- Селия говорит, у нее лицо человеческое, только глаза изнутри целиком черные. Как пустые дыры, - сказал Матт.
- О!
- Больше всего она любит коз, но может сожрать даже лошадь или корову - а если очень проголодается, то и ребенка!
От страха Мария прижалась к нему крепко-крепко, обняла за плечи - руки у нее были ледяные. Матт стиснул зубы, чтобы не застонать от боли.
- Селия говорит, месяц назад чупакабра сожрала целый курятник, - сообщил он.
- Я слышала. Стивен сказал, их украли нелегалы.
- Так всегда говорят, чтобы люди не разбежались от ужаса, - ответил Матт, повторяя слова Селии. - Но на самом деле всех кур нашли в пустыне, и внутри у них не было ни капли крови. Они были сдуты, как пустая тыквенная кожурка!
Матт побаивался Стивена и Эмилии, но Мария была совсем другой. Такая же маленькая, как и он сам, и рядом с ней не было плохо. Как там назвала его Роза? "Мерзкий клон"… Матт не знал, что это такое, но сразу почувствовал обиду. Роза его ненавидела, и свирепый дядька, и врач тоже. Даже двое старших детей вмиг переменились, едва узнали, кто он такой. Матту хотелось расспросить Марию о клонах, но он боялся, что, если произнесет это слово, она его тоже разлюбит.
Так что Матт говорил, говорил и внезапно осознал восхитительную власть страшных историй: когда-то он сам слушал их с замиранием сердца, а теперь они потрясли Марию настолько, что девочка прямо-таки прилипла к нему.
- По ночам гуляют не только чупакабры, - солидно заявил Матт. - Еще есть Ла Льорона.
Мария что-то прошептала. Ее лицо было прижато к его рубашке, так что он не разобрал слов.
- Ла Льорона утопила своих детей, потому что поссорилась со своим дружком. А потом раскаялась и сама утопилась, - продолжал Матт. - Она пришла на небеса, и святой Петр закричал на нее: "Ты плохая женщина! Не приходи сюда без своих детей!" Тогда она пошла в ад, но дьявол захлопнул перед ней дверь. Так что теперь она ночами напролет бродит по свету. Никогда не присядет, никогда не спит. Только рыдает: "О-о! О-о! Где же мои дети?" Ее слышно, когда дует ветер. Она подходит к окну и стонет: "О-о! О-о! Где же мои дети?" И царапает стекло длинными ногтями…
- Перестань! - взвизгнула Мария. - Прекрати сейчас же! Слышишь?!
Матт замер. Что в его истории не так?! Он пересказал ее точь-в-точь как слышал от Селии…
- Ла Льороны не бывает. Ты ее выдумал!
- Ничего я не выдумывал!
- А если и бывает, я о ней слышать не хочу!
Матт коснулся лица Марии.
- Ты что, плачешь?
- Ничего я не плачу, идиойд несчастный! Просто не люблю плохих историй!
Матт ужаснулся. Он и не думал пугать Марию так сильно.
- Извини…
- Не извиню, - всхлипнула Мария.
- На окне решетка, через нее никто не пролезет, - сказал Матт. - А в доме полно народу.
- В коридоре нет ни души, - возразила Мария. - Если я выйду, меня сразу схватят чудища.
- Может, не схватят…
- Легко тебе говорить! Может, не схватят! Когда Эмилия увидит, что меня нет в кровати, мне влетит по первое число. Она наябедничает папе, и он заставит меня целый день учить таблицу умножения. И всё из-за тебя!
Матт не знал, что и сказать.
- Придется остаться здесь до утра, - заключила Мария. - Мне всё равно влетит, но хотя бы чупакабра не сожрет. Подвинься!
Матт попытался освободить ей место. Кровать была очень узкая, и каждое движение причиняло боль. Он вжался в дальний угол. Руки и ноги мучительно заныли.
- Ты и вправду как кабан, - пожаловалась Мария. - У тебя одеяло есть?
- Нету, - ответил Матт.
- Погоди. - Мария соскочила с кровати и собрала газеты, которые Роза расстелила на полу.
- Можно обойтись и без одеял, - заметил Матт, когда она начала расстилать газеты на кровати.
- С ними будет не так страшно. - Мария юркнула под бумажные листы. - Вот так! Я всегда сплю с моей собачкой. Ты правда не кусаешься?
- Правда, - сказал Матт.
- Тогда всё в порядке, - сказала она и придвинулась поближе. - Спокойной ночи.
