся люди, которые могут заинтересовать вас, угощайтесь", как написал об этом в своем донесении.
Большинство из предлагаемых Мурой людей были англичанами. В круге ее общения было мало русских эмигрантов. Многие из них никогда не доверяли ей и избегали ее. Одним из них, который все же приходил на ее вечеринки, был Кирилл Зиновьев, писатель и переводчик, публиковавшийся под псевдонимом Фитц-Лион (фамилия его жены – писательницы Априль Фитц-Лион). Он был знаком с Мурой с 1920-х гг. в Берлине, когда был еще студентом. Как знакомый бывшего гетмана Скоропадского он знал о ее шпионской деятельности на Украине в 1918 г. Он оставался в круге ее общения, потому что восхищался ею, но понимал, что "не может ни уважать ее, ни доверять ей". Он считал, что ее тайная деятельность "привела к смерти нескольких людей". Если какие-то из наиболее нелепых слухов и несли в себе долю правды, то Мура была замешана в смерти значительно большего, чем "несколько", числа людей.
Мура продолжала регулярно встречаться с Устиновым. Она передавала последние сплетни о Берджессе и Маклине. Некоторые говорили, что они любовники и уехали на Средиземное море, чтобы вместе кататься на яхте. По ее словам, не было никакой связи с "железным занавесом". Если Мура ошибалась в отношении Берджесса и Маклина (или намеренно кормила Устинова дезинформацией), то следующее ее откровение соответствовало действительности. Энтони Блант, сказала она, которому Гай Берджесс был "чрезвычайно предан" и который иногда был гостем на ее званых вечерах, является членом коммунистической партии.
Устинов был поражен. "Все, что мне известно о нем, – это то, что он заботится о королевских картинах", – сказал он.
Мура язвительно заметила: "Такие вещи случаются только в Англии".
Устинов, вероятно, знал больше о Бланте, чем хотел показать. Оба они во время войны служили в отделе контрразведки МИ-5. В конце войны Блант вернулся к своей первой любви – истории искусства. К 1947 г. он уже был профессором Лондонского университета, директором Института искусства Курто и смотрителем королевских картин. Когда Мура разговаривала с Устиновым, Блант уже находился под подозрением из-за своей близости к Берджессу. Между 1951 и 1952 гг. Джим Скардон допрашивал его одиннадцать раз, но, как и в случае с Филби, не смог расколоть. Информация баронессы Будберг была названа "недостаточно достоверной" и не была добавлена в его досье. И хотя МИ-5 никогда полностью так и не сняла с него подозрений, Блант продолжал жить своей жизнью, а несколькими годами позже был удостоен рыцарского звания за заслуги перед короной.
В октябре 1951 г., когда Мура снова ужинала с Устиновым в его квартире, она заверила, что будет сообщать о каждом человеке, попадающем в круг ее общения, которого заподозрит в предательстве Великобритании – "реальном или потенциальном". В ответ Устинов предложил ей получать жалованье от МИ-5. Мура упомянула парочку имен, которые его заинтересовали. Он выделил одного из них – "влиятельного сотрудника советского посольства", по его словам. "Если вы сможете привлечь этого человека и его жену на нашу сторону, это может благотворно сказаться на ваших финансах".
Мура сказала ему за ужином, что ее финансовая ситуация – шаткая и ее нужно "исправить". Устинов добавил: "Мелкая рыбешка тоже сгодится, если вам удастся вовремя наладить контакты".
Деньгам Мура всегда была рада, но настоящим стимулом для нее были, как и всегда, безопасность, защищенность и выживание. И волнение, со всем этим связанное.
Устинов под кодовым названием У35 подал донесение об этом разговоре в понедельник 25 октября 1951 г. Оно было обработано и добавлено в досье Муры, которое теперь помещалось в трех объемных томах. Досье было закрыто и помещено в архив. И больше его никогда не открывали.
Баронесса Мура Будберг была успешно завербована в английские шпионки. Снова.
