Ну, хорошо хоть не сифилисом… Следователи могли придумать и такое.
Брать на себя роль адвоката своих героев, даже если их любишь, дело для автора крайне неблагодарное и двусмысленное. Но всё же по поводу этого "пункта" обвинения можно сказать: что ж, возможно, и сожительствовал, ему-то, полноценному мужику, когда он овдовел, было всего-то 43 года. Когда началась война - 44. И до встречи с Руслановой, можно предположить, у него были отношения с женщинами. Дело-то человеческое.
Хотя в деле нет фамилий тех медсестёр, на которых суду намекают следователи. А для подобного документа такие намёки - всё равно что пустой звук. И суд, если бы он был суд, такие аргументы обвинения, предъявленные столь непрофессионально, попросту отмёл бы как несущественные и как недоказанные, а значит, к рассматриваемому делу ровно никакого отношения не имеющие.
Позже некоторые "биографы" и публицисты, пишущие на военные темы, "развернули" этих медсестёр в бордель, якобы организованный для высшего офицерства, в том числе и для маршала Жукова. Ну как же без Жукова? Старый след подчинённых генерала Абакумова чувствовался в этом обвинительном заключении явно. След, который они, сами же, порядочно подзатоптали…
Не нашли. Не оправдал удачливый борец со шпионами надежд Хозяина. Тут, с маршалом Жуковым, с певицей Руслановой, надо было делать всё тоньше, интеллигентнее. Но ведь Лефортово не Большой театр и даже не Московская филармония…
Основными пунктами обвинения были следующие:
генерал Крюков вместе с генералом Минюком "высказывал недовольство по поводу смещения Жукова с должности Главкома";
в частных беседах "с помощником командира 36-го стрелкового корпуса генералом С. П. Павловым утверждал, что у нас в стране отсутствует свобода личности";
"вместе с женой занимался прославлением и преувеличением заслуг маршала Жукова".
А вот ответы генерала Крюкова, вернее, обвиняемого Крюкова, на вопросы председательствующего на суде генерал-майора юстиции Зырянова: "Когда в 1947 году Жуков был снят с должности Главнокомандующего сухопутных войск и назначен на должность командующего в ОдВО, я и Минюк выражали недовольство по этому поводу. Минюк рассказывал мне, что как-то на вечере один из офицеров плохо отзывался о Жукове. Минюк так возмутился, что со злости порвал свой китель".
"В 1946 году, по случаю дня рождения моей дочери, я пригласил к себе Жукова. У меня тогда собрались писатели и артисты с жёнами. Писатель Погодин попросил Жукова рассказать что-нибудь о разгроме немцев под Москвой. Жуков рассказал, но при этом ни словом не упомянул о роли Сталина".
Вскоре председательствующий подошёл и к теме Руслановой:
"- Правильно вы показали на следствии, что Русланова допустила враждебный выпад по адресу Советского правительства? - спросил генерал Зырянов.
- Она не имела при этом враждебного намерения.
- На следствии вы показали, что "при всяком удобном случае я превозносил Жукова, как непревзойдённого полководца, в чём мне активную помощь оказывала моя жена Русланова, которой по адресу Жукова было пущено в обиход образное выражение ‘Георгий Победоносец’". Правильно показали?
- Правильно.
- Далее, вы дали такие показания: "В своём зазнайстве Жуков дошёл до того, что стал противопоставлять себя Верховному Главнокомандующему, бесстыдно заявляя, что не Сталину принадлежит заслуга в разгроме немцев, а ему - Жукову".
- Жуков никогда не говорил, что ему принадлежит заслуга в разгроме немцев, а не Сталину. Но поскольку он подчёркивал своё "я", то я пришёл к такому выводу".
К "такому выводу" генерал Крюков "пришёл" на пятый день своего пребывания в Лефортовской тюрьме, когда его, избитого до полусмерти, приволокли к заместителю начальника Следственной части МГБ полковнику Лихачёву.
- Молчишь, гад! - заорал на генерала Лихачёв. - Пока молчишь, будем бить. Всем известно, что Жуков предатель. Ты должен дать на него показания. Хочешь спасти себя? А свою жену? А дочь? Учти, ты только пешка во всей этой игре. Всё равно мы тебя заставим подписать всё, что необходимо.
Полковника Лихачёва вскоре арестуют. Вместе с Абакумовым и его ближайшими подручными. И вот что он скажет следователям:
"- Все арестованные ежедневно допрашивались с короткими перерывами до 5–6 часов утра.
- Им не предоставлялось времени для сна?