А Матт лежал и думал о наказании, которое Мария получит за то, что принесла ему еду. Он не знал, что такое таблица умножения, но догадывался, что ничем хорошим она не пахнет. За короткое время произошло множество событий, и половины из них Матт не понимал. Почему сначала все старались помочь ему, а потом вышвырнули на газон? Почему свирепый дядька назвал его тварью? И почему Эмилия сказала Марии, что он - гадкое животное?
Всё это как-то связано с тем, что он клон, и с надписью на ноге. Однажды Матт спросил Селию, что написано у него на подошве, и она ответила, что так делают с маленькими детьми, чтобы они не потерялись. Он думал, что такая надпись есть у всех. Но по поведению Стивена стало ясно, что далеко не у всех…
Мария во сне зашевелилась, вздохнула, взмахнула рукой - газеты соскользнули и засохшими листьями спланировали на пол, - и Матту пришлось вжаться в самый угол. Потом девочке, видимо, приснился кошмар. Она звала:
- Мама… Мама…
Матт попытался разбудить ее, но она только пихнула его кулаком.
* * *
При первых проблесках зари Матт заставил себя подняться. И чуть не вскрикнул от пронзительной боли в ногах. Болело куда сильнее, чем вчера вечером…
Он упал на четвереньки, взял ведро и пополз, стараясь не шуметь. Добрался до края кровати, туда, где Мария не могла его увидеть, и стал писать - как можно тише. Мария перевернулась на другой бок. Матт вздрогнул и опрокинул ведро. Пришлось собрать газеты, чтобы промокнуть разлитое. Закончив уборку, он без сил привалился к стене: руки и ноги болели невыносимо.
Дверь распахнулась.
- Гадкая девчонка! - заорала Роза. За ее спиной стайкой вертелись служанки, вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, что делается в комнате. - Мы весь дом вверх дном перевернули, пока тебя искали! А ты, оказывается, всё время была здесь, с этим мерзким клоном. Ну и влетит же тебе! Отец тебя сию минуту домой отправит!
Мария, жмурясь от яркого света, льющегося из коридора, села на кровати. Роза стащила ее на пол и поморщилась, глянув на жмущегося к стене Матта.
- Выходит, ты всё-таки не приучен к дому, гаденыш, - прошипела она и брезгливо отпихнула ногой мокрые газеты. - Не понимаю, как Селия столько лет тебя терпела!
5
Тюрьма
Вечером, когда Роза принесла ужин, Матт спросил ее, когда вернется Мария.
- Никогда! - отрезала горничная. - Ее с сестрой отправили домой, и скатертью дорожка! Эти девчонки вечно задирают нос, и всё потому, что у них папаша сенатор. Ха! У этого Мендосы хватает наглости протягивать лапку, когда Эль Патрон раздает подачки…
Каждый день его навещал врач. Матт забивался в угол и испуганно дрожал, но тот, казалось, не замечал этого. Он деловито осматривал ногу Матта, промывал дезинфицирующим средством, проверял швы. Однажды вколол антибиотик, потому что рана припухла и у мальчика подскочила температура. Врач не пытался начать разговор, и Матт был этому рад.
Однако врач много разговаривал с Розой. Им, казалось, очень нравилось общество друг друга. Врач был высокий, костлявый. Волосы у него на голове топорщились, как пушок на брюшке у утки, а при разговоре он брызгал слюной. Роза тоже была высокая и очень сильная - Матт убедился в этом однажды, когда попытался вырваться и убежать. Ее лицо вечно было хмурым, улыбалась она лишь изредка, когда врач отпускал одну из своих шуточек. Матта улыбка Розы пугала еще сильнее, чем ее хмурый взгляд.
- Эль Патрон уже много лет не спрашивал об этой твари, - как-то заметил врач.
Матт понял, что речь идет о нём.
- Может, вообще забыл о его существовании, - пробормотала Роза. Она, опустившись на четвереньки, мыла пол в углу комнаты; рядом стояло ведро с мыльной водой.
- Хотелось бы это знать наверняка, - отозвался врач. - Иногда мне кажется, что Эль Патрон совсем выжил из ума. Целыми днями не произносит ни слова, сидит, уставившись в окно. А временами делается хватким, как старый бандидо, каким он был когда-то.
- Он до сих пор бандидо, - проворчала Роза.
- Никогда так не говори, даже мне! Не дай бог тебе увидеть Эль Патрона в гневе!
Матту показалось, что и врач, и горничная вздрогнули. Ему стало интересно, почему они так боятся этого Эль Патрона, если, по их словам, он уже стар и слаб. Матт уже уяснил себе, что он клон Эль Патрона, хотя не вполне понимал, что это значит. Может быть, Эль Патрон одолжил его Селии, а теперь собирается потребовать обратно?..
