Сделка (кстати, она была одной из первых в странах СНГ), разработанная под руководством премьера С. Терещенко и председателя Госкомимущества Ж. Карибжанова, одобренная президентом, помогла преодолеть боязнь контактов с иностранцами. Еще более сильное влияние на нарождавшийся казахский менеджмент произвела история с Карагандинским металлургическим комбинатом.
Все в Казахстане знали, чем был "Карметкомбинат" для их президента. Там он начинал свой трудовой путь, там участвовал в выплавке первого казахстанского чугуна, там руководил партийным комитетом. Но после распада СССР и с возникшими проблемами хозяйственных связей с Россией и другими республиками положение на комбинате резко ухудшилось. Задолженность поставщикам сырья, электроэнергии, транспорта и своему многотысячному коллективу по заработной плате достигла угрожающих размеров.
Выход был один – найти надежного инвестора среди ведущих металлургических компаний мира. Покупателем стала индийская Mittal Steel, сразу заплатившая по долгам Казахстанской Магнитки 350 миллионов долларов. А за восемь последующих лет с момента приватизации сумма инвестиций составила почти 1 миллиард долларов.
В 1996 году американская корпорация "Эй-и-эс" купила одну из самых крупных в бывшем Советском Союзе Экибастузскую ГРЭС-1. В 1995 году она вырабатывала всего лишь треть проектной мощности электроэнергии. Для ее реконструкции требовались средства, которых в Казахстане не было.
Такая же картина наблюдалась практически во всех отраслях промышленности. Всегда ли процесс приватизации происходил справедливо? Нет, конечно. Некоторые иностранные инвесторы в своих корыстных целях использовали неопытность казахских коллег, слабо знавших особенности рыночной экономики.
Видели ли в Казахстане, что, грубо говоря, их иногда попросту "надували"? Ошибки и промахи становились очевидными по прошествии некоторого времени, по мере приобретения опыта. Конечно, переживаний было много. Нурсултан Абишевич видел немало сцен, когда порядочные, честные его подчиненные впадали в панику, брали вину на себя за не до конца продуманные решения.
Оправдывало только одно: министры и руководители предприятий, да и сам он тоже, такое дело делали впервые. К тому же он придерживался следующей формулы: приватизацию надо оценивать с точки зрения ее эффективности или неэффективности. Понятия справедливости или несправедливости относятся к морально-нравственным категориям, а в условиях острого экономического кризиса на первый план при любой хозяйственной сделке надо выдвигать именно эффективность. Потому что за ней – благополучие людей, твердая зарплата и в итоге сильная социальная политика.
Нельзя было сбрасывать со счетов и психологический фактор: люди с недоверием относились к переводу жизни на рыночные рельсы. Привыкнув за многие годы, что все решают "верхи", многие занимали выжидательную позицию. Надо было преодолевать предубеждения, формировать новый класс собственников.
Появление частной собственности воспринималось настороженно. Десятилетиями государственная собственность считалась общенародной, и вдруг ее начали распродавать.
"Многие сейчас ставят нам в вину то, что мы якобы "раздали народную собственность" и так далее, – откровенно пишет о том драматичном периоде Нурсултан Абишевич в своей книге "Казахстанский путь". – И слава богу, что мы это сделали. В той ситуации было трудно определить истинную ценность и перспективность тех или иных предприятий. Только представьте себе: многие промышленные предприятия были огромными производственными и административными зданиями с устаревшим оборудованием. За большинством предприятий числились гигантские долги. Создание рентабельного производства на этих предприятиях требовало невероятных усилий, времени и вложений. Необходимо было провести быстрые и эффективные меры, направленные на стабилизацию ситуации. Хищение и растрата имущества, приобретавшие в тот период массовый характер, тоже явились дополнительным фактором формирования процесса разгосударствления и приватизации".
Чей Байконур?
Сложно обстояло дело и с Байконуром. Он увядал на глазах. Западноевропейские художники изображали его городом-призраком в окружении пустыни, которая неуклонно надвигалась на свои былые владения. Вырванные с корнем колючие кусты и на их фоне стальные конструкции причудливой конфигурации напоминали обломки погибшей в древние времена цивилизации.
Кому он должен принадлежать? России как правопреемнице СССР? Казахстану? Некоторые политики в Алматы предлагали радикальный выход: закрыть легендарный космодром. В Москве тоже некоторые нетерпеливые головы кричали: а зачем он нам нужен? У нас есть свой, российский космодром Плесецк, и существует он более четырех десятков лет.
