Глава 19
Эфраим должен был дать мне денег, но по какой-то удивительной причине не сделал этого. Если бы это была нормальная операция Моссад, он смог бы получить деньги в неограниченном количестве от "банк-сайана". Но это не была нормальная операция, поэтому я должен был ждать Эфраима или попробовать получить деньги от людей, на которых я должен был работать.
Эта ситуация показалась мне комичной: с одной стороны я вел переговоры одновременно с руководством сразу нескольких иностранных разведок, а с другой стороны у меня не было денег, чтобы нормально поесть. Деньги нужно было достать срочно, иначе я действительно окажусь на улице. По моим расчетам денег на гостиницу должно было хватить лишь еще на пару дней, а что потом?
Я попытался вызвать в себе хорошее настроение и позвонил Белле. Она хотела узнать, что случилось, что я буду делать, и как она может получить деньги. Эфраим пообещал послать ей чек, который выглядел бы как будто от меня. Я должен был рассказать ей, что это аванс за работу советника по вопросам безопасности, которую я выполняю для какой-то компании. Не было причин, почему она должна была страдать от недостатка денег. Если бы я работал на Моссад, то она была бы обеспечена, если бы я делал какую-то другую работу, то тоже заботился бы о ней. Но в этой запутанной ситуации Эфраим должен был взять помощь ей на себя. Как выяснилось позднее, Эфраим так никогда и не выполнил своего обязательства, но тогда я исходил из обратного. Я всегда думал о том, как Белла могла бы справиться с трудностями. Ей мог бы помочь ее отец, но я знал, что будет выглядеть довольно плохо, если она попросит его о помощи. Но я не мог ничего изменить, и все это только не давало мне уснуть.
В три часа утра я решил выяснить, не приставили ли иорданцы ко мне слежку. Я оделся и вышел из отеля. Улицы были пусты, и никто не следовал за мной. Если они и назначили кого-то, то он либо был слеп, либо просто спал.
На следующий день я позвонил в британское посольство и попросил переговорить с известным мне помощником. Я хотел встретиться с ним за пределами посольства и дать ему определенную информацию. Он попросил меня перезвонить ему примерно через час. Когда я так и сделал, он сказал мне, что не может покинуть посольство для встречи со мной, но готов ждать меня в посольстве в любое подходящее для меня время. Мне стало ясно, что они считают меня опасным и подозревают, что я сотрудничаю с кем-то, кто, возможно, хочет им чем-то навредить. В этот момент я не мог пойти на риск, посещая посольство, потому я сказал ему, что сообщу ему сведения по телефону.
Это был клочок бумаги, который Эфраим оставил мне перед своим отлетом в Израиль. Так как в это время увеличилось число террористических нападений в Европе, спрос на данные о планах и действиях террористов был очень велик, и Моссад в этой области был непревзойденно плодотворен. Так как израильские объекты для Моссад были священны, то он был готов сотрудничать со всеми, кто мог бы предоставить информацию о планах терактов против таких объектов.
Постоянный приказ Моссад предписывал всему оперативному персоналу вступать под чужим флагом в контакт с любой террористической организацией. Единственным ограничением было, что встреча должна происходить в надежном окружении, что значит, что офицер из центра Моссад в Брюсселе собирал сведения о степени опасности тех или иных террористов, а ответственный за оперативную безопасность офицер должен был позаботиться о безопасности встречи.
После того как контакт был установлен в первый раз, оперативные офицеры получали разрешение идти на любой обмен информацией, который мог бы предотвратить нападение на израильский объект.
Хотя Моссад старательно создавал впечатление, что еврейские объекты так же близки ему, как израильские, этого не было. На самом деле оперативным офицерам бесчисленное количество раз давали понять, что к их работе не относится защита евреев в той или иной стране – это дело властей этих стран. Никому и ни при каких обстоятельствах не разрешалось "засветить" источник для защиты еврейского объекта, если этот источник в один прекрасный день смог бы дать предупреждение о нападении на израильский объект.
