2006. Взрослые тоже говорят глупости
Я прочитал истории 2006 года и понял, что истории 2007 года я читать не буду. Просто чтобы не расстраиваться. Потому что лучше все равно уже не будет. Потому что я понимаю сейчас, как я счастлив был тогда. А тогда не понимал. Тогда меня злило, конечно, когда я слышал от кого-нибудь, что с детьми так тяжело, так тяжело… А кто-нибудь говорил о том, какое это счастье?.. Что, может, люди просто скрывают его не только от других, а и от себя, и орут на своих детей, чтобы и они не заподозрили, как взрослые счастливы с ними?
Да вряд ли. Орут, чтобы проораться и успокоиться. Счастья своего не понимают. А оно – в каждой минуте, когда ты с ними, и единственное, о чем я жалею теперь, – что не был с ними тогда, в 2006 году, в десять, в сто раз чаще. И сейчас, в 2009-м, я с ними редко, и ничего не могу поделать с этим, ничего, и это мучает меня. Тем более что я слишком хорошо понимаю, сколько всего я упустил в 2006-м (о том, что поймал, вы прочитаете в этой главе) и сколько всего упущу в 2009-м, 2010-м, 2011-м…
Слава богу, хоть все вот это, что ниже, осталось со мной. Но это слабое утешение.
"Понятно, сэр"
Мы поехали в Московский театр клоунады. У одной девочки, Саши, был день рождения, и, в общем, нас пригласили.
Я ехал в театр клоунады с большим предубеждением. Честно говоря, я себе представлял примерно, что это такое. Достаточно сказать, что добираться до него мне удобнее всего по третьему транспортному кольцу. Ну и что это за театр, в который надо ехать по третьему кольцу, а потом еще минут семь переулками?
В общем, это оказался хороший театр. Клоуны были от души раскрашены и довольно дорого одеты. Ваня и Маша не шарахались от них, как обычно шарахаются от клоунов, а это уж что-то да значило.
И спектакль оказался хороший. Когда я после антракта зашел в зал и посмотрел второе действие, то даже пожалел, что первое действие просидел в буфете с Сашиным папой (и тоже, по необъяснимому стечению обстоятельств, Сашей).
Мне-то сначала показалось, что это очень умно – под благовидным предлогом, впрочем, чуть надуманным (поискать волшебных светящихся палочек, которыми до зубов вооружились другие дети), за пару минут до начала представления выйти из зала, сразу пойти на второй этаж, в кафе, и с облегчением отдаться обсуждению абсолютно увлекательной темы – какого цвета будет салон в твоей новой машине. Вернее, в моей. Это можно обсуждать очень долго. А когда эта тема будет исчерпана, сама собой появится другая – заказывать ли предпусковой обогреватель.
Дело в том, что эти холода не прошли для меня даром. Машина один раз очень подвела меня. И, по идее, предпусковой обогреватель, который греет не только двигатель, но и салон задолго до того, как ты подойдешь к машине, лишним в ней не будет. И дети будут, кстати, согреты.
Нельзя сказать, что они в эти холода намерзлись. Они, например, не ходили в детский сад. Ваня был откровенно рад этому. Он был настолько рад, что, когда я наконец объявил ему, что сегодня он пусть собирается в детский сад, он страшно переполошился. Он уже, наверное, думал, что больше никогда не надо ходить в детский сад. Нельзя сказать, что это такое уж для него наказание. Там, в конце концов, Катя его встречает как родного.
Нет, конечно, он ничем не напоминает в этом смысле другого Ваню, которого папа возил на санках каждое утро специально каждый раз разной дорогой, чтобы мальчик не заподозрил, куда это они едут ранним утром по свежему снегу. И все равно, мил-человек, ребенка не обманешь, и Ваня начинал подозрительно оглядываться по сторонам, а потом тревожно говорил своему папе:
– Ой, чувствую я, ты меня в детский сад везешь…
Нет, Ваня относится к детскому саду гораздо лояльней. Но без фанатизма. Это Маша вообще не может жить без детского сада. То есть дело, конечно, не совсем в детском саде. Когда они не пошли из-за морозов в первый день, Маша даже как будто обрадовалась и чуть не весь этот день смотрела мультики по большому телевизору, который очень кстати к этим холодам починили. А на второй день она подошла ко мне и спросила:
– Папа, что, я снова не пойду в детский сад?
