"По шоссе Брянск - Рославль через Сещу прошла автоколонна из 267 автомашин. Солдат 310, офицеров 46. Знак: в прямоугольнике четыре квадрата в шахматном порядке… "Резеда".
"За сутки через Сещу на Брянск из Рославля прошли 4 автоколонны. Крытых машин 934, открытых 41 с живой силой, легковых 64 с офицерами. Знак: имперский орел над квадратом с цветущим подсолнухом в центре… "Резеда".
"На Сещинском аэродроме 210 самолетов… "Резеда".
"Заву" от "Урса":
"Самолетом выслал вам с комиссаром Шараевым планы Сещи, Рославля и почту…"
Сеща… Даже само это название, одно это старое русское слово, звучит как звон боевой стали, как клич победы. Ведь "сеща", или "сеча", - это, по Далю, "просека… засека… завал из деревьев… росчисть в лесу, где лес вырублен и сожжен на месте, под пашню, откуда, вероятно, Запорожская Сеча"… Рославльский уезд когда-то граничил с Речью Посполитой; в этих местах, на тысячелетней русской земле, пролегала засечная оборонительная линия Российского государства. Когда Петр Первый сделал Рославль центральным опорным пунктом на линии Смоленск - Брянск, на месте Сещи валили деревья, защищая Россию от нашествия Карла Двенадцатого. Возможно, в те годы и появилось здесь военное поселение, ставшее потом деревней, селом, поселком Сеща, судьбы которой так тесно связаны с историей нашего народа, со свободолюбивой борьбой трех славянских народов.
Весной сорок второго года Аня Морозова рассказывала партизанам:
- Немцы в Сеще хвастаются: летают только немцы, а снаряжает их в полет, на борьбу с большевизмом, вся Европа.
И вот прошел год. В глазах полковника Дюды и майора Арвайлера Сеща, с ее пестрым, интернациональным гарнизоном, с ее ротами согнанных со всей Европы подневольных рабочих, все еще была символом европейского антибольшевистского сотрудничества. Разговоры о таком сотрудничестве стали весьма модными среди гитлеровцев после Сталинграда. Всей Европе, всему миру грозил Геббельс "ужасами большевизма", призывал к крестовому походу против Москвы, втайне надеясь отколоть от нее и западных союзников.
А между тем подвиг Ани Морозовой и ее друзей, беззаветная борьба интернациональной подпольной организации на Сещинской авиабазе сделала Сещу героическим символом совместной борьбы свободолюбивых народов против гитлеровской Германии. Подполье крепло и росло. Оно пополнилось румынами, французами… Нет, Европа не хотела снаряжать немцев в крестовый поход против России. Боевой антифашистский союз выковывался не только в подполье, но и в создухе.
2. "Нормандия" над Сещей
На командно-диспетчерском пункте Сещинского аэродрома, на вышке управления полетами, набитой дежурными офицерами, радистами, связными, кипела лихорадочная работа. Воздушное сражение над Сещей достигло своего апогея - преодолев заслон зенитного огня, советские бомбардировщики прорвались к аэродрому. Теперь уже оперативные офицеры люфтваффе следили за боем не по экрану радиолокатора, не по большой, расчерченной на квадраты карте на оперативном столе, а просто выглядывая в разбитые воздушной волной окна. Какой-то генерал с перевязанной головой, сидя с радистом, управлял по радио с земли обороной авиабазы, выкрикивая команды в микрофон. Полковник, командир другой эскадры, выкрикивал поодаль приказания своим истребителям:
- "Герцог-один"! Не смейте уклоняться от боя! Алло? Прикройте "Герцога-два"!.. Назад! Назад.
- Тысяча чертей! - взревел генерал. - Почему молчат зенитки в Трехбратском?! "Магистр"! "Магистр"! Я "Монарх"! Триста двадцать пять, четыреста пятьдесят шесть, триста семьдесят восемь. Повторяю!.. Они идут оттуда!.. Они уже здесь!..
Радисты, сидя в ряд за рациями у стены, сгорбились, стараясь не слышать взрывов бомб на аэродроме, не замечать ввалившийся в разбитые окна едкий дым, стараясь сосредоточиться на командах и переговорах своих летчиков в воздухе: "Прикрой меня слева!.. Пробит бак!.. Заел пулемет!.. Спасай!.."
