Несмотря на все трудности с общением и профессиональным переводом, мы умудрялись даже проводить командно-штабные учения. Сложность состояла в том, что нами готовились не только солдаты, но и офицерский состав – командиры полков, штаб дивизии.
Почему так получилось, что мы оказались без переводчиков? Над этим вопросом я потом часто задумывался, но не находил однозначного ответа. Советские войска и техника в большом количестве направлялись за тысячи километров от родного дома, в другое полушарие в совершенно незнакомую нам страну. Людей, знающих русский язык, на Кубе тогда вообще не было. Но в нашем Генштабе ни у кого не возникла мысль: "А как же наши ребята будут общаться с кубинским населением и местными органами власти?" Удивительно, мы взяли с собой полный запас провианта из расчета на целый год. Значит, в Москве не исключали, что мы можем пробыть на Кубе около года. Предусмотрели массу деталей, но не переводчиков. Даже тогда, когда ракетный кризис миновал и мы занялись планомерной подготовкой кубинских военнослужащих, проблема с переводчиками по-прежнему игнорировалась.
Да, конечно, мы "выкрутились". Наши "доморощенные переводчики" из числа молдаван здорово нас выручили тогда. Из 2,5 тысячи солдат в полку молдаван было 35 человек. Конечно, они не могли заниматься художественным переводом, не могли передать все детали и тонкости речи. Однако на бытовом уровне общения они справлялись успешно. Им вполне по силам было объяснить, как держать автомат, как атаковать, как прицеливаться. Где не хватало слов, выручали жесты и мимика. Конечно же качество и эффективность обучения от этого страдали.
Можно ли было решить проблему с переводчиками заранее, еще на подготовительной стадии операции? Конечно да. В СССР еще с середины 30-х годов было достаточно много людей со знанием испанского языка. На мой взгляд, следовало бы включить в состав руководства полка специалиста со знанием испанского языка, сделать его одним из заместителей командира полка. Все можно было сделать. Просто тогда, когда планировалась эта операция, об этом никто в Генштабе не подумал…
Несмотря на множество проблем и трудностей, жизнь в полку налаживалась, боевая учеба шла полным ходом. Мы отрабатывали тактику действий по отражению высадки морских десантов противника, организовывали взаимодействие с "соседями" – кубинскими частями, старались следить за информацией в мире и вокруг Кубы. Масштаб и цели операции "Анадырь" даже командный состав частей ГСВК представлял себе смутно. На первом Военном совете группы войск в конце сентября 1962 года генерал И. А. Плиев всех карт не раскрыл, почти ничего не сказал о боевых задачах, оставил без внимания и ракетные части. Закончил свое выступление командующий призывом помочь кубинскому народу отстоять независимость своей Родины.
Только после Военного совета Группы советских войск на Кубе, проведенного 20 октября, я впервые проинформировал своих офицеров о реальной ситуации, сказал им о том, что на Кубе находятся ракетная дивизия, две дивизии ПВО, полк фронтовых крылатых ракет и другие советские части. В условиях начавшейся на Кубе мобилизации личный состав полка осознавал всю меру ответственности, вставшей перед нами.
Вскоре к нам прибыл офицер из штаба кубинского корпуса с телеграммой:
"Дмитрий, прошу прибыть на совещание в штаб армии в Сантьяго-де-Куба.
Рауль Кастро".
Я доложил командующему ГСВК о приглашении на оперативное совещание, которое проводит министр обороны Р. Кастро. Получив разрешение убыть на совещание, я оставил за себя своего заместителя и вместе с начальником штаба, переводчиком и охраной отправился по уже знакомому маршруту в Сантьяго-де-Куба.
Часа через четыре мы были в штабе армии. Мы с моим начальником штаба майором А. Г. Крысовым представились Раулю Кастро, командарму Каликсте Гарсии и начальнику штаба Восточной армии Еухенио Альмехейрасу. Я попросил разрешения связаться с генералом Плиевым и доложил ему о нашем прибытии в штаб армии. Исса Александрович выслушал мой доклад и попросил передать телефонную трубку Раулю Кастро. Разговор продолжался несколько минут, но по отдельным фразам я понял, что речь шла о необходимости переменить место дислокации фронтовых крылатых ракет. Вскоре я узнал, что один полк ФКР дислоцировался как раз напротив американской военно-морской базы Гуантанамо.
На совещании руководящего состава Восточной армии Рауль Кастро изложил основные положения военно-политической обстановки, об организационно-мобилизационных мероприятиях кубинских властей. Вся территория страны была разделена на три командования: Западное под командованием Фиделя Кастро, Центральное – под руководством Хуана Альмейды и Восточное во главе с Раулем Кастро. Докладчик акцентировал внимание собравшихся на состоянии боевых возможностей кубинской армии и на боевом взаимодействии с Группой советских войск.
