Теперь можно было называть сторонников Ганнибала итальянской армией. Сын Бомилькара Ганнон объездил холмы позади города Локры и пополнил ряды войска своего господина десятью тысячами суровых бруттийцев. С этим пополнением войско Ганнибала стало объединением народов, населявших западное побережье Средиземноморья, начиная от Нумидии, через Лигурию до Бруттия на оконечности полуострова. И как и в ту зиму, которая предшествовала Каннам, Ганнибал занялся обучением и вооружением новобранцев. На этот раз он предоставил своим ветеранам перехода через Альпы отдых.
Это обстоятельство стало поводом к появлению еще одного выражения, помимо "фабианской тактики". Это была "капуанская зима". Их первая роскошная зимовка с банями и прислуживающими им рабами оказала свое влияние на ветеранов из Испании. После этого они уже не были теми людьми, которые боролись с болотной лихорадкой, стараясь выиграть сражение на Тразименском озере. Ливий объединял три вещи, более всего ему ненавистные: Ганнибала, взбунтовавшуюся Капую и все низшее сословие, изображая карфагенских воинов погрязшими в пороках вероломного города, "одурманенного необузданной свободой низших сословий". Вот еще одно из его определений: "Капуя стала Каннами Ганнибала". Однако, хотя на ветеранов повлияла их зимовка возле Капуи, линия их поведения изменилась главным образом потому, что Ганнибал больше никогда не использовал их в аналогичных действиях. После Канн его тактика изменилась коренным образом.
Эта зима завершилась триумфом иного рода. В ответ на обращение Ганнибала после Канн посланцы Филиппа V Македонского пересекли Адриатику, чтобы встретиться с ним. Похоже, что Ганнибал принял их по-царски в своем новом городе. Был заключен договор, по которому Карфаген и Македония объединяли свои силы против Рима и обязывались помогать друг другу, в случае если будут подвергнуты нападению. Ганнибал согласился с тем, чтобы побережье Далмации было освобождено от оккупации римскими войсками и возвращено под власть Филиппа.
Потом прибыли другие греки, всколыхнувшие Капую. Они явились от юного внука покойного Гиерона из Сиракуз, "величайшего и самого прекрасного из городов Греции". Сиракузы, где хорошо поработали карфагенские агенты, стремились стать союзником Ганнибала. Снова был заключен односторонний договор о взаимной защите, и на этот раз он был подписан.
Таким образом Ганнибал стал командующим армией альянса Карфагена, Македонии и Сиракуз. Его итальянская армия, сгруппировавшаяся вокруг Тифаты, лишила Рим сухопутных возможностей связи с Сицилией. Однако флот Римской республики все еще господствовал на морских путях через Тирренское море, залив Таранто и Адриатику и, самое главное, через быстрину Мессинского пролива. Однако превосходная гавань Сиракуз была потеряна для римских быстроходных судов. Два важных порта, Неаполь на Тирренском море и Тарент, все еще обслуживали римские суда и их команды. Теперь Ганнибал подумывал не только о Неаполе, но и о Таренте.
Каждый месяц в благоприятную погоду все больше боевых кораблей выходило из бухты Карфагена в открытое море. Помимо соперничества двух этих сил, Рима и Карфагена, раскол существовал и на самом Средиземноморье. Юг выступал против севера, сонная культура эллинистического мира противостояла устоям воинственного варварства. И теперь, в финальном конфликте, умирающие города-государства противопоставили себя мощи возникающей единой империи.
Можно с уверенностью сказать, что Ганнибал понимал этот более серьезный аспект конфликта. Безусловно, в эти годы Рим был сосредоточен только на его возрастающей опасности.
"Море было охвачено огнем"
Предзнаменования, полученные в наступившем году, очень беспокоили авгуров с Виа Сакры. В храме Юноны кровоточили изображения; некая корова, как говорили, произвела на свет жеребенка; видели, как море полыхает огнем.
Довольно странно, однако после Тразименского озера менее значительные поражения сильнее потрясали город на Тибре, чем катастрофа у Канн. Новость о потере легионов, охранявших долину По, и появление Ганнибала в соседней Калабрии подорвали у римлян веру в свою удачу. Число их союзников почти ограничивалось, как это ни невероятно, городами самого Лациума, сабинянами, умбрами и почти забытыми этрусками.
От лояльности оставшихся союзников зависела судьба самого Рима. В тот год (215) сенат был вынужден взимать с них двойной налог и вдвое увеличить набор в армию. Чтобы население почувствовало чрезвычайность ситуации, Фабий потребовал заложить вдвое больше храмов и устраивать смертельные игры с участием двадцати двух гладиаторов, то есть в два раза большего количества, чем обычно.
