"Сырая осень на дворе…"
Сырая осень на дворе,
И утки, оттопырив лапки,
Плывут в ручье, а дождь тире
И точки ставит на воде,
Не думая, зачем и где.
Кустов разбросаны охапки,
Ерошит ветер их с утра,
Дорога вязкая пестра.
Сырая осень, туч ряды,
И ни начала, ни конца ей,
И оторвавшись от воды,
Прочь улетают утки стаей,
Их шеи вытянуты в нить
Сквозь дождь, уставший моросить.
1981
"Унылая томительная сырость…"
Унылая томительная сырость,
Такой не помню осени давно,
А в лужи поглядишь - но где же дно?
Где было небо - всё темным-темно,
Куда ж оно и впрямь запропастилось?
Вповалку листья, и трава, склонясь,
Над ними плачет, после битвы словно
На поле брани жены плачут вдовно,
И всё равно теперь - дружинник, князь -
Век вековать одной… Осенней гнили
Меж тем не перейти. Брожу в дожде
И сам уже не знаю - кто я, где,
То явь вокруг или былого были?
1984
"Тревожны сны - тоска и спешка…"
Тревожны сны - тоска и спешка,
Аэродрома гул густой,
Огни и ночь, и высотой
Как будто правит дух ночной,
И тёмной древнею усмешкой
Его черты искажены.
О, Боже, как тревожны сны!
Потом избушка, ветхий двор,
Прибит к забору умывальник.
Сибирский край. О днях тех дальних
Не позабыть мне до сих пор.
Но в снах всё смешано жестоко,
Как, впрочем, в жизни. И опять
Навек уходит время вспять,
Уходит во мгновенье ока.
И остаётся сон да страх -
Всё, что забыто впопыхах.
1989
"Звезда одна-единственная в небе…"
Звезда одна-единственная в небе
Мерцает, раздвигая облака.
Как холодно ей там!
Как древний ребе,
Она пророчит, словно на века.
И в сны мои врывается без спросу,
И вижу я пожары и мечи,
Среди руин пророк длинноволосый
Взывает, и слова, как звёзд лучи.
Он одинок в глухом ряду столетий.
Зол Вавилон и пал Иерусалим.
Но он - звезда ночная на рассвете,
И я во сне рыдаю вместе с ним.
1987
"Иеремия к пораженью звал…"
Иеремия к пораженью звал,
Но речь его была словами Бога.
Накатывался вавилонян вал
Всё яростней, и всё не шла подмога.
"Он притупляет воинов мечи!
Военачальники слабеют духом.
А чьи его слова, ты знаешь - чьи?
Народ же тёмен, верит всяким слухам", -
Князья царю кричали.
И во прах
Пал город, золотой Иерушалаим.
Пожар и разрушенье, смерть и страх,
Изгнание - мы помним всё и знаем.
Господь нещаден в правоте своей,
Иеремия был его устами,
Но если вновь под стенами халдей -
Кто прав - боец с мечом, пророк ли в яме?
1988
"Чёрный всадник на белом коне…"
Чёрный всадник на белом коне
Грозно скачет навстречу волне,
Лупоглазые прожектора,
Тёмных веток глухая игра,
Дивный храм на колоннах своих
Держит древний божественный стих,
Купола отражённо горят,
И фигуры святых говорят.
Всадник скачет отчаянно прочь
От молитв и от мрамора - в ночь,
А куда - не узнаешь вовек,
Только ночь, только небо и снег…
Чёрный всадник на белом коне
По ночной тяжко скачет стране.
1985
"Усобица князей. Коварный…"
Усобица князей. Коварный
Поход на половцев. Бой. Плен.
И снится князю дым пожарный
И грозной треуголки крен.
О, злая гарь, проклятый пепел,
О, безысходная страна!
Опять идти походом в степи
Иль на поле Бородина?
Вельможу ли библиофила
Спросить? Но он хитёр и лжив.
Недаром знаменье сулило,
В ночи недаром кликал Див.
Ещё Господь немало судит
Беды и страха на века,
Но тайной навсегда пребудет
Песнь о погибели полка…
1980
"Окраины моей углы и повороты…"
Окраины моей углы и повороты,
Квадратные дома, горбатые столбы.
