□ □ □
В весенние дни 1942 года на Московском направлении фронт стабилизовался по линии Жиздра - Козельск - Вязьма. Здесь гитлеровцам удалось удержаться и создать довольно прочную оборону.
Генерал-фельдмаршал Гудериан отправил в распоряжение Бернгардта отборные эсэсовские дивизии. Эшелоны, вереницы машин шли с фронта в тыл. Деревни и поселки, окружавшие лесную зону, были забиты фашистскими войсками. Готовилась карательная экспедиция. Готовилась она в великой тайне. Агенты Корюка усиленно распускали среди населения слухи, что солдаты прибыли в Брянские леса на весенний отдых.
Одновременно гитлеровцы готовились к подрыву партизанских отрядов изнутри. Корюк, абвергруппы и СД проводили генеральные репетиции со шпионами.
Когда операция была окончательно разработана, фон Крюгер явился к Бернгардту. Он встретил генерала с сияющим лицом.
- К нам обратился сам фюрер! Приказано нам, именно нам, - эти слова генерал подчеркнул, - в кратчайший срок выловить партизанских вожаков и живьем доставить их в Берлин!
Крюгер подумал, что генерал пьян и поэтому несет эту чепуху. Но, прочитав документ, понял, что небылица исходит от самого фюрера.
- Начинаются великие события! - напыщенно проговорил он и подвинул к Бернгардту документы.
Тот небрежно пролистал доклад и надолго задержал свой взгляд на карте, где в букву "Д", означавшую Дятьково, впивалось более десятка стрел.
- Не хотел бы я сейчас быть на их месте.
Бернгардт перечеркнул зашифрованное название операции и написал свое: "Брудершафт".
- Ведь сегодня 20 апреля - день рождения фюрера!
Кто "сыграл в ящик"
Мария Николаевна уткнулась головой в мокрую от слез подушку. Страх за мужа и детей не покидал ее. Неприятности следовали одна за другой. Начались они с того дня, когда Вовка проводил Валю с девушками в лес. Вернулся он лишь утром, замерзший, голодный. Всхлипывающая мать едва не задушила сына в объятиях, узнав, что он всю ночь ходил по лесу - в поселок охрана не пропускала.
Через день заявился Сладкопевцев.
- Маруся, откуда это Валя к тебе приходила?
- Из Брянска, - скрывая беспокойство, ответила она.
Сладкопевцев замахал кулаком перед лицом Марии Николаевны.
- Ты не крути! Она, оказывается, у партизан разведчица! Будешь, мерзавка, отвечать. И за то, что пленную она увела, ответишь.
- Откуда мне знать все это.
Сладкопевцев торжествующе присвистнул:
- Я теперь имею право сжечь твой дом.
Ненависть и злоба охватили Марию Николаевну.
- Ты же сам ей все разболтал: где какой пост стоит, сколько орудий, солдат. Расскажу вот немцам, что ты первый помощник партизан, что принимал их разведчицу, что и врачиху-то умышленно к себе позвал без конвоя, чтобы передать ее им.
Предатель разинул рот и попятился к двери.
- Я вас не знаю и вы меня не знаете, - не то угрожал, не то упрашивал Сладкопевцев. - И "здравствуй" мне никогда не говори.
- Не велика честь здравствоваться с тобой, - кричала вслед Мария Николаевна, когда Сладкопевцев скатывался с крыльца.
Потом Мария Николаевна заметила, что возле их дома стал часто расхаживать Витька Суров. Все хвалился соседям:
- Я Вальку Сафронову и ее лупатого племяша на одном суку повешу.
Подкарауливать появление Вали вскоре надоело Сурову, и он поселил у Марии Николаевны четырех немцев - членов национал-социалистической партии. Те повесили огромный портрет Гитлера, вечерами пили шнапс, о чем-то до хрипоты спорили.
И вот эти-то люди принесли самую страшную беду. Анатолий Иванович поехал в лес за дровами. В два часа, как всегда, пришли немцы, сели обедать. Один из них, с коротко подстриженными усиками, достал из шкафчика бутылку водки.
- Матка, отпита! Это твоя сын… Он вор!
Солдаты схватили Вовку, скрутили ему руки и объявили:
- Вешать.
