- Случайно, - объяснил голос из тьмы. - Вчера попала в облаву, испугалась, что немцы в Германию погонят, и сюда, к церкви. Тут старичок подвернулся: не то сторож, не то дьячок. Спрятал. Здесь, говорит, ты как у господа бога за пазухой. И тряпья подбросил, чтоб не замерзла.
- На какой вы улице живете? - поинтересовался Вася.
- На… На Советской.
"Она, наверное, не брянская", - подумал Вася. И тут вспомнил, что немцы разыскивали парашютистку. Мелькнула догадка, что это она парашютистка и есть.
- Вы не здешняя? Да не бойтесь, я свой.
Познакомились, сели рядом, разговорились. Она с Поволжья, из города Энгельса. Зовут Лизой. Лизой Браудер. Когда началась война, пошла на курсы радисток. Хорошо владеет немецким.
- Теперь я Лиза Быкова. Фамилию пришлось сменить.
Они говорили долго, до рассвета.
- Ну, а теперь пошли отсюда, - сказал Вася.
Через четверть часа они уже были на улице Третьего июля. Анастасия Антоновна сразу увела Лизу на кухню умываться. Вася тем временем рассказал Якову Андреевичу о случайной встрече с девушкой.
- Считаешь, что знакомство ваше не подстроено немцами?
- Провокация здесь исключена.
- Тогда пусть живет у меня, - предложил Яков Андреевич.
- И еще у меня к вам есть просьба, - Вася с надеждой посмотрел на Якова Андреевича. - Кого бы в Корюк продвинуть. Девушка нужна. Приказ Дуки.
Яков Андреевич легонько щелкнул Васю в лоб:
- Э‑э‑э, голова садовая, привел нужного человека и голову морочишь.
Провокация
В театр заявились Газов и Нина Круковская, агенты абвера. По приметам определили парня, который с независимым видом прошагал на улице мимо Жуковского и был им заподозрен. Отозвали в сторону и, разыгрывая на лицах испуг, сообщили:
- Мы партизаны. Гестапо идет по нашим следам. Ради бога, спрячьте…
Егоров растерялся. Шла репетиция, в театре все знают друг друга в лицо. Как же помочь товарищам? А вдруг это провокация?
- Право, я не знаю… - сбивчиво проговорил он.
Газов подошел вплотную к Егорову:
- Вот мой партбилет.
Егоров взглянул на фотокарточку и на лицо Газова. Похож.
- Нам только бы оторваться от них. Мы сразу уйдем в лес, вас не обременим, - с мольбой просила девушка, вытирая платочком слезы.
- Она ж не выдержит пыток! - с отчаянием сказал Газов. - Погибнут люди…
На улице послышался шум. Газов схватил за руку Круковскую, и они заметались по фойе.
Нервы Егорова не выдержали. Он забыл про осторожность. Спрятал "партизан" за ширму. Когда шум, устроенный тем же Жуковским, стих, Газов и Круковская выбрались из своего убежища. Егоров попросил их не спешить.
- Кончится репетиция, я сам вас выведу из города.
В этот день, как на грех, Филину понадобился Егоров. Он вступил в подпольную организацию недавно. И пока выполнял одно-единственное поручение - вместе с Егоровым и Марковым выводил в лес военнопленных. Как электромонтер, он имел пропуск и мог появляться, где угодно и когда угодно. Филин ожидал Егорова у театра. И вот он появился. Но что это? Егоров вышел в компании потаскушки Круковской и незнакомого парня. О чем говорят? О зеленом хозяйстве, Федюшиной. "Провокаторы!" - мелькнуло у Филина.
- Егоров, беги!.. Беги, Егоров! - закричал он.
- Ловите его! - заорал Газов, указывая на Филина.
Агенты бросились за Филиным, но тот исчез.
Взбешенный неудачей, Газов велел увести Егорова в тюрьму. А сам поплелся к Жуковскому, ожидая хорошей нахлобучки.
- Дурак! - ругал его Жуковский. - У меня чутье! Я сразу понял, что в театре клубок, - хвалился он. - А ты, растяпа…
Но услышав про зеленое хозяйство и Федюшину, простил Газову оплошность в театре.