Уехать бы куда, да словно жаль чего-то -
Забора, деревца, лихой своей судьбы?
Отсюда увезли на легковой сначала,
А после "воронки", "столыпинский вагон",
Но снились мне мосты, соборы и ростралы,
Окраин корпуса в мой не врывались сон.
Лишь только иногда во мгле передрассветной
Вдруг электрички стук маячил в тёмном сне,
Далёкий и глухой, прощальный, безответный,
Дома и пустыри мелькали, как в окне.
1989
"Два дерева цветаевских стоят…"
Два дерева цветаевских стоят,
Они ещё с двадцатых уцелели,
С тех дней, когда рубили всё подряд:
Людей, деревья, строки, птичьи трели.
Деревья помнят - ветви и кора,
И корни под землёй, и сердцевина,
Как выходила с самого утра -
Нет, не поэт в тот миг, а мать, Марина.
Опять на рынок, что-то продавать,
Чтоб голод не убил, да не успела.
Строку и дочь выхаживала мать.
Не нам её судить.
И в том ли дело?
Деревьям не забыть.
Она сродни
Была им на земле. Сестрой, быть может.
И повторяют медленно они
её стихи.
Никто им так не сложит.
1987
"Я по мосткам обледенелым…"
Я по мосткам обледенелым,
Дома оставив за спиной,
Спешу к полям пустынно белым
И к лесу, вставшему стеной.
Здесь вороньё на холст небесный
То круг наносит, то черту.
Снежинки падают отвесно,
Подрагивая на лету.
В снегу избушки, как подушки,
Заборами обнесены,
И у калитки две старушки
Стоять готовы до весны.
Собака лает с подвываньем,
Цепь звякает и дребезжит,
И зимним медленным дыханьем
Огромный белый день дрожит.
И больше ничего не надо,
Но вдалеке, как перст судьбы,
Неотвратимая ограда
Кирпично-блочной городьбы.
1988
Игорю Бурихину
Неразборчивый почерк прощанья…
И.Бурихин
Прошлое, где ты? Достанет ли тщанья
Восстановить, оживить, воскресить
Твой неразборчивый почерк прощанья,
Смутных чернил узловатую нить?
Оба мы душу запродали слову,
Снова Шемякина ждать ли суда?
Ты и ушёл подобру-поздорову,
И замелькали твои города.
Вольно тебе и раскольно, и больно,
Мне ещё горше в российском углу,
Дымным громадам внимаешь ли Кёльна?
Падаю я в петербургскую мглу…
Что чужеродней нас нынче?
Свиданье -
Горький итог, жёлтый лист на ветру,
Твой неразборчивый почерк прощанья
Я никогда уже не разберу.
"В сырую непогодь такую…"
В сырую непогодь такую
Уже не хочешь ничего,
На жизнь свою, как на чужую,
Глядишь, теряя с ней родство,
А смутный дождь напропалую
Косит своё, да всё впустую.
И тротуар промок насквозь,
В нём облака плывут и листья,
У деревца все ветки врозь,
И оттого черней и мглистей
Оно, и дрожь его берёт
И дни и ночи напролёт.
А я - прохожий на земле,
С дождём, и деревом, и тучей,
Пока брожу в осенней мгле -
Всё сумрачней, всё неминучей,
Всё глубже ощущаю связь,
Как будто кровно породнясь.
То, может, мать-земля сыра
Меня зовёт иль от людского
Душа устала, и пора
Пришла - чему - не знаю слова,
Так дождь, и ветка, и трава
Не знают про себя слова.
1980
"Нынче видел я воочью…"
Нынче видел я воочью.
Трудно обходясь без сна -
Медленною звёздной ночью
Пробиралась тишина.
За деревьями во мраке
Тайна длилась и ждала,
Звёзды делали ей знаки,
Полыхая без числа.
Петушиный клич звенящий
Звал в дорогу утра свет.
До поры себя таящий,
Тот молчал ему в ответ.
И текла из дали дальней
Семизвёздного ковша
Всё прозрачней, всё хрустальней
Ночь живая, как душа.