- Будет вам мальчонку пугать, - просила Мария Николаевна.
А гитлеровцы уже сооружали виселицу. Двое выкатывали бревна, третий разматывал веревку, четвертый долбил в земле ямы для столбов. Мария Николаевна поняла, что все это не шутка. Тогда она рванулась к Вовке. Он, связанный, лежал на крыльце.
- Плачь, сынок! - выкрикнула мать, - может пожалеют, ироды.
- Не брал я у них водки, мамочка, не брал, - твердил мальчик.
Немцы потащили Вовку к виселице. Мария Николаевна, собрав все силы, вцепилась обеими руками в сына и закричала:
- Не дам!
На крики сбежались соседи. Кто-то позвал живущего по соседству офицера. Немцы что-то долго обсуждали, спорили, потом объявили:
- Германия есть закон: вор на виселица.
Толпа загудела. Вперед выскочила толстая женщина. Это была соседка Мотя.
- Их тринкен, их! Он, - Мотя показала на Вовку, - нихт. Я выпила. Я не воровала. Просто взяла, не думала, что ваша.
Солдаты переглянулись, нехотя развязали Вовку. Мария Николаевна тут же утащила его в дом.
После этой истории Вовка днем почти не бывал дома. Уходил с утра к озеру и глядел вдаль, на таинственно шептавшийся лес. Там Валя, ее отряд. Как сообщить, что за ней охотится целая свора фашистов и предателей?
В кустах показался здоровенный пес предателя Буленникова. Ребята прозвали его Герингом. По мнению Вовки, пес бродил в тех местах, где должна была появиться Валя. Воображение мальчика заработало в полную силу. Вовка сбегал домой, взял хлеба, отцовскую косу. Подкараулив "Геринга", бросил ему хлеб, и изо всей силы ударил косой по шее. Пес взвыл. Вовка нанес ему второй удар, третий. Убедившись в том, что "Геринг" мертв, мальчик хотел было закопать его в землю, но потом решил, что нельзя губить столько мяса, и поволок собаку домой.
Буленников по всему поселку искал "Геринга". Нагрянул с обыском и в дом Марии Николаевны. Все перевернул, полез на чердак и там нашел шкуру своей собаки. Предатель выл на всю улицу:
- Какую собаку сгубили! Тысяча людей не стоит ее ноги!
Исколотив Вовку, полицейский увез его в тюрьму.
Вечером в камеру зашел Суров.
- Встать! Вчера на плотине немца убили. За него приказано наскрести сто голов. Так что пишите завещания мамам и папам. - Суров был не к месту весел. - Утром сыграете в ящик.
Уныние и страх охватили людей. Медленно уходила бессонная ночь.
На рассвете над поселком вдруг загудели самолеты. Словно долгий раскатистый гром, раздались взрывы. Мощной волной пошатнуло тюрьму. Часовой куда-то исчез. Вовка не помнил, как он очутился на улице. Кругом полыхало. А над поселком все еще висели бомбардировщики. Дворец культуры - гнездо карателей - превращен был в месиво. В ту ночь почти пятьсот фашистов не досмотрели свои сны.
- Это вам от тети Вали! - Вовка, не чувствуя под собой ног, кинулся к дому.
Анатолий Иванович увел сына к знакомому леснику.
Глава восьмая
Произведен в предатели
На допросе в гестапо Газов жаловался графу фон Винтеру:
- Меня избивают. Защитите, умоляю… Я же помогал вам.
Фон Винтер внушал ему:
- Из тебя комсомольскую дурь вышибают.
- Ну, был комсомольцем, был. По ошибке. По глупости. А теперь-то вам служу. Делом доказал…
- Я подозреваю, что ты предал своих друзей для того, чтобы войти к нам в доверие и опять работать на большевиков.
- Что вы! - замахал руками Газов.
- Тогда подпиши вот это, - он протянул Газову узкий желтый листок. - Будешь признанным агентом.
Как кролик на удава, глядел Газов на вербовочный бланк и лихорадочно обдумывал предложение фон Винтера. Одно дело предавать втихую, когда никто об этом не знает, другое - открыто работать на фашистов.
- Может, иное что… - проскулил Газов.