Жуковскому же страсть как хотелось перед Крюгером выслужиться. Он быстро переоделся, загримировался, приклеил черные усики, сунул в карман брюк пистолет. Приехав в зеленое хозяйство, он вызвал Федюшину. Вышла миловидная девушка, почти подросток. Жуковский решил идти напролом. Он показал ей партизанское удостоверение.
- Я послан к вам из отряда для связи.
- Это не ко мне, а к сестре, - ответила девушка. - Она сегодня дома.
- Какой адрес?
- Улица Ляпидевского, 18.
Разговор сестры Федюшиной с Жуковским подслушал бухгалтер зеленого хозяйства и, решив заслужить похвалу новых властей, позвонил начальнику уголовной полиции Пиотровскому. Тот, разумеется, тоже захотел показать, что уголовная полиция может хватать не одних только воров, но и коммунистов.
…Едва Жуковский переступил порог дома на улице Ляпидевского, как удар кулака сшиб его. "Партизанская засада", - мелькнула у Жуковского мысль. Дрожащей рукой он выдернул из кармана пистолет. Полицейские, завидев оружие, озверели. Они топтали его сапогами, били по голове.
Тем временем Пиотровский сообщил фон Крюгеру, что пойман опаснейший диверсант.
- Немедленно доставить ко мне! - приказал капитан.
Когда подъехали к Корюку, Жуковский очнулся, но сразу не сообразил, что с ним происходит. Шатающегося, обезображенного побоями, его ввели к фон Крюгеру. Наметанный взгляд капитана сразу опознал своего помощника. Резким движением фон Крюгер сорвал с Жуковского фальшивые усы.
- Комедианты! - фон Крюгер затопал ногами. - Прочь!
Досталось всем: и Пиотровскому, и агентам, но особенно Жуковскому - из кабинета фон Крюгера его унесли на носилках.
В каждом русском - Сафронова
Капитан фон Крюгер собирался выехать на Брянск-первый, чтобы по случаю дня рождения фюрера кутнуть в ресторане вокзала. Надел парадный мундир с орденами, подошел к зеркалу, потрогал складки сухой кожи у рта. Капитана пугала надвигающаяся старость. В пятьдесят пять лет он не имел ни кола, ни двора. Жил будущим. Надеялся, что Гитлер присовокупит к дворянскому званию дворянское поместье. А пока он старательно набивал домашний сейф золотыми вещами и с нетерпением ожидал конца войны.
В дверь постучали. Вошел адъютант Бернгардта:
- Вас срочно требует господин генерал.
Капитан проворно выскочил на улицу. "Ужин, наверное, пропадет, генерал опять устроит обедню", - уныло подумал он.
Бернгардт встретил своего помощника с подчеркнуто недовольным видом. Фон Крюгер быстро пробежал написанный по-русски текст:
"Начальнику УНКВД по Орловской области майору госбезопасности тов. Фирсанову.
В районе Зимницы Орджоникидзеградским украинским батальоном переброшен через линию фронта агент разведки бывший военнослужащий Красной Армии Иван Никитич Солодов.
Солодов имеет задание вербовать агентуру для немцев из бойцов и командиров Красной Армии.
Приметы Солодова: низкого роста, каштановые волосы, причесывается набок, серые глаза, узкое бугристое лицо, возраст 40-42 г., на документе сфотографирован без головного убора, одет в поношенную красноармейскую форму.
Примите меры розыска.
Матвеев".
- Поразительная осведомленность у русских! - Бернгардт выдавил из себя улыбку. - Наш агент достал этот документ, когда коммунистическая контрразведка уже расстреляла Солодова. Кто же им донес? - Глаза генерала нацелились на капитана. - Может быть, вы продаете наши секреты?
Фон Крюгер почувствовал, как от страха задрожали колени.
- Моя верность фюреру не раз отмечалась… - пробормотал он.
- Вы слишком долго жили в России, - продолжал иронизировать Бернгардт, - и вполне могли заразиться… Далее, меня коробит ваша жадность к деньгам, жадность, недостойная офицера вермахта. Алчность съедает честь и убеждения… Кстати, поступили ли сведения от агентуры, посланной к Дуке?