1982
"Я отлучён от леса, от ручья…"
Я отлучён от леса, от ручья
Размокшим январём, февральской лужей,
Брожу по тротуарам, сгоряча
Мечтая о метельной жёсткой стуже.
Но понапрасну, видно.
Всё течёт,
Земля чернит последние ледышки,
Сосульки две иль три наперечёт
У оттепели просят передышки.
И тяжело дыхание строки.
Ей непривычно здесь. Она не в силе
Превозмогать всю будничность тоски.
Торчат дома. Бегут автомобили.
Народ у магазина мельтешит.
С набитою кошёлкою старуха
По улице так медленно спешит.
А о стихах ни слуху и ни духу.
Лишь вдалеке, где тёмен окоём,
Маячит лес, и словно бы маячит
Какой-то звук. Зачем он и о чём?
Пойму ли я сегодня, что он значит?
1989
Девяностые
"Мы прощаем Петру злодейства…"
Мы прощаем Петру злодейства
За сверканье Адмиралтейства,
За Невы гранитный убор,
За Исаакиевский собор.
Что нам те старинные страхи,
Те стрелецкие дыбы, плахи,
И над сыном неправый суд,
И кровавых сотни причуд,
И разгул наводнений шалый…
Смотрят в белую ночь ростралы,
Светит мрамором Летний сад,
В полдень пушки слышен раскат,
А на камне, волне подобном,
Будто с грозным рокотом дробным
Скачет, в небо вздыбив коня,
И ни в чём себя не виня,
Он, смеясь над нашим прощеньем,
Полон яростным вдохновеньем.
1995
"Где пахнет чертовщиной вековой…"
Где пахнет чертовщиной вековой,
Где императора убили в спальне,
Где город меж Фонтанкой и Невой
Ещё заброшеннее и печальней, -
Куда бежать - уже не от него,
От собственной судьбы, ему подобной,
Заброшенной в ничто и в ничего,
Отброшенной, как чей-то камень пробный.
1994
"Что, город мой, с тобой?…"
Что, город мой, с тобой?
Ты на ветру
Дрожишь, гудит Нева, кренятся зданья,
И ворон сел на голову Петру -
Дурное предзнаменованье.
Того гляди, услышишь: "Never more"
И сгинет всё, и древней станет тенью,
И только строк обрывки про узор
Чугунный, про державное теченье…
1990
"Мне город шепчет неустанно…"
Мне город шепчет неустанно,
Хоть всё прощальнее и реже,
На Невском или на Расстанной,
Большой Московской и Разъезжей.
То на мгновенье остановит,
То на ходу бормочет шало,
На позабытом слове ловит,
На том, что было и пропало.
Балконов стройные извивы,
Колонн коринфские причуды,
И льды Фонтанки молчаливы,
И зимние на них этюды.
А он всё шепчет неумолчно,
Всё явственней и безответней,
То в утра миг, то в час полночный,
То зимнею порой, то летней.
1990
"Снова к улицам тянет знакомым…"
Снова к улицам тянет знакомым,
Переулкам, дворам проходным,
Обдаёт чем-то тайным, родным,
Хочет за душу взять каждым домом.
И брожу, и брожу день за днём,
Всё мне чудится - молодость встречу,
Только страшно: а что ей отвечу,
Коли спросит - узнать бы, о чём…
Потому что она-то права,
Да вот жизнь - но с неё разве спросишь,
И прощально слова произносишь,
Понимая, что это слова…
1990
"На краю квадратной льдины…"
На краю квадратной льдины
Селезень уснул,
Убегает Мойка длинно
В петербургский гул.
На одной торчит он лапке,
Яркий, как макет,
Но притом живой и зябкий.
Тает, тает след.
Тёмных зданий отраженья
Рядом с ним сквозят.
Спит. И видит сновиденья.
Ярок их наряд.
1991
"Приснился старый дом…"
Приснился старый дом,
Забытые соседи,
Я вспоминал с трудом
Фамилии на меди
Дощечки под звонком,
Покатые перила -
Всё это стало сном,
Всё это явью было.
