Подтверждением этой распространенной недругами Нурсултана Абишевича версии был непререкаемый факт – Назарбаева видели среди митингующих. Да, это имело место. Но его противники перевернули все вверх дном.
На самом деле было так. В то памятное утро он, как всегда, приехал на работу. Его кабинет находился в здании правительства. Узнав от помощника, что на площади имени Брежнева митингует молодежь, направился туда. Там собралось уже около двух тысяч человек. Пообщавшись с теми, кто находился в передних рядах, узнал причину, по которой они пришли, и уговаривал не горячиться, не терять голову.
Пообещав доложить о том, чего они хотят, хотел уже возвратиться в здание ЦК. Но, когда увидел, что люди устремились в город, подумал: нельзя спокойно возвращаться, это было бы непростительной изменой им. Ведь они-то правы! "И я пошел с ними, в голове колонны", – вспоминал он.
Так вот откуда легенда о том, что он возглавил шествие протестующей молодежи!
Секретари ЦК во главе с Колбиным, для которого таким необычным образом начался его первый рабочий день, собрались в одном из кабинетов, в котором были самые большие окна, выходившие на площадь. Оттуда они наблюдали за происходящим и, растерянные, держали совет, что делать.
Подошедший Назарбаев предложил выйти к студентам и вступить с ними в диалог. Сначала его не поддержали, но вскоре согласились. На площадь вышел Назарбаев и с ним три высших руководителя республики. Колбин остался в помещении, чтобы не раздражать толпу.
Их встретили, мягко говоря, недружелюбно. Проще говоря, освистали. В сторону трибуны, где они стояли, полетели снежные комья вперемешку с камнями. Один из камней рикошетом оцарапал щеку Назарбаева в тот момент, когда он говорил в микрофон. Четверка руководителей – а это были члены бюро ЦК Компартии республики – покинула трибуну.
Утром 18-го на площади собралось уже около 15 тысяч человек. Ночью в Алма-Ату прибыла группа из Москвы во главе с членом Политбюро, председателем Комитета партийного контроля при ЦК КПСС М. С. Соломенцевым. Она сразу же взяла бразды правления в свои руки. Были применены жесткие меры.
В решении на проведение операции "Метель" с использованием спецназа, дубинок, армейских лопаток и служебных собак Назарбаев участия не принимал, хотя и был вторым человеком во властной иерархии Казахстана. По этическим соображениям решили, что так будет лучше – его имя скандировали в числе тех, кого люди на площади хотели бы видеть первым секретарем ЦК республики.
Тем не менее на пленуме ЦК КПСС 28 января 1987 года, когда выводили из Политбюро Кунаева, тот заявил, что считает виновным в организации выступления молодежи Назарбаева. Нурсултану Абишевичу стало плохо, и его с приступом гипертонии увезла "Скорая".
Миссия спецпредставителя
Были ли студенческие волнения кем-то организованы или возникли стихийно? Не могу не привести свидетельства Леона Аршаковича Оникова, консультанта отдела пропаганды ЦК КПСС, проработавшего на Старой площади более сорока лет. Через неделю после событий 17–18 декабря он по личному поручению секретаря ЦК КПСС Александра Николаевича Яковлева выезжал в Алма-Ату.
Яковлев поставил перед ним конкретную задачу: можно ли было предотвратить конфликт в Алма-Ате? Если да, то как? Если нет, то почему?
Миссия, порученная Оникову, была не случайной. На Старой площади он слыл как неутомимый критик орготдела ЦК КПСС, которым руководил секретарь ЦК Егор Кузьмич Лигачев. А Яковлев курировал идеологию. И между ними шла состязательность за влияние на генсека. С переменным успехом.
Опытнейший Оников провел тщательное расследование. Он установил, что первое сообщение о пленуме, на котором Кунаев был освобожден от должности и вместо него избран ульяновец Колбин, прозвучало в новостной программе московской радиостанции "Маяк" на русском языке 16 декабря в 15 часов (здесь и ниже время алма-атинское), а по первой программе радио – в 18 часов. В беседах с Ониковым около ста человек сказали, что этих передач не слышали и ничего о них не знали.
По республиканскому радио сообщение о пленуме и биография Колбина были впервые переданы на казахском и русском языках 16 декабря в 21 час. А краткую информацию, тоже на двух языках, сообщили по казахскому телевидению в 20 часов. Эту новость, чаще со слов других, уже знали почти все. Газеты, в которых была напечатана информация о пленуме, в киоски "Союзпечати" Алма-Аты поступили по графику 17 декабря до 6 часов 50 минут.
