3
Во взгляде секретаря горкома появилась строгость. Она будто утяжелила его лицо после того, как Федор Федорович сказал:
- Парень мечется, и, если мы не разберемся в его деле, надломится он, потеряет веру…
- Не дадим, разберемся, - ответил секретарь горкома, и на лице застыла сосредоточенность. Крутой карниз бровей опустился ниже, синева глаз, напоминая отсвет свежей поковки, потемнела. Видать, горячим был у него минувший день.
Ощутив пронизывающую колкость этого взгляда на себе, Федор Федорович встал. Пора уходить, пусть секретарь горкома побудет наедине со своими думами. По всему видно, неприятно было ему выслушивать коменданта общежития, рассказывающего о переживаниях какого-то не очень уравновешенного парня, когда мысли заняты сложностями другого масштаба: вон какую махину отгрохали, подходит срок рапортовать правительству о пуске завода на полную мощность, а стыковка отдельных агрегатов, купленных на валюту, кое-где еще не ладится.
- Спасибо за внимание, - сказал Федор Федорович, протягивая руку.
- Пожалуйста, - ответил секретарь горкома и тут же спохватился: - Куда?
- Рабочий день кончился, пора по домам…
- Та-ак, та-ак… Всадил занозу в самый зрачок и ходу… Не узнаю бывшего политработника. Или уже забылось, по какому графику строится его день?
- Нет, не забылось, но мне предписаны в такой час прогулки, дышать чистым воздухом велено, - схитрил Федор Федорович, видя, что секретарь горкома тянется к телефону. Сейчас будет связываться с каким-то крупным начальником, и стоит ли оставаться тут ненужным свидетелем важных переговоров? Так и есть, говорит с генеральным директором автозавода, называет его по имени и отчеству, спрашивает сухо и требовательно:
- Что у вас случилось вчера вечером?
Тот, вероятно, ответил "ничего", и тогда последовал вопрос с упреком:
- Как ничего?.. А что было на заседании парткома?.. Прошу вместе с секретарем парткома ко мне… Да, да, сейчас…
Федор Федорович хотел было подсказать, что дело Василия Ярцева рассматривалось в парткоме управления строительства, а не в парткоме завода, однако пришлось промолчать, потому что сию же минуту состоялся такой же разговор с начальником управления строительства. И только потом секретарь горкома взглянул на Федора Федоровича:
- Ну, раз предписана прогулка, не смею задерживать. Через часок прошу снова заглянуть ко мне.
Дорожка вела мимо молодых кленов с пожелтевшей листвой и уже голых тополей. На ходу Федор Федорович зябко подергивал плечами. Знобит от волнения: нет в руках веских доказательств в защиту Ярцева, есть только еще не доказанная и потому уязвимая со всех сторон убежденность - сурово, слишком сурово расправились с ним…
В горком приехали генеральный директор и секретарь парткома, чуть позже - начальник управления строительства. Их машины с желтыми подфарниками замерли у подъезда, будто прислушивались - по какому поводу вызвали сюда начальников в такое время, о чем пойдет с ними разговор?
Прошел час. К подъезду подкатила еще одна "Волга". Из нее вышли двое: высокий, стройный Сергей Викторович Шатунов, заместитель секретаря парткома строительного управления, и член парткома инженер Олег Михайлович Жемчугов, еще сравнительно молодой, рано располневший человек. Вот они-то знают, за что исключили Ярцева из партии…
Федор Федорович вошел в приемную.
- Проходите, вас ждут, - приветливо встретила его секретарь.
В кабинете оказалось значительно больше людей, чем предполагал Федор Федорович: тут были многие сотрудники горкома. Секретарь горкома, окинув взглядом собравшихся, сказал что-то сидящему справа от него генеральному директору. Тот согласно кивнул головой: дескать, ты тут верховодишь, нас отмолотил, теперь берись за этих.