В рамках взаимодействия с кубинскими частями, наш полк в случае высадки десанта противника должен был действовать на трех направлениях: Ольгин-Баямо-Сантьяго-де-Куба-Гуантанамо; Ольгин-Куэто-Никаро; Ольгин– Хезул-Мария-Хибара.
Через пару дней после совещания в Сантьяго-де-Куба к нам в полк приехал весь командный состав Восточной армии во главе с министром обороны. Цель поездки была ознакомительная: кубинские товарищи хотели ознакомиться со штатным вооружением и боевой техникой, учебой и бытом личного состава части. На танкодроме была выставлена наша техника. Каждый образец – танк Т-55А, зенитное орудие, бронетранспортер, установка ПТУРС – был представлен в действии. Показ боевой техники произвел на наших гостей большое впечатление. Кубинские части имели на вооружении старые образцы советской техники времен Второй мировой войны, новых образцов, поступающих из Советского Союза, было еще мало.
С танкодрома кубинские офицеры направились в лагерь. Остановились около палаток 1-го мотострелкового батальона. Капитан B. C. Еремин представился министру и доложил о порядке размещения подразделений батальона. Кубинские командиры внимательно осмотрели палаточный городок. Рауль Кастро остановился возле поста дневального, рядом с которым стояла двухпудовая гиря. Жестом Рауль спросил дневального, может ли он поднять гирю. В ответ наш солдат, казах по национальности, легко одной рукой подбросил гирю несколько раз, затем поставил ее на табурет и зубами поднял эту конструкцию вверх. Богатырская сила нашего солдата поразила эмоциональных кубинцев. Покинули гости расположение нашего полка уже поздно вечером.
В целом солдаты и офицеры понимали всю меру ответственности, которая стояла перед ними. Мы ведь оказались на самом переднем крае холодной войны. Шутки шутками, но ведь совсем рядом была Америка. Все это понимали.
Однако, справедливости ради, следует сказать, что в то время мы испытывали сильнейший информационный голод. Первые три месяца спецкомандировки мы жили как на необитаемом острове: ни газет, ни журналов, ни писем. Первая партия долгожданных писем поступила уже после вывода с Кубы ракетчиков – где-то в декабре месяце 1962 года.
В политуправлении Группы советских войск на Кубе издавались информационные бюллетени о событиях в мире и в Советском Союзе. Они-то как раз и служили основой для политинформаций и бесед с личным составом. Вопросов и у солдат, и у офицеров было много, и партийно-политический аппарат части вел серьезную, повседневную разъяснительную работу.
Напряжение достигло апогея во второй половине октября 1962 года. Мы тогда не знали всех перипетий, возникших в ходе контактов между руководителями СССР и США, не знали всех деталей военно-политической обстановки в мире.
Полк был приведен в полную боевую готовность и поддерживал постоянную связь по нескольким закрытым каналам со штабом ГСВК, который постоянно требовал от нас доклады об оперативной обстановке на восточном участке, о боевом поведении американцев. Мы регулярно получали информацию о маневрах американского флота и авиации в непосредственной близости от Кубы. Личный состав полка постоянно находился на боевых постах возле своей техники. Нами были приняты меры к усилению маскировки и охране занимаемых позиций. Командование и штаб полка держали под постоянным контролем все вопросы боевого и тылового обеспечения. Особое внимание уделялось морально-политическому состоянию личного состава. Отрадно было отметить, что солдаты стали ближе к офицерам, особенно к участникам Великой Отечественной войны. Авторитет, опыт, профессионализм и боевая выучка фронтовиков придавали уверенность в собственных силах молодому поколению воинов. В минуты отдыха, в неформальной обстановке я задавал молодым солдатам и офицерам один и тот же вопрос: "Не испугаешься боя, ведь ты еще не видел войны?" И слышал убедительный ответ: "Нет, товарищ полковник!"
Мне приятно было слышать эти слова и видеть огонь решимости в глазах молодых ребят. Такие контакты с людьми придавали мне уверенность в том, что полк выполнит любую боевую задачу. Эта уверенность имела очень важное значение: мы были за тысячи километров от родной земли и в случае военных действий рассчитывать могли только на себя, свои силы, свой уровень профессионализма. Не сомневаюсь, что, если бы грянул реальный бой, солдаты, сержанты и офицеры полка приумножили бы боевую славу своих отцов. К счастью, им не довелось воевать, но морально и физически они были готовы с честью выполнить свой воинский долг.
