Годы огневые - Вадим Кожевников 4 стр.


ГЕРОИНЯ В СТРОЮ ГЕРОЕВ

Недавно на строительстве Асуанской плотины в Египте я увидел такое: феллах, пришедший на стройку из ливийской пустыни, вышел на дорогу и крикнул проезжающему на минском самосвале советскому шоферу: "Гагарин!" Машина остановилась, шофер открыл дверцу, и феллах уверенно уселся на сиденье. Я спросил шофера:

- Вы что - однофамилец?

- Да нет, - сказал он. - Гагаринами нас здесь местные кличут. - И, усмехнувшись, добавил: - Было, значит, время такое - всех русских за границей Иванами окликали, а теперь Гагариными. Что ж, мы не возражаем. Считаю - более подходяще!

Вот какое емкое значение обретает в сердцах людей имя советского космонавта. Оно воплощает в себе все, что свойственно людям великой страны. И теперь, когда наши космонавты утвердили в межзвездном пространстве меру доблести и могущества человеческого духа, каждый из нас вольно или невольно подтягивается, думая о них, становится выше, лучше, сильнее и дерзновеннее в своем ежедневном деле. Мы знаем, что территория стартовой площадки, с которой происходит запуск могучей ракеты, определяется вовсе не границами космодрома. Она, эта стартовая площадка, простирается по всей стране, где советские люди созидают коммунизм, шлифуют, растят в себе черты человека будущего.

И вот завершен поистине изумительный совместный полет! Советская космонавтка, первая женщина в мире вернулась из бездны Вселенной. Человечество сейчас потрясено этой сенсацией. Но советские люди в подвиге советской девушки видят то, что составляет сущность нашего общества, его величие. Женщины нашей страны - строительницы коммунизма вписали немало бессмертных деяний в историю нашей Отчизны, историю героического созидания и борьбы. Нет ничего исключительного в том, что советская девушка ныне овладела искусством вождения космического корабля. Ее подвиг подготовлен духом тех женщин, которые обессмертили свои имена в истории нашей Родины трудом, героизмом, творчеством. Он озаряет новым прекрасным светом всех наших матерей, жен, сестер, дочерей. Этот полет - словно высокая и чистая поэзия гимна во славу советских женщин, но обращенная ко всем людям земли. Этот исполненный глубокого смысла и красоты подвиг озаряет землю, где есть еще государства, в которых социальное неравенство свирепо, зло, презрительно оскверняет и порабощает женщину. Так пусть эти женщины борются за то, чтобы стать такими, как советская космонавтка, совершившая победоносный облет нашей планеты в строю своих товарищей, как равная с равными. Как героиня с героями!

В знаменательные дни, в преддверии Пленума Коммунистической партии Советского Союза, посвященного вопросам идеологической работы, начали свой полет советские космонавты.

Конечно, перед ними была поставлена определенная научно–техническая задача, связанная с дальнейшим успешным освоением космического пространства. Но мне думается, что совместный полет имеет и прямое отношение к идеологии советского общества, к проблеме: каким должен быть советский человек.

Наша Отчизна стала берегом Вселенной для победоносных космических полетов. Но не только в космосе, и на земле у нас много дел космического масштаба во всех областях человеческого творчества. И партия учит людей этим деяниям, готовит пх для этих деяний. Высшая цель партии - человек, его благо, его счастье. Партия - великая академия совершенствования человека.

Посылая своих новых космонавтов в океан Вселенной, советский народ дал им те качества, какие нужны человеку для дерзновенных дел на Земле. Это подлинные представители поколения шестидесятых годов нашего века, века развернутого строительства коммунистического общества.

Сердца наши сегодня преисполнены патриотической гордостью. Пусть подвиг советской героини утвердит в веках прекрасное и гордое, великое звездное имя советской женщины - полноправной властительницы всех великих дел и в космосе, и на Земле.

1963 г.

ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ЛЮДИ

Нашей революции - 48. Возраст зрелости…

У меня на столе документ почти полувековой давности. Рукописная копия решения конференции фабрично–заводских комитетов Урала, состоявшейся в декабре 1917 года. Обветшалый от времени, пожелтевший листок бумаги беспристрастно свидетельствует о зарождении в рабочем классе нового созпанпя, нового отношения к своему труду. Вот что здесь написано о задачах рабочего контроля на производстве в области техники: "надзор за исправностью механизмов, частей и всякого рода машин, стремление к замене отсталой техники производства наиболее усовершенствованной, устранение тех технических причин, которые влияют на понижение производительности труда".

Вот так ясно и точно - сразу после провозглашения Советской власти - уральские рабочие определяли свои конкретные задачи управления заводом, хозяевами которого они стали.