Ступеней низкий скат
И вид во двор унылый,
Но иногда закат
Сверкал нездешней силой,
Исаакий из окна
Виднелся на мгновенье -
Глухие времена,
Слепые откровенья…
От молодых тех дат
Остались сны да строки,
Да за окном закат
Сверкающий, далёкий,
Да лестниц полумгла,
Свет жалкий вполнакала.
Всё это явь была…
Всё сном прощальным стало…
1995
"Восемнадцатый век студёный…"
Восемнадцатый век студёный,
Неотапливаемый век.
Холодеют дворцы и троны,
В лёд врастая, кутаясь в снег.
Не познавший водопровода,
Он пиита строкой согрет,
И "На взятье Хотина" ода
В зябких пальцах Елисавет.
1999
"Что значит одиночество, и кто…"
Что значит одиночество, и кто
Дал верное ему определенье?
Песок сквозь пальцы, как сквозь решето,
Струится, бесконечно волн движенье,
Едва не заслоняя окоём,
Торчит валун, и чайка сверху села.
Почувствуем ли мы с тобой вдвоём,
Что то не миг - то Вечность пролетела?
Иль в одиночку каждому дано
Такое испытать, а не иначе?
Гроза всё ближе. Боже, как темно,
Тревоги сколько в чаек резком плаче…
1992
"Весенней ночью снился сон…"
Весенней ночью снился сон,
В котором осень шелестела,
И желтизна со всех сторон,
Колеблясь и дрожа, летела.
И мне в осеннем этом сне
Стихи мерещились, и тоже
Об осени, не о весне,
Шуршанья полные и дрожи.
И пробуждаясь, в первый миг,
Не мог понять я, что случилось.
Был звонок птичий переклик,
И утро яркое лучилось.
Но отзвук строк не умолкал,
Исчезнуть словно бы не вправе,
И жёлтый лист ещё мелькал
Как бы на грани сна и яви.
1993
"Скользя из утренней дремоты…"
Скользя из утренней дремоты,
В которой сны вполоборота
Глядят туманно вслед тебе,
Бормочут о твоей судьбе,
И ты улавливаешь что-то,
И вдруг мгновенно рвётся ткань.
Окно. Деревья. Небо. Рань.
Ищи теперь. Со дна морского
Вылавливай. Но с полуслова
И с полувзгляда не поймёшь
Того, что в снах бросало в дрожь.
1999
"Внезапно прошлое прошло…"
Внезапно прошлое прошло,
И след простыл, как говорится,
Его прощальное тепло
Не греет. Изредка приснится,
И сам не знаешь, что нашло,
И хочется остановиться,
Да где там - день твой длится, длится
День нынешний и всё, что в нём,
Стать торопясь последним днём.
1998
"Мне снилась ночь и небосвод в ночи…"
Мне снилась ночь и небосвод в ночи,
Сверкали зорко звёздные лучи,
В существованье синевы и дрожи
Вплетался неумолчно голос Божий,
И чудилось, он словно диктовал,
И в сновиденья падая провал
Всё безысходней и необратимей,
Я слышал - повторялось чьё-то имя,
И я почти угадывал, а Бог
Произносил как бы за слогом слог…
1991
"Залива буйная игра…"
Залива буйная игра…
Обрушивается на сушу
Крутая пенная гора,
Страх древний наводя на душу.
Стою недвижно, в даль гляжу,
Даль тёмную времён, быть может,
Так просто перейти межу,
И вот он - век, что предком прожит.
И что ж там? Небо и вода,
Куст, с корнем вырванный прибоем,
Но вера в Господа тверда,
И всё земное взято с боем.
И смерть, не прячась за углом,
Как старый враг, готова к схватке,
А море всё шумит кругом,
И волны пенисты и шатки,
Вот-вот достигнут, захлестнут…
И страх прерывистый и ломкий,
Страх неизбывный тут как тут,
Страх вечный в предке и в потомке.
1994
"Здесь все скамейки до единой…"
Здесь все скамейки до единой
В широкой спрятались тени,
И в стройной тишине старинной
Деревья замерли и пни.
И утка в пруд зелёнотинный
Уткнула клюв, вздев хвост картинно -
Стоит торчком,
Торчит молчком.
А за оградою машины
Шумят, мелькая лентой длинной,
И город вертится волчком.
1994