Справедливости ради надо сказать, что не все советские военнослужащие представляли собой образец для подражания. Были недостатки и просчеты в работе с личным составом, иногда очень обидные, чаще досадные. Во время марша от порта разгрузки к месту сосредоточения полка в результате нарушения правил движения произошел несчастный случай – погиб солдат. Имели место нарушения караульной и патрульной службы, неисполнительность, расхлябанность, самовольное оставление части и другие проступки как среди солдат, так и офицерского состава. Один солдат сбежал, причем с гауптвахты, а задержали его только в западной части острова. Когда я его забирал, помню, спросил:
– Ну чего тебя понесло на край света?
– Хотел посмотреть. Был на Кубе – и ничего не видел. Что я расскажу друзьям?
Бывали и другие эксцессы, но все они постепенно решались.
На всех заседаниях Военного совета Группы советских войск на Кубе обязательно обсуждались вопросы состояния воинской дисциплины и порядка в частях. Генерал И. А. Плиев был в этом смысле непримиримым. Он не выносил пьянства, неисполнительности, расхлябанности. Спрашивал за это со всей строгостью с командиров и политработников.
Хотелось бы отметить еще один момент. О нареканиях в адрес наших военнослужащих, об отдельных фактах их недостойного поведения говорили нам прямо и кубинские товарищи. Мы очень ценили эту прямоту и порядочность в отношениях с ними. Любопытен в связи с этим один документ: донесение нашего посла А. Алексеева в Политбюро ЦК КПСС от 24 октября 1962 года, где упоминается, в частности, о необходимости укрепления дисциплины среди советских военнослужащих. Советский посол отмечал:
"В связи с тем, что ни для империализма, ни для кубинского народа не является секретом наличие на Кубе советских военных специалистов, Кастро высказал мысль о возможности появления определенной части их в нашей военной форме.
Эта мера, по его словам, вызовет огромный энтузиазм в кубинском народе и поставит США в более трудное положение.
Высказывая эти соображения, Кастро сослался также на необходимость укрепления дисциплины среди наших военных специалистов, поскольку отмечено много случаев разболтанности, пьянок, автомобильных аварий и т. д., вызывающих неприятную реакцию в определенных слоях кубинского народа.
В связи с сигналами, поступающими от кубинских друзей по этому вопросу, наше командование планировало сегодня проведение широкого совещания командиров, на котором должен был выступить Р. Кастро по вопросам укрепления дисциплины, однако вследствие создавшейся обстановки совещание пришлось отложить.
Командование принимает по этому вопросу все необходимые меры и считает эту проблему одной из главных в настоящий период".
Я не могу отвечать за состояние воинской дисциплины в Группе советских войск в целом, однако в моем полку порядок был четкий. Серьезная обстановка в мире и на Кубе, школа Великой Отечественной войны, да и сам мой характер не позволяли "либеральничать". Хоть весь личный состав и был в гражданской одежде, однако строевой подготовке отводилось особое внимание. Я требовал от подчиненных жесткого выполнения уставных требований – и на службе, и в быту.
Наш полк хоть и был необычной частью вооруженных сил, однако жил по воинским уставам. Рядовые военнослужащие проходили срочную службу и должны были постоянно находиться в расположении части. Свободное время солдаты использовали по своему усмотрению, однако, естественно, в пределах нашего гарнизона. Личный состав в увольнения у нас не ходил. Во-первых, давайте не будем забывать, почему мы там находились. Куба была для нас вовсе не курортом, а потенциальным театром военных действий. Во-вторых, в чужой стране без знания иностранного языка идти им было все равно некуда. В то же время для рядового и сержантского состава в выходные дни в качестве поощрения мы частенько организовывали поездки на побережье, на пляж.
Офицерский состав имел относительную свободу передвижения. Однако в первое время свободно выходить за пределы расположения части могли только три человека: я как командир полка, мой заместитель и начальник политотдела. Постепенно, с ослаблением режима секретности, перемещение по территории страны наших военнослужащих, прежде всего офицерского состава, стало более открытым. Офицерский состав полка объездил всю восточную часть острова. Это была наша зона ответственности, и мы должны были хорошо знать местность. Рекогносцировочные поездки по определенным маршрутам были регулярными – то выдвижение в сторону Гуантанамо или в направлении Ольгина, то в сторону Хибара или Антильи.
В ноябре 1962 года по приказанию ответственного за Восточную зону Рауля Кастро мы провели рекогносцировку в направлении Сантьяго-де-Куба-Гуантанамо. На рекогносцировку выехали вместе со мной начальник штаба полка, начальник артиллерии, инженер и командиры батальонов. Мы ехали по маршруту Сантьяго-де-Куба-Эль-Каней-Ла-Мая-Санта-Каталина, далее полевыми дорогами и тропами вышли на первую высоту, недалеко от залива Гуантанамо. Там мы оборудовали наблюдательный пункт, с которого хорошо просматривались и сам залив, и вся территория американской военно-морской базы.
