Утром меня вместе с другими командирами радиовзводов вызвали на командный пункт. Нам объяснили, что минувшей ночью наши войска не открывали ответного огня, чтобы враг не мог определить, каким оружием мы располагаем. Так как офицеры были не в курсе, каким оружием располагает неприятель на противоположном берегу Днепра, не знали и численности противника, словом, ровным счетом ничего, Кюндер предложил отправить радистов в разведку. Мы должны были на резиновых лодках переправиться через реку, проникнуть на вражескую территорию, собрать там все необходимые сведения, после чего передать их в вышестоящий штаб. Офицеры ваффен-СС соответствующим образом обработают поступившие сведения, на основе полученных данных спланируют операцию, затем переправятся через Днепр и встретятся с нами уже в ходе атаки русских.
По-видимому, у меня, когда я вернулся к взводу, испуг был написан на лице, потому что Крендл, не успел я и рта раскрыть, стал расспрашивать меня.
- Что на сей раз понадобилось им от нас? - поинтересовался он.
Я изложил план командования. Все посчитали эту затею чистейшим безумием, самоубийственной авантюрой. Нам предстояло отправиться на 15-16 километров севернее, там ночью преодолеть водную преграду. Все, за исключением Брюкнера, высмеяли план.
Поздно ночью на "Опель Блице" с прищуренными фарами нас доставили в условленное место. Ваффен-СС были заинтересованы в скрытности нашей акции. Мы, погрузив снаряжение, уселись в резиновые лодки, а "Опель Блиц" поспешил убраться с берега еще до того, как мы отчалим. Едва мы добрались до середины реки, как нас подхватило течение, пришлось приложить немалые усилия, чтобы нас не отнесло слишком далеко в сторону. Мы, шепотом проклиная и русских, и Сталина, и все на свете, с грехом пополам причалили к противоположному берегу, "но, по моим расчетам, километрах в 2-3 от намеченного места. Впрочем, наши офицеры наверняка предусмотрели и это, мы же на снос течением не рассчитывали и пребывали в полной уверенности, что нам еще предстоит добираться к нужному участку берега, и даже заспорили, в каком направлении двигаться - на юг или же на север?
Было непривычно и страшно оказаться на территории, занятой русскими. Руки у меня тряслись, а в животе неприятно урчало. Небо было затянуто плотной пеленой облаков, изредка приоткрывавших ненадолго луну. Советские солдаты вполне могли узнать о нашем прибытии и подкарауливать где-нибудь поблизости. Чтобы свериться с компасом, Лёфладу пришлось набросить на себя одеяло, а потом подсвечивать себе спичкой. Пройдя чуть больше 2 километров вдоль берега на восток, мы миновали линии обороны русских. Потом повернули на юг, то есть полезли прямо в пасть льву. Мы знали, русские где-то поблизости. И мы обязаны были обнаружить их. В душе я был готов просто сесть там, где стоял, переждать какое-то время, а потом представить Кюндеру неверные разведданные. И не сомневался, что мои товарищи думали примерно то же. Но мы, разумеется, не могли пойти на это, зная, что, невзирая ни на что, все же выполним поставленную нам задачу. Сам не пойму, как мы решились пойти к линиям обороны русских, осознавая смертельную опасность.
Мы прошли 3-4 километра к югу, как вдруг Брюкнер поднял руку вверх, и мы замерли на месте как вкопанные.
- Чувствуете запах? - прошептал он. Принюхавшись, мы ровным счетом ничего не почувствовали.
- Полевая кухня где-то неподалеку, - пояснил он.
В свете луны я взглянул на Крендла. Тот, насмешливо постучав по носу, молча указал на Брюкнера, явно потешаясь над ним. Лихтель согласился, да, мол, на самом деле пахнет жратвой. Тут ветер изменил направление, подув в нашу сторону, и мы явственно ощутили запах чуть подгорелой каши. Все верно, до русских было рукой подать.
- Что-то костров не видать, - пробурчал Эрнст. Лёфлад с Крендлом со знанием дела утверждали, что русские, дескать, обычно разводят костры в ямах.