- Да, фактически так и было, но такова была введённая Абакумовым система следственной работы СМЕРША, причём протоколы допросов арестованных по этому делу не составлялись. Я составлял обобщённые протоколы в отсутствие арестованных по своим заметкам".
По воспоминаниям самого генерала Крюкова, обычно его выводили на допрос в 10–12 часов дня и держали до 5–6 часов вечера, а затем в 10–11 часов вечера до 5–6 часов утра.
Из воспоминаний генерала Крюкова: "И начиналось зверское избиение резиновой палкой, причём били по очереди, один отдыхает, другой бьёт, при этом сыпались различные оскорбления и сплошной мат. Я не знаю, сколько времени они избивали меня. В полусознательном состоянии меня унесли в "бокс". На следующий день часов в 11–12 меня снова повели к следователю. Когда ввели в кабинет, меня снова капитан Самарин и тот же самый майор начали избивать резиновой палкой. И так меня избивали в течение четырёх дней и днём и ночью".
Поскольку на допросах протоколы не велись, то "по своим заметкам" полковник Лихачёв составлял их потом и записывал туда что хотел. А потом заставлял генерала Крюкова различными методами эти свои сочинения подписывать. Как показания.
Именно этими протоколами с "чистосердечными признаниями" сейчас зачастую пользуются некоторые исследователи. Приводя "документальные подтверждения" такого рода, эти авторы действуют теми же абакумовскими эмгэбэшными методами и, уж во всяком случае, опираются в своих сочинениях на показания, выбитые из людей самыми чудовищными пытками.
В 1953 году генерала Крюкова выпустят на свободу. Начнётся процесс реабилитации. Реабилитация невинно осуждённых - дело непростое и зачастую нескорое.
Все материалы дела генерала Крюкова заново исследовались. В ходе дополнительной проверки, как указывалось в заключении Главной военной прокуратуры, выяснилось, что "изъятые при аресте Крюкова ценности принадлежали его жене - Руслановой Л. А., и приобретались ею на личные деньги". Крюкову принадлежало несколько серебряных портсигаров и золотых часов, полученных в качестве подарков и наград в период боёв в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов.
Сохранилось свидетельство бывшего контрразведчика, художника и писателя генерала Бориса Гераскина, который утверждает, что многие художественные полотна, изъятые на квартире генерала Крюкова, "принадлежали Киевской картинной галерее и были вывезены немцами во время войны в Прибалтику. Здесь награбленное настигли и отняли у немцев конники Крюкова".
В коллекции Руслановой, как мы знаем, "трофейных" полотен не обнаружено.
Бог с ними, с трофеями. Победителей без трофеев не бывает. И не должно быть. Главное в этой истории всё же в другом - ни генералы, ни Русланова, ни другие офицеры, проходившие по этому запутанному делу, не сдали своего боевого товарища, маршала Победы Жукова.
Тем не менее генералы с Лубянки своего добились. Они дали понять, что настоящие победители в минувшей войне - они. За ними стоял Сталин. Именно он поставил перед ними задачу: сбить спесь с маршалов и генералов, чтобы понимали, что война окончена и в них больше не нуждаются. Жуков, чей авторитет в народе был очень высок, в первые месяцы после победы был достаточно выпачкан в "трофейной" генеральской истории и на время уведён с главной сцены на второй план.
Дело было сделано.
Известный журналист и писатель Михаил Захарчук рассказал такую историю:
"К 95-летию со дня рождения Руслановой я опубликовал в "Красной звезде" небольшой материал о "соловьиной трели социализма". Спустя какое-то время звонит мне государственный обвинитель Н., который выступал в суде над Лидией Руслановой. Возмущённый слуга советской Фемиды потребовал от меня ни много ни мало - дать опровержение в главной военной газете, в котором бы значилось: певицу судили не по политическим мотивам, а как спекулянтку и женщину не самого достойного поведения. Русланова, дескать, продавала на чёрном рынке вещи, которые они с мужем привезли из Германии, и вообще позволяла себе многое такое, чего нормальные советские люди в те времена себе не позволяли".
Что тут скажешь? Комментарии, как говорят, излишни. А всех этих Н. пора полными именами называть.
Генерал Крюков отбывал срок в Краслаге, типичном лесоповальном подразделении ГУЛАГа, образованном в начале 1938 года в период Большого террора. Лагпункты были разбросаны по всему Красноярскому краю от Минусинска и вниз по Енисею до полуострова Таймыр и двух морей - Карского и Лаптевых. В начале 1950-х годов ежегодно через Краслаг этапами проходило до ста тысяч заключённых. Половину из них составляли политические.
Для Руслановой лагеря начались намного раньше.
А в 1948 году следователи продолжали вести интенсивные допросы.