В некоторых случаях были дополнительные ограничения, например, если считалось, что террористы входят в союз с другими группами, которые, возможно, смогут совершать антиизраильские теракты. Ограничение означало, то им нельзя передавать взрывчатку. В таких случаях обмен производился только на уровне общего обеспечения, прежде всего, как обмен документами.
Это все не было ново для меня. Я это изучал и соответственным образом обрабатывал запросы в моем отделе. В этой связи была заключена сделка с французской организацией "Action directe" ("Прямое действие"). За сообщения о возможных нападениях на израильские объекты и израильтян они получили в обмен немало прекрасных чистых формуляров британских паспортов. Моссад позаботился о том, чтобы в "Action directe" думали, что они имеют дело с одной южноамериканской группой, которая хочет поменять с Израилем эту информацию на оружие.
"Мертвый" почтовый ящик для этих паспортов был устроен в одной телефонной будке в Западной Германии. Мы предоставили англичанам право побудить немцев на какие-то действия. Возможно, им следовало бы установить слежку за человеком Моссад и потом арестовать людей из "Action directe", когда последние будут забирать паспорта. Эфраим не хотел, чтобы в "Action directe" думали, что они обмануты их "южноамериканскими" партнерами. Если они решат так, то попытаются убить курьера, который на самом деле был офицером Моссад. Потому Эфраим предупредил "Action directe", что бы те не думали, что их заманили в ловушку, и не мстили бы израильтянам из-за того, что те их подставили.
Эфраим, как, кстати, и я, надеялся, что этот случай, даже если Моссад непосредственно, как говорится, не крал овечку, покажется для англичанина очень неприятным. В любом случае, мы знали, что для того, чтобы сломать влияние Моссад на правительство потребуется долгий процесс. Даже история с паспортами планировалась за месяц. Террористам было объяснено, что нужно время, чтобы все подготовить. Так было выиграно время, что бы получить сведения и внести свой вклад в сделку.
У англичанина не было слов, когда я ему все это рассказал. – Вы хотите войти в контакт с нашими людьми или как?
– Я позвоню Вам через пару дней. Если у Вас будут ко мне вопросы, Вы сможете передать их мне. Если я смогу, то скажу Вам заранее, когда я приду, хотя я действительно не верю, что это получится. Он не ответил. Я заметил, что он сам точно не знает, как ему теперь поступить.
Я повесил трубку и позвонил иорданцу. – Могу я поговорить с генералом Зухиром? Это Иса.
– Минутку, пожалуйста, господин Иса. По голосу женщины я понял, что она знает, как это важно. – Господин Иса? Это Лоррен. Генерал сейчас будет говорить с Вами.
Это получилось лучше, чем я думал. Я знал, что если бы Муса, мой инструктор по оперативной работе и нынешний шеф службы безопасности в Европе, увидел сейчас меня, то он мной очень бы гордился. Но намного лучше было как раз то, что он меня не видел, иначе я быстро отправился бы полежать в морг с пулей 22-го калибра в голове.
– Алло, Иса, как поживаете?
– Хорошо, а Вы?
– Хорошо. Я готовлюсь к Рамадану. Вы это знаете.
– Конечно. Надеюсь, пост будет легким для Вас.
– Спасибо. Что Вы решили?
– Что мне сказать? Меня всегда захватывала возможность немного поездить по миру.
– Это означает "Да"?
– Да.
– Великолепно. Я скажу моим людям, а потом мы выйдем на Вас. Мы еще сможем найти Вас на этом же месте?
– Да. Но у меня почти кончились деньги. Если я вскоре не получу ничего, то мне придется уехать.
– Куда Вы собираетесь ехать? Этот вопрос меня совершенно не устраивал, указывая на то, что, возможно, это продлится пару дней. Прежде всего, я был ошеломлен; меня удивило, как расслабленно, спустя рукава занимаются этим делом. Возможно, я просто привык к очень агрессивной разведке, которая сразу хватается за любую возможность, за любое дело, в конце концов, видя в этом, возможно, шанс для прогресса в личной карьере.
