Ползли быстро. Потом - перебежками от дерева к дереву. Едва остановились на старом проселке - подоспел Борис с двумя парнями. Через несколько секунд - запыхавшийся Проворов со своими ребятами.
- Сейчас рванет! - в голосе Бориса надежда и тревога. Он хотел сказать еще что-то, да так и замер с приоткрытым ртом. А Зоя даже присела от резкого треска за спиной, от раскатившегося грохота. Темный лес перед ней озарился, как при блеске молнии, проступили бело-розовые стволы берез.
Она повернулась быстро и увидела яркий огненный полог: деревья с этой стороны были не светлые, а, наоборот, черные, будто обугленные - каждый ствол выделялся на багровом, меркнущем фоне. Вновь громыхнуло, но дальше и слабее. Взрыва не было видно, лишь над деревьями раскрылся розовый веер, заштрихованный густой сеткой ветвей.
Секунда, и все погасло, сделалось очень темно - кончился маленький праздник. Проворов выдохнул восторженно:
- Ну, врезали! Ну, дали, кума-лиса! И сразу - суховатый голос Бориса:
- Павел, у тебя как?
- Все здесь.
- Порядок движения прежний. Волошина со мной. - И как ни крепился, вырвалось мальчишеское: - Ямища там небось!
- До обеда прочухаются!
- Всю взрывчатку запихнули!
- Отставить разговоры. Пошли.
Настолько удачно получилось с этими взрывами, что люди слишком уж расслабились, успокоились. Если бы не командир, шагали бы кучей, весело переговариваясь, а может, и песню запели бы. Негромко. Павел Проворов прыскал в кулак, припоминая, как укладывал в трубе взрывчатку. Над головой автомашины грохочут, в трубе сыро, вонь какая-то, а он работает, торопится, и всего лишь единственный раз ругнулся за все время, да и то не всерьез, а куму-лису помянул. Рассказать знакомым ребятам - не поверят!
Каждому было что вспомнить. И никто, пожалуй, кроме командира, не думал о тех последствиях, которые может иметь эта диверсия для отряда. Конечно, немцы примут меры. Прочешут окрестные леса. Возможно, с самолетов осмотрят, если погода утром на них сработает. Поэтому за ночь надо уйти подальше, хотя бы километров на десять. Выставить дозоры и затаиться в лесной чащобе. Но даже и Борис Крайнов не предполагал, какой резонанс вызвали ночные взрывы, прогремевшие в ближнем тылу наступающих войск, повредившие автостраду, которая питала гитлеровский фронт на этом участке. Фашисты встревожились, пытаясь понять: в чем дело, где ждать новых диверсий? Партизаны ли это? Или отряд русских прорвался через передовую? Или пробивается к своим окруженная часть?
На место диверсии выехали саперы и подразделения автоматчиков. Усилена была охрана объектов. Все гарнизоны немедленно выставили заставы и засады на окраинах населенных пунктов и перекрыли дозорами перекрестки дорог. На один из таких дозоров и нарвался около трех часов ночи отряд Крайнова.
Надо было пересечь неширокую кочковатую луговину, чтобы перейти из одного лесного массива в другой. Посреди луговины - малоезженая дорога, обозначенная на карте как зимник. До деревни километра полтора. Ничто не предвещало опасности. Отряд двигался, как обычно, цепочкой. Тишина нарушалась лишь топотом ног да тяжелым дыханием. И вдруг во тьме, в ошеломляющей близости, раздался удивленно-испуганный крик. Жестко прозвучала незнакомая команда, оглушающе грянули торопливые выстрелы.
Дрогни в ту секунду Борис, и отряд рассыпался, рассеялся бы в ночи. Кто-то упал, стреляя ответно, кто-то шарахнулся дальше в поле, кто-то метнулся назад, но голос Крайнова сразу вернул всем привычную собранность.
- Вперед! Только вперед! Быстро!
