- Да, зело вкусна была та вода! - подтвердил Иван, - только шипучая какая-то, за язык так и дерет.
После этого все присутствующие в приказе поочередно повертели в руках диковинные баночки, рассматривая их со всех сторон, и вернули Никите. А тот, поглядывая на них с победным видом и подозревая, что теперь никто не станет сомневаться в его правоте, насчет особой подозрительности поведения странного крестьянина, спокойно уселся на лавку.
Однако время шло, и Никита уже начал подумывать о том, что Савелий Никонорович, может, и вовсе не собирается сегодня в приказ возвращаться, да и им с Ванькой давно пора отправляться к своим постам.
- Ну, что Иван Степанович, - обратился он тогда к Ивану Головинову, - может и впрямь его допросить, покуда Савелий Никонорович не возвернется? А?
- То- то же! - ответил ему дьякон, и многозначительно поднял палец вверх.
- Что ж к нам уже и доверения нету? Конечно надо допросить! Пошли за ним в темную своего брата, пусть он приведет его сюда.
И Иван, понятливо кивнув, тут же отправился за арестантом, не дожидаясь повеления Никиты.
Он подошел к двери, откинул щеколду и распахнул ее настежь. Темная запущенная коморка тут же осветилась проникшем в нее слабым дневным светом, выпустив взамен волну спертого смрадного воздуха, который в тот же миг и ударил в нос Ивану.
- Эй, ты, а ну, выходи, давай! - крикнул он, и, не услышав никакого ответа, или хотя бы шевеления внутри коморки, принялся вглядываться в сумрачно освещенное пространство.
- Слышь, али нет, давай выходи, говорю! - повторил он еще раз свой приказ, и вновь не дождавшись ответа, вошел внутрь коморки. Однако Алексея там не оказалось. И тут взгляд стрельца упал на приоткрытую дверь, ведущую в трапезную.
- Ага, вот ты куда делся! - обрадовался Иван. - И чего это они дверь растворенной оставили, сроду такого не бывало. - И он, удивленно пожав плечами, направился в просторную горницу.
Увидев Алексея, свернувшегося на лавке калачиком, повернутого к стене, Иван возмущенно топнул ногой.
- А, ну-ка, поднимайся сей же час! - гаркнул он, что есть мочи. - Да, кто тебе позволил сюда войти?!
Алексей, который проснулся, как только услышал его шаги еще в соседней смрадной коморке, и теперь лежащий с открытыми глазами, предвидя подобный вопрос, приготовился к атаке. Он и не подумал вскакивать, а медленно повернулся к Ивану, не вставая с лавки, и в упор на него посмотрел.
- А, что ж не войти, коли дверь была отворена? Может вы для меня ее специально незапертой оставили?
Иван же, увидев его безбородое, безусое лицо, остолбенел на месте, и молча на него уставился расширенными от удивления глазами, и даже рот приоткрыл.
- Чего это с ним сделалось? - изумился он, и еще пристальней всмотрелся в ставшее вдруг совсем молодым лицо юноши. - А, может это и не он вовсе, а какой другой? Да, нет! Одежа вроде его, да и голос тот же!
Алексей, в свою очередь, тоже удивленный изменившимся выражением его лица, пытливо взглянул на стрельца, стараясь разгадать причину его изумления. И тут он вспомнил о своей бороде и усах, лежащих в кармане.
- Фу, ты, черт! - выругался он про себя, осознавая, что теперь уже поздно что-либо предпринимать.
А Иван, совсем ошалевший от его внезапной чудодейственной перемены, и испугавшийся подобного немыслимого превращения, повернулся и побежал прочь, чтобы доложить об этом присутствующим в приказе людям.
- Ну, вот, началось! - подумал Алексей, - теперь мне уж точно не выкрутиться.
И тут голову его посетила совершенно шальная мысль.
- А, пропадать, так пропадать! - решился он. - Во всяком случае, теперь я могу над ними поприкалываться, и прежде всего над этим дураком Иваном. Пусть сначала попробует доказать всем остальным, что видел меня без бороды и усов! - и, вынув из кармана свои причиндалы, Алексей любовно разгладил их ладошкой, а потом снова определил себе на лицо. Немного подумав, он отцепил от видеокамеры миниатюрный диктофон, и, закрепив его у себя под рукавом, наладил на запись.
