Вместе с Роуэном они положили Бронден перед очагом, где еще теплились красноватые угольки.
- Тащи сюда одеяла, Роуэн, - приказала Ланн. Преодолевая боль в спине, старуха склонилась над неподвижным телом Бронден. - Неси бинты и целебный бальзам. Норрис, подбрось дров в огонь. А ты, девочка, тоже помогай - налей в чайник воды! И поторопитесь, нам еще много чего нужно сделать.
Шаран двинулась к кухне, но остановилась в дверях. Она обернулась и поглядела на Роуэна.
- Ланн не хочет говорить об этом, - покраснев, начала она, - и Норрис отворачивается, делает вид, будто занят. Но, Роуэн, ты знаешь - я говорю правду: ты знаешь больше, чем рассказываешь. - Глаза Шаран, всегда светившиеся мягкой добротой, потемнели, лицо было серьезным. - Роуэн, ответь, о чем вы говорили с Шебой? Что она открыла тебе? Я вижу в твоих глазах тревогу и страх, но ты молчишь. Расскажи нам обо всем, ирошу тебя, ведь настало время узнать правду, сколь бы ужасной она ни была.
У Роуэна сжалось сердце. Подозрения закрались в его душу еще тогда, когда он увидел сломанную изгородь и следы букшахов. Теперь подозрения переросли в уверенность.
"Когда придет время, ты сам все поймешь…"
- Да, время пришло, - хрипло сказал Роуэн. Обернувшись, Ланн обожгла его взглядом.
Норрис только хмыкнул.
- От Шебы я узнал, что с нами будет, - сказал Роуэн. - Но я не до конца понял смысл зловещего пророчества. А может, просто не решился вникнуть в истинное значение ужасных слов. Сейчас я, кажется, догадался, о чем шла речь в первых строках, но остальные…
Ланн, Норрис и Шаран, не говоря ни слова, смотрели на Роуэна. Мальчик вздохнул, глянул на огонь и стал читать:
Животные мудрые знают пути,
И следом за ними должны вы пойти.
Один будет грезить, другой - рыдать,
Третий - сражаться, четвертый - летать.
Все четверо вместе пойдете туда,
Чтоб стать добычей огня и льда.
Но нет у вас к жизни другого пути -
Так просто от голода вам не уйти.
В ужаснейшем этом сраженье, поверьте,
Найдете свой путь вы меж жизнью и смертью.
Он замолчал. Несколько минут в комнате стояла тишина - лишь потрескивали догорающие поленья. Наконец Ланн заговорила.
- "Чтоб стать добычей"? - хмуро переспросила она.
- Там говорится о животных… Имеются в виду снежные черви? - спросил Норрис.
Роуэн покачал головой:
- Нет, букшахи. За последние несколько недель они не раз ломали изгородь и уходили с пастбища, и все время я приводил их домой. Теперь я знаю, что нужно было отпустить умных животных на волю. Сегодня ночью сгорело сено. Букшахам больше нечего есть. И они ушли, показав путь, по которому мне надо идти вслед за ними.
Ланн недоверчиво посмотрела на Роуэна:
- В пророчестве говорится, что пойти должны четверо. Слышишь, четверо, а не ты один, но Бронден ранена, а я… Я очень слаба.
Было видно, что старухе не так легко признаваться в собственной слабости, но ни один мускул не дрогнул на ее лице - оно было будто высечено из камня.
Норрис приподнялся на стуле.
- Я пойду с Роуэном, - сказал он.
Ланн сжала губы.
- Ты не сможешь, - спустя какое-то время произнесла она.
- Нет, смогу, - возразил Норрис. Он обернулся к Роуэну - тот покачал головой, но Норрис настаивал на своем: - Даже и не думай, дружище, уйти втихаря. Я поползу следом. Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе.
Роуэн услышал тихий голос Шаран:
- И я пойду с тобой.
- Нет! - крикнул Роуэн. - Норрис, скажи ей…
Но Норрис смотрел в сторону, не произнося ни слова.
Роуэн глянул на них и задумался. Как он мог им отказать?
- Успокойся, - сказала Ланн. - Ты, Норрис и Шаран - ведь вас только трое.
Роуэну вспомнилось зловещее пророчество Шебы. Видения поплыли перед глазами, подобно расписанным шелкам, что дрожали, раздуваемые ветром.
Вот трое бредут по снежной пустыне, а четвертый, невидимый, наблюдает за ними. Трое прячутся в пещере, и снова тень четвертого где-то рядом.
Один будет грезить…
Мальчика била дрожь.
- Троих достаточно, - буркнул он.
- Откуда ты знаешь, что достаточно? - недоверчиво спросил Норрис.