- Я слышу французскую речь! - вдруг вскричал, вскакивая, радист-слухач, настроившийся на волну, которой пользовались русские летчики. - Иваны тараторят по-французски.
- Этот дурак со страха с ума спятил! - крикнул генерал, водя пальцем по переговорной таблице. - Крафт! Возьмите у него наушники!..
Адъютант генерала кинулся к ошалевшему радисту-переводчику контрольно-слежечной станции, схватил наушники, нахлобучил их на голову, прижал к ушам. На лице его появилось выражение изумления.
- Экселленц! Это не Иваны, не провокация. Это французские летчики! Чистейший прононс! "Аттансьон! Я Жюль! Держи курс двести двадцать! Прикрой "голубую двойку"! Аль-бер не отвечает!.."
- Ахинея! Бред! Слуховые галлюцинации! - рявкнул генерал, не спеша направляясь к адъютанту.
Он постоял с минуту, слушая заполнившую трескучий эфир быструю французскую скороговорку.
- Тысяча чертей! - проговорил генерал. - Я тоже сошел с ума. Французский летный жаргон. Я его помню по сороковому году!.. Но Франция покорена, откуда в русском небе взялись эти лягушатники?! Что за черт.
В динамиках звучали голоса авианаводчиков:
- "Монарх"! "Монарх"! К базе идет новая волна русских бомбардировщиков.
В тот день, 12 мая 1943 года, взлетев на стремительных "ЯКах" с аэродрома под Калугой, французские летчики эскадрильи "Нормандия", во главе с майором Тюляном, блокировали Сещинский и Брянский аэродромы в то время, как на эти объекты обрушились бомбы 3-й гвардейской бомбардировочной авиационной дивизии под командованием генерал-майора Андреева. Крылом к крылу летели на врага самолеты славной "Нормандии" и самолеты 303-й истребительной авиационной дивизии генерала Захарова.
Аню и ее подпольщиков этот налет застал кого на аэродроме, кого в авиагородке. Все они прятались где попало - в добротные подземные бомбоубежища их не пускали. Аня нырнула в кювет, прикрыла голову железным тазом. Ее всю трясло от нервного возбуждения. Выглянув из-под таза, она увидела, как прямо над ней сплелись в клубок "ЯКи" и "мессеры". Они яростно поливали друг друга пулеметными очередями, били из пушек. Крылья в лохмотьях, разлетаются куски дюралевой обшивки. Весь мир, казалось, заполнился грохочущим стуком авиапушек и зениток. Гул моторов, оглушительная дробь "эрликонов", свист, органный рев и громовые удары бомб - весь этот адский грохот рвал барабанные перепонки в ушах. Пыль, дым, огонь, ураганные смерчи воздушных волн. Аня видела, как одной такой волной высоко подбросило грузовик с выстиранным бельем. Несколько минут ада - и налет закончен. Дым, гарь, треск пламени во внезапной, невероятной тишине, звук взбудораженных голосов. База оживает, начинается борьба с пожарами, увозят раненых и убитых. Но страх, подобно клубящемуся черному облаку на летном поле, еще долго не рассеивается…
В тот день французы "Нормандии" помогли своим советским товарищам уничтожить полсотни гитлеровских самолетов в Сеще и Брянске.
Да, немецкие асы, защищавшие в воздухе Сещинскую авиабазу, оперативные офицеры, дежурившие на командно-диспетчерском пункте, были неприятно изумлены, услышав, как летчики в атаковавших Сещу самолетах переговаривались во время воздушного боя на… французском языке, на языке "покоренной Франции"! Еще больше изумились бы немцы, если бы узнали, что французы летали на бомбежку грозной немецкой авиабазы, вооруженные составленным русскими, поляками и чехами скорректированным планом, точно фиксировавшим все последние изменения и перестановки на авиабазе и аэродроме, все хитроумные уловки полковника Дюды и капитана Арвайлера.
