Надо сказать, этот офицер ваффен-СС проявил ангельское терпение. Он направил меня в службу снабжения, там мне вручили несколько бланков, которые необходимо было заполнить и отдать на подпись герру генералу. Я мигом вернулся к командующему, Роммель подмахнул документы, ни на секунду не прервав разговора с фон Рунштедтом, и я снова помчался в службу снабжения.
Вместе с радиостанцией мне была передана целая кипа инструкций по эксплуатации. Передвижная радиостанция официально называлась "Kommunikationsanhanger" ("прицеп связи"), или сокращенно КА. Она представляла собой выкрашенную в серый цвет металлическую коробку габаритами 4 метра в длину, 2 с половиной в ширину и 2,1 м высотой. Окошек не было, зато в стенах по обеим сторонам имелись вентиляционные щели. Небольшой электрогенератор обеспечивал установку питанием, а персонал - освещением. Ниже имперского креста красовался номер - 338. Отныне моим позывным стал "SS КА 338", и все части и подразделения наших вооруженных сил в Бельгии и Франции будут обращаться ко мне именно так. Разумеется, за исключением герра генерала, заявившего, что новый позывной "уж больно длинноват". Поэтому он оставлял за собой право пользования прежним моим позывным, а именно: Светлячок-1. В тех же случаях, если я не отзывался сразу, позывной менялся на Дурачок. Тут уж я непременно отзовусь, рассчитывал герр генерал и не ошибся.
Крендла произвели в водители "Опель Блица", таскавшего наш прицеп. Я протянул провод связи между кабиной Крендла и прицепом. Мы с Фрицем поздравили друг друга по поводу столь солидного улучшения условий работы. Куда безопаснее, чем носиться на мотоцикле.
Внутри прицепа по стенам были развешаны карты. Мне предстояло двигаться сразу же за головными частями, непрерывно поддерживая связь с танкистами. Имелась возможность одновременно связываться с танкистами, с люфтваффе, артиллерийскими частями, пехотинцами, мотопехотинцами и вообще со всеми действовавшими по соседству частями и подразделениями. Теперь генеральские корректировщики смогут тут же докладывать о результатах наблюдений и запрашивать все необходимые сведения. Радиокомплекс позволял вести радиообмен сразу с несколькими объектами и руководить операциями непосредственно из прицепа. Надумает герр генерал распорядиться о проведении, к примеру, артподготовки - пожалуйте, вам связь!
Крендл на новеньком "Опель Блице" вмиг доставил меня к командующему. Фон Рунштедт успел отбыть, а герр генерал с весьма решительным видом постукивал пальцем по карте.
- Передай общий сбор войск, - проговорил он. - Мы идем на запад, на Филипвиль.
Я не мог понять, отчего герр генерал вдруг решил изменить направление главного удара с южного на западное. Вместо наступления на Нёфшато, как было запланировано, мы теперь поворачивали на запад, чтобы начать продвижение вдоль границы с Францией. После того как мы выступили, я сменил открытые частоты, чтобы пройтись по неприятельским. По-фламандски я понимал не так уж чтобы очень, но фразу "Franse lichte bommenwerpers" я все же понял. Речь шла о французских легких бомбардировщиках.
Я тут же передал это герру генералу, и он распорядился связаться с командующим силами люфтваффе в Маастрихте. Оттуда меня проинформировали о бельгийском аэродроме в Динане, городке юго-западнее направления нашего главного удара на Филипвиль. Пройдясь по частотам люфтваффе, я попытался прощупать радиообмен противника. И нашел кое-что любопытное: пилот говорил по-фламандски. Следовательно, бельгийские летчики пилотировали французские истребители. Я немедленно доложил их координаты, которые понял из радиообмена, Роммелю. Однако поднять в воздух наши самолеты в Маастрихте не представлялось возможным, и герр генерал приказал поднять в небо орудия спецбронемашин и полугусеничных вездеходов. Также были переданы указания пехотинцам о том, чтобы все имевшиеся в распоряжении пулеметы MG-34 и MG-38 срочно погрузить на безбортовые кузова "Опель Блицев" и следить за воздушной обстановкой. Герр генерал намеренно рассредоточил все огневые средства противовоздушной обороны с тем, чтобы минимизировать потери, и мы на обычной скорости направились на Филипвиль.
