Граф Панин заметил, что отправка в Архипелаг новой эскадры причинит туркам новое беспокойство, и следует надеяться, что зимой турки возобновят мирные переговоры. Екатерина ответила на это: "Мое намерение состоит в том, чтобы, не полагаясь на заключение мира, приняты были сильные меры для достижения этого в будущей кампании. Долгая война приводит народ в уныние, и потому никто так мира не желает, как я. Надобны ли во флот сухопутные войска и сколько? Довольно ли 20 тысяч?" Алексей Орлов ответил, что с двадцатью тысячами он готов идти прямо на Константинополь. Екатерина спросила: "Нельзя ли овладеть Галлиполи. Я бы могла доставить на флот четыре или пять тысяч иностранного войска". З. Г. Чернышев предположил, что от иностранного войска возникнут большие неудобства, а Н. И. Панин заметил, что враждебные державы, узнав об этом, могут выставить препятствия.
"Кроме всех неудобств при употреблении иностранных войск, – сказал А. Орлов, – всякий успех будет им приписан. Для избежания мнения, что мы без англичан ничего сделать не можем, я всегда старался употреблять, сколько можно, своих офицеров". Императрица на это заметила, что при Петре Великом были примеры употребления иностранных войск, и надобно сравнивать неудобства с выгодами.
Екатерина вышла из Совета, ясно выразив свое неудовольствие на ход войны. "Флот, – сказала она, – не делает ничего, а армия едва действует, а неприятель этим пользуется, и все это происходит собственно от нас".
После ухода императрицы Алексей Орлов предложил Совету как можно скорее отправить с Грейгом новую эскадру, разрешив ему бить встречных варварийцев. Совет согласился. Еще Орлов предложил не заключать с турками перемирия, что бы не дать им времени посоветоваться с французами.
О себе Орлов сказал, что видит волю императрицы, чтобы ему продолжать начальствовать над флотом, от чего как усердный сын отечества не уклоняется, но не может отвечать за себя в исправном исполнении возложенного на него дела, потому что подвержен болезненным припадкам.
Тем не менее императрица приказала Алексею Орлову уехать в Архипелаг.
21 октября 1773 г. из Кронштадта вышла 5-я Архипелагская эскадра под командованием контр-адмирала Грейга. В ее составе были 74-пушечный корабль "Св. Великомученик Исидор", три 66-пушечных корабля – "Дмитрий Донской", "Мироносец", "Александр Невский", два 32-пушечных фрегата – "Павел" и "Наталия" и шесть транспортов. Эскадра шла по проторенному пути: Копенгаген – Портсмут – Гибралтар – Ливорно. Грейг, по одному ему ведомым причинам, придя в Ливорно 11 февраля 1774 г., простоял там полгода. В Аузу эскадра прибыла только 6 сентября 1774 г., уже после заключения мира с Турцией.
Как уже говорилось, для вооружения русских эскадр в Средиземном море Екатерина делала большие закупки орудий в Англии. Так, согласно указу от 10 февраля 1772 г., Адмиралтейству было приказано закупить на заводе Каррон в Шотландии чугунные пушки: 36-фунтовых – 123 и 30-фунтовых – 892. Английские купцы Томсон и Петерс обещали все эти пушки доставить в Петербург в течение 1772 г., но оговорили, что пушки будут калибра 32 фунта. Наше Адмиралтейство задумалось: вводить ли новый калибр? Ведь 32-фунтовых пушек у нас отродясь не было. Но померили калибр, и он оказался равным нашим 30-фунтовым пушкам, то есть 6,46 дюйма (164 мм), и согласились. У нас во флоте эти пушки называли 30-фунтовыми карронскими, а позже изготовленные в России по их образцу 30-фунтовые пушки – "длинными обр. 1786 г.".
Глава 15. Кампания 1774 г.
К 1 января 1774 г. в порту Ауза находились корабли "Европа", "Три Святителя", "Победоносец", "Чесма", "Ростислав", "Победа"; фрегаты "Не тронь меня", "Северный Орел", "Африка", "Григорий", "Делос", "Архипелаг", "Помощный", "Запасный"; бомбардирские корабли "Гром", "Молния" и "Страшный". Кроме того, фрегат "Улисс", переоборудованный из захваченного у турок торгового судна, и корабль "Иануарий" находились в капитальном ремонте.
У острова Патмос находились корабль "Три Иерарха", фрегаты "Тино", "Победа" и две полакры. В Ливорно стояли фрегат "Минерва", пинки "Венера" и "Сатурн".
В крейсерстве у Бейрута находились фрегаты "Николай", "Слава", "Надежда", "Святой Павел", "Наксия" и четыре полакры. У острова Леро крейсировал пакетбот "Почталион".