Невозможно представить себе радость, охватившую подавляющее большинство работавших в Сеще французов, - ведь до того дня эти насильно оторванные от родины люди ничего или почти ничего не знали о борющейся Франции, о храброй "Нормандии"! Но свою радость, свое ликование они должны были тщательно скрывать.
Этот налет можно с полным основанием назвать интернациональным налетом на немецко-фашистскую авиабазу. Ведь бомбили базу советские летчики многих национальностей Советского Союза, блокировали аэродром французы, а готовили налет, обеспечили ему успех подпольщики - русские, чехи, поляки…
И в те же дни до Сещи, всколыхнув невозмутимого чеха Венделина Робличку, донеслась весть - под Харьковом блестяще приняло боевое крещение сформированное в СССР чехословацкое войско.
В этих весенних воздушных сражениях победила советская авиация. Гитлеровцы готовились к наступлению под Курском, но впервые за всю войну у них не было численного превосходства в воздухе. А в реве титанического воздушного сражения над Курском была спета "лебединая песня" люфтваффе.
И как прежде Костя Поваров, так теперь за всеми делами героев Сещи незримо стояла Аня Морозова, ставшая многоопытным и мужественным подпольным вожаком. Внешне она осталась все той же Аней. Летом бегала в ситцевом белом платье с белой косынкой, завязанной на затылке, и черных босоножках. В непогоду надевала темный свитер и сшитый отцом жакет, похожий на мужской пиджак, и длинную, чуть не до икр, юбку. Зимой носила кожаную куртку и сапоги. Такой ее запомнили все сещинцы. Девушка как девушка, мало ли таких в Сеще! Хлопотала по хозяйству, ухаживала за тремя маленькими сестренками и стиркой зарабатывала на хлеб жившей впроголодь семье. Ее каждый день видели идущей по поселковой улице с коромыслом и ведрами по воду. Видели, как ходила она с тазом к пакгаузу. Никому в голову не приходило, что двадцатидвухлетняя Аня Морозова руководит крепкой интернациональной подпольной организацией, что она месяц за месяцем одерживает победу над оберштурм-фюрером Вернером в трудной битве умов, что ее интернациональная организация наносит все более тяжелые удары по врагу.
3. "Помощь соседа"
- Где пропадает этот осел Геллер? - раздраженно откусывая кончик бразильской сигары, спросил адъютанта, сидя за столом своего кабинета, начальник контрразведки Вернер, недавно произведенный рейхсфюрером в гауптштурмфюре-ры СС. - Мне нужен переводчик для важного совещания.
- У него запой, гауптштурмфюрер! - извиняющимся тоном ответил эсэсовец.
- Свинья! Совсем спился с круга. Я ему сто раз объяснял, что у нас в СС нет незаменимых людей, кроме рейхсфюрера, и никто не может рассчитывать на поблажки из-за старых заслуг! Вызовите ко мне штабного писаря, этого… как его… Зейделя.
- Обер-фельдфебель Зейдель на днях выехал в срочный отпуск по случаю несчастья в семье - американцы разбомбили его семью в рейхе.
- Вот дьявольщина! Кто же будет переводить на русский?
- Зейделя заменяет обер-ефрейтор Робличка. Он хорошо знает русский язык.
К весне 1943 года Венделин прекрасно говорил по-немецки, хорошо изучил русский язык. Он отличался живостью ума и гладкостью речи. Оценив в нем эти качества, гитлеровское начальство на авиабазе часто приглашало его в качестве переводчика на важные, секретные совещания с представителями "местного аппарата". Обо всех этих совещаниях Венделин исправно информировал партизан.
- Хорошо! Пусть явится к полковнику Дюде в девятнадцать ноль-ноль.
Обер-ефрейтор был очень занят: он тщательно перелистывал большой и ценный материал - последние похоронные на летчиков Сещинской авиабазы, погибших "за фюрера, немецкий народ и отечество".
Ровно в 19.00 в кабинет начальника авиабазы вошел молодцеватый, подтянутый голубоглазый блондин в отлично пригнанном мундире с погонами обер-ефрейтора.
- Хайль Гитлер".
