Будущий вице-президент СССР сидел по правую руку от меня. В какой-то момент к нему подошел сотрудник охраны и тихо что-то прошептал на ухо. Геннадий Иванович повернулся ко мне, многозначительно поднял глаза вверх и сказал, что ему надо идти. Он уехал в Кремль, откуда вернулся вице-президентом СССР.
На эту новую должность, тоже только что введенную, рассматривалось несколько кандидатур, в том числе такие "тяжеловесы", как Е. М. Примаков и А. Н. Яковлев. Был в списке и Президент Казахской ССР Н. А. Назарбаев. Его выдвинула влиятельная группа делегатов от нескольких союзных и автономных республик. И снова повторилась та же картина, что и раньше: Нурсултан Абишевич поблагодарил за доверие и взял самоотвод.
Стенограмма съезда зафиксировала вопрос одного из депутатов Янаеву: "Когда вы шли к трибуне, мне показалось, что в ваших движениях некоторая заторможенность. Скажите, пожалуйста, Геннадий Иванович, как у вас со здоровьем? Нам небезразлично, какое здоровье у вице-президента".
Янаев: "Вы знаете, жена говорит, что у меня хорошее здоровье… (Смех в зале. Аплодисменты.) Я болею всеми теми болезнями, которыми болеют настоящие мужчины. Нормальный мужик, уверяю вас…"
Недобрал 31 голоса. Горбачев снова поставил на голосование. Обсуждение было острым. Избрали незначительным большинством.
Но это так, к слову. Хотя можно было бы привести и эпизод, когда Станислав Шушкевич, будущий беловежский "пущист", во время второго голосования поинтересовался, как называлась кандидатская диссертация кандидата в вице-президенты, и он не ответил на этот вопрос.
Что же касается Назарбаева, то на пост вице-президента СССР его выдвигали неоднократно, но он снимал свою кандидатуру.
Последний раз Горбачев и Ельцин предложили ему возглавить Советское правительство в конце июля 1991 года, за пару недель до августовского путча. Разговор происходил в Ново-Огареве. Уединившись, Михаил Сергеевич в присутствии Бориса Николаевича сказал Нурсултану Абишевичу: ему предлагается пост премьер-министра. Ельцин согласился.
А Назарбаев? Такое предложение он получил от Горбачева еще в декабре 1990 года после отставки Рыжкова.
Тогда Назарбаев заколебался: уезжать из Алма-Аты не хотелось. В Москве ощущалась предгрозовая обстановка – Ельцин отвоевывал у Горбачева одну позицию за другой, генсек-президент терял влияние. В Казахстане тоже было неспокойно.
– Ну что, решил? – нетерпеливо спросил у него Горбачев, который по комсомольской привычке обращался ко всем на "ты".
– Согласиться можно было бы… Но с двумя условиями…
– С условиями? Излагай…
– Мне бы хотелось, Михаил Сергеевич, посетить все республики, чтобы их парламенты обсудили мою кандидатуру и вынесли свое решение.
– Что ж, это было бы вполне демократично, – согласился Горбачев. – Ты руководитель одной из республик, а не назначенный из Центра. Для них ты свой. Это большой плюс. А второе условие?
– Вы не будете вмешиваться в дела правительства. Всю экономику я замкну на себе.
– А что прикажешь делать мне? – состроил недовольную гримасу Горбачев.
– Вы сосредоточитесь на международных отношениях… Это сейчас крайне важно.
– Хорошо, я подумаю.
Думал недолго, потому что остановился на кандидатуре Валентина Павлова, занимавшего тогда пост министра финансов. Наверное, Михаилу Сергеевичу не понравилась перспектива того, что на посту премьера будет сильная и независимая личность.
Что касается предложения, сделанного 29 июля 1991 года, то конфиденциальный разговор, который Горбачев вел на эту тему с Назарбаевым и Ельциным в Ново-Огареве, утыканном подслушивающей аппаратурой, стал известен тем, кого предполагалось заменить после подписания Союзного договора. Горбачев уехал в отпуск в Форос, и случилось то, что случилось.
Незавидные судьбы
За всю историю советского Казахстана, кроме Динмухамеда Кунаева, республику в Политбюро ЦК КПСС представлял еще один человек – Нурсултан Абишевич Назарбаев. У Кунаева карьера закончилась плачевно. И это в относительно спокойное время! А что ожидать в мутное?
Нет, Нурсултан Абишевич был чужд провинциального синдрома. Неведомо было ему и чувство "москвобоязни". Просто его потянуло к родным истокам.
В отличие от многих руководителей региональных партийных организаций, прошедших через существовавший до XXVIII съезда (1990 год) институт кандидатов в члены Политбюро ЦК, Назарбаев в состав "полных" членов Политбюро был избран, притом тайным голосованием, сразу. В ту пору он уже около года был первым секретарем ЦК Компартии Казахстана.
