Так бы мы и уехали из Польши довольные, нагруженные впечатлениями, полным комплектом форменной одежды польского дружинника в качестве образца, если бы не одна ложка дёгтя. Были мы в Слупске около недели, но под конец нашего пребывания исчез закреплённый за нами начальник местного агентства "Lot" (польская авиакомпания) - кстати, отличный мужик, - и, как мы поняли, с нами некому стало заниматься. Даже никто не позаботился об обратных билетах для нас, а в кассе их банально не было. Хорошо, что нам удалось уговорить одну из проводниц поезда (бригада была московская) взять нас в вагон за наличные деньги. Благо свободных мест в вагоне было предостаточно, и, видимо, она на нас какие-то билеты оформила. Таможенники и пограничники проходили мимо нашего купе, даже не заглядывая в него. Так спокойно мы пересекли границу и доехали до Москвы.
Как бывший специалист по вопросам деятельности ДНД, заявляю: хватит обманывать себя и переоценивать возможности ДНД. Никакой силой - может быть, только деньгами - не заставить людей добровольно выходить на улицы, чтобы охранять покой граждан. Надо признать, что главное в этом - желание самих людей участвовать в наведении порядка вместе с милицией-полицией. Конечно, можно, используя административные и прочие рычаги, заставить кого-нибудь патрулировать город под видом дружинников один или два раза, но не больше, особенно в наше время всеобщего меркантилизма, а главное - беспредельной уголовщины.
Другое дело, когда сам народ выходит на улицы под влиянием каких-то чрезвычайных событий, когда видит, что власть бездействует, а милиция-полиция не в состоянии справиться с обстановкой. Так, например, было во время осенних погромов в 2010 году в Лондоне, когда полиция и власть были явно бессильны перед буйствующим эмигрантским люмпен-пролетариатом, и население, создав отряды самообороны, охраняло общественный порядок. Но кончаются чрезвычайные события - и общественность покидает улицы. Вот к такой форме участия в добровольной охране правопорядка обычными людьми и нужно быть готовыми власти и полиции, и не просто быть готовыми, а быть готовыми к руководству такой формой самодеятельности и к её обеспечению, в том числе и материальному.
Ради справедливости не могу не сказать об особой категории людей, конечно, малочисленной, но реальной, - о добровольных помощниках милиции. Практически в каждом территориальном органе внутренних дел (особенно в городах) известны один-два человека - а ими могут быть и молодые, и в солидном возрасте люди, - которые без всякого принуждения (по зову души) практически ежедневно приходят в милицию с готовностью выполнять любую порученную им работу: помогать в дежурной части, патрулировать вместе с милицейским нарядом, быть понятым, засвидетельствовать какое-либо обстоятельство и т. д. и т. п. У этой категории лиц существует, видимо, психологическая потребность находиться в милицейской, а точнее, властной, среде и быть причастными к такой работе. К сожалению, многие из них так и не становятся штатными работниками милиции - как правило, по медицинским показаниям, - но в результате своего постоянного присутствия и своей искренней помощи они становятся необходимыми, и когда их нет в отделе по какой-то причине - это уже проблема.
Был у меня такой помощник ещё в бытность моей работы следователем - молодой парень по имени Андрей. Ему только-только исполнилось восемнадцать лет, но он всё своё свободное от учёбы в техникуме время проводил у нас в следственном отделении и всегда был готов выполнить любое задание. Появился он в отделении в качестве свидетеля по одному из уголовных дел, которое расследовал Женя Ахраменко (о нём я уже рассказывал). К сожалению, через год Андрея призвали в армию, и мы, лишившись такого исполнительного помощника, нередко вспоминали его добром.
Важнейшим направлением работы отдела ООП была служба участковых инспекторов - одна из самых многочисленных в милиции. В сущности, участковый инспектор - это представитель всех без исключения служб милиции среди местного населения. И это предназначение совершенно правильное, если бы ему не мешали два обстоятельства.
Первое - это чрезмерно большая обслуживаемая территория и огромное количество населения - особенно в сельской местности (где оно, как правило, разрознено по многочисленным мелким населённым пунктам), - приходящееся на одного участкового. А это неизбежно влечёт оторванность участкового от конкретной работы с конкретными людьми, что, в свою очередь, нивелирует сам смысл этой службы. Конечно, я не имею в виду столичные города, где нередко на одного участкового приходится всего три-четыре тысячи человек, а обслуживаемая территория сводится порой к одному многоквартирному дому.