В наушниках раздался взволнованный голос Крендла.
- Кагер! Кагер! Ты видел? Нет, ты должен это видеть!
- Что я там должен видеть? - недоумевал я.
Но вскоре понял что. Вдруг до меня донеслось тарахтенье наших пулеметов и почти одновременно гул авиадвигателей. Потом тяжело ухнули разрывы бомб.
- Одного подбили! - торжествующе завопил Крендл. - И еще одного!
В этот момент где-то совсем рядом раздался взрыв, и мой прицеп крепко тряхнуло. Даже искры из передатчиков посыпались.
- Как ты там? Жив? - обеспокоенно спросил Крендл пару мгновений спустя.
- Да, жив, жив! А что случилось?
Слышать-то я слышал, но надо было и видеть. Меня даже задело за живое, что я сижу в своей консервной банке и не вижу боя.
- Только ты мне пообещай одну вещь, - попросил Крендл.
- Что за вопрос? Обещаю!
- Когда все утихнет, - продолжал он, - дойди до меня и помоги отыскать мои яйца!
И расхохотался в микрофон.
Обстрел длился минут 10, может, четверть часа. Потом Крендл остановил "Опель Блиц". Я распахнул дверцу прицепа и увидел блаженно улыбавшегося Крендла. Выйдя из прицепа, я увидел семь или восемь подбитых французских самолетов-штурмовиков. Это были относительно небольшие машины, выкрашенные в матово-зеленый цвет, одномоторные. Обломки их пылали ярко-оранжевым пламенем, а в воздух поднимались черные клубы густого дыма. Тут я заметил, что один из самолетов при падении врезался в полугусеничный вездеход СС. Все сидевшие в нем солдаты погибли на месте.
Потащив меня за рукав, Крендл показал мне правый бок моего прицепа. Он был весь черный от копоти. Неведомая исполинская сила вдавила стенку передвижной радиостанции внутрь. Подтолкнув меня к ней так, чтобы я стоял на фоне номера и креста, он стал вытаскивать фотоаппарат. Я, заняв дурашливую позу, позволил своему другу увековечить меня на фоне пострадавшего от разрыва бомбы радиоприцепа.
Тут к нам подбежал какой-то офицер ваффен-СС и стал разоряться: дескать, мы ведем себя неподобающим образом и крайне неуважительно в отношении только что погибших боевых товарищей. Честно говоря, мы просто позабыли об этом. Откуда-то появился автомобиль санитарной роты, и санитары стали вытаскивать из-под обломков полугусеничного вездехода останки погибших. Герр генерал стоял неподалеку, скомкав пилотку в руках. Похоронная команда вырыла шесть могил, а гробовщики стали заколачивать гробы и прибивать к ним имперские кресты. Крендл указал на груженный досками грузовик. Оказывается, он постоянно ездил с нами именно для таких печальных оказий.
Помню, как товарищи пытались утешить одного солдата СС. Крендл пояснил:
- У него там погиб брат.
Солдат обезумел от постигшего его горя. Какое-то время он рыдал, потом вдруг бросился к обгорелому вездеходу и изо всех сил принялся молотить по нему каской. Герр генерал в этот момент предпочел уйти. Я было подумал, что собрался утешить солдата СС, однако Роммель предпочел оставить его наедине со своим несчастьем. И тут мне пришла в голову мысль: интересно, а как бы я прореагировал на гибель кого-нибудь из своих братьев, которые служат в Польше? Тогда, в 1940-м, они еще были живы, погибли они позже. Оба.