Однако российские специалисты так не считали. Они знали: Плесецк пока уступал Байконуру. В основном он использовался для испытаний и размещения стратегического ядерного оружия, дистанционного зондирования Земли и в интересах метеослужбы. Для доведения его возможностей до уровня Байконура требовалось время и, главное, значительные финансовые вложения. А их как раз и не было.
В Алматы тоже видели заинтересованность Москвы в использовании Байконура. И Нурсултан Назарбаев понимал это. Было много встреч, дискуссий и споров. Каждая сторона пыталась убедить оппонентов в своих приоритетных правах на легендарный космодром.
Какие аргументы выдвигали россияне? Байконур должен принадлежать им – строили-то его они! И управляли тоже они. И превратили в крупнейший научный центр мирового масштаба. Стало быть, космодром должен оставаться под юрисдикцией России.
Нет, возражали представители казахстанской стороны, Байконур должен быть под их юрисдикцией. И по закону, и по здравому смыслу. Посмотрите, во что превратились земли вокруг ракетно-космических объектов! Это же самое настоящее бедствие, экологическая катастрофа! Казахский народ не желает больше подвергать свою территорию радиоактивному заражению.
С доводами как российской, так и казахстанской стороны спорить было трудно. И пожалуй, малопродуктивно. Решение в таких случаях обычно принимается другими людьми и в других кабинетах. И оно было принято – в Кремле на встрече Назарбаева и Ельцина. Но не сразу.
Российский президент, проведший на родном ему Урале немало лет на руководящей работе, знал, как надо вести себя, чтобы не продешевить. Но и за плечами его казахстанского коллеги тоже была большая школа жизненного и руководящего опыта. Недаром Нурсултан Абишевич слыл искусным переговорщиком.
В начале беседы он посетовал, что испытывает огромное давление со стороны общественности, которая призывает его закрыть Байконур.
– И какое ваше мнение? – спросил Ельцин.
– Размышляю, Борис Николаевич. Закрывать было бы неразумно. И вообще, спор о том, кому он должен принадлежать – России или Казахстану, сужает проблему. Мы сами лишим свои страны их законного места в истории освоения космоса. Будущие поколения начнут спрашивать: Байконур? А где это?
Приведенный довод сильно подействовал на российского президента. Действительно, могут спросить, где первая космическая гавань Вселенной. Выслушав и другие аргументы, предложил следующий вариант: Россия признает юрисдикцию Казахстана над Байконуром, но при соблюдении Казахстаном двух условий. Первое: Россия сохраняет контроль над космодромом. Второе условие: платить за аренду не будет.
Если бы не эти два условия, можно было бы подумать, что Ельцин, согласившись на юрисдикцию Казахстана над Байконуром, сделал уступку Назарбаеву. Но условия, условия… Особенно второе.
Оно не давало Нурсултану Абишевичу покоя. Почему Ельцин не хочет платить за аренду? Знает, что идея Алматы о создании на базе Байконура международной космической компании пока не нашла поддержки в других странах? И что космическими игроками остаются только Казахстан и Россия? И он решительно кинулся в бой:
– Борис Николаевич, вы сделали нам уступку, признав нашу юрисдикцию. Мы тоже делаем вам уступку: соглашаемся на управление и обслуживание российской стороной. Так сказать, уступка за уступку. А за аренду вы отказываетесь платить… Неужели огромная Россия с ее неисчерпаемыми ресурсами и финансовой мощью не может найти символическую сумму?..
Последовало знаменитое ельцинское "Скока?". Назарбаев скромно назвал сумму: 250 миллионов долларов в год. Ельцин не согласился: это слишком много. Сошлись на 115 миллионах.
Итогом стало подписание договора сроком на 20 лет с последующей пролонгацией на десять лет. В 2004 году Назарбаев и Путин подписали соглашение о продлении срока аренды Байконура до 2050 года.
Чей Каспий?
Каспийское море – уникальнейшая жемчужина Земли, одно из ее чудес. Экологи еще в советское время выступали против добычи нефти в море, объясняя свои опасения тем, что это может нарушить экологический баланс в регионе.
К их мнению прислушивались, но поступали по-своему. Правда, делалось многое для того, чтобы не нанести ущерб биологическим ресурсам, минимизировать последствия выброса в море нефтепродуктов при бурении скважин на дне. Сейчас это уже не главная опасность – появились современные мировые технологии, которые позволяют добывать нефть с морского дна, притом на большой глубине, без нанесения экологического вреда естественному состоянию Каспия.