Это было самое правильное решение - не менять направления, не сбиваться с маршрута, уйти от огня. Немцы не видели разведчиков, стреляли наугад. Нельзя ввязываться с ними в бой, терять время. Тем более что со стороны деревни тоже защелкали далекие выстрелы. Немцы всполошились там, торопились на помощь своим.
- Скорей! Скорей! - подгонял Крайнов. Сам, выхватив у кого-то винтовку, с колена бил по оранжевым вспышкам. Зоя задержалась возле него, впервые выстрелила из нагана.
- Уходи, ну!
- Стонет кто-то!
- Уходи! - голос у Крайнева такой, что Зоя подчинилась. Побежала, пригибаясь среди мелких кустов. Пули жикали слева, казалось, парикмахер там ножницами отхватывает чьи-то волосы.
На опушке увидела Клаву Лебедеву, Наташу Обуховскую. Подбегали еще. Вера крикнула: надо продвинуться метров сто вдоль опушки и тогда стрелять, чтобы не перебить своих. Туда устремились толпой, и вскоре там беспорядочно загремела пальба.
Зоя вместе с Клавой Милорадовой поджидала отставших. Наконец подошли Крайнов, Проворов и Голубев - все невредимые.
Командир приказал прекратить огонь. Немцы тоже почти перестали стрелять - не знали куда.
Отряд собрался. Недоставало трех человек.
- Кто-то из ребят сразу назад побежал, - сказала Аля Воронина.
- Там раненый остался, - волновалась Зоя. - Я слышала стон. Разреши вернуться?!
Крайнов не ответил. Молчал, думал.
- Товарищ командир…
- А найдешь?
- Я же помню! Все прямо и прямо!
- Кусты кончатся - дальше ни шагу. На открытое место не выходи. Поднимется стрельба - ни в коем случае с земли не вставай. Только ползком. А мы по вспышкам бить будем.
Зоя отдала Клаве Милорадовой мешок и быстро, на цыпочках, пошла в темноту.
Наверно, в такие страшные минуты в человеке пробуждаются все инстинкты, доставшиеся в наследство от предков, живших когда-то в каменном веке… Зоя и видела сейчас лучше обычного, и слух у нее обострился, главное: - она, не выбирая пути, двигалась как раз там, где пробежала минут десять назад. Узнала конусообразный куст, возле которого стрелял с колена Борис. Прикинула, в какой стороне фашисты, откуда слышался стон. Проползла метров пять и наткнулась, как ей сперва показалось, на очередную кочку.
Нет - это человек. Ладонь скользнула по лицу, попала во что-то холодно-липкое. Зоя отдернула руку, и тут впервые ей стало жутко. Рядом лежал мертвый товарищ, она не способна была ничего исправить, но сама могла в любую секунду сделаться такой же: неподвижной, потусторонней, навсегда отрешенной от жизни. Будет валяться среди кочек, потому что нет никакой возможности вытащить и захоронить труп.
Немцы, стрелявшие до сей поры изредка, открыли вдруг огонь очень сильный, застрочил даже пулемет. Цветные трассы роем улетали в лес или, разбившись цепочкой, проносились над кустарником. Но Зое было ясно, стреляют не в нее. Скорее всего к гитлеровцам подошло подкрепление. Теперь они осмелеют, еще и поле прочесывать начнут.
Захватив винтовку погибшего товарища, Зоя, спотыкаясь о кочки, побежала к своим.
Командующий армией генерал Говоров позвонил на рассвете и начал разговор с добрых слов, с похвалы, чем сразу насторожил полковника Полосухина.
- Молодцы, дальневосточники, крепко стоите, - сказал командующий. - Нигде от Нары не отошли?
- Триста двадцать второй полк ночными контратаками восстановил положение.
- Знаю. А в центре мы опять назад подались. Не удержался сосед твой. Танков у немцев здесь много.
- Разве против меня меньше? На левом фланге, на стыке, до ста двадцати единиц.
- Поэтому и говорю - молодцы дальневосточники… Где твой резерв, Виктор Иванович?
Бот в чем дело - теперь все понятно!
- Третий батальон семнадцатого стрелкового полка занимает акуловский противотанковый узел, - нехотя доложил Полосухин.