Генерал не относился к такому типу людей. Он был настоящим солдатом, он делал то, что считал правильным, не принимая решений за других людей, не являвшихся его подчиненными.
Я был раздосадован и даже не старался это скрыть. Мне стало ясно, чего хотел добиться Эфраим, бросив меня в эту ситуацию без денег: я должен был полностью положиться на успех своей миссии. За это я его возненавидел.
– Сейчас я пока не имею понятия, но я попытаюсь решить мои финансовые проблемы как можно быстрей. Я видел, что он не понял, к чему я клоню.
– Я должен зарабатывать деньги на жизнь, а в США я не могу работать. Итак, мне придется поехать в Канаду и там попытаться что-то найти.
– Скажете ли Вы мне, где я смогу Вас там найти, если ответ затянется?
– Если у Вас не будет ответа перед тем, как я уеду, то просто забудьте об этом. Я почувствовал, что начинаю закипать. Я все более заводился и потому должен был быть теперь очень внимательным.
Я заранее знал, какой опасности я себя подвергаю. Но тогда в посольстве я настолько сконцентрировался на своем поручении, что не придавал этому значения. Я ожидал, что меня встретят с распростертыми объятиями и сразу посадят за работу. Этого не произошло, и затея становилась просто критической.
Процесс теперь был необратим; информация неслась в Амман, в штаб иорданской разведки. Так как эта информация, без сомнения, относилась к наивысшему приоритету, ею занимались самые высокопоставленные чиновники. И если Моссад действительно на что-то способен, то он узнает об этом: или от завербованного офицера или от помощника, который на него работает. То, что израильский шпион хочет работать на Иорданию, несомненно, будет доложено королю, а при его дворе у Моссад точно есть свои уши. Учитывая мои сведения, Моссад нужно будет срочно остановить меня. Пока мы здесь разговариваем, там, может быть, уже готовится группа для моего захвата или ликвидации.
– Позвоните мне, когда что-то узнаете. Я надеюсь, я еще буду здесь.
– Вы позвоните мне перед отъездом?
– О'кей. Я повесил трубку и почувствовал себя так, как будто у меня выбили оружие из рук..
***
Звонок последовал следующим утром в 8.30. Это был Зухир. – Вы готовы ехать?
– Когда?
– Как вы смотрите на завтра, после обеда?
– В порядке. Я поставил условие, что он будет сопровождать меня. Я чувствовал, что он честный порядочный человек и его добровольное сопровождение было важно лично для меня. За то короткое время, что я его знал, у меня создалось впечатление, что он скорее умрет, чем нарушит слово и запятнает свою честь.
– Я заберу Вас в 12.00 у гостиницы.
– Как долго это продлится?
– Одну неделю? Вас это устроит?
– Конечно. До завтра.
Я повесил трубку и должен был сперва переварить то, что сейчас услышал. Я собрался ехать в страну, которую всегда считал врагом, и быть гостем разведки противника. Я должен был перейти на другую сторону, именно это я и делаю. Если то, что я делал до этого, еще как-то можно было объяснить, то то, что я хотел сделать сейчас, было совершенно необъяснимо. В этот момент, думал я, Моссад еще ничего не знает обо мне. Если они бы и знали, то не смогли бы много об этом говорить, чтобы не раскрыть свой источник. Но я стоил намного больше, чем любой источник, и они не могли позволить мне перейти на чужую сторону. До этого они еще могли терпеть мои действия, но сейчас они не могут допустить ни в коем случае моего посещения Аммана.
Я сейчас спускался на дно пропасти, из которой, возможно, мне уже невозможно будет выбраться. У меня было двадцать четыре часа, чтобы приготовиться к путешествию, но не было времени обзавестись легендой.