Впрочем, специалисты утверждают, что добыча нефти с морского дна никогда не была главной опасностью, угрожавшей здоровью Каспия. Его больше всего "температурило" от выбросов – канализационных и промышленных. Особенно "отличались" предприятия химической и металлургической отраслей. Тогда немало средств вкладывалось в строительство очистных сооружений. Благодаря этому в какой-то мере удавалось сохранить уникальные виды каспийских рыб, в том числе, конечно, и осетровых, славящихся черной икрой.
После распада СССР прикаспийскими стали сразу пять государств – Казахстан, Россия, Азербайджан, Туркмения и Иран. И сразу же встал вопрос: кому теперь принадлежит Каспийское море? Чье оно? Мне пришлось выяснять этот непростой вопрос в столицах всех перечисленных стран. И в каждой своя позиция, подробно изложенная в ряде моих книг. В чем суть разногласий?
Раньше хозяевами этого уникального на всем земном шаре водного бассейна были только два государства – Советский Союз и Иран. Между ними существовали нормативные акты, по которым осваивались морские богатства. Но это на бумаге. А в действительности фактическим хозяином биологических и минеральных ресурсов Каспия являлся СССР. Иран был слабым. В прибрежных населенных пунктах на его стороне не было крупных промышленных предприятий, флот представляли небольшие рыболовные и сухогрузные суда. Советский Союз, который, как бы его ни критиковали экологи, все же немало делал для сохранения богатств Каспия, предотвращения его загрязнения.
У каждой прикаспийской страны, ставшей независимой, свои взгляды на проблему. Единственное, в чем не было разногласий, это в том, что Каспий надо разделить на сектора. А дальше начинался разнобой. Как делить – поровну, по двадцать процентов каждому государству? А по какому принципу? Делить дно или водную поверхность? Дно – это нефть, а водная поверхность – судоходство. А может, водную поверхность делить не следует, может, лучше оставить ее в общем пользовании?
Дискуссии длились долго. Казахстан и Россия высказались за то, чтобы дно делить, а морскую толщу оставить общей. Туркмения несколько раз меняла свою позицию, в итоге поддержала предложение Ирана – делить дно и море или ничего не делить, оставить все, как было при Советском Союзе.
Не оставался в стороне от споров и Азербайджан. Из пяти прикаспийских государств в основном только он занимался добычей нефти с морского дна. Даже больше, чем Иран. Тегерану хватало нефти из Персидского залива и с юга своей страны.
Первые переговоры по статусу Каспия проходили в 1992 году в Ашхабаде. Тогда так и не удалось принять совместную декларацию о правовом статусе Каспия. Главы государств не сумели договориться о принципах его раздела "на пятерых".
Назарбаев тоже принимал участие в ашхабадском саммите. Ни одно сколько-нибудь важное мероприятие, касавшееся нефтяной стратегии, не проходило без его участия.
В октябре 1994 года на встрече в Москве вновь вернулись к этому вопросу. Казахстан был единственной страной из пяти, участвовавших во встрече, которая привезла проект конвенции о правовом статусе Каспийского моря. Но до рассмотрения документа дело не дошло – потонуло в общих рассуждениях.
Новая встреча состоялась через год в Алматы. На правах хозяина Нурсултан Назарбаев взял, как говорится, бразды правления в свои руки, придав переговорам деловой, конструктивный характер.
Что предлагала казахстанская сторона? Опираясь на Конвенцию ООН по морскому праву и исходя из того, что Каспий является единой экологической системой, дно с его ресурсами разграничить по срединной линии. Что касается водной поверхности и рыболовных зон, то их следует согласовать между странами по ширине.
У остальных участников переговоров были свои варианты. В том числе и у российской стороны, которая сначала исходила из того, что Каспийское море таковым и не является, оно скорее внутренний водоем – озеро, нежели море. Поэтому в данном случае морское право применить нельзя. Москва настаивала на идее кондоминиума. То есть каждое прикаспийское государство могло располагать лишь десятимильной прибрежной полосой и лишь на ней обладать эксклюзивными правами на разведку и разработку минеральных ресурсов дна моря. Ресурсы вне этой зоны должны находиться в совместном владении. Предполагалось создание специального межгосударственного органа – Комитета по дну из числа представителей пяти стран.
Между тем время шло, а Каспий все острее нуждался в срочных работах по обеспечению экологической чистоты, по приумножению его рыбных ресурсов, сохранению биоресурсов. Прибрежные государства, к сожалению, не показывали в этом пример. Шло хищническое разграбление его богатств, огромных масштабов достигло браконьерство. Прибрежных государств пять, а хозяина не было.