Роуэн не знал, что ответить. Мысленно он проклинал себя за то, что проговорился.
"Когда узнаешь, что это, станешь таким, как я".
Перед ним вновь возникло лицо Шебы. Он вспомнил ее злобную ухмылку и отвратительное хихиканье. Слюна собиралась в углах старухиного рта, когда она, склонившись над очагом, от которого исходил горьковато-терпкий запах, бормотала свои страшные заговоры. Жители деревни боялись Мудрейшей и не любили ее.
Нет, Роуэн не хочет быть таким, как эта отвратительная старуха. Да, он может предсказывать будущее, но пророческий дар, которым наградила его Шеба, подобен позорному клейму. Роуэн понимал, что провидческий дар придется скрывать, что никому не следует рассказывать о своих чудесных видениях. Если вдруг кто-нибудь узнает о них… Роуэн тут же представил себе, как в презрительной ухмылке исказится лицо Ланн. Нет, ни за что… Ведь даже его друзья Норрис и Шаран отвернутся от него, охваченные суеверным ужасом.
- Троих, - повторил Роуэн, - троих, должно быть, хватит.
- А как ты думаешь, куда пошли букшахи? - хрипло спросила Ланн.
Все четверо вместе пойдете туда,
Чтоб стать добычей огня и льда.
Роуэн закусил губу.
- Я полагаю, к Горе, - ответил он наконец. - И нам следует отправиться туда же.
9. Сундук с резной крышкой
Сборы заняли не слишком много времени. Роуэн, Шаран и Норрис быстро упаковали одежду, еду, факелы, веревки и масло. Все уже было сложено, и оставалось только ждать рассвета. Роуэн понимал, что нет смысла пускаться в путь ночью, но все-таки беспокоился, ведь выпавший снег мог замести следы букшахов.
Ланн, дежурившая у постели Бронден (плотничиха так и не пришла в сознание), велела всем отправляться спать, но ее послушался только Норрис. С необыкновенной беззаботностью, которой так не хватало Роуэну, он лег и через минуту уже храпел.
Шаран отправилась в угол комнаты, туда, где была ее постель. Там Ланн не могла видеть девочку, и она, устроившись у подрамника, снова взялась за кисть.
Роуэн не мог заснуть. Он то и дело выбегал на улицу посмотреть, не замело ли следы букшахов. К счастью, ночью не было снегопада и следы животных оставались свежими.
Наконец стало светать. Когда Роуэн вышел за порог, он почувствовал, что с наступлением утра совсем не потеплело. На улице стоял лютый мороз, и по сравнению со вчерашним днем сильно похолодало.
Скрипнула дверь. Роуэн вздрогнул и обернулся. На пороге с фонарем в руке стояла старуха Ланн. Морщины на ее лице превратились в темные впадины - ночь, проведенная у постели Бронден, давала о себе знать.
- Вам скоро выходить, - сказала Ланн. Ее дыхание превращалось в пар. - Прежде чем вы уйдете, я хотела бы кое-что взять у себя дома. Я была бы рада, Роуэн, если бы ты мне помог.
Роуэн кивнул, и они вышли на улицу. У мальчика к горлу подступили слезы: он впервые задумался о том, что Ланн и Бронден в пустой деревне останутся одни. Калека и старуха… Почти без еды, почти без надежды на спасение.
- Как Бронден? - спросил он.
- Она так и не пошевелилась с тех пор, как мы внесли ее в дом, - грустно сказала Ланн. - Я дотронулась до нее - она совсем холодная. А ведь мы устроили ее у очага и завернули в одеяла. Сейчас с ней осталась Шаран.
- Ланн, я прошу у тебя прощения… - начал было Роуэн, но старуха, предостерегающе подняв руку, не дала ему договорить.
- Хранитель букшахов, ты делаешь то, что должен, - сказала она. - А мы с Бронден покоряемся воле судьбы. Больше здесь не о чем говорить.
Они подошли к дому, где до наступления холодов жила Ланн. Она ввела его внутрь. В доме пахло сандаловым деревом и выдубленной кожей. Мебели в комнатах почти не было.
Ланн оглядела кухню. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, но рука непроизвольно опустилась на спинку кресла, что стояло перед очагом.