Возникает закономерный вопрос: каким образом еще до сообщения о пленуме идея протестовать, открыто выйти на центральную площадь столицы могла распространиться среди студенчества? Ведь ее передали по радио только после окончания работы пленума.
В марте 1987 года на пленуме ЦК Компартии Казахстана Колбин тоже пытался ответить на этот вопрос:
– Молодые люди на площади откровенно высказывали соображения, что они, мол, не против русского в руководстве партийной организации Казахстана, но мы, дескать, ставим вопрос о том, чтобы этот русский был бы выходцем непосредственно из Казахстана. Назывались и фамилии вероятных кандидатов. Конечно же, те, кто высказывал эти соображения, не сами вдруг догадались о вариантах расстановки кадров высшего эшелона в республиканской партийной организации. Откуда им это знать? Им втихомолку нашептали, подали идею, которую они прилюдно и озвучивали на площади.
В конфиденциальной справке Оникова говорится: по данным Общего отдела ЦК Компартии Казахстана, шифротелеграмма о созыве 16 декабря пленума ЦК была направлена в обкомы партии 13-го в 13 часов 40 минут. Адресована она была членам и кандидатам в члены ЦК и членам ревизионных комиссий – это примерно 300 человек. Ответственных работников парткомов, которым сразу же становились известны подобные сведения, было примерно 2200 человек.
Таким образом, за три дня до пленума как минимум две с половиной тысячи человек высшего эшелона республиканской власти знали о его созыве. Более того, каждый из них понимал, что на нем будет освобожден Кунаев. Эта уверенность исходила из того, что уже несколько месяцев слухи о его уходе муссировались в республике. А в начале декабря сам Кунаев сообщил своему окружению, что, будучи в Москве, подал заявление об уходе на пенсию. Такие сведения, да еще из первых уст, секретными не остаются.
Что понял спецпредставитель тогдашнего секретаря ЦК КПСС по идеологии Яковлева? Что немалочисленные сторонники Кунаева зря времени не теряли, усиленно обрабатывая часть студентов в общежитиях в ночь на 15-е и на 16 декабря. Теплилась, видимо, надежда, что под таким давлением ЦК КПСС может изменить свое же решение, как это произошло однажды в Целиноградской области Казахстана.
Имел ли Кунаев к этому отношение? В записке Оникова сказано: он был потрясен событиями, рвался выступить перед молодежью. Но тем, кого не устраивал его уход, удалось спровоцировать молодежь. Поползли дикие слухи, что Кунаев убит, арестован, находится в Москве. Многие студенты уверяли Оникова, что в первый день они вышли на защиту Кунаева, который был признанным кумиром большинства казахов.
А на самом деле Кунаев присутствовал на пленуме, выступил с речью, поблагодарил ЦК КПСС за оказанное ему доверие, пожелал новому руководству успехов в работе. Секретарь ЦК КПСС Г. Разумовский передал Кунаеву благодарность от Центрального Комитета за работу. Но об этом не было сообщено.
Более того, пленум был закрытым, проводился более секретно, чем даже в доперестроечные времена. До перестройки на пленумы приглашались работники аппарата ЦК, начиная с заведующих секторами, а в тот раз не были допущены даже заместители заведующих отделами. А когда партийный актив был направлен для разъяснений в городские организации, студенческие общежития, то на первых порах даже он не был проинформирован о том, что Кунаев был на пленуме, выступал с речью.
И, конечно, неприятное впечатление произвело фактическое назначение, а не избрание Колбина первым секретарем ЦК КП Казахстана (вторым секретарем остался тоже русский – Мирошхин). Личной вины Колбина в этом, разумеется, нет – он выполнял, как и было заведено, волю ЦК КПСС, рекомендовавшего его на этот пост. Но форма, в которой ЦК КПСС осуществил свою рекомендацию, была безусловно оскорбительной.
В обстановке, когда все серьезные кадровые вопросы на местах решались Центром, в орготделе, такие назначения, особенно если это касалось лиц русской национальности, воспринимались местным населением очень настороженно, болезненно, обычно со скрытым, а на этот раз вырвавшимся наружу недовольством.