Он осознавал, как и многие другие вожди сената, что римское владычество над союзническими народами имело наряду с сильными и свои слабые стороны. Римское правление обеспечивало защиту и жизнеспособность; оно объединяло разобщенные народы в союз, который мог стать объединенной Италией; в то же время оно распространяло на отдельных индивидуумов римское право с его высшими привилегиями.
Составляя лишь меньшинство, римляне обладали этим правом в числе других, более многочисленных народов. Гражданин Рима имел права на женитьбу (connubium), ведение деловых операций (commercium) и голосование (suffragio). По закону он мог пользоваться этими правами на всей территории Италии, в отличие от тех, что не были гражданами. Таким образом, право голоса становилось наградой, которая предоставлялась заслужившим ее иностранцам, и в то же время становилось предметом зависти тех, кто этого не заслуживал. А таких было большинство. Союзные города могли вести свои внутренние дела по собственному усмотрению при условии, что будут ежегодно поставлять людей и материальные ресурсы в соответствии с требованиями сената. Сенат единолично устанавливал в каждом случае требуемое количество того и другого. (Предложение предоставлять во время кризиса места в сенате самым заслуженным лидерам союзников было отклонено старейшинами после негодующих речей.)
Различия между гражданами и негражданами еще острее проявлялись в армии. Рекруты из союзников начинали отличаться от всех остальных, как только появлялись в римском тренировочном лагере; они получали только половинное жалованье, но должны были находиться на самообеспечении. Войска союзников составляли до 57 процентов всей армии. Они стояли на флангах, не в легионах, подчиняясь командованию римских военачальников, которые внедряли дисциплину карательными методами. Эта система создала великую национальную армию республики и прекрасно зарекомендовала себя в успешных кампаниях, когда условия были легкими и выплата жалованья могла быть восполнена военными трофеями, если не высшей наградой римского гражданства. Но двухлетняя борьба с Ганнибалом принесла лишь потери без всяких трофеев; призывники этого года в римских учебных центрах говорили друг другу, что больше всего им повезет, если их возьмут в плен карфагеняне, которые будут их хорошо кормить и разрешат возвратиться домой. Против ежегодной реквизиции зерна, лошадей и повозок отчаянно запротестовали города Этрурии и Умбрии. Походы Ганнибала опустошали их угодья, в то время как поля Лациума, ager Romanum, то есть владения Рима, оставались нетронутыми. Как могли союзнические города обеспечивать поставки в двойном размере, чего требовали от них сенат и римский народ?
Столкнувшись с угрозой того, что союзники могут нарушить свои обещания, сенат не отступил от своих требований ни на йоту. Дезертировавшие из учебных лагерей были взяты в кольцо военным патрулем, чтобы наказать их у позорного столба перед строем товарищей. Около 370 человек были сброшены позже с Тарпейской скалы Капитолийского холма. Карательные экспедиции отправились к юго-востоку, на Самнитские холмы, для наведения там порядка. Нарушение верности было расценено как вероломство и поэтому наказано. Один из генералов, Семпроний Гракх из рода Клавдиев, повел свои войска против одного из святилищ на холме вблизи Кум, где обитатели города собрались на ночное религиозное празднество. Легионеры окружили освещенную факелами обитель и истребили собравшуюся там толпу жителей Кампании.
В своей бессильной злобе римское руководство в это кризисное время не щадило граждан. Цензоры разыскивали всех жалобщиков. Такая твердость воли перед лицом катастрофы, возможно, и спасла Римское государство, но оно уступило свои стратегические города Ганнибалу. В последующие после Канн дни жители Капуи посылали свои делегации прежде всего к Варрону, который собирал тогда остатки уцелевшей армии в Венузии. Население Капуи подтвердило свою преданность, поставив обезумевшему от горя консулу зерно, лошадей и оружие. Варрон неблагоразумно обидел их, потребовав, чтобы они сказали, каким образом он мог использовать их лошадей, когда у него больше нет всадников, и что проку в оружии, если от легионов ничего не осталось? Возможно, это была раздраженная реакция измотанного человека. Варрон тем не менее призвал население Капуи снарядить 30 000 жителей их города для действий на поле брани против Ганнибала. Это была его реакция как консула: призвать провинившийся город выполнить свой долг. В конце концов его глупая тирада вызвала подозрение у жителей Капуи, и они предпочли, чтобы Варрон попытался заключить соглашение с Ганнибалом.
Город Тарент был обязан держать юношей из самых знатных семейств своего города в Риме в качестве заложников за свое некогда бунтарское поведение. В какой-то момент после Канн заложники попытались сбежать на юг. Восемьдесят человек из них были пойманы и сброшены с Тарпейской скалы. Расправа с этими юношами вызвала необузданный гнев их семей, и Тарент направил своих послов к Ганнибалу в Тифаты.