При мысли о Селии глаза Матта наполнились слезами. Он крепко зажмурился. Нельзя выказывать слабость перед своими мучителями! Он инстинктивно понимал, что те с радостью ухватятся за малейшую возможность сделать ему еще больнее.
- У тебя приятные духи, Роза, - сказал врач.
- Ха! Ты что, считаешь, я на всё готова, лишь бы угодить тебе? - Горничная выпрямилась и вытерла мокрые руки о фартук.
- Я думаю, ты надушилась за ушками.
- Это дезинфицирующее средство, которым я чищу ванну, - сказала Роза. - Для врача, Виллум, его запах наверняка слаще духов.
- Верно, моя колючая Розочка. - Врач попытался обнять ее, но горничная вывернулась.
- Прекрати! - она грубо оттолкнула его руку. Несмотря на всю ее неприветливость, врачу Роза, казалось, нравилась. От этого Матту стало не по себе. Он почувствовал, что эти двое объединились против него.
Выходя из комнаты, Роза всегда запирала за собой дверь. Каждый раз Матт тянул за ручку, проверяя, не забыла ли она, но Роза не забывала никогда. Он подергал прутья решетки. Та не поддавалась - тоже как всегда. Матт встал на цыпочки и выглянул в окно. Грязная кирпичная стена загораживала обзор: в узкую щель он видел лишь фрагмент зеленого газона с яркими пятнами цветов, но этот маленький кусочек только разжигал желание увидеть побольше. Узенькая полоска неба вверху давала свет днем, а ночью показывала звезды. Матт всё время прислушивался, но ни разу не услышал человеческого голоса.
На подошве его ноги образовался жесткий шрам. Он часто всматривался в надпись "Собственность семейства Алакран", но шрам рассекал крохотные буквы как нож. Разобрать слова становилось всё труднее и труднее.
* * *
Однажды между Розой и врачом вспыхнула страшная ссора.
- Эль Патрон хочет, чтобы я был рядом с ним, - сказал врач. - Я вернусь через месяц…
- Это только предлог, чтобы избавиться от меня! - Роза была в ярости.
- Мне надо работать, глупая ты женщина.
- Не называй меня глупой! - вскричала Роза. - Я таких лживых койотов, как ты, насквозь вижу!
- Я ничего не могу поделать, - сухо произнес Виллум.
- Тогда возьми меня с собой. Я могу быть горничной.
- Эль Патрону не нужна горничная…
Роза удрученно поникла.
- У меня сил больше нет здесь работать, - прошептала она. - Остальные слуги надо мной издеваются. "Она ухаживает за зверем, говорят. Она и сама не лучше, чем зверь". Мешают меня с грязью…
- Ты преувеличиваешь.
- Ничего подобного! Пожалуйста, возьми меня с собой, Виллум. Прошу тебя! Я люблю тебя. Я ради тебя на всё готова!
Врач оттолкнул ее.
- Прекрати истерику! Я оставлю тебе лекарств и вернусь через месяц.
Едва за ним закрылась дверь, Роза шарахнула ведром о стену и принялась проклинать врача и всех его предков до седьмого колена. От злости ее лицо стало белым как мел, лишь на щеках полыхали ярко-красные пятна. Матт никогда еще не видел ее в такой ярости и ужасно перепугался.
- Это ты во всём виноват! - Роза схватила мальчика за волосы.
Матт завопил от боли.
- Ори сколько влезет, скотина, это тебе не поможет. Никто тебя не услышит! Всё это крыло пустует, потому что в нём живешь ты! Даже свиней сюда не пускают! - Роза приблизила свое лицо - яростное и бледное - к его - заплаканному и испуганному. Сухая кожа туго обтягивала острые скулы. Глаза выпучились, и Матт увидел нездоровую желтизну белков. Она походила на демона из комиксов, которые Селия изредка приносила ему из Большого Дома.
- Я могла бы убить тебя, - тихо произнесла Роза. - И спрятать твои косточки под полом. И когда-нибудь я так и сделаю. - Она с силой швырнула мальчика на пол. Матт потер голову там, где она держала его за волосы. - А может, и не сделаю. Кто его знает… Но одну вещь заруби себе на носу: теперь я твоя хозяйка. Так что лучше не зли меня!
Дверь с грохотом захлопнулась. Несколько минут Матт сидел, парализованный ужасом. Сердце колотилось как бешеное, тело взмокло от пота. Что она хотела сказать? На какие гнусности она еще способна?! Постепенно дрожь прошла, дыхание выровнялось. Он подергал ручку, но даже в припадке ярости Роза не забыла запереть дверь. Матт дохромал до окна и стал смотреть на яркую полоску травы и цветов за стеной.