Мы улеглись в высокую степную траву; я, дождавшись, когда из-за облаков покажется луна, стал в бинокль всматриваться в темноту. Тем же самым занимался и Брюкнер. Впрочем, было не так уж и темно. Прохладный ночной ветер доносил откуда-то запах полевых цветов. Вдалеке мы различили силуэты русских солдат, их было человек 10-15. Рядом возвышалось темное пятно правильной формы - наверняка грузовик или тягач, чуть правее - направленные на наш берег стволы нескольких артиллерийских орудий. Я тут же доложил о них по рации Кюндеру, и тот стал наносить данные на карту.
- Теперь подберитесь к ним с другой стороны и разузнайте обстановку там, - приказал он.
- Чего он хочет? - полюбопытствовал Лёфлад.
- Ты не поверишь, - ответил я, - но Кюндер хочет, чтобы мы обошли позиции русских и доложили, как обстоят дела на их участке южнее.
- Черт бы побрал этого Кюндера, - выругался Крендл.
Если бы не русские, расположившиеся в считаных метрах от нас, Брюкнер наверняка всадил бы пулю в Крендла за подобные отзывы о начальстве. Во всяком случае, именно это было написано на его физиономии. И дело было не в том, что Брюкнер питал любовь к Кюндеру, а в том, что он был рьяным исполнителем приказов начальства, неукоснительно соблюдая порядки СС.
А приказ между тем попахивал верной гибелью. Неужели мы должны были совать голову в петлю только потому, что сидевший в безопасности некий тип на том берегу отдал нам идиотский приказ? Грослер, Детвайлер, Брустман, брат Хайзера, офицер, позволивший нам поспать в кузове грузовика тогда, во время следования колонны по рокадному шоссе, врач санитарной роты СС - можно было перечислять погибших и дальше... Скольким еще моим товарищам суждено погибнуть на моих глазах? Причем по моей вине, потому что я, следуя идиотским приказам начальства, потащу их в самое пекло? Интересно, понимал ли Кюндер, что такое война? По-видимому, нет, если за некое мерило понимания принять действия герра генерала на Западном фронте. Обладал ли я необходимыми знаниями в этой области? Все, или почти все, полученные мною до сих пор приказы шли вразрез с тем, чему меня натаскивали в учебке. Я думал, если это и есть истинная война, то, выходит, суть ее в том, чтобы заставлять неопытных солдат совершить то, что по плечу опытным. А уже после, основываясь на том, сколько погибнет, а сколько выживет, разрабатывать настоящие, продуманные планы. Ведь мы хоть и солдаты, но все же люди. Живые существа. А не подопытные крысы или мыши, которых в лабораториях пускают блуждать по лабиринту в поисках выхода из него. Наверняка Кюндер увешан наградами именно потому, что плевал с высокой башни на то, чем обернутся его приказы для подчиненных.
Но в тот момент все мои размышления и рассуждения были, как говорится, в пользу бедных. Либо калека, либо мертвец - вот главное предназначение солдата. Я от души надеялся, что Кюндер потом вставит в похоронку нашим родителям слова вроде "чести" и "исполнительности". Как не сомневался и в том, что он тут же позабудет о нас, едва наши тела присыплют землей. А мне хотелось, чтобы люди знали, что мы были настоящими солдатами.
Осторожно обойдя позиции русских, мы прошли метров 30 к югу и наткнулись на крупные силы русских. Их солдаты и не пытались вести себя скрытно, наверняка их присутствие вполне можно было обнаружить и с нашего берега. Связавшись с Кюндером, я доложил ему, что нами обнаружено от 20 до 25 артиллерийских орудий, а также большое количество грузовиков и полугрузовиков. Из-за темноты не представилось возможным определить число солдат противника.
И снова Брюкнер проявил себя, первым застив нечто необычное.
- Что это за звук? - шепотом осведомился он.
Мы услышали гул, так работает мощный двигатель, и одновременно лязг металлических колес. Скорее всего, где-то неподалеку передвигался, полугусеничный тягач. Требовательно запищал "Петрике".
- Танки, - доложил я.