- Где вы были арестованы?
- В Казани.
- Как вы там оказались?
- Вначале в составе концертной бригады я оказалась в Ульяновске, а оттуда меня пригласили в Казань.
- Кто был с вами на гастролях?
- Мои аккомпаниаторы Максаков и Комлев, а также конферансье Алексеев.
- Имеющимися в распоряжении следствия фактами установлено, что вы вместе с Алексеевым неоднократно вели разговоры антисоветского содержания. Вы признаёте это?
Она признала. Но тут же уточнила, что это не более чем обычное старческое ворчание двух стариков, которым скоро на пенсию…
В другой раз следователь заговорил о её муже.
- Когда, где и как вы познакомились с генералом Крюковым?
- В мае 1942-го в составе концертной бригады я выступала во 2-м гвардейском кавалерийском корпусе, которым командовал Крюков. Там мы и познакомились.
На допросах с ней обращались вежливо. Но постепенно вежливость следователей стала сменяться раздражительностью. Время шло, а Русланова ничего существенного не показывала. Она явно не оправдывала тех надежд, которые на неё возлагались.
Ошеломлённая арестом, неволей, известием о том, что и муж тоже арестован, что с ним, как и с другими генералами, в тюрьме обращаются жестоко, что неясна судьба Маргоши, она вначале допустила слабость и наговорила лишнего об Алексееве и Максакове. Потом спохватилась. Поняла, что навредила им. И взяла себя в руки. Осознала, что просто так из этих стен не выбраться, что единственный выход - принять и этот удар судьбы, терпеть, но терпеть, не теряя человеческого достоинства.
Однажды Руслановой сказали, что у неё будет другой следователь. Её привели в незнакомую комнату. Когда вели, из глубины коридора слышались стоны. Стонал мужчина. У неё дрогнуло сердце.
Вошла в открытую дверь. Опрокинутый табурет. Пол залит кровью. У стола стоял министр МГБ. Она его узнала сразу. Встречались. Были знакомы. Он аплодировал ей на концертах. Она обратилась к нему по имени и отчеству и спросила, по какому праву с ней так обращаются.
- Только что здесь был ваш муж, - ответил Абакумов. - Чувствуете запах его любимого табака? - И указал на опрокинутый табурет и пятна крови на полу.
Наступила напряжённая пауза. Наконец Абакумов сказал:
- Подпишите вот этот документ, и через несколько часов вы будете на свободе. Рядом с дочерью.
- Что это? - спросила она.
- Ваши показания.
- Что в них?
- Правда, - улыбнулся Абакумов. - Свидетельские показания о том, что ваш муж, генерал Крюков, и маршал Жуков вели разговоры, порочащие правительство, армию и товарища Сталина.
- Я подобный вздор подписывать не буду.
Больше она не проронила ни слова.
В ту ночь Русланову увели не в камеру, а в карцер, находившийся в подвале. На стенах там висел иней. Верхнюю одежду у неё отобрали.
Дверь за спиной тяжело захлопнулась, звякнул засов. На узницу сразу дохнуло холодом. Иней медленно опадал со стен и потолка, превращался на бетонном полу в мокрые пятна. Похоже, здесь совсем недавно находилась холодильная установка.
Вскоре холод стал невыносимым. Русланову трясло. Она начала кричать. Она звала министра. Звала его по имени и отчеству, как час назад называла во время странного допроса.
И к ней пришли. Не министр, конечно. Пришёл следователь. Прежний. И сказал:
- Зачем вы кричите? Напрасно отказались подписывать. Ещё не поздно подумать и подписать. - Следователь помолчал, сочувственно вздохнул и сказал: - Ну что вы, Лидия Андреевна, упираетесь. Подмахните эту бумагу и дело с концом. В лагере ведь полегче будет… чем здесь…
- Послушайте, - сказала она, дрожа от холода и негодования, - зачем вы меня поместили в эту камеру? Ведь я - певица. У меня от переохлаждения голос пропадёт. Вы же не отрубаете руки рабочим!
Следователь, подумав, приказал вернуть ей одежду и отвести в общую камеру. Она возвращалась в тепло. Это было первой её победой. И не только над собой.
Её дело теперь вёл только майор МГБ Гришаев. Абакумов больше не приходил. И в холодильную камеру её больше не сажали.
- Какие награды вы имеете? - в другой раз спросил Гришаев.
И Русланова сразу поняла: теперь будут пытать по поводу ордена. Значит, ходят вокруг "Георгия Победоносца"…
- Я награждена медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне".
- А разве других наград не имеете?
- Имею. - И тут же исправилась: - Имела. В августе 1945-го я была награждена орденом Отечественной войны первой степени.