Фон Винтер неожиданно исчез за дверью. В комнату ворвался солдат, выволок Газова на улицу и втолкнул в машину.
Через полчаса Газов сидел в тюремной камере.
- Что с тобой, браток? - спросил один из арестованных.
Газов отвернулся. Он не хотел никого ни видеть, ни слышать. Он хотел одного - жить, где угодно, как угодно, но жить!
Прошло несколько дней. Газов с отвращением и жадностью глотал вонючую свекольную бурду. Когда в коридоре раздавались шаркающие шаги надзирателя, он чуть не выл от страха. И вот приговор: "С вещами во двор!"
Двенадцати арестованным всунули в руки кирки и погнали вверх по Советской улице. В овраге их ждал переводчик Отто Кунст. Носком сапога он начертил на снегу огромный круг и приказал:
- Копайте!
Арестованные слабо запротестовали. Кто-то крикнул:
- Не будем себе могилу копать. Стреляйте сразу, гады!
Охранники обрушили на заключенных удары прикладов. Те принялись долбить промерзшую землю.
- Слишком роскошно - такую могилищу на двенадцать душ, - горько пошутил стоявший рядом с Газовым парень в рваной кожанке.
Выкопав яму, они начали прощаться друг с другом.
- Ну‑с, - сказал переводчик, - поразмыслили?
- Да, - крикнул сосед Газова. - Предателями мы не будем!
Кунст сделал знак, и арестованных повели. Возле огромной воронки велели остановиться.
- Перетащите их в овраг.
Кого это - их? Газов заглянул в яму и, как ошпаренный, отскочил. На него глядели трупы.
Охранник ударил Газова прикладом.
- Баба, трус! - выругался Кунст.
Ослабевшие от голода арестованные с трудом таскали трупы. Крестьяне в лаптях, обнаженные девушки, парни в солдатских шинелях… В одном из замученных Газов узнал Александра Кондрашова, на которого писал донос. На груди выжжена рана. Предатель не выдержал, грузно осел в снег. Чья-то рука приподняла его:
- Держись!
Скоро Газов привык к этим негнущимся телам и даже с любопытством рассматривал лица: может, еще найдутся знакомые.
Кунст торопил.
- Быстрее! Быстрее! Да укладывайте поплотнее, чтобы и вам места хватило.
Когда последний труп был перенесен, Кунст повернулся к арестованным:
- Еще раз спрашиваю: кто хочет жить… два шага вперед.
Газов с трепетной надеждой поглядел по сторонам. Но люди стояли суровые, немного торжественные. Взгляд устремлен вдаль, поверх немецких автоматов. Газов судорожно подался вперед, его схватила чья-то крепкая рука:
- Не слюнтявь!
Раздался залп. Газов зажмурился, хотел крикнуть, но голоса не было. В тупом отчаянии, обхватив голову руками, он ждал конца.
Стало тихо. Газов приоткрыл глаза и увидел, что стоит над трупами расстрелянных, одежда его в чужой крови.
Кунст с презрением спросил:
- В штаны не наложил?
Через десять минут они уже были в СД. Газов едва поднимался по лестнице. Кружилась голова, подступала тошнота.
Его встретили Бунте и фон Винтер.
- Ты, однако, впечатлительный, - Винтер усмехнулся. - Но пойми же, отсюда есть только два выхода: к нам или на тот свет. И это последний разговор. - Он опять вытащил вербовочный лист. - Мы уходим, у тебя есть час на размышление.
В комнате остались часовой и Газов. Через минуту немец вытащил огромные карманные часы:
- Шнель!
И Газова прорвало. Лихорадочно, будто истекала последняя секунда, он обеими руками схватил бланк.
Вернувшиеся Бунте и фон Винтер похлопали его по плечу. Солдат принес новый синий костюм, пальто и ботинки. Газов оделся, и фон Винтер пригласил его в машину.
- Поедем в Корюк.
В большой комнате Газов увидел Жуковского. Винтер сказал:
- Будешь работать вместе. Зачисляем тебя в секретную школу, специализируйся… на партизана. Но учти, стипендия у нас… зарабатывается.
Жуковский и Газов недоверчиво, как незнакомые псы, принюхивались друг к другу.