За столом сидел, поглаживая седой прусский бобрик, незнакомый Робличке, похожий на фельдмаршала Кейтеля генерал с раззолоченным воротником и красными лацканами мундира. Сбоку уселись полковник Дюда, с таким же седым бобриком, моложавый СС-штандартенфюрер из бригады СС Дирлевангера и по-эсэсовски коротко остриженный, похожий на спортсмена гауптштурмфюрер Вернер. На стульях у стены неловко жались знакомые Робличке начальник русской вспомогательной полиции Сещи Коржиков (каменные скулы, дремучие брови козырьком, мутные, как самогон, глаза) и его помощник Плаксин (подобострастное ничтожество без особых примет). Рядом с ними сидело двое полковников-власовцев в сизо-голубой форме вермахта, но с золотыми погонами и знаком РОА на рукаве. Эти вояки-перевертыши сидели с видом ложно значительным, но больше всего походили на непроспавшихся пьяниц.
- Итак, господа, - начал генерал, - мы слишком часто объявляли партизан уничтоженными. Между тем отряды стали бригадами, появились целые партизанские края, мы на фронте не можем отдавать себя целиком борьбе с Красной Армией, когда чувствуем за спиной такую грозную опасность, а ваша авиабаза стала островом в "красном море". На этот раз нас интересует не пропагандистский, а чисто военный, оперативный эффект нашей карательной операции "Нахбар-хильфе". Взгляните на эту карту! Переведите.
- Яволь, экселленц! - в меру громко отчеканил Робличка.
Генерал, слушая перевод, вполоборота повернулся к крупномасштабной карте на стене, показав морщинистую шею над воротником с золотой арабеской.
- По данным, уточненным гауптштурмфюрером Вернером, - продолжал командующий карательной экспедицией, - партизаны Клетнянских лесов насчитывают сейчас не менее десяти тысяч бойцов, но лишь половина из них по-настоящему боеспособна. Клетнянская группировка партизан состоит из трех зон. В нее входят бандиты бригад Данченкова, Кезикова, Коротченкова, Панасенкова…
Венделин невозмутимо переводил и одновременно стенографировал плавную речь генерала. Переводил он почти синхронно, вполголоса, но четко и внятно, с едва заметным напряжением, но гораздо лучше медлительного Геллера, хотя тот и прожил полжизни с русскими и украинцами. "Нахбар-хильфе" он правильно перевел, как "Помощь соседа", хотя только потом понял, что операция так названа потому, что одна гитлеровская армия вынуждена была прийти на помощь другой в борьбе с клетнянскими партизанами.
- На рассвете десятого мая эшелоны фронтовых и тыловых частей четвертой полевой и второй танковой армий начнут выгружаться на станциях Сеща, Дубровка, Олсуфьево, Жуковка. Всего командование для расчистки прифронтового тыла нашего фронта выделило одиннадцать дивизий - около ста тысяч солдат и офицеров, не считая тыловых частей, батальонов РОА и вспомогательной полиции. Двум дивизиям и вашим, господа, частям поручена ликвидация клетнянской группировки. Я собрал вас для того, чтобы поставить вам боевую задачу, объяснить план операции, указать маршруты наступления, договориться о координации наших действий. Начало операции - девятнадцатое мая. Части люфтваффе будут поддерживать возглавляемые мною войска с аэродромов Сеща и Брянск… Хочу отметить, как факт весьма положительный, что вся многонациональная Сещинская авиабаза, которая, по меткому выражению полковника Дюды, является символом европейской антибольшевистской коалиции, будет принимать участие в уничтожении лесных бандитов с помощью значительных сил "Русской освободительной армии" и русской вспомогательной полиции. Мы рады приветствовать цвет русского народа, как участников антибольшевистского крестового похода. На нашем совещании присутствуют офицеры шестьсот двадцать седьмого и шестьсот тридцать седьмого восточных батальонов…
Когда совещание закончилось, полковник Дюда, брезгливо отводя глаза от власовских офицеров и полицейских, пригласил генерала и господ офицеров в казино на "небольшой ужин". Робличка опасался, что и его уведут на ужин в качестве переводчика, но Вернер, вставая, отрывисто произнес:
- Инструктаж отпечатать с грифом "Совершенно секретно" в шести экземплярах и сдать мне вместе со стенограммой не позже, чем через час. Я буду в казино.