Эта история по-прежнему больно ранила душу.
- В августе 1945-го я была награждена этим орденом, однако в 1947-м этот орден, как незаконно выданный, у меня отобрали.
- Кем вы были награждены?
Майор Гришаев загонял её в угол.
- Награждена я была по приказу командующего оккупационными войсками… Приказ есть в деле, можете посмотреть.
- Я посмотрю. Но вы отвечайте на поставленные вопросы.
(Эх, архивы, архивы… На них обычно возлагаются большие надежды. И становится очень горько, когда выясняется, что эти надежды напрасны… Руслановский архив оказался очень сильно подчищен. Отметили это ещё самые первые исследователи, которые занимались биографией не только великой певицы, но и великого полководца. Имя Жукова в следственном деле Руслановой и некоторые другие места тщательно вымараны.)
- За какие заслуги вас наградили?
- Я точно не знаю. Насколько мне помнится, за культурное обслуживание воинских частей и за то, что на мои деньги куплены две батареи миномётов.
Казалось бы: ну что тебе, майор, ещё надо? Под пулями она выступала? Выступала. Жизнью рисковала, когда давала концерт на замаскированном аэродроме, который в это время усиленно разыскивали немецкие самолёты? Рисковала. Две батареи "катюш" - целый дивизион! - на свои кровные построила и в артиллерийский полк передала? Передала. Более тысячи концертов на фронте дала? Дала. Да Русланова со своими музыкантами работала как целый политотдел армии или даже фронта! А сам ты, майор, во время войны где был? В окопах? Или в тылу ловил струсивших и бросивших окопы бедолаг в мокрых штанах и ставил их в оврагах перед пулемётом?..
- В каких взаимоотношениях вы находились с Жуковым? - Майор Гришаев отрабатывал установку Абакумова: вытрясти из певицы всё, что связано с маршалом.
- Мы с Жуковым были хорошими знакомыми. Мой муж Крюков и Георгий Константинович старые сослуживцы: когда Жуков в Белоруссии командовал дивизией, Крюков у него был командиром полка. Как мне рассказывала жена Жукова Александра Диевна, они дружили домами, бывали друг у друга в гостях. Познакомившись с Жуковым и его семьёй, я тоже неоднократно бывала у них на квартире. Один раз Жуков с женой был в гостях у нас.
Майор Гришаев записывал все подробности, связанные с именем Жукова. Направленность его интереса для подследственной вскоре стала совершенно очевидной.
- Теперь, может быть, скажете правду, за что Жуков наградил вас орденом?
А вот здесь, можно предположить, за протоколом остался напряжённый диалог, результатом которого явился следующий ответ Руслановой. Следователь буквально за язык вытянул признание. Что ж, это тоже - профессия.
- Справедливости ради я должна сказать, что если бы не была женой Крюкова и не была лично знакома с Жуковым, то навряд ли меня бы наградили орденом. А получила я его во время празднования годовщины организации корпуса, которым командовал Крюков.
Есть в протоколах допросов и другие откровенные признания, собранные следователем в одну кучу. Явно для предъявления заказчику. Профессия требовала, майор старался. А она конечно же боялась, что её снова отправят в холодильную камеру.
- Когда его понизили в должности и отправили в Одессу, в канун октябрьских праздников я послала ему телеграмму, которую подписала: "Преданная вашей семье Русланова". А в устных беседах говорила, что считаю его великим полководцем, великим человеком и я готова идти за ним хоть в Сибирь…
Она знала цену этим словам, этим своим признаниям. И первые несколько шагов "в Сибирь" уже сделала. Знал бы маршал Жуков, какой верный солдат вырван из его войска. Впрочем, он знал. Конечно, знал. Знал её неуёмный характер, её неосторожность, прямолинейность. Он и сам порой был таким же. Потому и не смог удержаться на вершине пирамиды, когда война закончилась и надо было действовать более осмотрительно и хитро. Но с партийцами разве сравнишься. У них каждый шаг продуман на несколько ходов вперёд. Рядом с ними он выглядел слабым политиком.
- А что за антиправительственный тост произнесли вы на одном из банкетов?
- Это был банкет на даче Жукова. Он принимал самых близких друзей. Посчастливилось там быть и мне. А тост был за тех женщин - жён офицеров, которые прошли с мужьями большой жизненный путь и умели ждать, когда они были на фронте. Потом я сказала, что так как нет орденов, которыми бы награждали за верность и любовь, то я, желая отметить одну из таких жён, Жукову Александру Диевну, хочу наградить её от себя лично. С этими словами я сняла с себя бриллиантовую брошь и вручила её Александре Диевне.