Это были, несомненно, танки противника, потому что именно такие звуки издавали незабываемый Железный Конь герра генерала и тяжелые "тигры IV".
Облака снова закрыли луну, теперь был слышен лишь гул приближавшихся с востока танков. Гул становился громче, а когда луна вновь показалась из-за облаков, я увидел, как прямо на нас надвигаются темные силуэты "Т-34". Из соображений скрытности техника передвигалась без огней, и уже минуту спустя танки один за другим прошли метрах в пяти от нас. В нос нам ударил тяжелый смрад выхлопных газов.
- Бог ты мой! - в ужасе прошептал Эрнст. - Пехота!
Я тут же предосторожности ради вырубил свой "Петрике", и тут же где-то совсем рядом тяжело затопотали русские сапоги, веско звякнули пулеметные ленты. За колонной пехотинцев двигались грузовики и тягачи. Просто чудо, что мы тогда не угодили под их колеса. Враг занимал позиции вдоль берега реки, танки "Т-34" тоже перебрасывались к месту сосредоточения для обороны.
Глядя на проезжавшие мимо русские танки, я невольно задал себе вопрос: интересно, а их рации в этот момент не попискивают так же, как сейчас мой "Петрике"? По причине интерференции волн? Я быстро объяснил товарищам, что дальше здесь оставаться небезопасно, и мы решили отходить на север. Добравшись до более-менее безопасного места, я вновь связался с Кюндером и сообщил ему о передвижениях советских войск.
По-видимому, он уже получил аналогичные донесения от других радиовзводов, потому что едва я успел объявить "конец связи", как на противоположном берегу заговорили наши орудия. Однако наши артиллеристы особой точностью не грешили, посему множество снарядов с перелетом уходили вдаль над головами русских. Я тут же вновь вышел в эфир для передачи уточненных координат, благо оттуда, где мы находились, видимость была отличной. Несколько минут спустя артиллеристы скорректировали данные и стали бить точнее.
Вокруг замелькали сполохи прожекторов. Уж больно оперативно отреагировали наши артиллеристы, поэтому русские заподозрили неладное. Мол, на их берегу явно торчит вражеский корректировщик огня. И тут в кратких паузах между разрывами снарядов послышался лай собак. В неверном свете вспышек разрывов Лёфлад пытался взглянуть на компас.
- Берег реки к северо-востоку от нас, - пояснил я. - Чтобы выйти к реке, надо идти на север. Если случайно разойдемся, все равно придерживаться этого направления. Место сбора примерно в двух километрах севернее на берегу Днепра.
- Вы идите, а я останусь и задержу их, - заявил Брюкнер, передернув затвор МР-40.
Явно было не время для героических поступков.
- Нам надо сматываться отсюда, причем бегом, если мы не хотим угодить к ним в лапы, - жестко заявил я.
- Так, бегите, за чем же дело стало, - упорствовал Брюкнер.
Вдруг я вспомнил о том, что все же выше его по званию.
- Мы отходим! Все! Это приказ! В моем голосе звучал металл.
Брюкнер тут же подчинился - субординацию этот боец соблюдал свято.
Пробежав с полкилометра, мы в буквальном смысле едва не натолкнулись на русский патруль. Русские заметили Нас, мы их, но они явно не поняли, кто это, свои или немцы. Мы открыли по ним огонь наугад, они немедленно стали палить в ответ, а потом, перекликаясь, стали отходить к югу. Брюкнер первым поднялся и мгновенно изучил обстановку.
- Все, - доложил он, - они убрались.
- Черт возьми! - воскликнул Крендл.
Оказалось, ранен Эрнст. Он, тяжело дыша, лежал навзничь, раскинув ноги и руки. Ему в грудь угодили две пули.
- Надо срочно выбираться отсюда, - предупредил Лихтель. - Потом его заберем.
Услышав слова Лихтеля, Эрнст выпучил глаза. Брюкнер, подойдя к Эрнсту, подхватил его и перебросил через плечо, словно мешок зерна.
- Заберите его оружие и гранаты, - коротко бросил он остальным.
Мы подняли с земли автомат и несколько гранат и поспешили дальше, не дожидаясь, когда русские вернутся с подкреплением.