Известие о том, что Сиракузы были отданы Ганнибалу, вызвало шок у лидеров сената. Город Сиракузы был овеян легендарной славой и обладал огромными ресурсами. Символическая золотая статуя богини победы Виктории, подарок Сиракуз, казалось, насмехалась над римлянами. Может быть, бессмертные боги гневались на город, который служил им? Остров Сардиния был охвачен волнением. На дальнем его побережье македонский царь заключил договор (сенаторы видели текст) с этим врагом рода человеческого, карфагенянином Баркой.
Торкват, приверженец древнего духа, был послан с наспех созданным флотом на Сардинию.
Однако никакой суеверный страх не шел в сравнение с опасениями лидеров, для которых вера в установленный порядок была сильнее всяких суеверий. Эта вера основывалась на сознании превосходства армии над всеми врагами. Всегда, даже в черные дни вторжения галлов и боевых побед Пирра, финальная мобилизация римской живой силы приносила победу священным орлам и самому городу. Римские лидеры и не мыслили других путей сохранения города. Но не приведет ли их последняя мобилизация, которая начиналась сейчас, к повторению Канн? Какие средства им найти, чтобы противодействовать почти сверхъестественному авторитету Ганнибала на поле брани?
До сих пор Рим опирался на предыдущий опыт в достижении своих успехов. Эта привычка, обусловленная недостатком воображения, едва ли не обрела силу закона. Но римлянам никогда не приходилось иметь дело с таким умом, которым был наделен Ганнибал. Под влиянием непрекращающихся сомнений уже начали появляться некоторые изменения в традиционном римском порядке. Фабий стал цензором, а не вторым диктатором. "Неудачи не позволили римлянам медлить и дальше". Лидеры из группировки Эмилиев - Сципионов (большинства из которых и так уже не было в живых) потеряли свое ведущее положение в сенате. Они отдавали предпочтение плебейским консулам и заморским победам. "Богам не было угодно, чтобы были избраны эти плебейские консулы". Даже выбор консулов из патрициев был под вопросом. Что могли сделать такие политические руководители, избранные всего на один год, против Ганнибала? Фабий и авгуры использовали зловещие предзнаменования и пророчества, чтобы предотвратить одни из выборов. Народные собрания прекратили предлагать своих кандидатов, способных выиграть войну. "В критическом для нации положении" сенат начал принимать во внимание предостережения опытных военачальников. Двое из них - Гракх и Марцелл (один из группировки Клавдиев, другой ветеран-военачальник) - были наделены на один год неограниченной властью. Марцелла называли "мечом Рима".
В результате этого поиска достойных лидеров возникли зачатки идеи, которую едва еще можно было назвать планом. Она заключалась в том, чтобы отправить зарекомендовавших себя людей сдерживать Ганнибала у каждой городской стены, у каждой реки, и особенно в Сицилии. Фабий начал новую кампанию.
Марцелл спешил к Ноле - внешней защите Неаполя. Ганнибал начал осаду Нолы.
Ворота Тарента открываются
Новые союзники Ганнибала наградили его сложными проблемами. Они требовали не только дипломатичности, но и изобретательности. Жители Капуи, заявлявшие о своем неприятии войны, с большой подозрительностью относились к присутствию самнитов и галлов, своих давних недругов, в окрестных лагерях. Галлы, которые сейчас хотя и напоминали своим снаряжением легионеров, по-прежнему стремились к грабежам; бруттийские горцы надеялись пограбить аристократию греков в портовых городах, которые были главной целью Ганнибала.
На самом деле, после того как Локры сдались карфагенянам, бруттийцы направили к Ганнибалу делегацию с протестом. Они сказали, что согласились на захват портов, а не на охрану греческих торговцев, у которых полно золота. Ганнибал спокойно отправил их к Ганнону, который руководил операциями на южном побережье. Недовольные бруттийцы объединились и подвергли атаке Кротон. Это был, по обычаю окруженный стеной, город на холме, возвышавшемся над небольшой укрепленной гаванью. Рядом находился мыс, на котором было воздвигнуто необычное святилище - храм в честь Юноны, в котором пилигримы оставляли драгоценные дары. Пастухи клялись, что богиня защищала их стада от диких зверей. Карфагенянам было совсем некстати, чтобы этот порт или богатое святилище разграбили разгневанные горцы. Ганнон прибыл на место действия, чтобы поставить охрану вокруг храма и удалить высший слой купцов из Кротона в безопасные Локры. Бруттийцам было разрешено мародерствовать в прибрежной части города и на покинутых земельных владениях, в то время как карфагенские военачальники захватили в свои руки гавань.