Я принял душ и быстро оделся. Мне нужно было пойти к телефонной будке, чтобы позвонить Эфраиму. Была суббота, и я надеялся застать его. Телефон звонил долго, но никто не подошел. Я не мог звонить из гостиницы, и не было смысла для меня звонить Белле, ведь я все равно не смог бы рассказать ей, что происходит. Я решил попробовать позже еще раз. Время, казалось, остановилось. А если я его не застану? А если они уже ждут меня и это все ловушка? Я не мог думать спокойно, потому что был сильно взволнован. Как будто бы я с завязанными глазами шел по кромке жерла вулкана. Я чувствовал опасность, но не мог ее видеть.
В шесть часов вечера я дозвонился до Эфраима. От напряжения у меня уже не было сил.
– Что случилось? По голосу чувствовалось, что он в хорошем настроении, наверняка у него что-то хорошо получилось.
– Завтра я уезжаю.
Пару секунд он ничего не говорил, а затем сказал тихо и медленно: – Ты имеешь в виду то же, что и я?
– Ну конечно. Мне позвонили сегодня утром. Завтра во второй половине дня я улетаю.
– Будь я проклят. Здесь никто ничего не знает, не имеет малейшего понятия. Даже если ты не поедешь, это самый великий фарс в истории организации.
Я точно знал, что он имеет в виду: миф о том, что Моссад всегда точно и вовремя узнает обо всем, что происходит в арабских странах, не был ничем более чем мифом. В моем случае, в проклятом Моссад уже должны были бы выть все сирены тревоги, но никто ничего не слышал. Я глубоко вздохнул, я даже не мог показать, насколько легче мне стало. – Но ты хочешь, чтобы я полетел?
– Да, в том случае, если ты чувствуешь, что можешь.
– И ты хочешь, чтобы я действовал по плану?
– Да, так, как мы планировали. Если они тебя оставят...
– Итак, я позвоню тебе, когда я выберусь оттуда.
– Я буду ждать тебя. Как долго это продлится?
– Этот человек сказал, что неделю.
– Подумай о том, что там есть и другие люди. И если они посадят тебя в отеле, никуда не высовывайся. У нас, уверен, никого нет в их службе, но у нас точно есть осведомители в палестинских кругах, а эти есть везде. Я все еще не верю, что мы об этом ничего не услышали. Он рассмеялся. – Что за куча засранцев. Я сейчас спрашиваю себя, сколько среди наших так называемых агентов ненастоящих.
Я повесил трубку и вернулся в отель.
***
На часах было 11.45. Я ждал в холле гостиницы. Я позаботился о том, чтобы мой номер оставался за мной, и чтобы мне приготовили счет. Ровно в полдень подъехал лимузин и ассистент Зухира, высокий худой мужчина, зашел в холл и поздоровался со мной.
– Вы готовы?
– Да, но нужно еще урегулировать дела с гостиницей.
– А в чем проблема?
– У меня нет денег и мне нужно сохранить номер за собой до моего возвращения. Я говорил об этом с генералом.
Он вернулся к машине и принес кредитную карточку генерала. – Генерал сказал, что я могу за все заплатить по этой карточке.
– Им нужна будет подпись.
– Я распишусь за него. Выходите к машине.
Я вышел. Зухир сидел на заднем сидении. Его почти нельзя было узнать, только его улыбка была видна отчетливо. – Ахалан в'сахалан, мой друг, – поприветствовал он меня и протянул мне руку. – Как Ваши дела? – улыбнулся я ему в ответ. Этот человек просто не мог не нравиться.
– Сначала мы летим в Нью-Йорк, а оттуда в Амман. Я провел все подготовительные мероприятия. В аэропорту нас встретят. Все будет хорошо.
– Знаете ли Вы людей, которые встретят нас в аэропорту?
– Это все мои друзья, люди, которым можно доверять. И вот. Он дал мне мои авиабилеты. Они лежали в конверте, украшенном иорданской короной и надписью "Алия" на английском и арабском языках. Это вряд ли было то, что я должен был показывать всем в аэропорту, по крайней мере, не в нью-йоркском "Кеннеди-Эйрпорт".