Для женщины, которая служила нескольким опасным хозяевам во время революции 1917 г. и красного террора, тайно пересекала границы, как кочующий с места на место агент, поддерживала прямую связь со Сталиным и видела изнутри несколько тюрем ЧК, это не являлось чем-то удивительным. В каком-то смысле Мура прошла полный круг и вернулась к началу своей шпионской карьеры, когда "мадам Б" содержала свой салон в Петрограде для русских с прогерманскими настроениями и шпионила за ними для Керенского и своего друга Джорджа Хилла из SIS.
Ее званые вечера в Эннисмор-Гарденз продолжались, как и раньше. Круг гостей был все тот же – разношерстная смесь "молодых педиков", кино– и литературных звезд, сотрудников министерства иностранных дел и "больших друзей". Но теперь в их основе лежала новая и невидимая цель. И если Мура когда-нибудь и передавала информацию о каких-нибудь своих гостях – что, вероятно, случалось, – это остается за завесой секретности. Ее собственное досье было закрыто, и ее присутствие продолжалось только в досье других людей, где она фигурировала лишь как номер – кодовое название для безымянного агента.
Тем временем на поверхности – при дневном свете – жизнь продолжалась.
Мура любила свою кровать. Она стала любить ее, проявляя к ней особую привязанность, в ту первую неделю в Каллиярве в 1921 г., после того как была отпущена на свободу полицией в Таллине.
Работа имела тенденцию вмешиваться в ее любовь к кровати. Рабочая деятельность Муры – в ее идеальном состоянии – напоминала светскую жизнь: путешествия, переговоры, встречи с новыми и приятными людьми, а она – незаменимая связь между ними. Она обнаружила, что работать на Корду тяжело, потому что от нее требовалось вставать каждый день, идти в офис компании "Лондон филмз" на Пикадилли, 146 и усиленно трудиться на сценарной мельнице Корды. Это ей совсем не подходило – особенно теперь, когда возраст медленно разрушал ее способность стряхивать с себя последствия излишеств предыдущей ночи, и она пришла к соглашению со своей секретаршей. Если звонил телефон, и звонивший был человеком важным – особенно если это был сам сэр Алекс, – то секретарша говорила, что баронесса Будберг только что вышла на минуточку. Потом она звонила Муре, которая вытаскивала себя из кровати, набрасывала одежду (она утратила привычку тщательно одеваться уже несколько десятков лет назад) и вызывала такси.
По всей вероятности, Корда знал, что она делает, но не видел в этом вреда. Мура не утратила способности очаровывать и завлекать. Двадцатью годами ранее она, безусловно, сделала бы Корду своим любовником, как Уэллса, Горького и многих лучших и выдающихся людей. Но эта сторона ее натуры умерла вместе с Уэллсом и с наступлением зрелого возраста. Вместо этого она поставила себе задачу найти ему женщину, которая придавала бы ему сил на закате жизни.
Какое-то время у него была любовница. Кристин Норден была взбалмошной, честолюбивой молодой актрисой, которая внезапно улетела с сержантом американских ВВС. Сэр Алекс упрашивал ее остаться и выйти за него замуж, но бесполезно. Эту вакансию нужно было заполнить, и Мура решила найти подходящую кандидатуру.
До этого Корда был женат дважды – на актрисе Марии Корде, а потом в 1939 г. на английской кинозвезде Мерл Оберон, на восемнадцать лет моложе его. Их брак продлился шесть лет. Чем старше он становился, тем моложе делались его невесты. Женщине, которую Мура нашла для него в 1953 г., было всего двадцать четыре года, тогда как Корде – шестьдесят. Ее звали Александра Бойкун; она была канадкой украинского происхождения, подающей надежды певицей и обладала изысканной красотой. У нее не было честолюбивых планов стать актрисой, и она не гналась за богатством. Корда доверительно сообщил Муре, что "завязал" с актрисами. Он хотел домашнюю жену, которая могла бы исполнять все капризы его немолодого возраста.
Иными словами, он хотел именно того, что надеялся получить от Муры Уэллс. И подобно Уэллсу, его шансы получить это были невелики. Александра, возможно, и не искала себе богатого мужа, но была человеком свободного духа.