Президиум заседания, во время которого кандидат на пост президента РФ от народно-патриотических сил Геннадий Зюганов представил свою предвыборную программу (слева направо): Александр Руцкой, Светлана Савицкая, Валентин Чикин, Николай Рыжков, Геннадий Зюганов, Аман Тулеев
А вот получил все же министерский портфель в здании на Варварке. Говорили, что Ельцин не пожелал с ним встречаться, хотя беседовал со всеми новыми членами правительства. Сказал о них в телеинтервью, что это "новые яркие люди, профессионалы, не личные угодники".
В должности министра по делам СНГ Тулеев пробыл 11 месяцев. Кстати, его предшественником был экс-председатель Госстроя СССР Валерий Михайлович Серов. Между прочим, фаворит Ельцина, что тоже о многом говорит. С поста министра по делам СНГ Серов ушел вице-премьером российского правительства.
А куда ушел Тулеев? Губернатором Кемеровской области. На выборах за него проголосовало 95 процентов избирателей.
Почему он покинул кресло федерального министра в столице?
Запись в моем дневнике от 9 сентября 1996 года.
Первая пресс-конференция Амана Тулеева на посту министра по делам СНГ. Сообщил, что за пять лет Содружества подписано более 1300 всевозможных межгосударственных договоров и соглашений. Реализовано же, и то в основном частично, только 5–7 процентов. Спрашивается, для чего подписывались? Тулеев беспощаден:
– Чтобы попить, поесть, обняться…
Ну, что тут добавить? Разве что вот это.
Запись в моем дневнике от 14 октября 1996 года.
В Министерстве РФ по делам СНГ отключены почти все телефоны. Нет денег на командировки. С 8 октября не выпущены из гаража автомашины заместителей министра. На ходу только машина министра Амана Тулеева. Замы добираются до работы на метро.
Причина банальная – долги. Но возникли они, как заявляет пресс-служба министерства, почему-то только с приходом нового министра Амана Тулеева. Он – один из лидеров Союза народно-патриотических сил России (СНПСР).
Как бы там ни было на самом деле, но Тулеев вернулся в Кемерово, где в двадцатилетнем возрасте начинал свой трудовой путь стрелочником на железнодорожной станции и вырос до заведующего отделом транспорта и связи обкома КПСС.
В январе 2000 года в третий раз Амана Гумировича выдвинули кандидатом на пост президента России. За него проголосовало три процента избирателей, а в Кемеровской области уровень его поддержки превысил 50 процентов.
О его морально-нравственных принципах ярко свидетельствует следующий эпизод. В июле 1999 года Ельцин подписал указ о награждении Тулеева орденом Почета за большой личный вклад в социально-экономическое развитие области. Аман Гумирович отказался принять награду:
– Я просто принципиально не могу принять награды от власти, которая ввергла страну в нищету, – заявил он тогда. – Меня хоть с ног до головы обвешай орденами и медалями, я своих убеждений на ордена такой ценой не поменяю.
И только когда президентом был избран Владимир Путин, Тулеев принял из его рук награду.
В феврале 2002 года Тулеев обратился к властям Польши с призывом признать вину за гибель в ее концлагерях в 1919–1921 годах 80 тысяч российских пленных красноармейцев. По его словам, это было бы адекватным ответом на покаяние России, принесенное в отношении польских граждан, погибших в Катыни.
Сегодня Тулеев по-прежнему губернаторствует в Кемеровской области.
Покидая старую столицу
(Внутренние монологи)
В 1997 году столицей Республики Казахстан стал город Акмола. На следующий год его переименовали, и на карте мира появилось новое название казахстанской столицы – Астана.
Это было грандиозное событие, в корне изменившее жизнь не только властной элиты, но и всего казахского народа. В следующей главе пойдет подробный рассказ о том, как это происходило. А сейчас… сейчас попробую объяснить, чем Алма-Ата была для Назарбаева.
Он ведь родился в Алма-Атинской области – через 13 лет после того, как Алма-Ата стала столицей – сначала Казакской АССР, а затем, с 1936 года – Казахской ССР. От селения, в котором Нурсултан Абишевич появился на свет, до Алма-Аты было всего полсотни верст. Почти два десятка лет, с 1979 года, когда его избрали секретарем ЦК Компартии Казахстана по промышленности, жил в этом прекрасном городе. Там прошел все ступеньки блистательной карьеры – председатель Совета Министров, первый секретарь ЦК Компартии, председатель Верховного Совета, президент…
И вот переезд в Акмолу. Произошло это знаменательное событие в декабре 1997 года.
Что он испытывал, глядя на знакомые очертания гор Заилийского Алатау, у подножия которых расположен ставший родным город? Как и всякий человек, грусть и одновременно гордость. Нурсултан Абишевич многое сделал для развития любимой столицы. Нет, он не изменил ей, она по-прежнему имеет высокий статус – Южная столица.