Передо мной еще страницы, написанные в те первые дни существования Советской республики:

"Без руководства специалистов различных отраслей знания, техники, опыта, переход к соцпализму невозможен, ибо социализм требует сознательного и массового движения вперед к высшей производительности труда по сравнению с капитализмом и на базе достигнутого капитализмом…"

Это - слова Ленина, сказанные им еще в 1918 году.

И я вновь гляжу на пожелтевший лист бумаги, написанный уральцами, и как бы вижу перед собой людей, сразу и по–деловому вставших во главе великого движения к социалистическому труду…

Тысячи лучших представителей народа, вернувшись с фронтов гражданской войны, садились за парты. Перед ними стояла сложнейшая задача - "обогатить свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество". Из них и вышли первые кадры руководителей нашего хозяйства.

За сорок восемь лет революции в плеяду командиров индустрии, строительства, сельского хозяйства вливались представители все новых и новых поколений. Немало среди них сегодня и моих ровесников. Тех, кто в годы юности приобщался к подвигу народа на стройках первых пятилеток.

В их числе - и мой старый друг, с которым я встречался на стройке гиганта советской металлургии Краматорского завода. Несколько лет назад он послужил мне прообразом Балуева.

Он пришел на строительство чернорабочим. Это название профессии или, вернее, человека, не имеющего профессии, осталось от дореволюционных времен. Тогда оно было унизительным и обидным. В новых условиях и это имя стало почетным, ибо каждого из нас окружала атмосфера высокого подвига, каждый чувствовал себя соучастником исторического переустройства страны.

Он работал лучше других. Не щадя себя. И даже в своем нехитром деле умно и изобретательно. Вскоре его назначили бригадиром грабарей. Его бригада вышла в передовые. Но страна двигалась вперед невиданно быстрыми темпами. Ширился размах строительства. Все больше требовалось руководителей производства. И растить их надо было из людей, которые проявили на самой низовой работе организаторский талант, умение руководить, умение воспитывать. Балуева (так я и буду называть своего друга) послали на рабфак, потом в Промакадемию. Закончить академию ему не удалось. Новые руководители нужны были срочно - и, оторвав от учебы, его бросили на новую стройку. С тех пор этапы его жизни - это этапы строительства нашей промышленности.

Совсем недавно, когда вся страна обсуждала решения сентябрьского Пленума ЦК КПСС, Балуев приехал с очередной стройки в Москву, и мы снова встретились.

За несколько дней до нашей встречи я был на крупном машиностроительном заводе. В разговоре со мной один молодой инженер сказал:

- А трудно вашему Балуеву теперь работать. Сил не хватит перестроиться. У него мозг весь по старой системе скроен. Ему теперь только до пенсии дотягивать.

Мои попытки спорить ни к чему не привели. Молодой человек остался при своем мнении.

Обеспокоенный этим разговором, я спросил Павла Гавриловича, уверенно ли он себя чувствует сегодня, не трудно ли ему будет работать в новых условиях, требующих от всех и каждого научного подхода и инициативы. Ведь была же все–таки "кольчужка из приказов", которой многие хозяйственники привыкли прикрываться.

Он усмехнулся:

- Сам же ты целую книгу написал про то, как я приказ сверху нарушил. Значит, не очень–то глубоко в меня это бумагопочитание вошло.

- А твой прораб Фирсов?

- А что он? Он от этой кольчужки с большим восторгом освободится, легче только станет человеку. А ответственности не ему бояться. Нет, за него не бойся. Реформа только освободит его от необходимости, как бывало иной раз вчера, разные трюки придумывать, чтоб от ненужной опеки уходить.

- Но в моей книжке - и про бессонные ночи, и про авралы, к которым ты в общем–то привык. А теперь время расчета, обстоятельного подсчета выгоды. Авралы будут окончательно, "по закону" рассматриваться браком в работе.

- И правильно! - воскликнул Павел Гаврилович. - Хватит мириться с авралами. Я лично всегда бываю по–настоящему доволен собой, когда мне вроде бы и нечего делать на стройке. Случись аврал - я виноват. Значит, не сумел что–то наладить в производстве. Без этого можно обходиться. А теперь особенно… Права у меня огромные. Значит, и вся ответственность на мне. Придется здорово приналечь, чтобы дело поставить, как требуется, по–научному. Теперь ученый рядом с нами должен встать, теперь науке в хвосте плестись совсем неудобно… Помнишь ведь, как раньше трубы изолировали? При такой механизации авралы были неизбежны.

Я понимаю, о чем говорит Балуев и на что он надеется теперь.