–Не могли бы Вы хранить это у себя? Я вернул ему конверт, а билеты положил в свой карман. Он улыбнулся: – Вы, шпионы, должны учитывать все.
– Конечно, если мы не хотим болтаться на виселице.
– Не волнуйтесь, друг мой. Я с Вами. Никто Вас не тронет.
Я улыбнулся в ответ. – Вас не затруднит высадить меня у входа отеля "Шератон"? Того, что в аэропорту?
– Конечно, нет. На его круглом лице появилась тень осторожности. Он немного растерялся и пытался узнать, для чего мне это нужно.
– Я хочу оттуда взять такси до аэропорта. Мы не знаем, в конце концов, кого мы там встретим, и я не хочу, чтобы кто-то увидел, как я сажусь в самолет вместе с самым старшим по званию иорданским офицером в США. Вы согласитесь со мной, что это не самая лучшая идея.
– Об этом мне самому стоило бы подумать. Вы абсолютно правы. А как в нью-йоркском аэропорту? Как мы поступим там?
– Мы ведь летим первым классом? Я взял билет и посмотрел на него.
– Да, конечно, – сказал Зухир.
– Тогда мы встретимся в зале для отъезжающих авиакомпании "Алия". Где он?
– У "Алии" нет своего зала, но мы воспользуемся залом "Эйр Франс". Там в этот момент не будет полета, так что мы будем там одни. Я имею в виду, конечно, исключая людей, вылетающих в Амман.
– Тогда мы увидимся там. Я посмотрел в окно.
Цухир приказал водителю остановиться у отеля "Шератон". Потом его помощник что-то сказал по-арабски, и Зухир повернулся ко мне.
– Вы знаете, где находится зал "Эйр Франс"?
– Кажется, нет.
– Вы знаете, где касса "Эль-Аль"?
– Да, – сказал я, немного подумав.
– Ну вот, а касса "Эйр Франс" находится в том же ряду, а ее зал напротив. Значит, когда мы направимся в наш зал перед вылетом, нам надо будет пройти мимо окошка "Эль-Аль". Он озабоченно посмотрел на своего ассистента, а потом спросил меня: – Что Вы предлагаете?
– Ничего. Мы встретимся в зале, а потом пойдем к самолету, когда придет время. Что мы еще можем сделать?
Машина остановилась под большим козырьком перед входом в "Шератон", и я вышел. Водитель вытащил из багажника мой чемодан. Не оборачиваясь, я вошел в гостиницу. Там я подождал несколько минут, затем снова вышел и подозвал первое такси из ряда в конце рампы. Мои друзья из Моссад никогда не смогли бы так подстроить, чтобы такси ждало меня там. Для этого им просто не хватило бы времени. Если бы кто-то следил за нами, в чем я сильно сомневался, то эта остановка в гостинице их совсем бы запутала. Иногда это кажется ребячеством, эта игра в "кошки-мышки", но когда речь идет о твоей жизни, ты уже не находишь это смешным. Каждый ход, который ты делаешь, чтобы сбить со следа преследователя, может стать божьим знаком и подарить тебе достаточно времени, чтобы спасти свою жизнь. В моей работе были моменты, когда я был уверен, что "чист" и спокойно принимался за дело. Однако я держал глаза открытыми и, в конце концов, устанавливал, что за мной все-таки был "хвост", которого я не вычислил.
Поездка на такси продлилась только 15 минут, но выяснилось, что маневр стоил того. Когда я подал билет и паспорт сотруднику службы безопасности аэропорта, я почувствовал, как кто-то взял меня за плечо. Я был уверен, что это Зухир или его помощник, которые хотят мне что-то сказать. Я не хотел оборачиваться и говорить с ними, потому что это разрушило бы все отвлекающие маневры, предпринятые нами.