Он видел, слышал, сердцем ощущал, как у его единомышленников начинала пульсировать ностальгия по былым временам. Возникала она и у него. Уж очень непросто, невероятно трудно было интегрироваться в новые реалии.
И тогда в самой глубине его души рождались такие вот сокровенные строки:
– Благословенный, счастливый, священный наш край – Алматы! Лететь высоко, смотреть далеко, смело шагать и бурно расти в ногу со временем – всем этим мы обязаны твоим заветам, твоим примерам, твоим урокам, твоим истокам!
Да, тогда было тоже несладко, но зато – всем. А тут, пожалуйста, появились долларовые миллионеры и даже миллиардеры, разница в уровне доходов достигла немыслимых размеров. У каждого социального слоя свои претензии.
Переход на рыночную экономику… Какая это по счету реформа? Назарбаев на своем веку пережил их немало. Ни одна не пошла – ни во времена Хрущева, ни во времена Косыгина, Андропова, Горбачева. Какие бы объяснения ни давались неуспеху предпринимавшихся преобразований, они все равно далеки от истины.
В Казахстане не так уж много было митингов с требованием коренной ломки старой системы, демонтажа централизованной экономики, приватизации государственной собственности. Но и ряды антирыночников не пополнились. Несмотря на все прелести "дикого" рынка, с которыми пришлось столкнуться после либерализации цен с первых дней января 1992 года.
Осмысливая итоги свершений в новом Казахстане со старой столицей, Назарбаев допускал: возможно, варианты реформирования могли быть менее болезненными. Но выбрали тот, который выбрали. Можно до бесконечности прокручивать в уме всевозможные варианты, но это бесполезное занятие. Что свершилось, то свершилось. И возвращение к прошлому, каким бы прекрасным оно ни выглядело из трудного далека, уже невозможно.
Годы реформ, где каждый год шел за два, а то и за три, произвели необратимые изменения в общественном сознании. Сформировались новые представления о жизни и ее ценностях. Люди получили невиданную прежде возможность жить так, как им хочется, а не так, как им предписывалось. Плати налоги, будь законопослушным, а до остального никому, в том числе и государству, нет дела. Живи, где хочешь. Никто не лезет в душу. Несложившаяся семейная жизнь не является препятствием для зарубежных поездок, тем более для подозрений в моральном плане, что в прежние времена сказывалось на карьере.
Конечно, нынешняя жизнь тоже не сладка. У каждого проблем – большой воз и еще маленькая тележка. Но они должны преодолеваться другими средствами, наработанными новыми экономическими отношениями, формирующимися во всем укладе жизни. Преодолеваются ли?
Стремление к безудержному обогащению привело к перекосу в общественном сознании. Пирамида моральных ценностей неожиданно перевернулась вверх дном. На первый план вышло личное благополучие. Поняв, что теперь они предоставлены сами себе, что нет ни партийной, ни профсоюзной, ни комсомольской организации, и вообще государству до них дела нет, люди пытались ухватить хотя бы крошку с большого пирога и утащить в свою норку. И ухватывали, и тащили. Правда, далеко не все.
Наверное, правильно утверждают, что самое трудное испытание – это испытание достатком. Вот где чаще всего проявляется то, что в действительности представляет собой человек. Изобилие товаров, хлынувших на рынок, мало кого оставило равнодушным. Красивые вещи слепили глаза, переворачивали прежние представления о жизни. Многие не подозревали, что в трех-четырех часах полета от Алма-Аты совсем иной мир. Посетив его, одна дама воскликнула: "Боже мой! У нас люди рождаются, живут и умирают, не зная, что в мире уже существуют такие вещи!"
Люди узнавали, что это такое – йогурт, авокадо, "сникерсы", "марсы", ветчина и рыба в вакуумной упаковке. Тяжелым сном казалась тогдашняя реальность.
Все это так, но надо ли очернять прошлое? По его правилам жило население не только Казахстана, но и всей огромной страны, и те правила устраивали многих. Критерием была усредненность. Главным фигурантом всех речей и докладов, постановлений и указов выступал некий среднестатистический гражданин. По тому, какой у него был душевой доход в год, сколько одежды и обуви он приобретал, сколько мяса и молочных продуктов потреблял, судили о благосостоянии народа.
Всех примеряли к одному стандарту. Средней была школа, средней – зарплата, средним – сам человек. Возвышаться, подниматься над ровно подстриженными лужайками и газонами не было позволено никому. Все должно быть средним – мысли, идеи, чувства.