В первой половине 1774 г. русский флот крупных операций не производил, а корсары под Андреевским флагом баловались помаленьку. Документы на сей счет сохранились лишь обрывочные, и оценить ущерб, нанесенный корсарами, невозможно. По сему поводу есть лишь отдельные сообщения:
31 января 1774 г. шебека "Забияка" и галера "Унионе" отправились из Аузы к острову Цериго и захватили там какие-то мелкие суда.
27 февраля адмирал Спиридов, окончательно сдав дела вице-адмиралу Елманову, на корабле "Европа" в сопровождении фрегата "Григорий" и бомбардирского корабля "Страшный" отправился в Ливорно, куда и прибыл 17 марта.
12 марта на крейсерство к острову Имбро вышли фрегаты "Северный Орел", "Африка" и "Тино".
31 мая 1774 г. шебека "Забияка" имела бой с "корсарским судном" у берегов Кипра. После перестрелки противники разошлись в разные стороны. На "Забияке" убит один человек и ранено трое. Поскольку в документе не указана национальность "корсарского судна" (если бы это были турки, то уж написали бы обязательно), то это был конкурент-грек, оспаривавший у "Забияки" "зону влияния".
В ночь на 30 мая 1774 г. лейтенант Марк Войнович на фрегате "Слава" в сопровождении двух шебек и двух полугалер вошел в Хиосский пролив и высадил на азиатском берегу 130 греков-ипсариотов (уроженцев острова Псаро) под командованием капитана Варнача. Ипсариоты убили свыше 50 турок и захватили 4 пушки. Две медные и одну чугунную пушки греки доставили на борт фрегата, а одну большую чугунную пушку заклепали и сбросили в море. Затем отряд Войновича отправился крейсировать в Митиллинский пролив.
Несколько слов стоит сказать и о капитане Варначе. На самом деле его имя было Варвакис. Он был уроженцем острова Псаро и еще до войны промышлял пиратством, за что греки называли его капитаном. В 1770 г. Варвакис вместе со своей 20-пушечной полакрой присоединился к эскадре Алексея Орлова. Екатерина присвоила ему звание поручика, но все по-прежнему звали Варвакиса капитаном. После окончания войны Варвакис продолжал пиратствовать в Эгейском море. Туркам каким-то образом удалось его схватить и заключить в Семибашенный замок. Капитана ждала казнь, но его выручил русский посол в Стамбуле. Судно же Варвакиса прошло Проливы и прибыло в Еникале вместе с греками, желавшими переселиться в Россию.
По прибытии в Россию Варвакис был принят императрицей, от которой он получил тысячу червонцев и право беспошлинной торговли на 10 лет.
Но все это будет позже. А пока 13 июня 1774 г. лейтенант Панаиоти Алексиано на фрегате "Св. Павел" вместе с двумя полугалерами – "Зижига" и "Лев" – отправился на крейсерство к Дарданеллам. 26 июня Алексиано высадил 160 корсаров на небольшой остров Карыбада (Мекасти), находящийся в заливе Декария у румелийского берега. Навстречу корсарам выбежала толпа турок с одной пушкой. Но греки их рассеяли и захватили пушку.
Затем корсары осадили небольшую каменную крепость с пятью башнями. После небольшой перестрелки ее гарнизон капитулировал с условием, что туркам разрешать без оружия на лодках переправиться на румелийский берег. Корсары выполнили свои обещания, и начальник крепости Сардар Мустафа ага Каксарли с пятьюдесятью турками отправился к европейскому берегу. Греки перегрузили на "Св. Павел" взятые в крепости 15 пушек калибра от 3 до 14 фунтов, 4200 ядер, 40 бочек с порохом и иные припасы. На берегу корсары сожгли 4 фелуки, а в крепости – все дома обывателей, и на том отбыли восвояси.
На фоне неудач русского флота на Станчо и в других местах это был как-никак успех, и адмирал Елманов всем 257 корсарам, составлявшим команды "Св. Павла" и полугалер, приказал выдать по одному червонцу.
В июне 1774 г. отряд Марка Войновича подошел к острову Эмброу, где получил "контрибуцию" скотом, а сверх того – хлеба на 4000 пиастров. Затем Войнович взял на острове Самодраки (Самотраки) 50 быков и 200 баранов.
Одновременно отряд капитан-лейтенанта Псасора на островах Шкат-Скапель и Полидром собрал "контрибуцию" хлебом и дровяным летом для флота.
6 июля к острову Тассо за корабельным лесом прибыли корабль "Саратов", фрегат "Улисс", пинки "Венера" и "Сатурн", полака "Св. Екатерина" и ландра "Донец". Понятно, что столь внушительная эскадра нужна была не для борьбы с противником – благо, на острове не было турок, и выход турецкого флота из Дарданелл не ожидался. Просто заготовка леса шла "хозяйственным способом", и нужны были матросы для использования в качестве рабочей силы.