Таких примеров в Казахстане Оников нашел немало. Так, всего лишь за год до пленума ЦК в Кустанайской области первым секретарем обкома был казах, вторым – русский, а накануне декабрьских событий оба поста уже занимали русские. Та же самая картина наблюдалась и в Мангышлакской области, где казахов, в отличие от ряда других районов Казахстана, было больше, чем русских. В Талды-Курганской области, где казахи составляли половину населения, а русские – 36 процентов, за год до событий первым секретарем был казах, вторым – русский, а в декабре 1986 года на обоих постах находились русские, председатель облисполкома – тоже русский. В столичном Алма-Атинском горкоме первым секретарем был казах, вторым – русский. Перед событиями на оба поста были избраны русские. Все кандидатуры на эти должности предварительно согласовывались с орготделом ЦК КПСС.
Конфиденциальная записка Оникова заканчивалась выводом: члены ЦК Казахстана, и казахи, и русские, убедили его в том, что если бы декабрьский пленум демократично решал вопрос о "первом", то в числе возможных кандидатов были бы названы и русские, но местные, а не "варяг", направленный Москвой. Но орготдел ЦК КПСС, ведавший партийными кадрами, действовал по старинке.
Увы, не только орготдел, но и Политбюро, и Секретариат действовали по старинке еще долго. Алма-атинский урок не пошел впрок. Практика, когда в национальные республики на руководящие должности направляли "глаза и уши Кремля", как в сталинские времена, продолжалась.
Уже в самый разгар перестройки в Белоруссию вторым секретарем ЦК был направлен партийный функционер Николай Игрунов, никогда там не живший и не работавший, ни историю, ни культуру белорусов не знавший. Такого в Белоруссии не случалось ни при Хрущеве, ни при Брежневе. В Минске смеялись: наверное, Михаил Сергеевич перепутал Белоруссию с Белгородом. Не прижился Игрунов, как и Колбин, вернулся в Москву.
Последний "первый"
В июле 1987 года ЦК КПСС по итогам расследования чрезвычайного для того времени происшествия в Алма-Ате принял постановление "О работе Казахской республиканской партийной организации по интернациональному и патриотическому воспитанию трудящихся".
То, что там произошло, действительно было чрезвычайным. Политологи и публицисты по-разному называют те события. Для кого-то это "первая кровь перестройки", кто-то применяет более мягкие формулировки: "Перестройка: первый звонок", "Перестройка: первое предостережение". Но в любом варианте слова "первый, первое" ключевые. Тогда еще не было трагедий ни в Сумгаите, ни в Тбилиси, ни в Баку, ни в Вильнюсе, ни в Нагорном Карабахе. И в событиях в Алма-Ате при желании можно было найти национальный оттенок.
И его нашли, и даже зафиксировали. В постановлении ЦК КПСС прямо было сказано о "казахском национализме". Прежде в партийных документах такого никогда не было. Термин тяжким обвинением ложился на целый народ, кстати, один из самых интернациональных в СССР. Непонятно, куда девалось свойственное партийным документам по этому вопросу крайне взвешенное, аккуратное обращение с деликатной "национальной материей".
22 июня 1989 года Нурсултана Назарбаева избрали первым секретарем ЦК Компартии Казахстана. На пленуме ЦК республики за его избрание проголосовали 154 члена ЦК из 158. Его предшественник Колбин уехал из Алма-Аты в Москву, где был назначен председателем Комитета народного контроля СССР.
Впоследствии Горбачев признавал, что назначение Колбина первым секретарем ЦК Компартии Казахстана в 1986 году было первой крупной ошибкой в сфере межнациональных отношений.
– Мы все пришли к выводу, – вспоминал экс-генсек, – что казахи сами должны управлять своей республикой, и дали им право решать, кто станет их новым руководителем.
Выступая на том пленуме последним, Назарбаев не подозревал, что судьбой ему уготовано быть и последним "первым" в истории Казахской ССР, и третьим казахом, занявшим этот пост. Хотя тревожные предчувствия нарастали с каждым днем, прожитым в нелегких раздумьях.
С первых же дней пребывания в должности первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Назарбаев поставил перед собой цель добиться отмены постановления ЦК КПСС, снятия несправедливого обвинения казахского народа в национализме. При Колбине даже поставить такой вопрос было невозможно, хотя при каждом удобном случае Нурсултан Абишевич заводил разговор на эту тему с Горбачевым.
В конце сентября 1989 года он обратился к своему фирменному методу воздействия на ситуацию. Он, этот метод, всегда приносил ему успех, хотя, конечно, вызывал раздражение у власть предержащих как в Алма-Ате, так и в Москве. Метод заключался в публичной огласке проблемы.