- Вскоре, как и предполагал Алексей, тяжелая дверь вновь со скрипом отворилась и на темном фоне смердящей коморки появилась группа людей. Первым из них вошел в горницу Никита, и увидев Алексея в прежнем обличии, недоуменно уставился на брата.
- Ты, поди, братуха, и сам ума лишился! Чего это тебе померещилось?
- А, он, небось, напился вчера до чертиков! - засмеялся Иван Головинов, - вот оно ему сегодня и аукается.
Иван, осмелев, вышел из-за спины брата, и, вылупив глаза, снова уставился на Алексея.
- Да не сойти мне с этого места, коли он только что не был без бороды! - воскликнул он, оправдываясь перед сослуживцами.
- Да ты, что! - строго топнул ногой Никита, - как такое может быть! Коль уж померещилось тебе, так и помалкивай теперь. Нечего людей - то смешить.
Все вокруг засмеялись над незадачливым стрельцом, и он, полон сомнения, недоуменно пожал плечами, а сам подумал, - да чего ж сие было-то, а ну и впрямь наваждение? Фу ты, черт! - И его рука автоматически потянулась к голове, нащупывая, не горяч ли лоб, а потом, вызвав у окружающих новую волну смеха, он перекрестился на образа, висящие в правом углу просторной горницы.
Никита же, срочным образом, перекинул свой взгляд на арестанта. И скорее, чтобы отвлечь внимание окружающих от своего нерадивого брата, обратился к нему, сидящему босым на лавке и невозмутимо следящему за происходящим.
- А ты, чего это тут расселся, а? И вообще, как ты посмел сюда заявиться, коль тебя в темную определили?
Алексей, придав своему лицу смиренное выражение, перекрестился под стать Ивану и тихо сказал.
- Бог повелел мне, вот я сюда и заявился. Он сказал мне, - Алеша вот дверь иди туда и приляг на скамеечку, ну я и пошел.
Все опять рассмеялись, а Афанасий Серебренников аж до слез.
- Эй вы! - строго спросил у сослуживцев Иван Головинов - кто из вас забыл защелкнуть эту дверь на щеколду?
И смех постепенно прекратился, и люди стали поглядывать друг на друга в ожидании, что кто-нибудь из них сейчас признается в совершении оплошности. Однако никто не мог ничего припомнить, все молчали. И тут в тишине снова прозвучал тихий голос Алексея.
- Да дверь-то была закрыта на щеколду. Но Бог сказал мне - иди Алеша, дверь тотчас же сама и отопрется.
После этих слов люди повернули головы в его сторону. И в толпе снова послышался короткий смешок Афанасия Серебренникова, прозвучавший как призыв ко всеобщему веселью, однако, все остальные почему-то не засмеялись на этот раз и смешок этот потонул в тишине.
- Да ты, видать, и впрямь с ума стронутый! - воскликнул Иван Головинов. - Или пытаешься нас шибко одурачить. А, ну, давай, обувайся и сей же час следуй за мной!
Алексей поднялся с лавки, но не стал обуваться, как повелел ему дьяк, а медленно проследовав мимо толпы, направился прямо к образам. Подойдя к иконам, трижды перекрестился, а потом, сложив руки крестом на груди, незаметно нащупал клавишу перемотки на диктофоне.
Иван Головинов, возмущенный таким пренебрежением к своей персоне, которое он не посмел бы стерпеть даже от самого настоящего умалишенного, а не только от этого афериста, открыл, было, рот. Однако Алексей, увидев его попытку, предупредительным жестом заставил дьяка замолчать.
- И никакой я не тронутый! - тихо, но внушительно произнес он, нащупав клавишу воспроизведения звука. - А вот вы тут и впрямь тронутые, все как один!
И в этот самый момент, не успев дать присутствующим опомниться и возмутиться совершенно непостижимым, наглым поведением странного крестьянина, на весь зал зазвучали фразы только что закончившегося разговора.