Глава 3. От Филипвиля до Сен-Юбера
За упокой душ шести бойцов СС капеллан отслужил службу, мы, стоя по стойке "смирно", выслушали проповедь. Герр генерал, шагая взад и вперед, поглядывал на небо. Может, его интересовали метеоусловия, а может, он просто пытался таким образом побороть волнение. Тела погибших предали земле, а свежие могилы сфотографировали. Таков суровый обычай континентальных армий. Мы хоронили погибших товарищей на месте гибели, обозначив на карте место захоронения, которое потом сообщали близким. Британцы и американцы, в отличие от нас, забирали с собой тела убитых, что, на наш взгляд, было куда гуманнее и уважительнее к памяти павших.
По завершении церковной службы брат погибшего бойца устремил взор в сторону Франции. Вытянув руки, он сжал их в кулаки, а потом выпятил грудь, из которой вырвался не то стон, не то атавистический, варварский рык, обращенный к врагу. Я тихо подтолкнул Крендла к нашему "Опель Блицу". Бестактно было бы стоять и лицезреть чужое горе и отчаяние.
Тут нас едва не переехал мотоциклист. Какой-то обер-шарфюрер СС крикнул:
- Черт бы тебя побрал, Кагер! Немедленно в прицеп! Генерал никак не может дозваться тебя!
Я тут же бросился в передвижную радиостанцию и принялся вызывать Железного коня. Герр генерал был весьма недоволен моим отсутствием на боевом посту.
- Вы что, сдурели, рядовой?! - рявкнул он. - Ваша святая обязанность сидеть у рации. Если не получается, тогда найдем вам замену!
Роммелю срочно потребовалась связь с разведкой люфтваффе для выяснения всех вопросов нашего продвижения на Филипвиль. Наши дислоцированные в Маастрихте самолеты до сих пор проводили атаки аэродромов Динана. А воздушная разведка сообщала о передвижениях сил неприятеля в районе Филипвиля. Больше всего герра генерала интересовали мосты через северный приток Мааса, как раз между Филипвилем и Динаном. Самолеты-разведчики доложили, что мосты в исправном состоянии и что никакой активности противника вблизи их не наблюдается.
Наша колонна направилась на запад, был объявлен запрет на радиообмен, если не считать кратких сообщений касательно вопросов войскового подвоза. В наушниках раздался голос Крендла:
- У меня брат в Польше, - решил доложить он.
Я ответил ему, что у меня, дескать, там двое братьев.
- Ты его видел?
Я не понял, кого мой товарищ имеет в виду: то ли кого-нибудь из моих братьев, то ли брата погибшего сегодня солдата СС. Разумеется, его я видел! Все его видели! И вообще, у меня нет желания больше распространяться на эту тему. Но Крендл продолжал:
- Тебе не кажется, что у него шарики за ролики заехали? Как ты считаешь, у него это пройдет?
У меня язык не поворачивался снова обсуждать эту тему. Меня не покидало суеверное чувство, что, заговори я сейчас об этом, и вскоре это коснется напрямую и меня, и моей семьи. Не солдатское дело чесать языком по поводу чьей-то гибели на поле боя. На глазах у этого бедняги погиб родной брат. Какое у нас право обсуждать, свихнулся он или нет?
- Лучше скажи, куда мы сейчас направляемся? - поинтересовался я, решив сменить тему разговора. Компас-то у меня был, я и без Крендла знал куда. Фриц назвал мне направление и больше к теме павшего солдата СС не возвращался.
К вечеру герр генерал остановил колонну у предмостного укрепления. Распахнув дверцу прицепа, я разузнал об обстановке у проходивших мимо солдат. Полевая кухня расположилась в двух шагах от прицепа, и там царило оживление, помню, до меня даже доносилось звяканье котелков и говор выстроившихся за едой солдат.
В металлическую дверцу прицепа раздался стук - лейтенант вермахта пожаловал с котелком в руке.
- Здорово у тебя здесь, - оценил он. - А что это у тебя? - поинтересовался он, обведя рукой оборудование. - Это и есть "ДКБ-200"? - спросил он, ткнув пальцем в один из блоков.
Я сказал, что да, мол, вы не ошиблись. Лейтенант уважительно провел рукой по металлической поверхности радиооборудования.