Когда мы подходили к берегу, над водами Днепра шла ожесточенная перестрелка. Вспышки выстрелов отражались в воде. Брюкнер, положив Эрнста на землю, стоял рядом, разминая натруженные мышцы.
- Надо уходить отсюда, - повторил Крендл.
Я посмотрел на Эрнста и Брюкнера. Наш раненый товарищ еще был жив, но Брюкнер вымотался и уже не мог его нести дальше. Лёфлад и Лихтель были навьючены своим и чужим снаряжением и гранатами, так что нести Эрнста не могли. Я тоже не мог.
- Нет, - ответил я. - Мы здесь окопаемся. И встретим неприятеля, если потребуется.
- Отойдите дальше... вниз по реке, - прохрипел Эрнст. - Со мной так и так кончено. Хоть взвод поберегите.
Лёфлад с Лихтелем были готовы идти дальше. А у меня ноги гудели от ходьбы, а голова от Кюндера, от СС, от русских; мне осточертело топать и топать без конца неизвестно куда, выслушивать идиотские приказы, постоянно чего-то бояться.
- Нет, - повторил я, - именно здесь мы окопаемся.
- Подумай о взводе, - предостерег меня Крендл.
В его словах была своя логика, но мое решение зависело не только от меня. Оно зависело и от того, что один из моих товарищей был ранен. Идти он не мог, нести его дальше также не было возможности, но бросить его здесь я просто не мог, даже если бы такой приказ исходил от самого Гитлера. Мой товарищ получил эти две пули в грудь из-за кретинизма нашего командира, и нам всем в очередной раз пришлось расхлебывать кашу, которую заварил Кюндер. Вот поэтому я и решил не бросать нашего товарища. Вот поэтому нам сейчас предстояло окопаться и встретить противника огнем. Выхода было всего два - либо мы побеждаем, либо побеждают нас. Третьего не дано. Впервые за все время войны меня эта мысль не пугала.
Мы оттащили Эрнста в сторону и уложили его там, где трава была повыше. Дышал он с трудом, но был жив. Мы впятером, отойдя метров на 10 к югу, расположились в ряд вдоль берега реки спиной к ней. Крендл и Брюкнер - по правую сторону от меня, Лихтель с Лёфладом - по левую. Наметив линию огня и участки для каждого, мы приготовились к отражению атаки русских.
Справа от меня послышались выстрелы, однако я не видел, по кому Крендл с Брюкнером ведут огонь. Что-то с шумом упало в воду, и тут же раздался крик:
- Граната!
Мы тут же вжались в илистую прибрежную грязь, и в следующую секунду нас окатило водой. Еще одна граната шлепнулась на берег слева от меня, Лихтель, на четвереньках бросившись к ней, успел схватить и отбросить ее в воду. Брюкнер вел огонь вдоль берега, а мы с Лёфладом стреляли в противоположном, северном направлении, щедро поливая пулями верх обрывистой части берега. У меня уже кончались патроны, а когда кто-то выкрикнул: "Нас обходят сзади!"; тут уж я готов был молиться. Взглянув через плечо, я увидел на поверхности воды множество резиновых лодок. Наши солдаты вели огонь по обрывистому берегу, обороняемому нами. Я испугался, как бы спешившие нам на подмогу не перебили нас самих. Вот было бы здорово - погибнуть от пуль своих же!
Брюкнер, подняв автомат, завопил, пытаясь перекричать грохот стрельбы:
- Свои! Свои! Мы - саперы!
Мы с Крендлом недоуменно переглянулись - к чему демаскировать себя перед русскими? Понятно, что русские и так понимали, где мы, но все-таки Брюкнеру не следовало высовываться.
Интенсивность огня с лодок была такова, что русские, сообразив, с кем имеют дело, поспешили отойти с берега. Лодки причалили, мы сразу же бросились к своим спасителям и поделились с ними полученными сведениями. Нам сообщили, что Кюндеру удалось прорвать линию обороны русских с другой стороны от железнодорожного моста, так что наши танки и пехота сумели перерезать путь сообщения. Раненого Эрнста срочно перевязали, после чего уложили в резиновую лодку и переправили на другой берег.