- Придется забрать батальон. Временно. Высылаю грузовики и адъютанта с предписанием. Отправляй людей сам, без промедлений.
Последняя надежда, последняя возможность активно влиять на развитие боя… Батальон, который он так берег! Нужно ли объяснять генералу, что противотанковый узел в деревне Акулово создан на перекрестье двух танкоопасных направлений. Он служит тыловым опорным пунктом дивизии, а главное - прикрывает стык 6-й и 33-й армий… Нет, объяснять ни к чему, Говоров знает это и если все же забирает батальон, то значит, на другом участке положение из рук вон скверное.
- Чего молчишь, Виктор Иванович? - послышался в трубке голос командующего.
- Батальон будет отправлен.
- К пятнадцати ноль-ноль он должен занять оборону на опушке леса по восточному берегу реки Сторожки, перекрыть дорогу Звенигород - Саввинская слобода… Это необходимо.
- Товарищ генерал, я понимаю.
Полосухин глянул на часы; времени в обрез, надо ехать в Акулово, снимать батальон, штопать образовавшуюся дыру. Выход один: собрать в Акулове все специальные и хозяйственные подразделения семнадцатого полка: пусть саперы, связисты, разведчики, огнеметчики, обозники заменят на позициях стрелков.
В полдень батальон погрузился в машины. Невеселы были лица бойцов, никому не хотелось отрываться от родного полка, от своей дивизии.
- Передайте людям, что вернем вас сразу, как выполните задачу, - сказал Полосухин командиру батальона. - И объясните: звонил сам командующий, просил прислать дальневосточников. Он очень надеется на дальневосточников, - повторил полковник.
Отдав необходимые распоряжения, Виктор Иванович поехал на свой командный пункт. Сюда, в дом лесника, стекались из всех частей и подразделений сведения о ходе боев. Здесь, в тишине, вдали от штабной текучки, Полосухину легче было думать, находить главное, определяющее звено в пестром калейдоскопе событий. Он поочередно поговорил по телефону с каждым командиром полка. Ничего неожиданного не было. Виктор Иванович по одним лишь звукам стрельбы мог определить в общих чертах, как складывается обстановка. Возле Нарских прудов бой идет без большого напряжения. Там стреляют, будто работают размеренно и добросовестно. Зато в центре и на левом фланге, на стыке, грохот боя то затихает, то вспыхивает с неистовой силой, когда все огневые средства, от пистолетов до орудий крупных калибров, бьют с полным напряжением.
Полосухин слушал, стоя на крыльце и покуривая свою заветную трубку. С удовольствием курил, чувствуя, как после каждой затяжки светлеет в голове, быстрее текут мысли в мозгу, утомленном долгой бессонницей.
Положение усложнилось. Гитлеровцы прорвали фронт в полосе соседней армии и повели оттуда наступление на Жихарево. Теперь этот населенный пункт подвергался ударам и с запада, и с юга. Нынче утром 322-й полк отбил там две атаки пехоты с танками, а при третьей попятился от реки, отошел к лесу метров на триста-четыреста. Фашисты, конечно, стягивают сейчас туда свои силы. Чтобы расширить пролом, развить удар в глубину. А Полосухину нечем остановить и отбросить немцев, резерва нет. Придется взять роту или две с Нарских прудов. Там пока благополучно, помогает водный рубеж. Но надолго ли?
Виктор Иванович выбил о стояк крыльца трубку. Подумал: не закурить ли еще? Подымить без спешки, помозговать… Нет, надо ехать в 322-й полк к майору Наумову, помочь ему организовать оборону. Всех на передовую, всех в цепь: и телефонистов, и сапожников, и поваров. Гитлеровцы, почувствовав слабину, полезут настойчиво, оголтело. И надо обязательно удержаться, отразить натиск. Любой ценой. Нацелить туда всю артиллерию. Привлечь для отражения атак зенитчиков. А вечером подойдут подразделения, снятые с Нарских прудов, можно будет контратаковать.