Второе - это возложение на участковых инспекторов обязанностей дознавателей, то есть полного расследования уголовных дел несложной категории в соответствии с уголовно-процессуальными нормами. Сведущие люди знают, что надлежащая работа по расследованию уголовного дела просто исключает возможность качественного исполнения иных своих обязанностей участковыми инспекторами. А это опять-таки сводит на нет суть и смысл этой милицейской службы. Рано или поздно, но государству придётся решить вопрос: или создание отдельной полновесной службы дознания, или служба участковых инспекторов милиции (теперь уже полиции) будет по-прежнему значиться только на бумаге.
Надо заметить, что исторически служба участковых инспекторов входила в структуру наружной службы, которая в разные периоды называлась по-разному: то административной, то просто наружной, то службой охраны общественного порядка. Но где-то в 70-х годах прошлого (XX) века, но до моего прихода в отдел ООП, когда модно было говорить об индивидуальной профилактике, министерство ничего лучшего не придумало, как переподчинить службу участковых инспекторов милиции уголовному розыску, как и профилактику в целом. Но, конечно, уголовному розыску с его задачами по раскрытию преступлений было не до профилактики, которая, по сути, была ликвидирована как самостоятельная служба в 1983 году, вскоре после того, как Н. А. Щёлоков был снят с поста министра. А тем более уголовному розыску было не до многочисленных обязанностей участковых, не связанных непосредственно с розыском и раскрытием преступлений. Поэтому решение МВД о переподчинении службы участковых уголовному розыску оказалось для неё трагичным в прямом смысле этого слова. Эта служба просто деградировала, несколько преуспев только в раскрытии преступлений. На самом деле это переподчинение было скрытой формой увеличения штатной численности уголовного розыска. Конечно, служба уголовного розыска нуждалась в этом, но, понятно, не за счёт же других милицейских служб, и тем более не за счёт участковых, её увеличивать! Кстати, одновременно была загублена и индивидуальная профилактика преступлений.
Со временем наконец-то это дошло и до министерских умов, и уже в июле 1986 года из министерства пришёл приказ о новом переподчинении участковых инспекторов милиции: от уголовного розыска - в службу охраны общественного порядка. С одной стороны, это было абсолютно правильное решение, а с другой - ничем организационно не подкреплённое. В результате нагрузка на отдел ООП и на меня, как руководителя отдела, возросла в несколько раз. Тем не менее, за работу с участковыми пришлось браться, поставив себе первую задачу - изучение на местах (не в райотделах, а на участках) состояния дел. И, прямо скажу, от увиденного и услышанного нас взяла оторопь. Например, обнаружилось, что в служебных помещениях участковых, особенно в сельской глубинке, можно было обнаружить служебные документы-раритеты 40–60-х годов, давно утратившие силу, но которыми, видимо, по-прежнему руководствовались участковые. В эти помещения годами, а порой никогда, не ступала нога местных милицейских начальников. Здесь десятилетиями накапливались изъятые у населения по разным поводам вещи. Среди них мы находили и старинную пищаль, и современные ружья, и бандитские кастеты послевоенных лет, и газовые баллончики. И всё это вперемешку с топорами, ножами, лодочными моторами, автомобильными номерами, сетями и прочим хламом. В связи с этим помню, как под стеклом на столе у дежурного Красноборского отдела милиции я увидел Инструкцию по работе дежурных частей, утверждённую Л. П. Берией, - и это в 80-е годы!
Легко было написать в приказе о передаче участковых из уголовного розыска в службу охраны общественного порядка. Но на практике эта передача совершалась с боем и со скандалами. Было так, что все участковые по утрам собирались в уголовном розыске и получали конкретные задания по раскрытию преступлений. Никакие другие обязанности участковых не интересовали работников уголовного розыска. Мы стали добиваться, чтобы не участковые приходили на инструктажи в уголовный розыск, а чтобы оперативники приходили инструктировать и информировать участковых только о нераскрытых преступлениях на их территориях и только при наличии "глухарей" имели право привлекать участковых к раскрытию преступлений целевым порядком по так называемым горячим следам. В остальных случаях участковые должны были и могли участвовать в раскрытии преступлений только наряду с выполнением своих прямых обязанностей.
Такая постановка вопроса вызывала возмущение у оперативников, привыкших считать участковых своей рабсилой, и нам не сразу удалось добиться смены ориентиров. Но ежедневная и настойчивая работа - особенно в тех отделах милиции, руководители которых имели заместителей, курирующих только вопросы службы охраны общественного порядка, - давала свои плоды: участковые стали разворачиваться в сторону своих прямых обязанностей, и это не могло не дать хотя и незначительных, но всё-таки положительных результатов в профилактике правонарушений, особенно индивидуальной.