В этом безостановочном походе через цепь южных городов, чтобы встретить римские отряды, высадившиеся с моря, Ганнибал должен был доверять своим полководцам Ганнону и особенно Магарбалу, командовавшим отдельными формированиями. Они добросовестно служили ему. Повелитель будущей Великой Греции буквально не слезал с седла (он проводил ненастные месяцы второй зимы после Канн на Адриатике), держа при себе новобранцев и слонов. Ветераны старой армии, кажется, были освобождены от тяжелых обязанностей. Он не мог сдержать данное им обещание разрешить отрядам испанцев и африканцев возвратиться домой, поскольку дорога через Альпы все еще оставалась закрытой. Не мог он также пока и разрешить им высадиться в Италии.
Ганнибал воздерживался от осады городов, защищенных крепостными стенами и боевой техникой. Когда он не мог одержать победу над жителями, то окружал город, лишая его возможности получать продовольствие. Голод вынудил город Казилин сдаться, несмотря на попытку упрямого Гракха оказать ему помощь. Ганнибал постоянно возвращался в Нолу, последний город на пути к Неаполю. Тамошнему низшему сословию, которое к нему благоволило, почти удалось открыть городские ворота. ("Одна болезнь, так сказать, охватила все города-государства Италии. Простые люди, не ладившие с высшим классом, перетягивали государство на сторону карфагенян".)
Представители самнитов жаловались на то, что набеги римлян из Нолы опустошают их земли.
Однажды Ганнибал не сдержал гнева.
- Вы жалуетесь мне, - укорил он их, - по любому поводу.
Однако он позволил своим отрядам, в основном состоявшим из бруттийцев, подвергнуть осаде крепостные стены Нолы. Тут он встретился с новой тактикой энергичной обороны со стороны Марцелла. Этот закаленный полководец казнил 70 вожаков простого народа и бдительно охранял ворота, из которых выехал неожиданно под звуки трубы со своей галопирующей тяжелой кавалерией. Карфагенские рекруты вжались в окопы, сломленные духом из-за постоянных дождей и неистовых атак легионеров. Ганнибал обрушился на них.
- Вы воображаете себя карфагенской армией? Тогда действуйте как подобает этой армии. Возьмите Нолу для меня, и я поведу вас туда, куда вы только захотите.
Впервые его войска понесли более тяжелые потери, чем римляне. Больше того, 272 нумидийца и испанца дезертировали, чтобы присоединиться к Марцеллу - в ответ на обещание им земель. Марцелл повернул оружие Ганнибала против него же самого. И тут резко, в одну ночь, карфагеняне исчезли из своих траншей. Римский полководец попытался очень осторожно выяснить, по какой дороге они ушли. Но Ганнибал был уже далеко, он поспешно шел через горы к Таренту, в сопровождении двух проводников, жителей города, которые обещали открыть для него ворота.
Потерпев неудачу при Неаполе и Ноле, карфагеняне не могли упустить возможности проникнуть во второй по величине южный порт. Ганнибал готовился к этому плану, детально изучая его.
Молодые тарентийцы казались искренними. Оба потеряли родных, захваченных в заложники Римом. Филемен, более нетерпеливый из них двоих, предложил путь, по которому он мог провести карфагенян ночью мимо стражников, охраняющих боковые ворота. Стражники привыкли пропускать его, когда он возвращался с охоты, и шутили с ним при этом. Пока все сходило с рук, но малейшая оплошность могла помешать входу в эти ворога. Не может ли второй юноша, Никон, находясь уже в городе, привести сочувствующих к другим воротам и заставить открыть их по сигналу Ганнибала? Никон мог сделать это. Последовало тщательное обсуждение условий: карфагеняне согласились не вводить войска в Тарент и не требовать никакой дани. Были подробно изучены улицы города, ведущие к рыночной площади и дальше, к крепости, возвышавшейся над гаванью. Римляне вывели свой гарнизон из этой крепости под покровом ночи, оставив только стражей у наружной крепостной стены. Ганнибал проверил подлинность утверждений Филемена и Никона у других своих агентов и согласился подойти ночью, согласовав точное время.
Во время этих переговоров Ганнибал часто ложился на постель и распустил слух, что он болен и задерживается в одном из лагерей. Нумидийцы были посланы обследовать окрестности под предлогом поисков провизии. В ночь перед попыткой осуществить план Ганнибал проделал быстрый марш с несколькими тысячами легковооруженных галлов и испанцев, привыкших к переходам в темноте. 80 нумидийских всадников рассредоточились вокруг них, задерживая или убивая всех, кто оказывался возле дороги. Отборные войска скрывались в дневное время за пасущимися лошадьми. В вечернее время Ганнибал разрешал своей пехоте отсыпаться. Перед наступлением полуночи он поднимал людей и вел их дальше.
Детали этого наступления сохранились в анналах римской истории.