Через стереотрубы можно было прочитать номера самолетов. Авианосец "Энтерпрайз" стоял в 2–3 милях от берега. В заливе маячили две подводные лодки и сухогруз под флагом Либерии.
Довольно быстро мы уточнили и согласовали все вопросы.
"Там танки не пройдут", – доложил Раулю Кастро начальник штаба. С высоты хорошо просматривались заросли огромных неподвижных кактусов. Трудно было поверить такой оценке, но и игнорировать мнение опытного офицера было нельзя. Решили спуститься с высоты и на месте разобраться в возможности преодоления этого естественного тропического препятствия. Начштаба оказался полностью прав: через заросли столетних кактусов ни один танк не пройдет.
Мы доехали до Гуантанамо с Раулем Кастро, где и расстались с ним.
Там, в Гуантанамо, произошел запомнившийся забавный эпизод. Идем мы по городу, и один из встречных, увидев иностранцев, полюбопытствовал, кто мы. Мой начальник штаба майор Крысов шутки ради ответил: "Чина! Китай!" Кубинец оценил шутку и радостно замахал руками: "Но Чина. Советико! Советико!"
Скрыть сам факт нашего присутствия от местных жителей было просто невозможно. Когда же в Ольгине разместился военный госпиталь, укомплектованный советским медицинским персоналом, передвижения по городу наших военнослужащих стали более регулярными. Поездки в госпиталь и визиты медперсонала из госпиталя к нам стали регулярными, и не всегда в связи с болезнями. Общение, столь необходимое людям, особенно вдали от Родины, в сложной и тревожной обстановке в мире, было очень важно. Мы вместе встречали праздники, отмечали дни рождений, просто устраивали вечера отдыха.
В военном госпитале в Ольгине регулярно организовывались концерты, в которых принимали участие местные "звезды" кубинской эстрады. Наши офицеры, да и солдаты имели возможность посещать эти мероприятия. В то же время у нас в полку был создан свой ансамбль художественной самодеятельности. Его выступления стали популярными не только среди наших граждан, но и среди кубинских военнослужащих. А вскоре власти Ольгина обратились к нам с просьбой организовать концерты нашего ансамбля в самом городе. Другими словами, контакты нашей части и местного населения развивались.
Хотя общение нашего личного состава с местным населением и было ограниченным, нельзя сказать, что его вообще не было. Жизнь есть жизнь. На нашу территорию нередко забредал домашний скот, и местные "ковбои" приходили к нам за ним. Иногда требовалась наша техническая помощь, возникали какие-то еще проблемы, и мы охотно шли на контакты с местными жителями. В целом отношения были очень доброжелательными.
Во время пребывания на Кубе мне неоднократно доводилось встречаться с Фиделем Кастро, слушать его выступления на мероприятиях, проводившихся в масштабах Группы советских войск. Он всегда использовал эту возможность, чтобы выступить перед командным составом советских частей и соединений. Его выступления были эмоциональными и яркими, особенно когда он говорил о революции на Кубе, о советской помощи и советско-кубинских отношениях. Но запомнились и другие моменты.
"Вы, русские, не совсем понимаете кубинцев, – как-то заявил нам Кастро. – Да и кубинцы не понимают вас. Они – доброжелательные, любознательные, открытые. Они хотят все знать. Им трудно понять все ваши меры секретности и требования безопасности. Кубинцы искренни в своих делах, поступках и мыслях".
У каждой нации свой исторический опыт, который неизбежно накладывает свой отпечаток на национальный характер и менталитет. В этом смысле Фидель был конечно же прав: для нас еще очень свежи были события Великой Отечественной войны, да и обстановка в Европе и мире не давала возможности нам расслабляться. Это накладывало свой отпечаток на поведение советских военнослужащих на Кубе.
Вспоминается один пример. Одна из машин нашего полка, дислоцировавшегося в Сантьяго под Гаваной, сломалась в пути. Обычный инцидент, от которого никто не застрахован. К вставшей на дороге машине сразу бросилась толпа кубинцев. Наш водитель испугался, ожидая провокаций или захвата. Ему трудно было понять намерения местных жителей – языковой барьер, незнание национального характера кубинцев давали себя знать. Помог, как всегда, международный язык жестов и улыбки на лицах. Кубинцы вовсе не хотели причинить зло. Наоборот, в силу своей любознательности, коммуникабельности они не могли не подойти, всей душой желая помочь в трудной ситуации. Все утряслось, машина завелась и благополучно добралась до места назначения. И таких случаев было великое множество.