25 июля к русской эскадре Елманова, стоявшей у острова Тассо, подошла турецкая полугалера с белым флагом. На ней прибыл майор Белич (серб на русской службе) с письмом от фельдмаршала Румянцева, в котором говорилось, что 10 июля был заключен мир с турками. Кампания в Архипелаге закончилась.
Кючук-Кайнарджийский мир был следствием истощения сил обеих сторон. Хотя, разумеется, положение воюющих сторон было неравным. Передовые русские отряды были в 250 км от Константинополя. Ресурсы Оттоманской империи были истощены, а в России, как справедливо писала Екатерина, были области, где и не слышали о войне. Но и у России к лету 1774 г. были большие проблемы. Польские дела не были окончательно урегулированы, и никто не представлял, сколько сил и средств потребуют они от России. А главное, в России свирепствовала пугачевщина. Советские историки в восстании Пугачева акцентировали упор на классовой борьбе крестьянства и помещиков. Это, безусловно, правильно. Но нельзя сбрасывать со счетов и то, что, честно говоря, в России не было законной власти. Де-факто матушка Екатерина сделала для России не меньше, чем Петр Великий, и при этом обошлась без свирепого террора Петра. Но де-юре на престоле сидела немецкая принцесса, убившая своего мужа – законного русского императора Петра III. Это не могло не сказываться на поведении всех сословий русского общества – дворян, купцов, духовенства и крестьян. Недаром почти везде духовенство встречало Пугачева колокольным звоном. Дворянство, по понятным причинам, неохотно шло к Пугачеву, но зато с 1762 по 1774 г. было несколько дворянских заговоров с целью свержения Екатерины. Другой вопрос, что императрица подавляла их без казней (за исключением Мировича). Она тихо отправляла заговорщиков кого на Камчатку, кого в фамильную деревню, а кому затыкала рот деньгами и поместьями. Итак, у Екатерины было не меньше оснований мириться, чем у Абдул-Хамида.
Кайнарджийский договор включал в себя двадцать восемь открытых и две секретные статьи (артикула).
Крымское ханство становилось полностью политически независимым. В артикуле 3 говорилось: "Все татарские народы: крымские, буджатские, кубанские, едисанцы, жамбуйлуки и едичкулы без изъятия от обеих империй имеют быть признаны вольными и совершенно независимыми от всякой посторонней власти, но пребывающими под самодержавной властью собственного их хана чингисского поколения, всем татарским обществом избранного и возведенного, который да управляет ими по древним их законам и обычаям, не отдавая отчета ни в чем никакой посторонней державе, и для того ни российский двор, ни Оттоманская Порта не имеют вступаться как в избрание и в возведение помянутого хана, так и в домашние, политические, гражданские и внутренние их дела ни под каким видом".
Однако турецкий султан оставался духовным главой крымских татар.
К России отошли ключевые крепости Керчь, Еникале, Кинбурн и Азов. Россия получила всю территорию между Бугом и Днепром, Большую и Малую Кабарду. В договор было включено условие, в силу которого Россия приобрела "право заступничества за христиан в Молдавии и Валахии". Султан признал императорскую (падишахскую) титулатуру русских царей.
В секретный протокол был включен пункт о выплате Турцией России контрибуции в 4,5 миллиона рублей. Этот пункт носил скорее престижный характер, а контрибуция была символической. Только за один 1771 год Россия потратила на войну 25 миллионов рублей. Между прочим, в 1773 г. Обресков требовал у турок контрибуцию в 40 миллионов рублей.
Понятно, что наиболее важным моментом во взаимоотношениях с Турцией была свобода торгового мореплавания и возможность держать военные суда в Черном и Средиземном морях.
В 11-й статье трактата о мире было записано: "Для выгодности и пользы обеих империй имеет быть вольное и беспрепятственное плавание купеческим кораблям, принадлежащим двум контрактующим державам, во всех морях, их земли омывающих, и Блистательная Порта позволяет таковым точно купеческим российским кораблям, каковы другие государства в торгах в ее гаванях и везде употребляют, свободный проход из Черного моря в Белое, а из Белого в Черное, так, как и приставать ко всем гаваням и пристаням на берегах морей и в проездах, или каналах, оные моря соединяющих, находящимся".
Русские купцы Англии и Франции, "в наибольшей дружбе с нею пребывающие": "привозить и отвозить всякие товары и приставать ко всем пристаням и гаваням как на Черном, так и на других морях лежащим, включительно и Константинопольские".
В договоре не было ни слова о праве России держать военный флот на Черном море. Но не было и запрета строить военные корабли. Вместе с тем текст договора давал определенные основания строить и держать их, хотя бы для конвоирования купеческих судов. Договор распространял на Россию права Франции и Англии, "и капитуляции [соглашения] сих двух наций и прочих, яко бы слово до влова здесь внесены были, должны служить во всем и для всего правилом, равно как для коммерции, так и для купцов Российских…"
Между тем эти "капитуляции" предусматривали легкое артиллерийское вооружение самих купеческих кораблей (4–6 пушек) и конвой военных судов среднего класса.