Секретарь горкома и генеральный директор знали друг друга не первый год. Говорили, что во время войны они работали вместе на заводе - один начальником цеха, другой учеником слесаря в том же цехе. Теперь бывший начальник цеха прислушивался к своему бывшему ученику, "слесаренку", который стал секретарем горкома.
Рядом с генеральным директором сидел начальник управления строительства. На его груди поблескивали значок депутата Верховного Совета и золотая медаль "Серп и Молот" - Герой Социалистического Труда. Секретарь горкома обменялся с ним взглядом и, помолчав, сказал:
- Продолжим, товарищи. Послушаем теперь партком строительного управления.
- Заместителя секретаря парткома, - уточнил виноватым голосом начальник управления строительства.
- Ну что ж, товарищ Шатунов, вы готовы?
- Готовы, - четко ответил тот, - со мной еще член парткома Жемчугов. Но мы не знаем, в каком аспекте докладывать, что вас больше интересует?
- Не интересует, а волнует, - поправил Шатунова секретарь горкома. - Вот сейчас генеральный директор вместе с секретарем парткома, затем начальник управления строительства делились мыслями о практике партийной работы с молодыми коммунистами, а вы, заместитель секретаря парткома, говорят, здорово разбираетесь в марках бетона. С бетона и начинайте, если не поняли, зачем вас сюда пригласили… Дело Ярцева нас интересует. Так, Федор Федорович, или не так?
Шатунов поискал глазами, кого это секретарь горкома назвал по имени и отчеству. Обернувшись, заметил, что рядом с ним поднялся и снова сел комендант молодежного общежития, сказал с нескрываемым раздражением:
- С какой поры стало зазорным для партийного работника заниматься технологией, в том числе и марками бетона?
- С той, - быстро подсек его секретарь горкома, - когда партийные работники начинают подменять собой хозяйственников и специалистов.
- Значит, можно мириться с тем, что специалисты будут продолжать втирать нам очки, а мы… хлопать глазами?
- Вы уже прохлопали: нет сейчас таких инженеров, которых вы можете уличить в неграмотности. Не уводите нас в дебри придуманных сложностей… Мы просим рассказать: за что исключен из партии Василий Ярцев? Где он сейчас, что с ним?
Шатунов недоуменно развел руками, сказал:
- Не знаю. У нас нет нянек, чтобы следить за ним.
Более проницательным оказался Олег Михайлович Жемчугов, который приступил к изложению персонального дела Ярцева. Говорил он спокойно, уравновешенным голосом. В руках у него была папка. Из нее он извлекал лист за листом и, с разрешения присутствующих, зачитывал строчку за строчкой, комментируя их. Отдельные факты и примеры Жемчугов оценивал довольно объективно и, казалось, не сгущал красок. Федор Федорович, слушая его, уже стал сомневаться: может, в самом деле, Ярцеву еще просто рано носить высокое звание коммуниста? Логика суждений докладчика вела именно к этому. Но вот секретарь горкома попросил Жемчугова повторить, в чем конкретно выразились дерзкие выпады Ярцева против установок партии.
- Он, Ярцев, безответственно утверждает… - Жемчугов вынул из папки очередной лист. - Вот запись его выступления на заседании совета по управлению производством. Цитирую: "Зачем обманываем себя, что мы ударники коммунистического труда? Какой же это коммунистический труд, если каждый из нас получает за него больше, чем другие? Гоним количество, не думая о качестве. Запарываем технику ради лишнего червонца в свой карман. Собираемся объявить завод заводом коммунистического труда. Коллективный обман государства…" - Жемчугов выжидающе помолчал, но возгласов возмущения не последовало.
- Дерзкий парень, ничего не скажешь, - иронически заметил секретарь горкома и спросил: - А вы, товарищ Жемчугов, думали о том, как ответить этому молодому коммунисту? Ведь он не согласен с тем, что его называют ударником коммунистического труда.
- Разумеется, думал, - ответил Жемчугов, - но Ярцев, побывав в Турине, привез оттуда вирусы недоверия к нашей действительности. Трудный он человек, тяжело с ним разговаривать, дерзит…
- И вы нашли легкий ход против такой трудности: предложили исключить его из партии?