… - Ты, поди, братуха, и сам ума лишился! Чего это тебе померещилось?…
Алексей, стоящий под образами, повернулся к замершей на месте враждебной кучке людей, и еле сдерживая смех, увидел следующую картину.
В первый момент, услышав слова Никиты, люди взглянули на стрельца, удивившись, для чего ему понадобилось снова их повторять. Однако увидели, что рот его плотно закрыт, а сам он, услышав свой собственный голос, доносящийся неизвестно откуда, принялся удивленно оглядываться по сторонам. Сослуживцы недоуменно переглянулись. Лицо Никиты, между тем, побледнело, а глаза прямо-таки, полезли вон из орбит от обуявшего его суеверного ужаса. По мере дальнейшего повторения разговора каждый из присутствующих стал узнавать свой собственный голос, и бледный цвет на лицах притихших, изумленных людей стал доминирующим. Они панически стали вертеться во все стороны, пытаясь отыскать источник непонятно откуда доносящейся речи.
- Чего это? - прошептал трясущимися губами Никита, встретившись взглядом с Иваном Головиновым.
Но тот только еще шире раскрыл глаза и пожал плечами, ибо сердце его, наполнившись страхом, уже выпрыгивало из груди.
В этот момент стоящий сзади Афанасий Серебренников неожиданно шаркнул ногой, заставив всех вздрогнуть от испуга, и со словами - братцы, да это же нечистая сила, - опрометью припустился к двери, подавая пример остальным.
Они очутились в приемной в считанные секунды, отгородив себя от странного явления наглухо закрытой дверью. А седовласый Прохор Семенов, который бежал последним и затворял эту самую дверь, для пущей надежности все еще держался за скобу, словно боялся, что эта непонятно откуда звучащая речь ворвется в приемную следом за ними.
Почувствовав себя в относительной безопасности и немного отдышавшись, они вновь удивленно переглянулись.
- Во! - воскликнул Никита, первым нарушив тишину, и сел на лавку, ибо колени его сделались ватными.
- Это все его проделки! - и указал пальцем на дверь.
- Ясное дело, что его! - тут же подтвердил Иван. - А вы мне не поверили, что он был без усов и бороды.
- Да, как же это так можно? - заикаясь, спросил у Никиты Афанасий Серебренников.
- Да, кто ж его знает! - ответил тот, потирая от волнения руки. - Я же говорил вам, что он какой-то странный.
Слышь, Афонька, подай-ка воды дедушке. - Обратился к подьячему Прохор Семенов, отпустив, наконец, дверную скобу и усаживаясь на скамейку рядом с Никитой.
- И чего ж нам теперь с ним делать, а? - задался вопросом Иван Головинов, поочередно окидывая взглядом едва отдышавшихся людей.
Все молчали, вопросительно глядя друг на друга, и в наступившей тревожной тишине было слышно только, как нервно глотает воду дед Прохор.
Однако долго хранить молчание им не пришлось. Через минуту отворилась входная дверь, заставив вздрогнуть от испуга напряженных работников Приказа тайных дел, которые все как один ждали теперь подвоха с любой стороны, и на пороге появился молодой шустрый подьячий Андрей Краюшкин, который отсутствовал в приказе все это время.
- Ну, вот, Иван Степанович! - с ходу принялся докладывать он к Ивану Головинову, под начало к которому был приставлен. - Депешу я доставил! А купца того треклятого, так и не дождался ноне, потому, как баба его сообщила, что он может и до ночи задержится.
Иван Головинов молча уставился на своего подчиненного, и в голове его уже начал созревать авантюрный план.
- Молодец, Андрюша! - тут же похвалил он подьячего. - Ты ноне особливо шустер. Это ж надо, уже в трех местах побывал! А теперь, слышь, сходи, мил друг, в трапезную, да отведи арестанта, что там сидит в темную, да запри его с двух сторон, понял?
Молодой человек покорно кивнул, но не кинулся сей же час выполнять приказ начальника, а полюбопытствовал.
- А чего это тот арестант в трапезной очутился?
Иван Головинов, не ожидая такого вопроса, замолчал на короткое время, обдумывая ответ, чтобы, не дай Бог, не насторожить своего подчиненного.