Из-под земли
Радистка Женя Чибисова - свояченица Дуки, очень красивая, светловолосая, похожая на снегурочку девушка - каждый радиосеанс начинала с запроса: "Как здоровье Сафроновой?" Партизаны с нетерпением и тревогой ждали ответа. Валя была всеобщей любимицей, живым заветом Дмитрия Ефимовича Кравцова. Без нее в лесу казалось тускло и неуютно, как в давно нетопленном и плохо освещенном доме. И когда однажды пришло сообщение, что кризис миновал и раненая начала поправляться, радовались все, как за родную.
Лечение в госпитале, однако, затянулось. Радиотелеграмма известила, что Валю выпишут не раньше, чем к середине лета. Дуку это страшно огорчило, борьба в подполье обострялась, и Валя нужна была как никогда раньше.
Дука вызвал к себе партизана-разведчика Васю. Состоялся малоприятный разговор.
- Мне не нравится, как работает наш агент в Корюке.
- Брылева старается, - возразил Вася. - Только что получена от нее интересная информация. При секретной части №532 капитан фон Крюгер открыл школу гестапо.
Дука нахмурился. Опять вспомнилась Валя. Та могла не только разведать, но и предложить планы "освоения" сведений. А этих шилом не разогреешь. Всегда всем довольны.
- Брылева достает отрывочные, случайные сведения, - Дука подчеркнул предпоследнее слово. - Там нужен еще один человек, желательно девушка изящная, красивая, умная. Найди такую!
- Где же я ее возьму? - развел руками Вася.
- Хоть из-под земли, - жестко выговорил Дука. - Это приказ. И чуть смягчая свою суровость, добавил: - Иди к Богатыревой, с ней и решите - кого? Мы должны знать замыслы немецкого штаба.
…Вася брел по городу и в который раз восстанавливал в памяти подробности разговора с командиром. Кого же? Кого? - мучил его безответный вопрос. Мысленно перебрал более десяти подпольщиц, но ни на одной не мог остановить свой выбор. Шура Дулепова? Ее немцы никогда не возьмут в штаб: комсомолка, общественница. Машу Мамеко - тоже. Более подходит Галина Губина. Ее отец в 1937 году был репрессирован, гитлеровцы могут на это клюнуть. Но Галя слишком разговорчива…
Вдоль улиц, залитых апрельским солнцем, прохаживались солдаты с пистолетами и ручными гранатами на поясах. С грохотом проносились военные грузовики. На перекрестках стояли патрули, они подозрительно заглядывали в лица прохожих. Такая тревожная атмосфера бывает накануне взрыва.
Богатыревой дома не оказалось. За столом сидели дочка Лиля со своей подружкой Хотынцевой и квартирант - немецкий врач.
- Мама в госпитале, на работе, - почти не разжимая губ, процедила Лиля. - Будете ее ждать?
- Нет, зайду позже, - неуверенно ответил Вася.
Немец удалился. Он, видимо, решил, что юноша ухаживает за одной из девчонок.
- Кушать хотите?
- Пожалуй, заморю червячка, - отозвался Вася.
Мимо окон протарахтела коляска, запряженная резвым рысаком. Седок показался Васе знакомым.
- Кто это?
- Соотс. Бургомистр Брянска-первого. Порядочная сволочь, - зло проговорила Лиля.
- Разве он здесь живет?
- Недавно переселился. Теперь наш сосед. А он что, знакомый?
- Да. - И не скрывая волнения, спросил: - Дочь его, Ира, тоже здесь?
Лиля с презрением отвернулась:
- Принцесса она и задавака!
…Они учились в одной школе, дружили, хотя Ирина была на год старше. Изящная, кокетливая, она пренебрежительно относилась к своим бесчисленным поклонникам. Но Васю уважала…
- Я, Лиля, забегу к вам потом, - Вася поспешно вышел из-за стола.
Дверь у Соотсов открыла Константиновна, мать Ирины.
- Жив, Васенька! А мама где?
- В Казани.
- А ты один, как сирота. - Константиновна всплакнула.
- Где Ира?