– Ты не рада? – переспросил я.
– Ну, еще один день я выдержу, – сказала она.
– А два дня?
– Не выдержу, – пожала она плечами.
– И что будет? – спросил я.
– Умру, – просто сказала она.
– Это из-за Вадика? – спросил я, и сердце мое оборвалось, ибо я знал ответ.
– Да, – подтвердила она.
– Погоди, – сказал я, – но ты же говорила, что он перестал приносить тебе по утрам из дома конфеты.
– Да. И я теперь его еще больше люблю, папа, – вздохнула Маша.
То есть он мучает мою дочь. Он истязает ее, этот маленький паршивец. То приносит конфеты, то не приносит. И когда не приносит, это еще хуже, чем когда приносит, потому что она страдает и, черт его знает, в самом деле любит его еще больше. Когда-нибудь у меня будет больше времени, я погружусь в эту проблему с головой и обязательно как-нибудь решу ее. Может, надо купить ей конфет на целый год вперед и выдавать по одной каждое утро. Правда, что-то подсказывает мне, что так я эту проблему могу и не решить.
У Вани с Катей в его группе отношения другие, просто дружеские. И с детским садом его не связывает ничего личного. Поэтому, когда я объявил ему, что пора в детский сад, Ваня очень занервничал.
– Папа, – лихорадочно объяснял он мне, – понимаешь, я очень хочу сыра. И кашу я съем. Пойдем поедим сыра и каши. Сядем все вместе – я, ты, Маша, мама. Поедим сыра. Потом посмотрим "Питера Пэна". Потом вы спрячетесь. Я буду вас искать. У нас же большая дружная семья. Мы должны быть вместе.
Я смотрел на него с огромным удивлением. Ваня произносил все это чудовищной скороговоркой, но он хотел, чтобы его поняли, и поэтому говорил очень отчетливо, и я понимал каждое слово, абсолютно каждое. То есть когда он говорит так, что нельзя разобрать ни слова (а так случается время от времени), то это значит только, что он предпочитает замкнуться в себе. Нет, Ваня в это утро не хотел идти в детский сад.
– Я хочу сыра, папа! – повторял он, когда я надевал на него куртку. – Понимаешь, сыра!
– А я хочу пить, – говорила Маша. – У меня питьевой завтрак.
Но она-то еще больше хотела в детский сад.
– Ваня, ты будешь завтракать в детском саду, – сказал я. – Это понятно?
– Понятно, сэр, – буркнул он.
От "Питера Пэна" была очевидная польза.
И вот, сидя в кафе на втором этаже Театра клоунады, я понял, что салон машины моей будет бежевый. Ну, маркий, конечно. Но надо. Есть такое слово – надо. Когда очень хочется, то надо.
А без предпускового обогревателя можно и обойтись, в конце концов. Потому что на него денег не осталось.
И вот все это мы с моим товарищем решили и пошли в зрительный зал, потому что совсем скоро должно было начаться второе действие. Я пришел с четырьмя волшебными светящимися палочками, потому что столько у нас в этот день было детей (у Саши есть старшая, почти четырехлетняя, сестра Оля). Клоуны перед началом действия позвали Сашу на сцену и передали ей облако из воздушных шариков.
А я никак не мог отделаться от мыслей про этот бежевый салон. Вообще-то очень глупо заказывать машину с таким салоном. Ведь я, в конце концов, не один в нем буду сидеть. Дети очень любят ездить со мной в машине и есть, давясь, осколки шоколадной скорлупы из раздавленных киндер-сюрпризов, и пинать друг друга грязными ботинками. Конечно, думал я, дети быстро сделают этот бежевый салон черным. Ну и что теперь, отказываться от бежевого салона?
Вот так я мучился, пока не увлекся другим сюжетом.