Каждый знал, что у него зарплата 120 рублей, через 11 месяцев отпуск, путевка в дом отдыха, в конце недели разыгрывался продовольственный заказ. Те, кому выпал мясной, чувствовали себя героями дня и еще целую неделю ловили на себе завистливые взгляды сослуживцев.
Проезд в общественном транспорте стоил пятак, лекарства в больницах бесплатные, водку можно достать у знакомой продавщицы. А если кто-то имел в числе знакомых работницу комиссионки или "Березки", кассира на железнодорожном вокзале, то он был полностью, как тогда говорили, "упакован". Располагая таким кругом приятелей, можно было выйти на ателье, книжный магазин, попросить в санатории место получше.
То есть в большом городе жить можно было только при помощи разветвленной системы связей. Икру, хорошую колбасу, другие деликатесы в магазинах купить было невозможно. Таких товаров в тогдашних торговых точках в свободной продаже не было. И тем не менее, придя в гости, все это можно было увидеть на столе. Жили как бы двойной, а то и тройной моралью: думали одно, говорили другое, а делали третье.
Люди свой внутренний мир ни перед кем не раскрывали. Внешне многое походило на искренность, те же отчеты на партийных собраниях. Но даже они носили формальный характер. Так же формально, скорее, по сценарной необходимости, чем из внутренних побуждений, поднимались товарищи и справедливо указывали державшему отчет на имевшиеся у него отдельные недостатки. Все понимали условность, декоративность происходившего и тем не менее следовали правилам, не ими придуманным.
Душу раскрывали обычно в семье или на пресловутых кухнях. Возмущались бесцеремонным вмешательством в личную жизнь со стороны партийных, профсоюзных и комсомольских организаций. Впечатлительные, чувствительные натуры не могли спокойно переносить всевозможных разбирательств, расспросов, письменных объяснений. Многих коробили и даже оскорбляли процедуры, связанные с оформлением банальных туристских поездок за рубеж. Так называемые "выездные комиссии" партийных комитетов донимали некорректными вопросами, касавшимися личной жизни, расторжения брака, родственных отношений. Нередко какой-нибудь выживший из ума ветеран мог подозрительно сощурить глаза: а зачем, собственно, вы собрались в капиталистическую страну? Поехали бы лучше в социалистическую…
Возвращались из загранпоездок. В официальных отчетах – одно, в приватных беседах все на тех же кухнях – другое. Для руководства – о загнивающем капитализме, о симпатиях, которые выражали трудящиеся западных стран, изнывающие под игом нещадной эксплуатации, советскому народу, который процветает в своей счастливой стране. В откровенных разговорах с друзьями, пришедшими послушать человека, побывавшего в другом мире, с домочадцами – о том, как в действительности жили на Западе.
Они там именно жили. У них все создано для того, чтобы жить. У нас же вся социальная инфраструктура была устроена таким образом, что человек должен выживать. Каждодневно. Ежечасно. В переполненном, не продохнуть, транспорте. В своей собственной коммунальной квартире, в которой месяц то горячей воды нет, то месяц холодной, а потом еще в течение месяца ни той, ни другой.
И ты обречен выживать именно в общественном транспорте, потому что пересесть в личный автомобиль никогда не сможешь из-за своей сторублевой зарплаты и из-за того, что в стране с самой передовой идеологией делалось очень мало таких автомобилей. И ты приговорен мучиться в своей десятиметровке. Потому что приобрести жилье в личную собственность, то есть купить за свои деньги, гражданам возбранялось. Твой покой оберегал назначенный сверху участковый инспектор милиции, здоровье – поликлиника, которая обслуживала только тот район, в котором ты живешь.
И ты не можешь поменять ни бестолкового участкового, ни поликлинику, где тебя не умеют вылечить, ни школу, в которую ходят твои дети и где у них не сложились отношения с учительницей. Все раз и навсегда прикреплены к чему-то одному, и оно, чувствуя себя монополистом, наделяло своих служащих индульгенцией вести себя так, как будто заурядная паспортистка из домоуправления являлась особой королевской крови и имела законное право на дурное настроение.
Сравнивая условия жизни за рубежом и у себя, многие приходили к неутешительному выводу: рядовые иностранцы, оказавшись на месте рядовых советских людей, просто не выжили бы. Они бы поумирали, как вымерли доисторические динозавры, не выдержавшие изменения окружающей среды.
Надо было что-то предпринимать. Но что? Старый идеологический постулат "Народ все вытерпит ради мощи державы" уже не срабатывал. Людям надоело непрерывно бросаться то на одну, то на другую амбразуру – очередные провалы и закрывать их своими телами. Хотелось нормальной жизни не в светлом будущем, а уже сейчас. Ведь, как сказал поэт, времена не выбирают, в них живут и умирают. И каждому хотелось жить прилично в то время, которое ему отведено судьбой.