Поднялся Шатунов. Поднялся быстро, решительно. У него, как видно, был в запасе весомый козырь против Ярцева.
- Вы, очевидно, забыли решение вышестоящих партийных инстанций о борьбе с летунами. Ярцев не только сам ушел из автоколонны нашего управления, но и увел за собой целую группу шоферов, своих дружков с сомнительной репутацией.
- Нет, не забыл, - ответил секретарь горкома. - А вы не слишком ли поздно спохватились выполнять это решение?.. Не прячьте за этот щит свое неумение работать с молодыми коммунистами.
Федор Федорович понял, что дело Ярцева будет возвращено в партком строительного управления на пересмотр, однако присутствовавший здесь председатель партийной комиссии горкома, пожилой, с большим стажем партийной работы коммунист, взял из рук Жемчугова папку "Персональное дело В. В. Ярцева" и, полистав несколько страниц, сказал:
- Бумаги оформлены обстоятельно. Обвинений много: "дебошир", "скандалист", "аварийщик", "идеологически не выдержан"… А формулировка об исключении довольно странная: "Считать Ярцева В. В. выбывшим из партии согласно Уставу". Исключили по Уставу, не указав параграфа.
- Указывать номера параграфов? Это же формализм! - возмутился Шатунов.
- По-смот-рим, - замедленно произнося слог за слогом, отозвался председатель партийной комиссии и заключил: - Прошу поручить партийной комиссии рассмотреть персональное дело Ярцева и результаты доложить на бюро горкома.
Секретарь горкома согласился с ним.
- Подключите к работе по этому делу Федора Федоровича Ковалева.
- Нельзя, не имеем права, - возразил председатель партийной комиссии. - Ковалев давал Ярцеву рекомендацию в партию. Быть может, мы самого Ковалева будем привлекать к ответственности - кого он рекомендовал?..
* * *
Прошло немного времени, и в папку "Персональное дело В. В. Ярцева" легла одна тетрадь, затем вторая, третья… В них излагался ответ на вопрос, который волновал Федора Федоровича: кому он дал рекомендацию в партию?
Когда партийная комиссия стала докладывать о своих выводах на бюро горкома, в руках председателя было уже девять таких тетрадей…
Глава вторая
ВАСИЛИЙ ЯРЦЕВ
По материалам первой тетради
1
Возле последнего вагона скорого поезда Москва - Куйбышев, остановившегося на станции Сызрань, сгрудились любопытные. Все смотрели на лобастого парня в тесной для него гимнастерке без ремня. Ремень с массивной пряжкой он накручивал вокруг ладони, поглядывая себе под ноги, где валялись похожие на спелые апельсины поджаренные пончики. Чуть поодаль, у подножки вагона, поблескивала ладами разбитая гитара. Пончики собирала девушка в белом колпачке - лоточница вокзального буфета.
- Заступник нашелся… Без тебя справилась бы, - ворчала она на парня в гимнастерке. - Вон их сколько было. Без глаз могли оставить.
- Зря пугаешь, - хмуро ответил парень.
- А что, струной чиркнули бы, а потом ищи-свищи… Ведь напролом шел.
- Глаза-то остались, а срок получит, - уточнил проводник таким тоном, что думалось: теперь все зависит от него. Он стоял на подножке тамбура, закрыв собой выход из вагона.
- За что? - спросила его лоточница.
- За фулиганство. Стекло разбито, без свидетелев доказуемо. Вот какая каменюка в служебке стекло вынесла. Насмерть мог меня ухлопать. Придись в висок или в темя…
Проводник для пущей убедительности приложил камень к виску.
- Под локоть он того гитариста подтолкнул, камень и влетел к тебе в служебку, - возразила лоточница, еще раз окинув взглядом стоящего перед ней парня.
- Ишь ты, еще защищает. Кому же мне теперь взыск предъявлять?