Девочка Лиза стала там обладательницей золотого колечка. Оно помогало ей жить. Оно исполняло любую ее мечту. И тогда я все решил насчет этого салона окончательно. Ну конечно, бежевый. Ну, может у меня, в конце концов, быть хоть одна своя мечта, которую я могу исполнить для самого себя?
"Она будет рисовать!"
Мы с Машей и Ваней пошли на спектакль "Белоснежка". Перед спектаклем в фойе театра был концерт. Детям предлагали спеть и сплясать. Доверчивые дети пели и читали стихи, уверенные в том, что им что-нибудь подарят. Маша тоже вышла на сцену. Но оказалось, что наградой им будет просмотр спектакля.
Маша была в страшной ярости. Она даже не хотела заходить в зрительный зал. Она едва дождалась, пока мы приедем домой. Она попросила Ваню встать на стул и рассказать стихотворение. Мальчик очень обрадовался и сгоряча прочитал не одно стихотворение, а два.
– Спасибо, Ваня, – сказала Маша. – А теперь мы идем смотреть мультик. Вот зрительный зал. А-а, у нас билетов нет.
Она купила у мамы два билета, проверила, на свое ли место села.
– А подарок? – спросил Ваня.
– Мультик! – торжествующе сказала она. – Будешь смотреть мультик.
Мальчик разрыдался.
– Не плачь, Ваня, – уже с дрожью в голосе говорила Маша, сама готовая заплакать.
– Почему? – плачущим голосом спрашивал Ваня.
– Потому что я же не плакала, когда рассказала стихотворение, а мне сказали, что я могу посмотреть спектакль.
– Маша, ты очень сильно обиделась? – спросил я.
– Да, – честно сказала она.
– Зря, – сказал я. – Ведь дальше будет только хуже. Она не поверила. Боже, если бы она только знала, как я окажусь прав. Я и сам этого не знал.
На следующий день они пошли на рисование. Я забирал их. Они радовались, как дети. До сих пор я ни разу этого не делал.
– Можно с вами поговорить? – спросила меня девушка, которая учит детей рисованию. – Все-таки вы отец.
С этим глупо было спорить. Хотя мне уже хотелось. Мне, разумеется, не понравилось такое начало разговора.
– Понимаете, – сказала она, – Маша и Ваня – совсем разные. Вот Ваня – очень усидчивый мальчик.
– Я понял, – сказал я. – Маша, значит, не очень усидчивая девочка.
Примерно так же говорила про Ваню одна наша няня. Ее, конечно, уже нет с нами.
– Ну да, – пояснила учительница. – Маша не может закончить задание. Ей становится, по-моему, скучно. Но ничего страшного. Может быть, рисование – это не ее призвание.
– Не ее? – поразился я.
Я вспомнил, как два дня назад мы ужинали в ресторане с нашими друзьями. Маша сначала бегала вместе с Ваней, Сашей и Леней по заведению, отчего очень бесился один клиент. Он сидел и, когда они пытались пробежать мимо него, сначала говорил, а потом начал кричать:
– Не здесь! Только не здесь!
Они, разумеется, поняли, что этот прекрасный дядя с ними играет, и начали бегать мимо него с удвоенным энтузиазмом. Тогда он начал расставлять руки, белея просто на глазах. Они догадались, что добрый дядя только делает вид, что он взбешен их поведением, и начали бегать мимо него не молча, как раньше, а с беспрецедентным визгом.
Им было очень жалко, что он в конце концов ушел, оставив на столе ужин. Он оставил его им, своим врагам. Но ему не удалось обидеть их этим. Они расстались с ним, наоборот, друзьями.
После этого Ваня, Леня и Саша встали к огромному окну и стали смотреть на Тверскую улицу. Там было много интересного. Там стукнулись две машины. Через секунду в них врезалась третья. Но Машу все эти события не взволновали. Она попросила у официанта раскраски и больше часа рисовала. Она полностью ушла в рисование. То, что у нее получилось, рвали друг у друга из рук официанты, чтобы повесить дома на стенку. Не знаю, они, может, хотели сделать Маше и мне приятное. Ну, тогда сделали.