- Да, Ванька вон двери перепутал, да доставил его туда вместо темной. - Кивнул он на стрельца. - А он, паршивец, там взял, да и заснул.
- Заснул? - удивился Андрей.
- Ага! Прямо на лавке. - Подтвердил Иван, все еще поглядывающий на окружающих ошалевшими глазами.
Никита ткнул Ивана в бок и строго на него взглянул, дабы тот больше не смел рта открывать, коли его никто ни о чем не спрашивал.
- А, чего ж вы сами-то до сей поры его в темную не спровадили, коль узнали, что он спит в трапезной? - удивился Андрей. - Послали бы вон, Афанасия, или меня дожидались? - и шутливо ухмыльнулся.
- Иди, ужо! - строго прикрикнул на Андрея Иван Головинов. - Ишь, похвалили его, а он туда же, уже и развольничался. Афанасию другое задание дадено, попуще твоего! Иди ужо!
Андрей, смело открыв дверь, направился в трапезную.
Он вошел в горницу и тут же увидел молодого крестьянина, вольготно расположившегося на лавке, закинувшего ногу на ногу.
А, ну, вставай, давай! - громогласно крикнул он, и вмиг очутившись возле арестанта, подхватил его калиги и котомку, швырнув все это в темную.
Алексей взглянул на него с любопытством, но не узнал в нем никого из своих недавних посетителей.
- А, новенького послали. - Лениво позевывая, сказал он. - Ну, что ж, хорошо!
Потом нехотя встал с лавки, решив пока не конфликтовать.
- Хоть бы воды дали или чего-нибудь поесть принесли, в животе целая революция!
- Чего это ты там сказываешь? - окинув крестьянина высокомерным взглядом, спросил подьячий, ничего не поняв из его речи - А, ну-ка, отправляйся ужо следом за своими пожитками.
- Хлеба, говорю, принеси и воды! - требовательно крикнул Алексей, обозлившись, - а то никуда с места не сдвинусь.
- Чего?! - возмущенно воскликнул Андрей. - Да я тебя сейчас как тыкну посильней, ты не только с места не сдвинешься, а побежишь со всех ног, куда тебя посылают! - он выхватил из-за пояса что-то наподобие небольшого штыка с серебряной рукояткой, и тут же приставил его к спине Алексея.
- Дикарь ненормальный! - воскликнул тот, однако тут же встал с лавки и отправился в темную.
Молодой подьячий закрыл за ним дверь на задвижку и, как ни в чем не бывало, снова отправился в приемную.
Появившись на пороге, он с удивлением отметил, что все находящиеся там с интересом на него уставились.
- Ну, чего? - спросил Иван Головинов. - Отвел?
- Отвел! - с готовностью ответил молодой человек.
- И, что же он?
- Он? - не понял Андрей и удивленно посмотрел на своего начальника.
- Он ничего не говорил, не сопротивлялся? - пытливо продолжал выведывать у него дьяк.
- Ну, немного посопротивлялся, а потом и пошел.
И Андрей, ощущая на себе любопытные, сверлящие его насквозь взгляды окружающих, сопровождаемые небывалой в этом людном помещении тишиной, начал вдруг понимать, что здесь происходит что-то неладное.
- Да, что это за арестант-то такой? - громко спросил он, обращаясь к сослуживцам.
- Может крестьянин, а может, какой шпион. - Тут же ответил ему Иван Головинов, отрезая тем самым, путь остальным присутствующим для объяснения причины их странного поведения ничего не знающему подьячему.
И тут во вновь наступившей тишине раздался низкий бас Ивана.
- Слышь, Андрюшка, а усы с бородой у него были ай нет?
Андрей, еще больше удивляясь странному вопросу, повернулся и внимательно посмотрел на брата Никиты.
- Усы с бородой? - конечно были. - И тут он вспомнил, что Алексей просил у него поесть.
- Я вообще не заприметил в вашем арестанте ничего странного, разве только то, что он уж очень бессовестно просил у меня хлеба и воды.
- Иди, Андрюша, присядь-ка на свое место и отдохни. - Сказал подьячему Иван Головинов и вновь умолк.