- Пока нет, господин генерал.
Бернгардт торжествующе хмыкнул:
- И это наводит на нехорошие мысли. Мне кажется, что Дука уже посвящен в нашу операцию "Брудершафт" и посмеивается над простофилями из Корюка.
- Что вы, господин генерал! - фон Крюгер дернулся, точно ужаленный. - Мы соблюдаем строжайшую секретность.
Генерал причмокнул губами, точно пробовал на вкус слова начальника отдела по борьбе с подпольем.
- Противник слишком хорошо осведомлен о наших замыслах, продвижении войск, уязвимых местах. И я требую ответа: кто информирует его? Кто?! - брызгая во все стороны слюной, орал Бернгардт.
- Мы возьмем партизанских вожаков, и они ответят на ваш вопрос.
- А если не возьмем?
- Я прошу месячный срок, чтобы поставить крест на подполье…
- Или на самом себе! - добавил Бернгардт и отвернулся. Крюгер бесшумно вышел.
В приемной девушка в больших старых галошах старательно скребла грязь. Услышав шаги, она предупредила капитана:
- Простите, здесь лужа…
- Ничего, - пробурчал капитан, опасливо косясь на свои до блеска начищенные сапоги. "Новая уборщица куда опрятнее Прасковьи Брылевой, - подумал фон Крюгер. - Кабинет сверкает чистотой…"
Расстроенный разговором с Бернгардтом, фон Крюгер поехал в ресторан без всякого энтузиазма. Машина быстро проскочила по улицам города. От Десны веяло свежестью и прохладой. Стоял отличный весенний вечер.
На мосту неожиданный вой сирены остановил "Опель". Шофер вопросительно глянул на капитана.
- Гони к обрыву, там переждем.
Над станцией появились самолеты, в небо тотчас взметнулись лучи прожекторов. Забесновались зенитки.
Один самолет спикировал на здание вокзала, где пировали офицеры. Здание запылало, как смоляной факел. И сразу три звена бомбардировщиков послали в море огня град бомб. Чудовищной силы взрывы потрясли землю. Онемели зенитки, ослепли прожектора, пораженные точным попаданием.
От горячей волны у капитана перехватило дыхание. Отчетливо, как на сцене, видел он офицеров, пытавшихся выбраться из здания. Стоны, крики, проклятия - кромешный ад!
Более трехсот человек было схвачено когтями смерти в день рождения фюрера!
Капитан не верил в бога, но сейчас его губы шептали молитву, он благодарил судьбу и генерала, задержавшего его в Корюке.
Самолеты скрылись. К вокзалу мчались автомашины со спасательными командами. Генерал прав: кто-то наводит самолеты… Аэродром, Белые Берега, склады, теперь вокзал.
…Утром на совещании Бернгардт, пытаясь скрыть ярость, говорил:
- Господа! Вчера Сафронова передала вам праздничный привет. Она по вашей милости разгуливала по городу, а теперь на русских аэродромах инструктирует летчиков…
С совещания фон Крюгер зашел в свой кабинет. Остановил взгляд на цветах. Капельки воды сверкали на розовых лепестках.
"Чересчур заботлива эта служанка, - подумал он. - Может, у нее за пазухой камень… Надо присмотреться повнимательней. В каждом русском живет сообщник Сафроновой, ее школы, оставленной в наследство каким-то, видимо, очень умным, учителем…"
Долгожданная весть
Женя Чибисова приняла радиограмму:
"Из Козельска в расположение отряда вылетают разведчики Л. Соколов и В. Сафронова. Обеспечьте необходимую сигнализацию.
К. Фирсанов, начальник управления НКВД по Орловской области".
На дежурство заступили подрывники Иван Мартынов и Дмитрий Сигутин. Ольга Соболь пошла с ними, хотелось первой встретить подругу.
Подрывник Иван Мартынов
- Иди ты спи, лунатик, - добродушно прогонял ее Мартынов. - И без тебя встретим.