Казалось, растянувшиеся дискуссии не закончатся никогда, и только в 1998 году Нурсултан Назарбаев и Борис Ельцин подписали наконец Соглашение о разграничении дна северной части Каспийского моря. Это соглашение получило название "салфеточного", потому что было подписано в загородной резиденции Ельцина "Завидово" в ночь на 6 июля – накануне дня рождения казахстанского президента. Там во время дружеского ужина Нурсултан Абишевич на салфетке нарисовал Борису Николаевичу схему северной части Каспийского моря.
Принципиально новым в этом документе, испещренном неразборчивыми пометками двух президентов, был отказ России от идеи рассматривать Каспий как внутреннее озеро и от идеи кондоминиума, а дно Северного Каспия между Казахстаном и Россией должно быть разделено по срединной линии, как и предлагал Нурсултан Назарбаев.
Но и это еще не все. Только в 2002 году, уже при новом российском президенте Владимире Путине, был подписан протокол об установлении координат модифицированной срединной линии.
Сложность решения вопроса заключалась еще и в том, что срединная линия раздела проходила через три крупных нефтяных месторождения. В итоге пришли к разумному соглашению – совместному их освоению. Под российской юрисдикцией оставили месторождение "Хвалынское", под казахстанской – "Курмангазы" и "Центральное".
Сложнее обстояло дело с Ираном. Он настаивал на разделении Каспийского моря на пять равных долей – по 20 процентов поверхности. Его заинтересованность в предложенной им пропорции была очевидной – в таком случае он бы значительно увеличил свою морскую площадь. Остальной четверке пришлось бы поделиться принадлежащей им территорией. На такой шаг не пошел никто из них.
На очередном саммите в Тегеране Иран не подписал Декларацию о правовом статусе Каспийского моря в том варианте, который скрепили своими подписями главы четырех государств.
Критерием должна стать срединная линия… При таком раскладе больше всех выигрывал Казахстан, который получал 29 процентов морского дна. За Казахстаном следовал Туркменистан – 22 процента. На долю Азербайджана приходилось 18 процентов каспийского дна, на долю России – 16, Ирана – 14 процентов. Казалось бы, все по справедливости, в соответствии с протяженностью береговой линии.
Но не тут-то было! Как всегда бывает при дележе, возникли разногласия. Кому-то показалось, что у соседа участок жирнее. Дело, как говорится, житейское, можно и подискутировать. Но ведь прошло уже много лет, а консенсуса нет. Каспий же беспрерывно "температурит".
В Баку считают, что самой каспийской страной является Азербайджан. Это единственная страна из пяти, чья столица расположена прямо на морском берегу. Конечно, пальму первенства там согласны поделить с Россией, поскольку она имеет крупный порт на Каспии – город Астрахань, да и великая русская река Волга в том районе впадает в Каспийское море.
Но ведь у Казахстана доля морского дна Каспия самая большая – почти треть. К тому же он располагает портом Актау.
В общем, вопрос статуса Каспия непростой. Он должен быть приемлем для всех прикаспийских государств, и самое главное – отвечать природным интересам Каспия.
В 2003 году в Алматы "северяне" – Казахстан, Россия и Азербайджан – подписали трехстороннее соглашение о точке стыкования линий разграничения сопредельных участков дна Каспийского моря. Сначала декларацию о сотрудничестве приняли Казахстан и Россия. Затем было заключено такое же двустороннее соглашение между Россией и Азербайджаном, а спустя некоторое время – трехстороннее соглашение между Казахстаном, Россией и Азербайджаном.
В результате они получили контроль над 64 процентами моря в его северной части. Шельф и дно разделили на национальные сектора, поверхность и толща воды – общие.
А как же другие страны? Тегеран не признал этот "тройственный пакт" и продолжал настаивать на своем предложении – Каспий следует поделить поровну между всеми прибрежными государствами. То есть создать своеобразный кондоминиум – совместное владение. Позиция Туркменистана при прежнем президенте Сапармурате Ниязове была близка к позиции Ирана.
Создавались межгосударственные комиссии, экспертные группы выдавали свои исторические, географические и экономические заключения, несколько раз проходили саммиты глав пяти прикаспийских государств, обсуждавшие статус Каспия.
В октябре 2007 года президенты пяти прикаспийских стран снова собрались в Тегеране. Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев приехал с предложением, которое не вызвало возражений у всех глав прикаспийских государств. Оно касалось использования моря исключительно в мирных целях и решения спорных вопросов только мирными средствами. В остальном, как и прежде, оставались расхождения.