Робличка быстро прошел в свою комнату. Христманн уже ушел. Он сел за стол под плакат "Пет! Враг подслушивает!" и, заложив семь листов бумаги с копировальной бумагой в большую конторскую пишущую машинку типа "Ремингтон", стал быстро, всеми пальцами печатать стенограмму.
Через час, спрятав седьмой экземпляр за голенище, Венделин положил отпечатанные экземпляры в папку и поспешил к Вернеру…
Вернер долго считывал отпечатанную стенограмму с оригиналом, пока Венделин стоял перед ним по стойке "смирно", на прусский манер согнув и оттопырив локти. Потом он выругал Венделина за какую-то орфографическую ошибку и, вытащив золотую зажигалку, сделанную в форме пистолетика "Вальтер СС", стал сжигать оригинал стенограммы. Суровое лицо его осветилось огнем. Так и запомнил Венделин Вернера - в эсэсовском мундире с Железным крестом первого класса, ромбом "СД" на рукаве, черными петлицами и мрачным лицом, освещенным огнем… У шефа СД было такое же сумрачное, решительное, как бы овеянное пороховым дымом лицо, нордическое лицо доблестного германского "остланд-рейтера", рыцаря похода на восток, какое изображали художники из рейхсминистерства пропаганды на своих военно-патриотических плакатах.
- Гауптштурмфюрер! - громко сказал Венделин. - Я принес и копирку. Ее тоже сжечь?
- Молодец! - ответил Вернер. - Сделай это сам и сделай это здесь.
- Яволь, гаупштурмфюрер.
Когда Венделин передал седьмой экземпляр стенограммы Ане, он сказал ей:
- Есть у меня, Аня, две просьбы. Мне Альфред рассказывал, как ужасны эти карательные операции. Они заживо сжигают детей. Поэтому я прошу - передай скорей и проси, чтобы партизаны вовремя предупредили население.
Опять горели деревни, опять сжималось стальное кольцо карательных войск вокруг клетнянских партизан, опять бомбы, снаряды из рурской стали сокрушали столетние сосны. "Юнкерсы" пикировали на партизанские землянки, танки мчались по лесным просекам.
Десятки немецких самолетов, взлетая с Сещинского аэродрома, изо дня в день бомбили Брянские и Клетнянские леса, помогая десяти дивизиям гитлеровцев "обезопасить тыл своей орловской группировки". Около трех тысяч карателей нашли себе могилу в партизанских лесах, а партизаны продолжали взрывать в тылу готовившихся к наступлению гитлеровцев мосты, эшелоны с "тиграми" и "пантерами".
Но вот армию карателей отозвали на фронт, который затрещал под напором наших войск. Эта армия поредела и измоталась в лесных боях с партизанами, что значительно ослабило войска гитлеровцев, наступавшие на Курск. Немцы опять объявили партизан уничтоженными, а в лесу снова зазвучала лихая партизанская песня:
Мы пути врагу отрежем,
Мы в кольцо его зажмем,
Перерубим, перережем,
По кусочкам разорвем.
4. Подпольный конвейер
Мимо протарахтела фурманка с усатым немцем-ездовым. Зина посмотрела ей вслед и переправила из руки в руку тяжелое ведро с лесной земляникой. Ездовой, сонный, добродушный толстяк, встрепенулся вдруг, остановил короткохвостую, чалую кобылку.
- Прошу, фрейлейн, - предложил он улыбаясь.
- Данке.
Зина села рядом с немцем, поставив сбоку ведро, обхватив его рукой. Солдат потянул носом, судорожно глотнул, глядя на ягоды.
- Битте! - сказала Зина, глазами указывая немцу на землянику.
Документы у нее уже дважды проверяли патрули на дороге. Но и впереди могут быть проверочные посты…
- О, много рад! - Солдат запустил в ведро пухлую пятерню, набрал горсть пахучих ягод и заинтересованно покосился на паненку - удивительно яркие, живые у нее глаза.
Парный патруль на перекрестке не остановил фурманку.
Баварская строевая лошадь бежала размашистой рысью, помахивая куцым хвостом.