Но Ольга не ушла спать. Она стояла недалеко от лесной поляны, вглядываясь и вслушиваясь в хмурое небо. Одна за другой гасли звезды. Ухала сова, извещая о близком конце ночи. Но вот донесся приглушенный гул самолета. Дежурные подали сигнал. Первым приземлился Леонид Васильевич, за ним - Валя. Мартынов окинул ее любопытным взглядом.
- Не боялась прыгать?
А Ольга целовала и целовала соленые Валины глаза и губы.
В лагере долгожданных окружила гурьба. Каждый хотел спросить о делах на Большой земле. Дука напустился на партизан.
- Пошли все к дьяволу, дайте людям отдохнуть!
Когда Валя уснула, Леонид Васильевич сказал Ольге:
- Она ведь сбежала из госпиталя. Узнала, что самолет к вам летит - прямо ко мне. Из госпиталя поступила на нее жалоба, требовали вернуть. Но она так умоляла, так просила… Сдались и чекисты. Здоровьем-то еще слаба. Позаботься о ней.
□ □ □
Апрель был на исходе. Весна властно распоряжалась природой.
- Ты что такая грустная? - спросила Ольга. - Уж не влюбилась ли в кого?
- В ушах гудит, - призналась Валя. - Но это пройдет. Лесной воздух для меня лучше всяких докторов.
Показался Дука. С ним Ларичев. Командир что-то доказывал комиссару. Увидев Валю с Ольгой, повернули к ним.
- Поскупились там на награду-то, - сказал Дука. - Тебе бы в пору не Красная, а Золотая звездочка.
- Вы бы, Михаил Ильич, сказали лучше, когда в разведку пошлете.
- Отдохнешь малость и пойдешь…
- Чур, вместе! - вмешалась Ольга, словно речь шла о завтрашнем дне.
- А эту ошибку, - Ларичев показал на орден, - исправят. Не сейчас, так после.
□ □ □
Первого мая девушки отряда собрались вместе. С наслаждением вспоминали довоенные майские дни, друзей, знакомых.
- Мне совсем не нравятся ваши кислые физиономии, - возмутилась Фомина. - Споем, что ли?
И, не дожидаясь согласия, взяла на себя роль заправского конферансье:
- Начинаем концерт! Выступает заслуженная артистка… это я сама.
Голос у Веры звонкий, мелодичный.
Эх, леса вы мои,
Леса Брянские,
Охраняют вас отряды -
Партизанские!
Фомина топнула ногой и еще громче запела частушку.
Расскажи-ка, Брянский лес,
Расскажи, Десна-река,
Как бьют немцев партизаны
Под командою Дуки.
В разгар импровизированного концерта Ольга спохватилась: исчезла Валя. Бросилась разыскивать подругу и вскоре увидела ее на просеке.
- Валя! - крикнула Ольга.
Та услышала, но посмотрела совсем в другую сторону. Ольга окликнула ее еще раз, но Валя почему-то никак не могла понять, откуда доносится голос. "Она не ориентируется на звук", - догадалась Ольга.
Дука, узнав об этом, страшно расстроился.
- Может, пройдет контузия?..
Но кто на это мог ответить?
А Валя каждое утро спрашивала:
- Подросли, девочки, у меня волосы?
- Подросли, еще бы! Скоро можно будет косы заплетать. А там и шрам рассосется, - обнадеживали они Валю.
Вскоре отряд отправился на новую стоянку, к берегам Болвы. Там начинался Дятьковский советский район, образованный в тылу врага. Ольга шагала рядом с Валей и без умолку болтала, пытаясь рассеять тревогу и грусть подруги.
Брянск вызывает Москву
Ранним майским утром Жуков пошел на огород вскапывать землю. Его квартирная хозяйка Анна Андреевна Рыжкова с Галей Губиной перебирали картошку.
- Напрасно мы потеем, - Жуков с силой вогнал в суглинок лопату. - Какая без навоза картошка.
- Навоза не достать!.. - Рыжкова не договорила. К калитке подошли две незнакомые девушки.
- Вам кого?
Та, что постарше, замялась. Зачем-то открыла и закрыла сумочку. Помоложе, тонкая и гибкая, с бойким взглядом, спросила:
- Вы Жуков?
- Я.