Занявшись индивидуальной профилактикой, отдел ООП сразу же уловил, что участковые, работая с населением, часто делают это вслепую. Узнать о конкретном человеке больше, чем, судим он или нет, не представлялось возможным. Никакой другой официальной информации получить не удавалось. Поэтому у меня, как руководителя отдела, которому подчинили службу участковых, сразу же возникла мысль о создании единой областной базы данных о всех лицах, попавших в поле зрения милиции по каким-либо негативным основаниям, в том числе и в связи с совершением преступлений, даже если причастность этих лиц к ним и не была доказана.
Для начала отдел ООП переманил к себе А. Н. Волкова - работника отдела вневедомственной охраны, специалиста по ЭВМ - и разработал информационно-поисковую систему (ИПС) "Адм-стат-Личность". Но мне потребовалось огромное количество сил и времени, чтобы убедить начальника УВД Н. В. Панарина в необходимости по-настоящему заняться профилактикой и начать эту работу с внедрения в практику системы, разработанной отделом ООП ИПС на базе ЭВМ, имеющихся в распоряжении информационного центра УВД. Первая её часть ("Адмстат") предусматривала областной единый учёт всех привлечённых к ответственности лиц, совершивших административные правонарушения. А вторая часть ("Личность") предусматривала учёт лиц, попавших в поле зрения милиции с точки зрения оперативного интереса. Не место в моих "Записках…" приводить подробности, обуславливающие жизненную необходимость такого учёта для органов внутренних дел, а поэтому укажу только один аргумент. Очень часто на примете оказывался человек, который реально был причастен к совершению преступления, но, например, не хватало доказательств для его привлечения к ответственности. И этого же человека засёк соседний орган внутренних дел, но из-за отсутствия единой информационной базы факт его причастности к другому, ранее совершённому преступлению, оставался просто неизвестным. А ведь любой искушённый следователь или оперативник знает, что оценка всех существующих обстоятельств, недостаточных для раскрытия отдельных преступлений (совершённых одним лицом), когда эти обстоятельства оцениваются без связи друг с другом, нередко давала иной результат, а именно возможность раскрыть несколько преступлений, если следователь (или оперативник), занимающийся одним из них, располагал информацией обо всех этих обстоятельствах. Такую возможность давала ИПС "Адмстат-Личность". Благодаря полученной информации работники могли оценить ставшие им известными обстоятельства в их взаимосвязи; зачастую они дополняли друг друга и способствовали более полной отработке версий, возникающих в ходе расследования.
В отделе ООП в целом указанная работа была возложена на С. И. Финонченко, которая блестяще справлялась с этой своей обязанностью.
Конечно, ИПС "Адмстат-Личность" явилась хотя и небольшой, но дополнительной нагрузкой на работников, которым поручили курировать новую работу в райотделах, заполнять учётные карточки, и поэтому они, не видя уже назавтра результатов - а их и не могло быть на стадии накопления информации - и не понимая значения этой системы, начали роптать, сопротивляться и всячески компрометировать её. Этот ропот достиг ушей заместителя начальника УВД И. А. Охрименко, который не преминул воспользоваться возможностью "наехать" на службу охраны общественного порядка под лозунгом "им там делать нечего, вот и придумывают никому не нужное" и добиться от Панарина закрытия этой системы. А когда через несколько лет уже министерство начало работу по созданию Федеральной ИПС, похожей на придуманную нами, то про "Адмстат-Личность", конечно, никто и не вспомнил, да и главных её героев уже в милиции не было.
Уже в качестве адвоката мне приходилось заниматься уголовными делами, и я видел, что вопреки целевому предназначению участковых инспекторов милиции (полиции) на них полностью свалили функцию дознания, то есть расследование значительной категории уголовных дел. А это означает одно - службы участковых как таковой нет, а есть служба расследования уголовных дел в форме дознания за счёт участковых.
Много хлопот мне как руководителю причиняла работа службы по конвоированию задержанных и арестованных лиц и их охрана при нахождении в КПЗ (камеры предварительного заключения), переименованных уже при мне в ИВС (изоляторы временного содержания). Исполнение этой функции осложнялось двумя факторами. Первый - практическое отсутствие штатной специальной милиции для этого, за исключением взвода в Архангельске и нескольких милиционеров в городских отделах милиции Северодвинска и Котласа.