Ему импонировало, что члены Политбюро проявляли корректность, не лезли в чужие "епархии". Если хоть у одного из них возникало сомнение, вопрос снимался с обсуждения и возвращался в отделы для дальнейшей доработки.
За год пребывания в "горбачевском" Политбюро Назарбаев не имел возможности сравнить его стиль работы с Политбюро "брежневского" состава, поскольку сам в нем не состоял, а слышал от других. Горбачев вещал преимущественно сам. Его говорливость росла, монологи становились все длиннее и длиннее. Нашумевшую статью ленинградской преподавательницы Нины Андреевой "Не могу поступиться принципами", опубликованную в газете "Советская Россия" в марте 1988 года и объявленную "манифестом антиперестроечных сил", на Политбюро обсуждали… два дня. А вопрос объединения Германии на заседание вроде бы вообще не выносился.
За все годы существования Советского Союза из всех мусульманских республик, входивших в СССР, только двух их представителей – узбека Нуриддина Акрамовича Мухитдинова и азербайджанца Гейдара Алиевича Алиева – центральная власть в Москве подняла на самый верх иерархической лестницы. И оба вынуждены были вернуться на свою историческую родину. Униженные, оскорбленные в своих самых лучших чувствах и побуждениях.
Разумеется, в разное время в состав Политбюро входили и другие выходцы из мусульманских республик. Например, Ш. Р. Рашидов и И. А. Каримов из Узбекистана, К. Махкамов из Таджикистана, А. М. Масалиев из Киргизии. Но они были членами или кандидатами в члены Политбюро по должности, оставаясь первыми секретарями ЦК Компартий своих республик. Кстати, на последнем, XXVIII съезде КПСС, состоявшемся в июле 1990 года, членами Политбюро стали все без исключения руководители республиканских партийных организаций. Алиев и Мухитдинов – единственные, которые были переведены в Москву и входили в ядро Политбюро, работали там на постоянной основе.
Не везло в большой политике на союзном уровне не только выдвиженцам из мусульманских советских республик. В Политбюро драматично заканчивались карьеры и многих выходцев из славянских республик.
Алексей Илларионович Кириченко с поста первого секретаря ЦК Компартии Украины, члена Президиума ЦК КПСС, в 1957 году был выдвинут в Москву на должность секретаря ЦК КПСС. Второй человек в партии после Н. С. Хрущева. Удержался на своем высоком посту три года. В 1960 году снят и отправлен на периферию с понижением – первым секретарем Ростовского обкома КПСС. Спустя полгода переведен директором совхоза, а в 1962 году вообще отправлен на пенсию – в 54 года! Скончался в забвении.
Такая же судьба постигла и Николая Викторовича Подгорного. Его тоже перевели в Москву с должности первого секретаря ЦК Компартии Украины в 1957–1963 годах, кандидатом в члены, а затем и членом Президиума (Политбюро) ЦК КПСС. Был секретарем ЦК КПСС, председателем Президиума Верховного Совета СССР. Обстоятельства отставки Подгорного были неприятны и унизительны.
Петра Ефимовича Шелеста, сменившего Подгорного в должности первого секретаря ЦК Компартии Украины, тоже перевели в Москву и назначили заместителем председателя Совета Министров СССР. Через год освободили и вывели из состава Политбюро, в котором он пробыл 14 лет. Устроился на рядовую должность в одно из конструкторских бюро Министерства авиационной промышленности СССР.
Не менее драматичной сложилась судьба и переведенных в Москву первых секретарей ЦК Компартии Белоруссии Кирилла Трофимовича Мазурова, Михаила Васильевича Зимянина и Николая Никитовича Слюнькова. Более подробно о судьбе выдвиженцев из республик рассказано в моей книге "Гейдар Алиев. Зигзаги судьбы".
За время существования Политбюро – этого таинственного изобретения большевиков – в его составе побывало 229 человек. В это число входили также члены Оргбюро и секретари ЦК – высшая руководящая партийная элита. 52 человека из них были расстреляны по приговорам их же коллег, 28 человек выведены из состава Политбюро за проступки и ошибки в работе, пятеро покончили самоубийством (Орджоникидзе, Гамарник, Томский, Фурцева, Пуго), двое убиты (Киров, Троцкий), один погиб в автомобильной аварии (Машеров).
Получается, что из 229 членов высшего органа политической власти в СССР насильственной смертью погибло 59 человек – каждый четвертый. 28 человек – каждый восьмой – после выведения из состава Политбюро и Оргбюро были лишены руководящей работы и провели остаток жизни в страхе. 21 человек умер, находясь в должности, – им, можно сказать, повезло, потому что неизвестно, как сложилась бы их судьба.