В этот момент Никита встал с лавки.
- Ну, прощевайте теперь! - сказал он, - и, сделав несколько шагов к двери, позвал за собой Ивана.
- Нет уж, погодь немного! - строго сказал Иван Головинов. Ты, Никита Семенович, еще должен сдать его нам по всей форме и бумагу подписать!
Никита остановился на полпути.
- Да, нам с Ванюхой ужо давно пора на посты, а то, глядишь, и от своего начальства взашей получим!
- Ничего! Я, при случае, замолвлю за вас словечко! - не отступал Иван Головинов.
Никита нехотя опустился на лавку.
- Ну, так давай, Иван Степанович, думай поскорей, чего теперь с ним делать-то?!
- Да я только тем и занимаюсь, что думаю! И хочешь - не хочешь, а сюда его привесть все ж придется!
- Слушай, Андрюшка! Ты, видать, поладил с этим арестантом-то! - вновь обратился к подьячему Иван Головинов. - А, ну-ка, сходи теперь к нему в темную и отнеси ему хлеба, да воды, и погляди, чего он и как. Да, погляди внимательно, и коль заметишь чего странное, нам доложишь.
- А чего глядеть-то? - не понял подьячий.
Иван Головинов строго на него взглянул.
- Ну, особливо-то на чего глядеть? - извиняясь, все же уточнил Андрей.
- А на что глаз ляжет!
Андрей шустро сбегал за хлебом в соседнюю горницу, где хранилась провизия для арестантов, - несвежий черствый хлеб и вода, - и вновь вернулся в приемную.
- Ну, стало быть, я пошел! - он еще раз взглянул на Ивана Головинова.
- Значит, отдать ему еду и, поглядев на него вертаться сюда?
- Ну, да! - ответил тот, - иди ужо!
Андрей сделал несколько торопливых шагов к двери.
- Постой! - окликнул его Иван Головинов.
- Коли ничего особого за ним не приметишь, дождись, покуда он поест, а потом приведи его сюда, понял?
- Понял! - и шустрый подьячий скрылся за дверью приемной.
Однако не прошло и пяти минут, как дверь с шумом распахнулась, и Андрей с бледным лицом и испуганными глазами вновь предстал перед ними с тем же куском хлеба, с которым и ушел. Однако ковшика с водой в его руках уже не было.
- Что случилось? - воскликнул Иван Головинов.
- Там… Он, это! - подьячий трясущейся рукой указал на дверь.
- Чего? - испуганно прошептал Афанасий Серебренников. - Сказывай ужо!
- Я открыл дверь-то, а на меня оттуда что-то как пыхнет, аж глаза заломило! Не то огонь, не то еще чего! Во, и сейчас даже, как глаза-то закрою, это в них так и стоит!
- Да, ты толком сказывай, чего это-то? - нервно крикнул Иван Головинов.
- Да, кто ж его знает! Говорю, на огонь походит, а может и не на огонь, раз тепла от него не было. А коли по блеску судить так и на солнце походит, только маленькое очень, потому как смотреть на него невозможно, зело ярко! Ведь он, арестант этот ваш, его мне аж к самому лику приставил и начал им водить во все стороны.
- А ты чего? - спросил Никита.
- А я испужался, да ковшик с водой и выронил, а потом назад побежал, вот и все!
Все вновь замолчали, осмысливая услышанное, а взволнованный подьячий опустился прямо тут же у порога на пол.
- Я теперь ни за что не пойду закрывать за ним дверь, Иван Степанович. - Сказал он, прислонившись к стене. - Теперь черед кого-нибудь другого!
- Так ты, дурень, и дверь оставил открытой! - отчаянно воскликнул Иван Головинов.
Поглядел бы я, как вы б ее закрыли! - обиженно запричитал Андрей, которому после испытанного страха перед неизведанным, гнев начальника казался сущим пустяком.
- Так! Стало быть, арестант твой теперь уже и не в темной и не в трапезной, а гуляет невесть где! - раздраженно воскликнул Иван Головинов, поглядывая на Никиту Проскурина так, словно тот был во всем виноват.