Теперь нас было человек пятьдесят, сил было достаточно, чтобы атаковать позиции остававшихся на берегу русских. Вскоре мы уже прорвали их оборону. Из-за нехватки людей мы не могли заниматься захваченными орудиями, поэтому с помощью ручных гранат вывели их из строя. Человек 7-8 русских, подняв вверх оружие, сдались нам. Несколько наших попытались к ним приблизиться, чтобы допросить, но те, внезапно опустив оружие, открыли по ним огонь. После этого нам было уже не до великодушия к противнику - продвигаясь по захваченным позициям, мы стреляли всех подряд, кто пытался сдаться.
К рассвету мы добрались до железнодорожного моста и окруженного танками и артиллерийскими орудиями места, где расположился командный пункт Кюндера. Сражение за Днепр завершалось. Русские танки и грузовики пылали, степь усеивали тела погибших. Выяснилось, что русские заминировали мост, но действовали явно наспех, и мы вовремя заметили угрозу.
Унтерштурмфюрер Дитц с озабоченным видом расхаживал в нескольких метрах от Кюндера. Последний, увидев меня, тут же приказал подойти:
- Соберите свой взвод, - приказал он. - Я сейчас ознакомлю вас с приказом.
- У меня во взводе потери. Один человек, - доложил я. Кюндер укоризненно покачал головой, словно упрекая
меня.
- Значит, еще одного угробили, так? - спросил он. Клянусь, не будь он офицером, я тут же врезал бы ему
по физиономии за эти слова.
- Эрнст ранен, - пояснил я.
Слова Кюндера больно задели меня, я даже не знаю, как я тогда умудрился сохранить хладнокровие.
- Нет времени искать вам людей, - ответил на это Кюндер. - Забирайте оставшихся и отправляйтесь вот сюда.
Кюндер ткнул пальцем в карту.
- Здесь совершил вынужденную посадку наш истребитель, и летчика необходимо вывести оттуда. Штурмовые группы В и С останутся здесь еще на 48 часов. Если вы к тому времени не успеете, тогда идите вдоль полотна на юг. Мы направимся туда.
Я передал приказ Кюндера своим, ожидая обычных в таких случаях иронических комментариев, но все вымотались настолько, что промолчали. Пополнив боекомплект и запасы воды во фляжках, мы направились на северо-восток. Вид у нас был, как у ходячих трупов.
Глава 12. Спасение летчика
Лёфлад вдруг рассмеялся.
- И весь этот переполох только из-за этого летчика? Разумеется, смысла не было ради одного гнать пятерых.
- Он, скорее всего, помрет, пока мы до него доберемся, - предположил Крендл.
Я готов был поверить ему - ведь самолет сел на занятой противником территории.
- Почему бы им не отправить туда десантников? - спросил Лихтель.
Его замечание показалось мне куда более рациональным, чем рассуждения Крендла.
- А для чего, в таком случае, передовой отряд саперов? - резонно спросил Лёфлад.
Кто-то ответил, что, вероятно, для того, чтобы беззаботно плескаться в Днепре да набивать брюхо сосисками.
Брюкнер, казалось, не слышал перебранки и молчал. Я слышал, но тоже молчал. Не пристало командиру группы критиковать приказ начальника в присутствии подчиненных, даже если он с ним не согласен. А я был категорически не согласен - не стоило гнать во вражеский тыл пятерых ради спасения одного-единственного человека, только потому, что он не смог дотянуть до своих.
К полудню мы устали так, что еле волочили ноги. Каждый шаг отдавался болью во всем теле - натруженные за сутки мышцы отказывались повиноваться. Хотелось броситься в траву и провалиться в сон, пусть даже на территории, занятой противником. Наплевать. Главное, поспать. Но мысль о том, что в нашем распоряжении ровно 4? часов, гнала нас вперед. Нам совершенно не хотелось отставать от своих.
- А почему бы не вздремнуть? - подал идею Лихтель. - А вернуться утром? Скажем Кюндеру, что, мол, так и так, пришлось долго искать летчика.
Этот вариант был изначально неприемлемым.