Сразу же после войны страна приступила к строительству нескольких трубопроводов. Но техникой эти стройни были обеспечены слабо. Зачищать трубы приходилось вручную - обычными кирпичами. Изолировку делали тоже без всяких приспособлений. Не было кранового хозяйства, не было трубоукладчиков. А ведь в стране существовала могучая тракторная промышленность, работало множество научных и проектных институтов. Они могли бы еще до начала строительства создать необходимые механизмы. Но наука отставала от производства. И только после того, как строители настойчиво потребовали дать им машины, они были в короткие сроки созданы.

Теперь, читая решения сентябрьского Пленума, Павел Гаврилович думал о том, что решения Пленума е удивительной точностью учитывают и его потребности.

- От науки мы еще многое потребуем, - добавил Павел Гаврилович. - Скажем, та же изолировка труб. Когда нам первые изолировочные агрегаты прислали, мы хоть от радости не плясали (понимали, что это не дарят нам, а долги отдают - при социализме воспитаны), но все же были очень довольны. А теперь считаем, что эти машины в принципе - невыгодное дело. В век химии живем. Значит, нужно, чтобы трубы на стройку приходили не голенькие, а в пластмассовой одежде. Теперь потребуем - пусть ученые приспособят на это дело какой–нибудь подходящий полимер. И трубы наши вечно будут работать… Я тебе когда–то говорил, что мечтаю всю страну сетками трубопроводов опутать, как электрическими линиями. Так вот, деловые расчеты на несколько лет мою мечту приближают. Видишь, как интересно! Поэты когда–то считали, что мечта и выгода - вещи несовместимые. А теперь они рядышком под руку идут.

- Выходит, у тебя теперь главные козыри - наука, экономика, техника?

- Не совсем так. Конечно, это - козырь. А главное - все равно люди!

И я вспомнил историю, которую рассказывал мне в свое время Павел Гаврилович. На стройку должны были прийти роторные экскаваторы, а экскаваторщиков не было. Балуев уже отправил людей учиться новой специальности, но они не успевали до прихода машин кончить курсы. И тогда бригада рабочих собрала деньги и послала одного парня в Армавир, где работал знаменитый машинист экскаватора, правда, не роторного, но по конструкции сходного. Парень нашел машиниста и уговорил его приехать на стройку.

Конечно, когда Балуев узнал историю появления машиниста на стройке, он распорядился выплатить ему подъемные и все, что положено. Но суть не в этом. Павла Гавриловича привела в восторг не жертвенность рабочих (своих денег ради дела не пожалели!), а их смекалка, умение понимать, как тесно переплетены интересы коллектива с их личными интересами. Да, они думали о судьбе стройки, о том, какие убытки принесет простой сложного механизма. При этом они думали и о своих интересах. Ведь роторный экскаватор облегчает работу трубоукладчиков, повышает производительность труда всей мехколонны, отчего увеличивается зарплата каждого рабочего.

Вот тогда Павел Гаврилович и сказал про этих ребят, что у них "государственные мозги".

Вспоминая подобные эпизоды сейчас, особенно ясно ощущаешь, что решения Пленума опираются на опыт и инициативу людей, понимающих, что благо социалистического общества и благо каждого человека неразрывно связаны.

И, продолжая свои мысли уже вслух, я говорю Балуеву:

- Слушай, Павел, ты никогда не задумывался, почему два хороших слова "хозяйственный расчет" слились в нашем обиходе в одно куцее - "хозрасчет"?

- Нет, - улыбается Балуев, - слова - это уж твоя отрасль, дело писательское.

- А вот не только писательское! В то время, когда мы впервые стали употреблять это понятие, хозяйственный расчет полностью не мог осуществляться. Употребляли его как привычный, так сказать, формальной скороговоркой произносимый термин. И только теперь смысл этого термина раскрывается полностью. Потому и произносить его надо целиком - в два слова. Настала, можно сказать, эпоха точного и подлинно всестороннего применения хозяйственного расчета в экономике. Надо расчетливо работать, видеть конечный результат своего труда, добиваться его не любой ценой, а наиболее расчетливым способом. Теорпя хозяйственного расчета складывалась годами развития Советской власти, но сейчас она найдет себе полное применение на практике…

- Сдаюсь, - говорит Балуев, - ты прав, это не одних писателей касается. Слова эти надо произносить с глубоким пониманием и уважением к ним. Онн ко многому обязывают и рабочего, и директора. Инпциатнву надо поддерживать и направлять в нужное русло… А вообще, честно признаюсь, сложное это дело - руководить такими головастыми людьми, как наши современники!

Он задумывается на мгновенпе п, подмигнув, добавляет:

- Но на это у меня есть своя тактика.

- Какая?