В августе 1991 года в тюрьмы были отправлены семь действующих и недавних членов Политбюро. Оставшиеся на свободе коллеги тут же подсуетились и исключили их из КПСС. 23 августа 1991 года бюро Президиума ЦКК КПСС приняло постановление "О партийной ответственности членов КПСС, входивших в антиконституционный ГКЧП", которым из партии был исключен ряд высокопоставленных руководителей КПСС "за организацию государственного переворота": "Они насильственно отстранили М. С. Горбачева от руководства страной и партией, попрали решения XXVIII съезда КПСС".
Статистика, конечно, удручающая. Особенно если учесть, что все они – и палачи, и жертвы – считали себя верными ленинцами, продолжателями великого дела основателя их партии.
Все больше умных людей начало задумываться над природой коммунистической власти. В их числе был и Нурсултан Абишевич Назарбаев. И чем больше он размышлял в этом направлении, тем больше возникало сомнений в непререкаемости решений "руководящей и направляющей" силы советского общества, в ее праве говорить от имени народа.
"Парад суверенитетов"
В 1990 году в стране возникло новое политическое явление – "парад суверенитетов". Первым – 12 июня – Декларацию о государственном суверенитете принял Съезд народных депутатов РСФСР. "За" проголосовали 907 депутатов, "против" – 13, воздержались 9. Можно сказать, почти единогласно.
Все депутаты в едином порыве поднялись со своих мест и стоя аплодировали, когда огласили результаты голосования. Этот гром оваций эхом пронесся по всем союзным республикам. Ведь, по сути, от них открещивались.
Многие и поныне считают, что тот документ положил начало разрушению веками создававшейся единой державы, что принятая Россией декларация породила парад точно таких же суверенитетов в союзных республиках.
– Пожалуй, быстрее, чем руководство КПСС, уловили это оппозиционные силы, – признавал позднее бывший член Политбюро, секретарь ЦК КПСС В. А. Медведев, – превращая российские проблемы в козырную карту в политической игре. Они почувствовали, что на волне российского патриотизма можно нажить политический капитал. Ельцин со свойственной ему прямотой открыто говорил о том, что через овладение Россией он намерен "таранить" существующий режим и добиться своих целей.
Действительно, произошло удивительное – превращение многих людей, очень далеких от российских проблем, никогда раньше их не замечавших, в рьяных патриотов и защитников русского народа, радетелей национальных чаяний россиян. Где эти славные политики сейчас? В основном живут в экзотических уголках планеты в сказочных дворцах и виллах, возведенных на деньги, которых русский народ лишился в результате бездарно проведенных ими реформ. А может, и талантливо – в смысле отъема денег.
Справедливости ради следует отметить, что и Горбачев понимал: объявление Россией своего государственного суверенитета таит в себе угрозу существования СССР. Пытался убедить депутатов российского съезда, что в ельцинском определении федерализма нет ничего, кроме призыва к развалу Союза под знаменем восстановления суверенитета России.
Увы, Михаилу Сергеевичу это не удалось. Как и в ситуации с образованием самостоятельной Компартии России. Его никто не хотел слушать.
В тот самый день, когда российские депутаты принимали Декларацию о государственном суверенитете, Горбачев провел заседание Совета Федерации. Как всегда, острым и запоминающимся было выступление президента Казахстана Назарбаева.
– Казахстан – за сохранение федерации, – сказал он, – но нужен новый Союзный договор. Мы с пониманием относимся к тому, что происходит на съезде народных депутатов РСФСР. Но надеемся, что он не станет фактором развала нашего государства, ибо только Россия способна выполнять объединяющую миссию.
Обратил внимание на возникшее противостояние между Верховным Советом Союза и Верховными Советами республик. Поставил проблему, которую до него еще никто не поднимал.
– В Законе о собственности субъект права на собственность не определен. Например, Казахстан принял много ссыльных. Что, они теперь собственники земли? 19 миллионов квадратных метров заняты под полигоны, оттуда выселили колхозы и совхозы. Какой у нас суверенитет, если 50 процентов промышленных предприятий находятся в союзном подчинении? А сколько – в союзно-республиканском! Министерства зубами держатся за свою собственность. У нас что, Союз министерств или Союз республик? Союзные республики должны быть субъектами международного права.
20 июня Декларацию о государственном суверенитете принял Верховный Совет Узбекской ССР, 13 июля – Украинской ССР, 26 июля – Белорусской ССР, 22 августа – Туркменской ССР и Армянской ССР, 24 августа – Таджикской ССР.
Верховный Совет Казахской ССР принял Декларацию о государственном суверенитете 25 октября. Позже всех? Почему? Разумная осторожность становилась фирменной чертой казахстанского президента.