И вот учитель рисования говорит мне, что рисование не является призванием моей дочери. Я хотел спросить, является ли рисование ее призванием, но потом раздумал. Обидеть художника может каждый. Вот она, например, Машу сильно обидела, хотя Маша, слава богу, об этом не узнала.
– Она будет рисовать, – сказал я.
– Ну ладно, – вздохнула учительница. – А вы можете поговорить с ней, чтобы она заканчивала задания?
– Не могу, – сказал я. – Но я хочу поговорить с вами.
– О чем? – удивилась она.
– Чтобы вы никогда не просили ее об этом. Она неожиданно пообещала.
На следующее утро некий волшебник (в интенсивном интерактивном общении с ним находится наша новая няня) подарил Ване три витаминки. Он положил их ему под подушку. Только потому, что на горизонте замаячили эти витаминки, Ваня накануне вечером согласился заснуть. Маша заснула по своей доброй воле. Утром Ваня, найдя витаминки, понятное дело, обрадовался.
– Ваня, ты что, со мной даже не поделишься? – спросила Маша.
– Не, ну завтра, ладно? – пробормотал Ваня так, чтобы было понятно, что ему еще только три года, говорит он пока еще слишком неразборчиво, очень страдает от этого и поэтому сейчас лучше дать побыть ему одному.
Маша ничего не сказала. Но она, конечно, близко к сердцу приняла и эту историю.
Узнав про нее, следующим вечером я запретил няне вступать в разговоры с волшебниками.
На следующее утро Ваня, разумеется, полез под подушку за витаминками и не нашел их. Отчаявшись, он предложил и Маше поискать их у себя под подушкой. Поиски снова не дали никаких результатов.
– Ваня, у тебя что, ничего нету? – спросила Маша подозрительно безразличным голосом.
– Нет! – развел мальчик руками.
– А, ну теперь у нас, значит, поровну, – сказала Маша.
А днем в детском саду воспитательница отчитала ее за то, что она клеем замазала свою подушку.
– Я же не могу за всеми за вами следить! – раздраженно говорила воспитательница.
– Почему? – спросила Маша.
– Потому что у меня не четыре ноги!
– Жалко, – сказала Маша и вызвала у воспитательницы, мягко говоря, бурю негодования.
А теперь скажите мне: и вот все это называется счастливым детством?
"Придет жаба!"
День рождения Маши был уже совсем близко, а Ваня все никак не мог научиться завязывать шнурки и застегивать пуговицы. В этом не было бы ничего страшного, если бы Алена не прочитала, что в три года ребенок должен уметь это делать. И она поставила перед собой цель: если нельзя достичь этого эффекта к Ваниному дню рождения (три года ему исполнилось пару месяцев назад, а книжку Алена прочитала позже), то надо постараться успеть хотя бы к Машиному.
И вот Алена учила Ваню застегивать куртку на все пуговицы. Он честно сопротивлялся. Я по глазам его видел, что у него очень много аргументов. Часть из них он озвучил.
– Ты должен научиться! – говорила Алена. – Ты должен! Ты можешь! Надо только постараться.
– Ты же это мне сама делаешь, – сказал Ваня. – Зачем стараться?
– Потому что ребенок должен уметь делать это сам! – говорила Алена, пытаясь застегнуть пуговицу его пальцами.
Мальчик искренне, по-моему, старался понять свою маму, но разве это было возможно?
– Ваня, – сказал я, когда понял, что процесс обучения зашел в тупик, – если ты не научишься делать все это сам, тебя не будут пускать в рестораны и в кино.
Ваня страшно засуетился. Он моментально надел ботинки и завязал шнурки. Видно было, что он делает это не в первый раз. Очевидно, что этим приемам его давно научили в детском саду. Но вот застегнуть пуговицы на куртке у него что-то и в самом деле не получалось. А от того, что он очень торопился (у него просто паника в глазах была, он слишком отчетливо представил всю эту неприемлемую перспективу), шансов становилось еще меньше.