Вспомнив свое бескомпромиссное выступление на заседании Секретариата ЦК КПСС, обсуждавшем ситуацию на Карагандинском металлургическом комбинате, и закончившемся принятием специального постановления ЦК, Назарбаев решил поднять вопрос о "казахском национализме" на пленуме ЦК КПСС – трибуне еще более высокой, чем Секретариат. Тем более что пленум рассматривал вопросы национальной политики.
Выступление Назарбаева на сентябрьском (1989 года) пленуме ЦК КПСС прогремело через три месяца после избрания его первым секретарем ЦК Компартии Казахстана. Оно действительно прозвучало как гром с ясного неба.
Глава казахстанских коммунистов обрушился с резкой, но аргументированной критикой по поводу формулировок, допущенных в постановлении ЦК КПСС "О работе Казахской республиканской партийной организации по интернациональному и патриотическому воспитанию трудящихся". Назвал их не только необоснованными, но и оскорбительными для народа:
– Может ли в принципе какой-либо народ в целом стать носителем этой антигуманной черты? Глубоко уверен, что нет.
Сидевшие в зале члены ЦК КПСС были с ним полностью согласны. Интернационализм, дружелюбие, толерантность казахского народа были известны всем.
Назарбаев мог бы напомнить и боевые подвиги под Москвой сформированной в Казахстане дивизии под командованием военкома республики генерала Панфилова, тех же 28 героев-панфиловцев, подвиг которых воплощен в песне, ставшей официальным гимном Москвы ("Мы запомним суровую осень…"), и целинную эпопею, давшую Родине большой хлеб, и стартовую площадку советской космонавтики – легендарный Байконур.
Но он не стал проводить экскурс в прошлое. Оно и без того крепко сидело в каждом, из какого бы уголка Советского Союза ни приехал тот или иной человек. Те, кто помоложе, знали это из рассказов родителей, те, кто постарше, сами испытали на себе открытость, отзывчивость, дружбу казахского народа.
И все же непривычно было слышать, чтобы с такой высокой трибуны кто-либо требовал пересмотреть постановление ЦК КПСС. Да еще принятое при действующем генсеке! От имени коммунистов и общественности республики он призвал пересмотреть ошибочные положения постановления, наносящие ущерб чести и достоинству казахского народа, бросающие тень на его интернационалистическую сущность.
Назарбаев вновь потряс всех своей отчаянной дерзостью, немыслимой прежним послушным партийным вождям из глубинки.
В звенящей тишине прозвучали его слова о том, что Казахстан превратили в ГУЛАГ, всем заправляют бюрократы-шовинисты. СССР на самом деле – унитарное государство. Военное ведомство изъяло из хозяйственного оборота огромные территории. На них проводятся космические испытания, добывается уран со всеми последствиями для окружающей среды.
– Все идет на Запад, – возмущался оратор, – а нам, как у Остапа Бендера, – рога и копыта. Но я против "национального приоритета" в республиканской политике, это создает "образ врага" в отношении русского народа. Однако нам надо спасти и собственный язык – он уже у самого крайнего предела.
Горбачев, подводя 4 октября итоги пленума на заседании Политбюро, особо отметил выступление Нурсултана Абишевича:
– Назарбаев прав, – подчеркнул он. – Нельзя допускать, чтобы проблема языка вызывала отчуждение между народами, а на Украине – отчуждение между славянскими народами.
Понадобилось семь месяцев упорной, не прерывавшейся ни на один день работы, чтобы наконец Нурсултан Абишевич 18 мая 1990 года радостно объявил землякам: Политбюро ЦК КПСС признало ошибкой содержавшуюся в прежнем постановлении оценку массовых нарушений общественного порядка в Алма-Ате в декабре 1986 года как проявление "казахского национализма".
Население Казахстана кинулось к газетным киоскам. Все хотели своими глазами прочитать подробности. Увы, сообщение было напечатано только в июньском номере журнала "Известия ЦК КПСС", издававшегося небольшим тиражом.
В документе, датированном 8 апреля 1988 года председателем КГБ СССР В. Чебриковым на имя Горбачева "Справка о массовых беспорядках, имевших место в стране с 1957 года", в отношении декабрьских событий 1986 года в Алма-Ате сказано: получили телесные повреждения разной степени 1215 человек, из них 774 военнослужащих и сотрудников милиции. Двое раненых граждан, доставленных в больницу, скончались. По этому делу к уголовной ответственности привлечено 107 человек.