Проводник и слушать не хотел, что камень, который он показывал как вещественное доказательство, - окно-то разбито! - был нацелен в голову парня.
Подошел сержант милиции.
- В чем дело? - спросил он, обращаясь к проводнику.
- Вот этот фрукт драку затеял с какими-то ребятами.
- Кто свидетель?
- Продавщица с пончиками тут была.
- Я, Сергей, прости… товарищ сержант, разглядеть ничего не успела. Когда он брызнул одному, я запнулась, и пончики рассыпались. Видела, что тех было пятеро. Он еще раз отмахнулся…
- Отмахнулся или брызнул? - милиционер посмотрел на ремень с пряжкой в ладони парня.
- Говорю, отмахнулся, - повторила лоточница и, помолчав, принялась уговаривать сержанта: - Не вставляй меня, Сережа, в свидетели. Некогда мне, я ничего не видела…
Сержант повернулся к парню:
- Ваши документы… Так, значит, по паспорту Ярцев Василий.
- И в натуре, по отцу тоже Ярцев, - ответил парень.
- Пройдемте со мной, - сказал ему сержант. - И ремень отдайте мне.
- Вот еще каменюку возьми, - протянул ему камень проводник. - А манатки его снять?
- Потом, как вагон отцепят.
Ярцев недоуменно посмотрел на лоточницу. Чего она испугалась? Ведь у нее же деньги хотели отнять! Он понял вдруг, что дело могло обернуться весьма круто, если учесть, что вещественных доказательств своей правоты у него не было.
Ребята, с которыми он ехал на строительство автозавода, пытались убедить дежурного по отделению лейтенанта милиции в том, что произошло какое-то недоразумение. Но попытки ни к чему не привели. Проводник вагона приволок в отделение сундук Ярцева, тяжелый, в железных обручах, и сказал, что в нем наверняка свинчатки, чтобы вооружать драчунов на стройке. От такой нелепости друзья заулыбались.
- Сейчас вскроем и опишем при свидетелях, - сказал лейтенант.
Из кабинета начальника отделения вышел мрачный, чем-то взволнованный мужчина лет сорока пяти, в шляпе, на плечах - выцветшая армейская плащ-накидка.
- Вот уполномоченный штаба стройки… - представил его лейтенант. - Булан Буланыч, хотите посмотреть, какие гостинцы везут вам на стройку в сундуках?
- За тем и пришел, - ответил Булан Буланович.
Еще в ЦК комсомола ребятам сказали, что вагон будет встречать в Сызрани некий Булан Буланович - расторопный, добрый и внимательный человек. Однако сейчас он взглянул на Ярцева так хмуро и озабоченно, что никто не посмел представиться ему, как было велено.
Открыли сундук. Ярцев кивнул проводнику: дескать, смотрите, какие тут "свинчатки для вооружения драчунов". Все удивленно переглянулись, увидев в сундуке, разделенном на две равные части березовой плашкой, аккуратно сложенные инструменты разного назначения. На плашке было множество отверстий, выемок и кармашков для отверток, шурупов, болтиков различных калибров, пластинок столярного клея, флакончиков с лаком и политурой, каких-то замысловатых сверл и державок к ним с блестящими головками. На крышке ящика гнездились не менее интересные и, вероятно, очень нужные инструменты столяра-краснодеревщика.
Рубанки, полотна ножовок с фигурными ручками для них, дюжина стамесок и долот, лобзик, коловорот, молотки трех калибров, хомутики, рулетка - в одной половине ящика. В другой теснились торцовые, рожковые и накидные ключи, отвертки, развертки, дрель, паяльник, сверла по металлу, приспособление для газовой резки и сварки металла, аптечка автомобилиста, набор ниппелей и золотников - все, что необходимо шоферу для ремонта машины.