В тот же вечер двое садовников, стараясь не глядеть на Матта, вынесли из комнаты кровать. Роза следила за ними с плохо скрываемым злорадством. Потом вынесла ведро, которым Матт пользовался с самого первого дня пребывания в доме.
- Делай свои дела в углу, на газеты, - сказала Роза. - Как собака…
Матту пришлось лечь на цементный пол без всяких одеял и, конечно же, без подушки. Спал он плохо, а наутро всё тело ныло, как больной зуб. Пришлось сходить на газеты, и это было стыдно и пакостно…
Когда пришло время завтрака, Роза поставила на пол поднос со скудной снедью и сразу же вышла. Даже не стала ругаться. Сначала Матт был этому только рад, но потом ему стало совсем плохо. Даже сердитые слова лучше, чем ничего. Дома у него были плюшевый мишка, собачка и Педро Эль Конехо. Они не разговаривали, но их хотя бы можно было обнять. Где они теперь? Наверное, Селия их выбросила, потому что знает, что он не вернется…
За едой Матт непрерывно плакал. Соленые слезы скатывались по щекам и падали на черствый кусок хлеба.
Вечером Роза принесла безвкусное жаркое с серой, как цемент, подливой. Ни ложки, ни вилки на подносе не было, поэтому Матту пришлось зарыться в миску лицом. К жаркому полагались вареный кабачок, яблоко и бутылка воды. Он съел всё, потому что был голоден, но еда ему страшно не понравилась - а еще она напомнила, как вкусно готовила Селия…
Так проходил день за днем. Роза с ним не заговаривала. Казалось, лицо ее навсегда скрылось под непроницаемыми ставнями. Она ни разу не встретилась с Маттом взглядом, ни разу не ответила ни на один его вопрос. Ее молчание выводило мальчика из себя. Когда она приходила, он принимался болтать как заведенный, но она обращала на него внимания не больше, чем на плюшевого мишку.
Постепенно вонь в комнате стала невыносимой. Роза мыла пол каждый день, но запах впитался в цемент. Вскоре Матт привык к нему. Но Роза привыкнуть не могла и однажды взорвалась в новом припадке ярости.
- Неужто мало, что мне приходится за тобой присматривать?! - визжала она. Матт сжался в комочек у окна. - Уж лучше бы я убиралась в курятнике! От кур хоть польза какая-то есть! А от тебя что за толк?!
Неожиданно ей в голову пришла какая-то мысль. Она замолкла на полуслове и всмотрелась в Матта, словно что-то прикидывая. Матт похолодел. Что еще она замышляет?!
Снова пришли угрюмые садовники. Поперек двери они соорудили невысокую глухую перегородку. Матт с интересом наблюдал за их работой: перегородка доставала ему до пояса и сбежать не помешала бы. Роза стояла в коридоре и недовольно ворчала. Садовники обронили несколько слов (что именно они сказали, Матт не расслышал), и Роза побагровела от гнева. Но ничего не ответила.
Когда перегородка была наконец готова, Роза выволокла Матта в коридор. Мальчик с любопытством озирался по сторонам. В коридоре было голо и пусто, ничуть не интереснее, чем в комнате, но всё-таки хоть какое-то разнообразие.
А потом произошло что-то совсем непонятное: по коридору засновали садовники с тачками, полными опилок. Одну за другой они подвозили тачки к дверному проему и вываливали их содержимое в комнату. Когда на полу выросла груда высотой с перегородку у двери, Роза подхватила Матта под мышки, приподняла и зашвырнула внутрь. Матт мягко приземлился на опилки и закашлялся.
- Вот так должны жить грязные скоты, - прошипела горничная и захлопнула дверь.
От испуга Матт не знал, что и подумать. Вся комната была завалена серовато-бурой трухой. Она была мягкая. На ней можно было спать, как на кровати. Матт принялся копаться в опилках, силясь понять, почему и зачем они вдруг появились в его жизни. Он рыл в опилках туннели, насыпал из них горы. Подбрасывал опилки в воздух и глядел, как они опускаются длинным медленным шлейфом. Так он возился довольно долго, но постепенно все развлечения, какие он мог придумать с опилками, иссякли.
На закате Роза принесла еду. Опять не произнесла ни слова, Матт ел медленно, глядел на тусклую желтую лампочку, принадлежавшую Святой Деве, и вслушивался в голоса, доносившиеся из дальнего конца дома.