Второй фактор заключался во "взрывоопасности" этого направления работы и проявлялся прежде всего в чрезвычайных происшествиях, связанных с побегами задержанных и арестованных из-под охраны; происходило это обычно в результате ротозейства конвоиров, а побеги из ИВС - из-за гнилого состояния деревянных изб, в которых оборудовались изоляторы в сельской местности. Конечно, были и исключения разного рода. Так, в Онеге нашёлся милиционер, который просто отпускал задержанных в ночное время домой под честное слово. В Мезени караул ночью всегда дрых мёртвым сном и однажды утром обнаружил полное задымление ИВС от прожжённой спичками дыры в деревянном потолке, через которую был совершён групповой побег. А дыру, как выяснилось при расследовании, жгли всю ночь, с вечера до утра. В Ленском ИВС побег был совершён через дыру в стене, которую пробил задержанный одним ударом кулака. Здание было на сто процентов сгнившим, но, несмотря на многочисленные обращения к местной власти по поводу денег на ремонт ИВС, так ни копейки выделено и не было.
Не все догадываются, что задержание или арест подозреваемых и их содержание в ИВС не всегда обусловлены желанием оградить общество от возможных новых преступлений. Более серьёзная, не афишируемая задача, преследуемая органами расследования при изоляции подозреваемого, - это раскрытие преступления, в том числе посредством лишения человека социальных связей, хоть и на короткий промежуток времени, и посредством целой системы режимных требований, что, конечно, вызывало у человека стресс. Новички задержанные, как правило, режима и изоляции не выдерживали и в надежде на свободу кололись. Преступников-рецидивистов, уже прошедших эти испытания, конечно, режимом и изоляцией не испугаешь. Наоборот, казалось, это побуждало их к более изощрённому уходу от ответственности, а в поисках возможностей связаться со своими они придумывали всякие ухищрения.
Многие из этих способов описаны в детективах, да и в спецлитературе для сотрудников милиции. Но были и такие, которые ранее в нашей практике не встречались. Например, письмо, написанное на носовом платке, которым задержанный во время свидания с женой стал вытирать ей слёзы и оставил его в её руках, но выдал себя, когда непонятливая жена пыталась вернуть ему этот платок.
Следует отметить, что подобные письма-записки нередко помогали следствию в раскрытии преступлений, так как в них задержанные частенько предписывали своим, что и как говорить, что и как делать. И оперативники, и следователи знали об этом и даже иногда преднамеренно создавали условия для такой переписки, чтобы, перехватив маляву, получить нужную информацию.
И чего только не находили проверяющие из моего отдела при контрольных проверках камер ИВС! Всем известно, что в камерах разрешается иметь строго определённый перечень предметов, продуктов, одежды. Но из-за ротозейства охраны или по другим причинам в камерах нередко обнаруживались и применялись запрещённые предметы. Я уж не говорю о картах, игральных "костях", ножах и тому подобном, что легко изготовлялось самими задержанными из разрешённых предметов - бумаги, хлебного мякиша, алюминиевой посуды и прочего. Они ухитрялись проносить в камеры даже такие вещи, как бронзовая кочерга (обнаружена в ИВС Коношского отдела милиции) - довольно грозное оружие при нападении, небольшая печь для варки чая (обнаружена в камере ИВС Котласской городской милиции), ножи и кастеты не ручного изготовления, бутылки со спиртным, наркотики, золотые вещи и многое другое, и наверняка не без участия самих охранников. В отделе ООП был даже создан коллекционный стенд с запрещёнными предметами, изъятыми в камерах ИВС, который использовался в учебных (для милиционеров) целях.
Надо сказать, что именно это направление работы милиции принесло мне больше всего неприятностей в личном плане. Именно побеги из-под конвоев и из ИВС в Онежском отделе милиции сорвали мой перевод на службу в МВД, когда этот вопрос практически был решён во всех необходимых инстанциях.
Не меньше неприятностей доставляла и служба медицинских вытрезвителей из-за своей специфики. С одной стороны, неадекватность поведения "клиентов", среди которых было немало женщин. С другой стороны, эта неадекватность делала возможными различные злоупотребления со стороны милиционеров.
В моё время медвытрезвители были во всех без исключения городах и райцентрах области. Но работа в них в силу своеобразия клиентуры считалась в милицейской среде самой непрестижной.
Довольно много лет этой службой в целом по области командовало одно из самостоятельных подразделений, которое так и называлось - отдел по руководству медицинскими вытрезвителями УВД области. Последним начальником такого подразделения был Геннадий Александрович Мамонтов, пришедший сюда с должности начальника Няндомского РОВД, очень мудрый и опытный человек. Но нервы и непосредственная подчинённость М. М. Коверзневу, известному на всю область своей вздорностью, сделали своё чёрное дело, и Мамонтову вскоре пришлось уйти на пенсию, хотя он мог бы поработать ещё не один год.