Этот пункт договора юридически давал право русским военным судам свободно плавать по всему Средиземному морю, и плавать куда угодно, хоть к Константинополю, так как суда Англии и Франции имели такое право. Однако русские военные суда не могли пройти южным, Дарданелльским проливом и пристать у Константинополя.
Ряд отечественных историков, в том числе В. Шеремет, трактуют Кайнарджийский договор как "самый обширный и детализированный из всех русско-турецких договоров", и т. п.
Автор же склонен считать этот договор наспех состряпанным перемирием. Договор не только не решал ни один вопрос. Состояние отношений между Турцией и Россией оставались метастабильными, то есть любая мелочь могла вызвать лавину взаимных претензий и, соответственно, войну.
Выполнение многих артикулов договора было нереальным. России не запрещалось иметь флот, но ему негде было базироваться (мы уже говорили о невозможности базирования больших кораблей в Азове и Таганроге).
Строгое и точное выполнение обеими сторонами артикула 3 по Крыму неизбежно вызвало бы возвращение Крыма под влияние Порты, то есть – к довоенной ситуации.
Заключение Кючук-Кайдарджийского мира принесло не облегчение, а тревогу и беспокойство русскому флоту в Архипелаге – всем, от вице-адмирала Елманова до простых матросов.
Подписавший договор фельдмаршал Румянцев хотя и считался великим полководцем, ни уха, ни рыла не смыслил в морских делах и согласился с турецким требованием, чтобы русский флот ушел из Архипелага в течение трех месяцев.
Начнем с того, что не менее 40 % русских судов нуждались в ремонте. Ведь турки не разрешили русскому флоту идти на родину самым коротким путем – через Проливы в черноморские порты. По условиям мирного договора все военные суда должны были идти обратно на Балтику вокруг Европы. А такое плавание не сравнить с крейсерством в Эгейском море в 200–300 км от главной базы. Большинство судов подлежало ремонту, а многие вообще не могли идти.
Но это полбеды. Главное – надо было эвакуировать целую "губернию" с администрацией, Адмиралтейством, госпиталями и другими казенными учреждениями, сухопутные войска и т. д. Жители более двадцати греческих островов приняли русское подданство, на стороне России воевали многие тысячи греков, албанцев, славонцев и других народов. Как быть с ними? Мы помним, что в первые два-три года войны Екатерина ставила перед дипломатами цель: добиться на мирных переговорах закрепления "губернии" за Россией. И это греки хорошо знали. А вот теперь их предали.
Русские власти попытались исправить ситуацию с союзниками различными полумерами. Во-первых, предоставили возможность желающим переселиться в Россию. Во-вторых, в статьях Кючук-Кайнарджийского мира содержалось обязательство султана не мстить союзникам русских из числа османских подданных.
По Кючук-Кайнарджийскому миру Россия получила право учреждения консульств в Османской империи. Почти все консульства были учреждены в южной части Балкан, в городах и на островах Греции: в Салониках, Патрах (Пелопоннес), Арте (Эпир), на Негропонте (Эвбее), Хиосе, Родосе, Крите, Миконосе, Самосе, Санторине, а также в Смирне (Измире), на азиатском берегу Эгейского моря и на Кипре. Консульства были учреждены и на находившихся под венецианским господством островах – Корфу, Закинфе и Кефаллинии. Замечу, что больше Россия никогда не имела столь обширной консульской сети в Греции, как в Екатерининскую эпоху.
Консульства должны были следить за выполнением турками своих обязательств и по мере возможности защищать греков. Об этом свидетельствует греческий писатель Адамантиос Корис, живший во Франции и вовсе не принадлежавший к числу поклонников Екатерины II. В 1803 г. он писал: "Русские консулы по славному для России мирному трактату, к которому императрица успела принудить турок, приобретши право на некоторое во всех странах Турции диктаторское самовластие, часто исторгали греков из мстительных рук правительства, представляя будто они вступили в подданство или служили под начальством русских".
В Россию греки, славонцы и албанцы ехали тремя путями: морским вокруг Европы в Петербург, сухопутным через Австрию и морским через Константинополь.
17 октября 1774 г. из порта Ауза на Балтику отправилась 1-я дивизия Архипелагского флота в составе кораблей "Св. Великомученик Исидор", "Александр Невский", "Дмитрий Донской", "Мироносец" и фрегата "Св. Павел". Командовал эскадрой контрадмирал С. К. Грейг. "Св. Павел" более чем на год встал на ремонт в Ливорно, а остальные корабли пошли домой. К их плаванию мы вернемся позже.