– Ну, петелька, что ты такая вредная, – бормотал он, – не пускаешь пуговку…
Потом у него неожиданно получилось. Ни один мускул не дрогнул у него на лице. Он принялся за вторую петельку. Она была не такая вредная. Когда дело было сделано, он вздохнул:
– Ой, папа, как же я устал…
Но он сделал это. Да, мы сразу пошли в кино. Потом неплохо пообедали. Мальчик даже не очень радовался. Он принимал это как должное.
Между тем Маша в канун своего дня рождения просто осатанела. Куда бы мы ни пришли, она требовала везде все ей купить ко дню рождения. Если я ей отказывал, она говорила раздраженно:
– Тогда просто так купи.
Убедившись, что просто так шансов нет вообще, она проявляла необходимую изобретательность:
– Тогда купи на Восьмое марта.
В одном из магазинов Маша потребовала, чтобы ей купили волшебную палочку. Это была настолько красивая волшебная палочка, что я не был уверен, что она не настоящая. Достаточно сказать, что Алена начала просить купить эту палочку ей, если я сумею отказать Маше. То есть она была заинтересована в том, чтобы ее дочь осталась без подарка ко дню рождения. Первый раз, если не ошибаюсь, две эти девушки конкурировали друг с другом таким недвусмысленным образом.
Я хотел было спросить Машу, зачем ей волшебная палочка, как вдруг Ваня сказал:
– Маша, не надо!
– Почему? – удивилась она.
– А кто тогда будет моей сестрой?
– Я, – пожала она плечами. – Я твоя сестра.
– Нет, – объяснил он, – ты не будешь. Ты улетишь от нас. Ты будешь феей.
Честно говоря, такой вариант развития событий мне даже в голову не приходил. Ваня по большому счету был прав. Маша без волшебной палочки была его сестрой. Маша с волшебной палочкой автоматически становилась феей.
– Да, я буду феей, – подтвердила Маша. – Но я никуда не улечу. Я буду жить с вами.
Мне было интересно, что он на это скажет. Должны же быть какие-то еще аргументы.
– Хорошо! – удовлетворенно ответил Ваня.
Его Машин ответ, оказывается, вполне устраивал.
Ну а что я? Я маленький человек. В конце концов, у меня нет задачи во что бы то ни стало не покупать ребенку волшебной палочки. Я не боюсь к тому же, что Маша улетит от меня. Я давно приучил себя к этой мысли. Но это произойдет еще очень нескоро.
Вечером дети сидели и обсуждали, кто придет к Маше на день рождения. Им было обещано сказочное представление, и они имели полное право выбрать его героев. На равных правах фигурировали Синяя борода, Буратино, Питер Пэн, Серая шейка.
– Мама, – сказала наконец Маша, – давай придет Дюймовочка.
– А что, хорошая идея, – обрадованно сказала Алена, быстро найдя в Интернете среди ассортимента сказочных героев требуемую Дюймовочку.
– Договорились, – кивнула Маша.
– И жаба, – прошипел Ваня.
– Что? – переспросил я.
– И жаба придет. Жаба! Придет жаба!
Ему доставляло огромное удовольствие с чувством повторять это слово.
Я вспомнил, что в сказке про Дюймовочку и правда фигурирует жаба.
– Я не хочу жабу, – заплакала Маша. – Это мой день рождения! Пусть Ваня на свой день рождения приглашает жабу!
– К тебе придет жаба! – как заведенный повторял Ваня. – То-о-олстая такая!
– К тебе, Маша, придет эльф, – твердо сказала Алена. – Устраивает?
– Да, – кивнула Маша сквозь рыдания.
Через пару дней эльф и в самом деле пришел, и не один. Он принес с собой мышонка. Производитель постарался, чтобы соответствие с живым мышонком было максимальным, и это ему удалось.
– Вот к тебе пришел мышонок, Маша! – торжественно сказал эльф. – Он у тебя останется жить.
– А чем его надо кормить? – тихо спросила Маша. Она была потрясена. Мягкая игрушка и в самом деле казалась ей живой.