В конце мая 1989 года на I съезде народных депутатов СССР известный писатель Валентин Распутин выразил настроения той части российской интеллигенции, которая в связи с возрастающей активизацией национального самосознания в других союзных республиках все больше беспокоилась о судьбе России.
– Мы, россияне, с уважением и пониманием относимся к национальным чувствам и проблемам всех без исключения народов и народностей нашей страны, – сказал Распутин. – Но мы хотим, чтобы понимали и нас… Здесь, на съезде, хорошо заметна активность прибалтийских депутатов, парламентским путем добивающихся внесения в Конституцию поправок, которые позволили бы им распрощаться с этой страной.
I съезд народных депутатов СССР
Слова "с этой страной" он произнес с саркастическим оттенком, пародируя демократов, как потом их стали называть, первой волны.
– Не мне давать в таких случаях советы, – продолжал писатель. – Вы, разумеется, согласно закону и совести распорядитесь сами своей судьбой…
И тут он произнес главные слова, которые шокировали всю страну – настолько они были непривычны для того времени.
– Но по русской привычке бросаться на помощь, – медленно формулировал вопрос Распутин, – я размышляю: а может быть, России выйти из состава Союза, если во всех своих бедах вы обвиняете ее и если ее слаборазвитость и неуклюжесть отягощают ваши прогрессивные устремления? Может, так лучше? Это, кстати, помогло бы и нам решить многие проблемы, как настоящие, так и будущие.
Ясно, какие проблемы имел в виду писатель. Это и отсутствие в России своей Академии наук, своих научных и художественно-литературных журналов, своего ЦК своей Коммунистической партии и еще много чего своего, чего в РСФСР не было в отличие от других союзных республик.
Постепенно идея "спасения России" овладевала умами ее населения. И выход из состава СССР не казался таким уж кощунственным. В прессе постоянно публиковались аналитические статьи и письма читателей с требованиями: хватит кормить другие республики, пора отцепить эти вагоны от российского локомотива.
После принятия российской Декларации о государственном суверенитете, или, как тогда говорили, о независимости, много шума вызвала статья Александра Солженицына "Как нам обустроить Россию?". Ее напечатали практически все газеты, а задиристая в те годы "Комсомольская правда" даже выпустила статью в виде красочной брошюры огромным тиражом.
"За три четверти века, – писал Солженицын, – при вдолбляемой нам "социалистической дружбе народов" коммунистическая власть столько запустила, запутала и намерзила в отношениях между этими народами, что уже и путей не видно, как нам бы вернуться к тому, с прискорбным исключением, спокойному сожитию наций, тому даже дремотному неразличению наций, какое было почти достигнуто в последние десятилетия предреволюционной России… Сегодня видится так, что мирней и открытей для будущего: кому надо бы разойтись на отдельную жизнь, так и разойтись… Уже во многих окраинных республиках центробежные силы так разогнаны, что не остановить их без насилия и крови – да и не надо удерживать такой ценой!"
"Все равно "Советский Социалистический" развалится, – убеждал недавний вермонтский отшельник, – все равно! – и выбора настоящего у нас нет, и размышлять-то не над чем, а только – поворачиваться проворней, чтоб упредить беды, чтобы раскол прошел без лишних страданий людских, и только тот, который действительно неизбежен".
Что он предлагал? "Надо безотложно, громко, четко объявить: три прибалтийских республики, три закавказских республики, четыре среднеазиатских, да и Молдавия, если ее к Румынии больше тянет, эти одиннадцать – да! – непременно и бесповоротно будут отделены".
По мнению Солженицына, Кремлю следовало сохранить единое государство в составе России, куда должны войти северные области Казахстана, Украины и Белоруссии. Можно представить, какую бурю возмущения вызвало это предложение в Казахстане.
13 октября 1990 года на встрече Горбачева с президентами и председателями Верховных Советов союзных республик обеспокоенный Назарбаев не мог не коснуться той публикации:
– Трудно опровергнуть перед народом, будто статья Солженицына появилась без санкции руководства… Зачем это сделано? Кто подбрасывает хворост в огонь?
Словом, провозглашение Россией своего государственного суверенитета со всеми вытекающими последствиями потянуло за собой цепочку таких же актов о независимости в других союзных республиках.
Выступая в декабре 1990 года на IV съезде народных депутатов СССР, Назарбаев произвел глубокий разбор этого политического феномена, вскрыл его причины.
– За последнее время немало ироничных стрел выпущено по поводу так называемого "парада суверенитетов", – делился он наболевшим. – Да, "парад" состоялся. Но глубоко ошибаются те, кто видит в нем лишь выражение местничества, сугубо амбициозных интересов и не замечает глубинных причин, вызвавших этот процесс.
В зал летели его резкие, но справедливые оценки, и они поддерживались дружными аплодисментами депутатов.