- Мой дальний родственник, кажется, живет здесь?
Это был пароль.
- Нет, он выехал, ваш родственник, - отозвался Евгений и пригласил девушек в дом.
Гостьи оказались парашютистками Западного фронта. Старшая назвалась Дусей Лантуховой, а ее подруга - Раей Борзенковой. Они просили сведения о движении эшелонов через узел Брянска-второго.
- Галя, - позвал Жуков Губину, - поухаживай за гостями, я скоро вернусь.
Жуков незаметно скользнул взглядом по улице. Небрежной походкой прошел мимо полицейских, судачивших на лавочке, мимо женщин, шепчущихся о чем-то, и свернул к базару. У входа на базарную площадь, перед деревянным щитом с картой, утыканной флажками, остановился. Несколько зевак, задрав головы, смотрели, как молодой немецкий офицер, весело насвистывая, переставлял флажки за Дон, восточнее Ростова.
- Казак капут. Кавказ капут. Москва капут! - напыщенно объяснял он.
Подошел Иванов, худощавый, на вид совсем юноша.
- А ведь палка о двух концах.
- Тише ты, - шепнул Жуков.
- Голос у меня такой - не гнется. А палкой с двумя концами мы, дровосеки, называем тонкое полено. Им можно ударить любого, хоть и тебя, смотря за какой конец взяться.
Офицер громко захохотал:
- Гут!.. Гут!..
Офицер не заметил, как Жуков перемигнулся с Ивановым. Офицеру не до Жуковых. Он думает, что война скоро кончится.
А она, война-то, и возле самого офицера. Сейчас Жуков и Иванов, потомственные железнодорожники, разойдутся у карты в разные стороны, а через некоторое время опять встретятся.
Жуков сообщит о парашютистках.
- Теперь на два фронта будем работать - на Брянский и Западный.
- На три, - поправил Иванов. - Партизаны - тоже фронт.
Иванов - руководитель пятерки. В пятерке семнадцатилетние ребята Иван Кулик и Миша Батюков, девушки - Дуся Цыпляева и Люба Сафронова. Через Обухова Иванов установил связь с Яковом Андреевичем. Раз в неделю на улицу Третьего июля группа передавала все, что разведывала, добывала. Таких пятерок в Брянске было много. К весне тысяча девятьсот сорок второго года в них действовало более четырехсот подпольщиков. Степанов, Черненко, Васильев и Жуков держали в своих руках нити ко всем патриотическим группам.
"Верховному Командованию нужны точные сведения о движении фашистских войск на юг", - это задание передавалось из уст в уста. В тайники, созданные в разных концах города, доставляли лаконичные записи: "Эшелон с танками проследовал тогда-то, во столько-то часов… Танков 50. Чайка". Это от Алексея Мосина. "Механизированный полк на открытых платформах отправился на Орел. Коля". Работа врача Золотухина. "Ежедневно проходит три состава с горючим, в каждом по сорок цистерн. С девяти до двенадцати часов. Больной". Это постарался Обухов, - определял Жуков.
От Петра Лебедева в тайник поступил график движения эшелонов, добытый Карлом Вернером.
- У диспетчеров потребовали прогонять за сутки сорок поездов, - сказал Иванов. - И большинство - на юг.
Общими усилиями подпольщиков было установлено, что оба брянских железнодорожных узла перекачивают от пяти до двадцати тысяч солдат ежедневно. К тому же много военной техники. Все эти сведения шли в Москву, в штаб партизанского движения, в разведотдел Брянского фронта.
Принес Жуков нужные сведения и парашютисткам, представительницам Западного фронта. Отправилась со сведениями одна разведчица. Другой - бойкой Рае - было приказано остаться для связи в Брянске. Девушке нужна была прописка.
- Попытаемся устроить, - ответил Жуков.
Коллективно придумали Рае легенду о том, что идет она якобы из Калуги к матери в Орел, а в Брянске задерживается у родственника, чтобы помочь обработать огород.
В полицию Рая пошла вместе с Галей Губиной.
- Пусть твой родственник явится сам ко мне, - потребовал начальник полиции.
Жуков пришел к нему в тот же день.
- Где работаешь?