- Если интересно, - послушай. Вот тебе краткий трактат об авторитете руководителя. Конечно, чтобы иметь авторитет, нужно хорошо знать свое дело, быть готовым принять ответственное решение. Про это на всяких лекциях и собраниях говорят! Но всегда ли учитывается, что теперь, будь ты хоть семи пядей во лбу, всего сразу не разглядишь, не предусмотришь? Не прежние времена, когда я людьми с лопатами командовал! Теперь каждый - специалист. И на своем участке и участочке в чем–то сильнее меня. Так вот, если чего не знаю, я так и признаюсь. Мол, советуйте. Но точку на этом не ставлю. Стараюсь выслушать, понять, узнать.

- Все? Трактат окончен?

- Нет, слушай дальше. Очень я люблю людей, которые со мной не соглашаются. Это не потому, что я такой передовой, сознательный. А вот в чем дело. Иной руководитель хитрит, создает только видимость коллегиальности. Решит что–то сам, а потом соберет людей и сделает так, что они проголосуют за его решения. Тут человек просто спрятался за спину коллектива. Мне такое ни к чему. Я тоже обычно иду на совещание, имея свою идею. Но мне нужно другое. Мне нужно, чтобы мою идею из всех пушек люди расстреливали. Устоит - значит, моя правда. Не устоит - значит, их правда. Но уж, к какому бы решению ни пришли, отвечать за него буду сам, ни за кого не прячась. Так я понимаю сочетание единоначалия и коллегиальности. У меня ведь случалось и так, что иной мой приказ вызывал у людей удивление. Но потом разбирались и видели: а Балуев все–таки прав.

И еще одно скажу. Очень не нравятся мне руководители–чужеспинники. Которые любят от ответственности прятаться. Чуть что: "Надо с народом посоветоваться". За что большинство - за то и они. Не разбираясь: а может, большинство и ошиблось. Фальшивая это демократия… Нет, уж если тебя партия поставила руководить, то не юли, знай, что раз тебе многое доверено, то и спрос большой. Кто–то должен стоять у руля. Это даже в самой нехитрой работе необходимо. Если два человека хотят поднять бревно, один обязательно должен сказать: "Взяли!"… Так и в больших делах.

- И много таких дел у тебя сейчас?

- Сейчас? Да ты только вдумайся, сколько задач поставил передо мной Пленум! И знаешь, что мне особенно нравится? Ленинский революционный расчет строительства коммунизма. Новый этап революции. Спокойной жизни для меня сейчас не будет…

Я думаю о нашем разговоре с Балуевым. И мне пред–ставляются тысячи ровесников Балуева, людей его биографии и его убеждений. Я вижу, как они, склонившись над газетами, еще и еще раз перечитывают решения Пленума, записывают в блокнот свои мысли. И среди них обязательно та, которую так верно сформулировал Балуев: революция продолжается!

Люди эти думают о своем месте на новом этапе великого движения народа по пути построения коммунизма.

1965 г.

СОВЕТСКИЙ ЭТИКЕТ

Мне бы хотелось в этой статье заставить зазвучать современно и свежо одно словосочетание, которое многим, возможно, покажется сегодня старомодным, устаревшим. Я имею в виду "хороший тон". В дни юности наших отцов это словосочетание было в постоянном обиходе и не заключало в себе иронического или даже шутливого оттенка…

Нужен ли хороший тон нашему сегодняшнему советскому демократическому обществу, которое в социальном отношении не имеет, разумеется, ничего общего с тем, старым? По этому поводу мне и хочется высказать несколько соображений.

Время от времени возникает схоластический спор: надо ли воспитывать у молодых "автоматизм вежливости"? Не породит ли этот автоматизм лицемерия? Что лучше: чистосердечная фамильярность, "искренняя" невоспитанность или "автоматическая вежливость", за которой, возможно, ничего не скрывается? Лично я не вижу ничего дурного в том, что мужчина, например, "автоматически" уступает женщине место в автобусе или метро. Подобный автоматизм, несомненно, не унижает человеческого достоинства. Вовсе не обязательно, чтобы любое элементарное действие (скажем, попытка поднять с пола то, что уронил твой сосед) было результатом сложных душевных движений.

При этом, конечно, никогда не следует забывать истину, высказанную еще Яном Амосом Коменским: "Под именем нравственности мы разумеем не только внешние приличия, но всю внутреннюю основу побуждений".

Возможно, не все со мной согласятся, но мне кажется, что "внутренней основы побуждений" сейчас у нас все же больше, чем "впешнпх приличий". Разве редко встречаются хорошие, душевно чистые юноши и девушки (а часто и люди старшего поколения), которые элементарно не умеют себя вести?

В последние годы появилось немало статей и даже книг в защиту чистоты русского языка: в первую очередь память подсказывает, разумеется, отличные выступления Корнея Ивановича Чуковского. Не стоит ли столь же методически и темпераментно бороться и за чистоту наших нравов? Ведь эта борьба входит в более широкий фронт борьбы за торжество коммунистической нравственности.

Назад Дальше