До окончания десятилетки Василий Ярцев собирался стать столяром. Понимать красоту изделий из древесины учил его отец, известный в Гатчине краснодеревщик, который вместе с другими мастерами восстанавливал и обновлял убранство Павловского дворца, изувеченного гитлеровцами в дни блокады Ленинграда. Сын во всем помогал отцу и теперь, после его смерти, как богатое наследство, хранил отцовский инструмент.
Но с годами у Василия появилась и вторая любовь - автомобиль. За год до призыва в армию Ярцев по предписанию военкомата окончил курсы шоферов и восемь месяцев работал на грузовой "летучке" ремонтной автобазы. Регулировка клапанов, замена деталей подвески, рихтовка помятых крыльев - все, вплоть до переборки двигателей, поручал ему механик "летучки". Поэтому сразу же после прибытия в батальон обслуживания главного штаба его, как шофера, умеющего ремонтировать машины, зачислили в отделение ремонтников. Сундук с отцовскими инструментами, которые он взял с собой, стал пополняться оснасткой автомобилиста.
Родственники из Гатчины будто почуяли, что Василий изменяет ремеслу отца, и все чаще и чаще слали письма. Мать писала, что ей трудно жить в доме без сына: отцовский комод рассохся - подкрепить бы его в шпунтах надобно; с деньгами перебои случаются, а соседи ищут мебельщиков за любую плату; в Гатчине открывается новая столярная мастерская, там ждут потомственного краснодеревщика, уже приходили несколько раз, спрашивали, когда вернется из армии сын…
Сестра тоже писала о новой мастерской, о реставрационных работах в Павловском дворце. Она знала толк в этом деле: окончила школу художников-реставраторов по дереву. И в конце каждого письма как бы между делом сообщала, что ее подруга - девушка из соседнего поселка, умница, мастерица-вышивальщица - будто давным-давно знает столяра Василия Ярцева…
Служба подходила к концу. Василий раздумывал: вернуться ли к столярному делу или остаться автомобилистом? Но тут стало известно, что строительство автомобильного завода на Крутояре объявляется ударной комсомольской стройкой, и с колебаниями - туда или сюда? - было покончено. Василий Ярцев попросил комсорга батальона включить его в список для получения путевки ЦК комсомола на стройку автозавода.
Вместе с ним в список включили еще десять однокашников. Тогда распространялось много слухов о контракте с итальянской фирмой "Фиат", которая якобы, взявшись строить невиданный по мощности завод - шестьсот шестьдесят тысяч легковых автомобилей в год! - устанавливает свои суперпорядки по найму и увольнению рабочей силы: каждому устроят экзамены по итальянским нормам; даже мелкая крошка в бетоне измеряется микрометром; установка и регулировка механизмов будет контролироваться лучами лазера: допустил неточность - плати за деталь сполна; доставка всех строительных материалов регулируется электронным диспетчером: привез раньше срока раствор для заливки фундамента - поворачивай обратно и смотри, чтоб раствор не затвердел, а если опоздал, еще хуже - будешь платить из своего кармана за простой бетонщиков на этом участке. Но уж если выдержал экзамен, тогда получай по высшему разряду с надбавками по усмотрению мастера. Мастер - царь и бог над своими подчиненными. По его же воле можешь попасть в список на внеочередное приобретение великолепного легкового, экономичного, скоростного пятиместного автомобиля…
Все это вместе взятое и тревожило и манило ребят. Кому не хочется испытать себя и свои способности по непривычным чужим нормам?
Однако в день получения путевок вчерашним солдатам разъяснили, что легенды о порядке на стройке автозавода не имеют под собой почвы. Завод возводится с участием иностранных специалистов, но под руководством советских инженеров, и устанавливать какие-то суперрежимы на советской земле, на социалистическом предприятии никто не собирается. Что касается четкой и ритмичной организации процессов строительства завода-гиганта, его пуска на полную мощь, то надо ждать действительно еще невиданных в этой области новшеств.
- Все ясно, - сказал тогда Василий Ярцев, видя, как сникли друзья. - Игра в героев по чужим правилам отпадает, но, если отступим, грош нам цена…