- Вам знакомо это оборудование, герр лейтенант?
- Да, - ответил тот.
Офицер представился как Феликс Буренхауэр. Перед тем как его призвали в вермахт, он работал заместителем начальника отдела на радиостанции "Дойчландфунк" в Берлине. Вот это да! Вначале даже смутившись, я тут же понял, что знакомство с таким человеком может оказаться весьма полезным для меня после войны. Я сразу же представил, как работаю на берлинском радио "Дойчландфунк" и постоянно вижу артистов, музыкантов, политиков. Именно об этом я мечтал!
- Все это, конечно, очень интересно, но меня в такие прицепы не заманишь, - с улыбкой сказал лейтенант Буренхауэр.
Я не понял, что он имеет в виду.
- А почему, герр лейтенант?
- Да потому что ты в нем - всегда мишень для противника.
Уже дважды за короткое время меня сравнили с мишенью. Первым об этом заявил Крендл, когда мы тряслись на корме генеральского танка. А тут еще и этот лейтенант! Меня аж передернуло.
- Первейшее правило войны, - продолжал лейтенант Буренхауэр, - лишить противника средств связи. А твой прицеп весь утыкан антеннами, так что даже самый глупый артиллерист вмиг сообразит, что это такое. И пальнет по нему снарядом, - по-прежнему с милой улыбкой заключил офицер.
Сначала мне показалось, что он шутит, но, поняв, что лейтенант говорит вполне серьезно, я расстроился еще больше.
Тут в дверях появился Крендл, тоже с котелком в руке, и неуклюже попытался встать перед офицером по стойке "смирно". Буренхауэр, разглядев у Крендла на рукаве нашивку транспортного подразделения, спросил:
- Не ты таскаешь за собой эту мишень? Крендл непонимающе уставился на лейтенанта.
- Виноват, но...
- Я говорю твоему другу, - сказал офицер, - что, дескать, прицепчик этот - превосходная цель для врага.
Отправив кусок жареного мяса на вилке в рот, Крендл благодушно закивал.
- Помнишь, что я тебе говорил позавчера? - прожевывая, спросил он.
- А вы что, собираетесь вернуться на "Дойчландфунк" после войны? - спросил я.
Лейтенант понял, что я не прочь найти себе работенку.
- Даже и не знаю, - ответил он. - В Париже, когда он будет наш, на радио будет работы невпроворот.
В Париже! Боже мой! По-видимому, все мои мысли были написаны у меня на лице, стоило мне услышать о Париже.
- И вам наверняка ведь понадобятся сотрудники?
- Понадобятся! - ответил Буренхауэр. - Так что разыщешь меня в Париже, если доживешь.
И снова улыбнулся. У Крендла тоже был рот до ушей. Вот только мне было не до улыбок. Лейтенант ушел, а Крендл стоял у входа в прицеп, уплетая обед.
- Знаешь, - с полным ртом заговорил мой водитель, - ты взял бы да написал по бокам этого чертового прицепа "Стреляйте в меня!".
Эта фраза взбесила меня.
- Но если меня укокошат, то и тебя вместе со мной.
- Не укокошат, если я вовремя тормозну и сделаю ноги.
- В СС делать ноги не принято. Ты что, забыл, что нам говорили в учебке?
- Как же! Еще как принято - жить-то всем хочется, - опроверг он мои доводы.
Минуту или две он молча жевал, потом продолжал:
- Наверное, надо было сказать об этом тем беднягам на вездеходе.
Я решил промолчать и, прихватив рацию, отправился к кухне получать обед. Там я хоть и оказался в толпе других, все же чувствовал себя одиноко. Странное это было чувство - ты в толпе и в то же время один как перст. Только я с котелком устроился поудобнее поддеревом, как шарфюрер приказал мне срочно явиться в командирскую палатку. Я так и отправился с котелком в руках, доедая на ходу.
Роммель сидел за небольшим столиком, явно сочиняя какое-то послание. Когда я вошел, он поднял голову.
- Присаживайся, - пригласил он.