- Шляется где-то, - раздраженно ответила Константиновна и вдруг, обняв Васю, горько зарыдала: - Худо мне. Нет у меня ни дочери, ни мужа. Нет! Не мои они оба. Ради сына, Юры своего, живу. Ради него только… - Вася не верил ушам своим. Оказывается, когда на улицах Брянска появились флаги со свастикой, тихий и незаметный Альфонс Иванович, сторож дровяного склада, объявил, что по материнской линии в его жилах течет настоящая арийская кровь, и немецкий язык им, слава богу, не забыт. Соотс предложил свои услуги фашистским властям и был незамедлительно назначен бургомистром Брянска-первого. Дочери это льстило. Теперь возле нее увивалась целая свита немецких офицеров…
Вася выслушал Константиновну и, растерянный, вышел во двор. Присел возле сарая на узенькой скамеечке. Сколько сидел так - не помнит. Очнулся, когда подошла Ирина, красивая, нарядная.
- Ну, здравствуй. Я тебя вспоминала.
"Конечно же, она только заигрывает с немцами, - подумал он, не выпуская теплую нежную руку Ирины. - Не могла же она продаться им за роскошь и деньги…"
- Я как узнал, что ты в городе, сразу прискакал.
- Откуда же ты "прискакал"? - Ирина села рядом.
- От Женьки Игнатьева я. Живу у него, - соврал Вася. - Помнишь, мы с ним купались зимой, папанинцами хотели стать…
На улице раздались одиночные выстрелы, потом донесся душераздирающий вопль. Кто-то прокричал: "Облава!" Ирина схватила Васю за руку и втолкнула в сарай.
На крыльцо вбежали два солдата и забарабанили в дверь.
- Мы ищем русская парашютистка, - объявил солдат.
- Убирайтесь вон! - прикрикнула Ирина. - Это дом бургомистра Соотса.
Солдаты, приложив руки к пилоткам, поспешно удалились.
Вася вышел из своего убежища, восторженно посмотрел на Ирину - здорово она расправилась с ними! Что, если ее направить в Корюк? Она, конечно, наша. Иначе с какой стати стала бы прятать меня от немцев?
Беспечно болтая, они долго еще сидели на скамейке, вспоминая школьных друзей. Ирина вдруг спросила:
- Ты работаешь?
- Нет, - замялся Вася.
- Кто же тебя кормит?
- Друзья.
- Странные у тебя друзья. По нашим временам нахлебников не держат.
С минуту молчали.
- Если люди, Ира… люди, которые против фашистов… Если они попросят тебя помочь… - сбивчиво начал Вася.
- Я пошлю их к черту или в гестапо, - отрезала Ирина.
Она говорила то, что думала. Вася это понял, и смешанное чувство горечи, обиды и ненависти к ней охватило его.
- Я пойду.
- Иди, - холодно и враждебно произнесла Ира. - Если тебя сцапает патруль, мы не знакомы.
К Богатыревым Вася уже не зашел: хотелось скорее и подальше уйти от ставшего ненавистным дома Соотса.
В тот день разведчик побывал на четырех явочных квартирах. Вечером по Петровской горе направился к Якову Андреевичу - на него возлагалась последняя надежда. Патруль издали знаком подзывал к себе Васю. Но он сделал вид, что не понял, шагал дальше.
- Хальт! - крикнул немец. Вася толкнул церковную калитку и вбежал во двор, до смерти напугав двух нищенок. Церковь оказалась закрытой, а топот солдатских сапог приближался. Отыскав склеп, он в два прыжка очутился у этого уходившего под землю сооружения. Рванул дверцу и скатился вниз в сырую тишину.
Остыв, зябко повел плечами. В отдаленном углу склепа что-то зашуршало, послышался вздох. Васю охватил ужас. "Кто здесь?" - хотел спросить он, но язык прилип к небу. Тьма молчала.
Прошло несколько минут, прежде чем он собрался с силами и спросил:
- Кто здесь?
Опять что-то зашуршало и помертвевший от страха Вася почувствовал на себе горячее дыхание.
- Вас преследуют немцы? Я догадалась, когда услышала выстрелы.
- Не… не… - стучал зубами Вася.
- Я тоже… прячусь, - девичий голос звучал мягко, доверительно.
- Как вы попали сюда?