И он действительно поехал на командный пункт полка. По доскам, прибитым к стволу старой сосны, поднялся вверх, где на развилке сучьев устроили настил наблюдатели. В сильный бинокль хорошо просматривались луга и поля, рассеченные Нарой. Вдали - немецкие позиции. Оттуда к нашей передовой взводными цепочками тянулись вражеские подразделения.
Как и предполагал Полосухин, фашисты начали свое послеобеденное наступление на узком участке, стремясь раздвинуть фланги прорыва. Сил для этого у них было достаточно даже без танков, которые еще не успели переправиться через реку - мешала советская артиллерия. Однако и без них фашисты могли бы расчистить себе путь огнем, пробиться вперед плотной массой. Но на этот раз почему-то молчали вражеские минометы, изредка била лишь одна артиллерийская батарея. Немецкая пехота, привыкшая наступать вслед за огневым валом, по выжженной перепаханной земле, действовала нерешительно, без напора.
- Не выспались, что ли, фрицы, или с похмелья? - удивлялись на сосне наблюдатели.
- И минометы совсем не тявкают, на металлолом их, может, отправили?
"Боеприпасоз у них нет, - предположил Виктор Иванович, и эта мысль обрадовала его. - Ночью не подвезли, а днем не решаются, днем самолеты наши над дорогой…"
Ему некогда сейчас было докапываться до причин - почему немецкие военачальники так обмишулились, оставив наступавшую пехоту без огневой поддержки. И уж никак не пришло бы ему в голову, отягощенную тысячами забот, связать сложившееся у врага положение с тем разведывательным отрядом, который отправлен был за линию фронта и сообщил оттуда о сосредоточении фашистских войск на стыке двух армий. Виктор Иванович почти забыл о разведчиках, да и не его забота была помнить о малом отряде, на то имелись специальные люди. А Полосухин просто порадовался, что немцы не могут нынче забросать наши позиции минами и снарядами. На одних патронах фашисты много не сделают. Они железом воюют.
Виктор Иванович приказал командиру полка внимательно следить, чтобы немецкие автоматчики не просачивались мелкими группами в лес, посоветовал действовать решительно, даже нахраписто, потому что фашисты не очень-то уверенно чувствуют себя на нашем берегу. А вечером - контратаковать.
Уехал Полосухин из полка со спокойной душой. За исход сегодняшнего боя он почти не тревожился. Но бой будет завтра, ему опять понадобятся резервы, чтобы влиять на развитие событий. А где взять свежие силы? Кажется, использовано все, что можно…
Поздно вечером, часов в одиннадцать, ему снова позвонил командующий армией. Голос Говорова звучал устало, но начал он, как и утром, с добрых слов:
- Держишь Нару, комдив? Знаю, Виктор Иванович, все знаю. И резервный батальон твой действовал отлично. Поспел вовремя и встал недвижимо. Молодцы дальне-восточники!
Полосухин уже понял, куда гнет Говоров, и лишь многолетняя привычка к дисциплине помогла ему сдержаться, не бросить телефонную трубку. Слушал, не разжимая зубы, а командующий продолжал негромко и вроде бы через силу: - На шоссе опять продвинулся немец. Тонкой ниточкой держим. Того гляди лопнет. А закрыть нечем. Так что готовь, Виктор Иванович, еще батальон.
- Не могу, товарищ генерал! Нет батальона.
- Собери отряд. Стрелковую роту и еще… Но не меньше ста пятидесяти человек. Машины будут в шесть ноль-ноль.
- Товарищ генерал!
- Выполняйте! - распорядился командующий.
НЕ ЩАДЯ СЕБЯ
- Мы, ярославские, народ лесной, испокон веков на пеньки молимся, - балагурил Павел Проворов, работая в паре с Верой. - Нам что ни дуб, то тулуп, что ни сосенка, то избенка. С милым рай и в шалаше - это от нас пошло. Сейчас такой шалаш отгрохаем - лучше дворца. Выходи за меня замуж, Волошина, жилье есть!
- Возьмешь, значит, голубчик? Осчастливишь? - в тон Павлу смеялась она.