Все это так, говорили друзья Назарбаева, но значит ли это, что реформы круто изменили жизнь народа? Не наступило ли разочарование?
Нурсултан Абишевич обычно приводил знаменитое изречение, приписываемое великому китайскому реформатору Дэн Сяопину. Впрочем, некоторые говорят, что оно принадлежит Мао Цзэдуну, хотя вряд ли ему. В общем, когда у кого-то из них спросили, как они относятся к Французской революции, то услышали в ответ мудрые слова: "Прошло еще слишком мало времени, чтобы давать оценку". А революция во Франции, между прочим, произошла в 1799 году. Это год рождения Пушкина.
Да, россияне отвергли прежнего кумира. Ельцин не оправдал их надежд. Его судьба – это судьба почти всех, кто был вознесен на вершину власти митинговой стихией. От него отвернулись практически все бывшие почитатели и льстецы.
В Казахстане другая ситуация. Там, наоборот, народ сплотился вокруг своего лидера. Такой жестокой борьбы за власть, как в России, где насмерть схлестывались разные политические силы и стоявшие за ними олигархические структуры, в Казахстане не было. В 1996 году, после хирургической операции на сердце и перевыборов на новый президентский срок, Ельцин надолго исчез с экранов телевизоров.
Глава 4
Нурсултан Назарбаев и новый Казахстан с новой столицей
Не знаю, шутка это или на самом деле было так, как рассказывают. Во время визита российского президента Бориса Ельцина в одну из европейских стран, где сохранилась монархия, его усадили рядом с королем. У них завязался оживленный разговор о королевских полномочиях.
Воспитанный на русских сказках, где по мановению царского перста придворные мгновенно бросаются выполнять любую прихоть самодержца, Борис Николаевич простодушно поинтересовался, как обстоят с этим дела сейчас.
Король вздохнул: времена изменились. Да, почитание осталось, но, прежде чем что-то предпринять, надо согласовывать с разными инстанциями. Ну, например, чтобы перенести остановку общественного транспорта подальше от королевского дворца, необходимо получить согласие жителей, решение городского совета…
Ельцин изумился:
– Это все надо делать вам? Королю? Наш сосед – Казахстан, так его президент Нурсултан Назарбаев не остановку общественного транспорта, понимаешь, а всю столицу перенес…
Второе освоение целины
10 декабря 1997 года высшие органы государственной власти Республики Казахстан – президент, парламент и правительство, приступили к работе в новой столице. До 1992 года она называлась Акмолой. А еще раньше – Целиноградом. А до образования в 1961 году Целинного края – Акмолинском.
Целинный край в составе Казахской ССР просуществовал до 1965 года. В него входили пять областей: Акмолинская (Целиноградская), Кокчетавская, Кустанайская, Павлодарская и Северо-Казахстанская (областной центр Петропавловск), включавших 51 район. Это было крупное административное образование, занимавшее пятую часть площади территории Казахстана с численностью населения, превышавшей 3,5 миллиона человек. В сельских поселениях проживало вдвое больше людей, чем в городах.
Целинный край, образованный по прихоти тогдашнего руководителя ЦК КПСС и Советского Союза Никиты Сергеевича Хрущева, был упразднен после снятия его со всех должностей и обвинения в волюнтаризме.
Создавался край для более эффективного управления интенсификацией сельскохозяйственного производства. В целинные районы поставлялось много техники, со всех концов СССР туда ехала молодежь. По сравнению с другими областями Казахстана развитие этой части республики, безусловно, было приоритетное. Особенно на начальной стадии.
Ну, а потом энтузиазм угас, поблек пафос героических целинных будней. Да и ресурсов стало не хватать – у Кремля появились новые программы: освоение российского Нечерноземья, мелиорация земель, Продовольственная программа, строительство БАМа.
От легендарной целинной эпопеи остались разве что уже порядком забытые понятия типа "целинный характер", "целинная закалка". Да и само слово "целинник" встречается в основном только в исторических словарях и энциклопедиях ушедшей эпохи – наравне с малопонятными молодым современникам словами "культармеец", "стахановец", "двадцатипятитысячник", "ударник коммунистического труда", "стройотрядовец".
В годы горбачевской перестройки, когда вошло в моду подвергать нещадной критике все, что делалось в СССР, досталось и целинной эпопее. Да, казахстанский миллиард пудов зерна, впервые полученный в 1956 году, спас страну от начавшегося дефицита продовольствия. Но какой ценой было достигнуто это благополучие!
Горбачевская гласность эхом отдавалась в ушах убийственными цифрами: из 25,5 миллиона гектаров целинных земель 9 миллионов гектаров перестали быть плодородными. То есть почти половина выведена из хозяйственного оборота. Появились ветровая эрозия, засухи. Сократились пастбищные и сенокосные угодья.