Я доедал жаркое, а герр генерал дописывал письмо. Дописав, он запечатал его и положил в стопку других.
- Ну, что? Не слишком ли много оборудования в этом твоем "КА 338"? - осведомился он.
Честно говоря, я не понял сути вопроса.
- Успех кампании, - продолжил герр генерал, - в огромной степени зависит от объема поступаемых сведений. А они должны поступать беспрерывно. Я не смогу управлять войсками, не имея необходимых сведений и данных от разведчиков. И если я тебя вызываю по рации, ты должен тут же отвечать. То есть всегда быть под рукой. Ясно?
- Так точно, герр генерал!
- Попытайся представить себе, что может случиться, если ты не на своем посту.
Сказав это, герр генерал взялся за составление другого письма.
- Виноват, герр генерал, вы хотите узнать, чем я занимаюсь, если я не на своем посту?
Не отрывая взора от листка бумаги, он точь-в-точь как школьный учитель повторил:
- Ты в состоянии представить себе, что может произойти, если ты окажешься не на месте?
Помню, что я тогда разнервничался не на шутку.
- Донесения поступят не вовремя.
- Правильно. Что еще?
- Я не выполню возложенную на меня задачу.
- А еще?
Больше мне ничего не приходило в голову. Я сидел перед герром генералом, тупо созерцая свой опустевший котелок.
- Люди погибнут, - негромко произнес генерал Роммель. - Если ты окажешься не на своем боевом посту, нужные сведения не дойдут до адресата, и это повлечет за собой гибель людей.
Он взял стопку писем, штук пять-шесть.
- Неужели мне следует написать вот их родителям, что их сыновья погибли потому, что кто-то вовремя не оказался на своем месте - некий разгильдяй-радист, к примеру? Оттого, что вместе со своим водителем он в нужный момент шлялся неизвестно где.
В этот момент герр генерал выразительно потряс пачкой писем. Я не сразу понял, что это были за письма, хотя знал, что командование в случае гибели солдата посылало его родителям соответствующее извещение. Так, значит, герр генерал лично отписал родителям тех самых ребят, что сидели в вездеходе, в который врезался сбитый французский самолет!
- Герр генерал, вы имеете в виду, что...
- Нет, нет, - перебил меня Роммель, - за них ты, Кагер, ответственности не несешь. Пока. Но ты всегда должен оставаться на своем посту. Постоянно. И никаких других вариантов. И никаких отговорок. Уяснил?
- Так точно, герр генерал!
- А теперь иди поспи, - велел он. - На рассвете я намерен наступать на Филипвиль.
Потом, черкнув еще пару строк, подытожил:
- Ну, вот и все. Я поднялся.
- Доброй ночи, герр генерал.
Уже откидывая полог палатки, я услышал вслед себе:
- Доброй ночи, разгильдяй.
Злости в словах генерала не было. Разве что снисходительность.
На рассвете герр генерал, стоя у своего "Железного коня", в бинокль разглядывал Филипвиль. Я, сидя у "Фернхёрера" и "Петрикса", собирал сведения от пилотов-разведчиков люфтваффе - все в один голос докладывали: в районе Филипвиля передвижений сил неприятеля не замечено. Герр генерал долго-долго глядел в пространство, а потом сказал:
- Вот что, рядовой, передай-ка моим 10,2-см, чтобы они шарахнули залп из 6 снарядов.
- Будут точные координаты, герр генерал?
- Будут, рядовой, будут - Филипвиль.
Тут же, связавшись с батареей 10,2-см орудий, я передал им приказ Роммеля. Попадания пришлись в центр городка и вызвали пожары. Из Филипвиля по-прежнему никакой реакции противника не последовало, как и ответного огня.
- Рядовой, отправляйся-ка туда вместе с саперами. Поглядите, что там и как.
- В Филипвиль? - глуповато спросил я.
Опустив бинокль, герр генерал с нескрываемым раздражением посмотрел на меня и рявкнул:
- Рядовой, да оторвите, наконец, задницу от стула!