- Ха, ты сама для любого счастье готовое! Ей-богу, Волошина, я еще не видел таких: одни достоинства в тебе и никаких недостатков. Даже кашу на пустой воде вкусно варишь. И шалаш вот строить умеешь. Аж страшно с тобой, робею!
- Это ты по молодости, - утешала Вера. - Все-таки три года между нами. А повзрослеешь и привыкнешь, притерпишься.
- Правда, Волошина, давай поженимся! - Проворов вроде бы продолжал дурачиться, а глаза были серьезные и голос звучал непривычно скованно. - Знаю, не найду лучше тебя. С какой бы ни обвенчался, ты все равно перед глазами маячить будешь. Как образец. Так что не порть молодую жизнь, соглашайся.
- Ты сперва у мамы разрешения спроси.
- Нет у меня ни мамы, ни папы, кума-лиса! Детдомовский я. Дозволений не требуется.
- Вот оно что, - посерьезнела Вера. - Поздно хватился. Жених у меня есть. На фронте он.
- Ну, дай ему бог, как говорится, доброго здоровья, чтобы ни пулей, ни осколком! Только жених - это еще не муж. Глядишь, пока война кончится, другую найдет. Или ты его позабудешь.
- Я надежная, - улыбнулась Вера.
- Мало ли что. Все равно сразу после войны сватов пришлю. Тогда выбирай…
Борис Крайнов посмеивался, слушая Павла, сам работал споро, без отдыха. Ему помогали Зоя и Клава Милорадова - неумехи в лесном деле.
У запасливых ярославцев были с собой топорики. Борис срубил два крепких кола - рогульки, заострил, вбил в землю. Поместил сверху перекладину - матку. От нее пошли скаты вправо и влево. На суковатые поперечины ложились продольные жерди, а на них девушки навешивали еловый лапник. Ветку на ветку во много слоев. "Как перья у птицы", - сравнила Зоя.
Внутри сделали настил из нетолстых стволов, а сверху тоже навалили елового лапника. Уютно, мягко и запах - хвойный настой! Всего возвели четыре шалаша. Оборудовали кухню под старой елью с густой кроной. Для топки Крайнов велел использовать только бездымный сухой хворост.
Это место Борис разыскал в такой глухомани, куда и в мирное время люди попадали, наверно, не каждый год. С двух сторон - непролазно заросшие волчьи овраги. Ни тропы, ни дороги вблизи. Посреди старого леса - молодая еловая крепь, столь густая, что вроде бы и не продерешься. Вот в этой крепи и разместился отряд на большой привал. До фронта далековато, канонада слышалась лишь утром, да и то слабо. Борис рассчитывал, что вымотавшиеся люди смогут, наконец, отдохнуть, восстановить силы.
Одна беда - не было поблизости текучей воды. Ребята бегали с котелками за километр, где сочился в низине хилый ручеек, заледеневший почти до дна, хотя и морозов-то настоящих еще не было. Продукты, взятые в поход, давно кончились бы, но выручили "трофеи", захваченные Проворовым еще в первый день; помогли растянуть полуголодный паек.
После оттепелей, зеленые "непромокаемые" валенки у всех разбрюзгли, разъехались, подошвы протерлись до дыр, высовывались пальцы. Валенки пытались привести в порядок. Нашлись иголки, суровые нитки. Изрезали на общее дело один вещевой мешок. Кто-то даже обкорнал полы своей шинели, чтобы обшить обувку. Шинель так-сяк, ватные брюки спасают от холода, а с остывшими ногами враз пропадешь.
Вера Волошина и Аля Воронина осмотрели, какие у кого потертости, ранки, царапины. Смазали йодом, наложили повязки, где нужно. Когда Вера обрабатывала Павлу рассеченную веткой бровь, он опять не удержался от шутки:
- И по этой части ты мастерица, Волошина! Ты хоть скажи заранее, чего ты делать-то не умеешь?
- У меня мама медик, стыдно было бы элементарных вещей не знать, - улыбнулась она.