Роуэн подумал: "Раньше она, наверное, в мире и спокойствии коротала здесь вечера, пока чудовищное бедствие не постигло наш край. Пока…"
- Ланн, Шеба проложила дорогу. Наши родные смогут дойти до побережья раньше, чем мы предполагали, - вдруг выпалил он. - Часть вернется - Джон мне обещал. Они спасут вас, принесут еды и масла…
- Они придут, в этом нет никакого сомнения, - отвечала Ланн. Глаза ее задумчиво скользили по стенам знакомой комнаты. - Но что они здесь найдут, когда вернутся…
Старуха покачала головой, сняла ладонь со спинки любимого кресла и двинулась в одну из дальних комнат - в прежние времена она, видимо, служила ей спальней. Роуэн шел следом за ней. Остановившись в дверях, Ланн указала посохом на железную кровать:
- Под кроватью - деревянный сундук. Выдвини его, пожалуйста.
Роуэн наклонился и стал вытаскивать сундук. Он оказался довольно тяжелым. Крышка была изукрашена богатой резьбой - об этом мальчик догадался, ощупав сундук руками. Роуэн подумал, что внутри, наверное, хранятся одеяла или шкуры букшахов.
Ланн посветила ему фонарем. Луч света упал на крышку, и Роуэн смог разглядеть причудливый узор из цветов, птиц и удивительных животных.
- Надо же, какая красота! - воскликнул Роуэн.
Спустя мгновение ему стало стыдно: можно было подумать - он так удивился потому, что столь дорогая вещь нашла приют в этом бедном доме.
Однако Ланн, казалось, вовсе не была обижена. Она глядела на резной сундук с не меньшим восхищением.
- Да, очень красивая вещь, - согласилась она. - Я давно его не доставала. Он тяжелый, поэтому вот уже много лет я не выдвигала и не разглядывала его. - Ланн наклонилась и потрогала резную крышку. - Хорошо, что он тебе нравится, ведь это работа Моргана, твоего деда. Это был его свадебный подарок.
Роуэн изумленно ахнул, а Ланн слабо улыбнулась.
- Да-да, - прошептала она, - ведь когда-то я была помолвлена с твоим дедом. - Старуха вздохнула. - Морган был красив. Твой отец был похож на него - жители Рина часто очень похожи на своих родителей. И когда Сефтон вырос и возмужал, я частенько смотрела на него и думала, что он мог быть моим сыном. Мог быть моим ребенком, если бы все сложилось чуть-чуть иначе.
Роуэн будто новыми глазами смотрел на старуху Ланн, ведь она говорила о его отце, который погиб, вытаскивая малыша Роуэна из пламени пожара.
Роуэн жил, зная тайные мысли своих односельчан: они думали, что лучше бы сгорел хилый мальчишка, чем всеми любимый богатырь Сефтон. И только сейчас Роуэн догадался об истинных чувствах Ланн: для старухи смерть сына Моргана была страшным ударом, но она не подавала виду.
Почему же сейчас Ланн решила заговорить с ним об этом?
- Все в деревне считали, что мы с Морганом будем прекрасной парой: мы вместе сражались против зибаков, - продолжала Ланн, глядя куда-то в сторону. - Но… - она поежилась, - свадьба не состоялась.
- Почему? - не подумав, выпалил Роуэн и сам удивился тому, что осмелился спросить об этом. Он думал, что Ланн тут же одернет его, но она не сделала этого.
- У Моргана был младший брат по имени Джоэль, - сказала Ланн, вглядываясь в причудливый узор на крышке сундука. Голос ее дрожал, и она с трудом находила нужные слова. - Джоэль был намного младше Моргана. Когда он родился, мать их была уже в летах. Джоэлю было всего десять лет, когда мы с Морганом решили пожениться. Родители братьев умерли, и о ребенке, кроме старшего брата, некому было позаботиться.
Руки Ланн, загрубевшие от тяжелой работы, задумчиво бродили по извивам замысловатой резьбы. Скрюченные пальцы касались раскинувших крылья птиц, прячущихся в густой траве ящериц, цветов, что сплетались в причудливый венок.
- Темноволосый Джоэль был слабым ребенком. Мечтатель, тихоня, он боялся собственной тени. Не мог работать в поле, не мог сражаться с неприятелем. Дети смеялись над трусом, а взрослые презирали фантазера.
Кровь бросилась Роуэну в лицо. Ланн будто бы рассказывала о его собственном детстве. Ее тихий голос и потупленные глаза подтвердили его догадку: Ланн знала, что история Джоэля похожа на историю Роуэна.
- А Джоэль тоже был пастухом? - еле слышно спросил Роуэн.
- Да. Это было единственное, на что он был способен, - отвечала Ланн. - Ты же знаешь, что пастухами становятся либо малыши, либо самые слабые из жителей деревни. В прежние времена все было точно так же.
Помолчав, Ланн продолжила рассказ, но было видно, что каждое слово дается ей с огромным трудом.
- Я презирала Джоэля, - говорила она, - за то, что он был слабым и трусливым. Все то, за что его ценил Морган, - а он ценил доброту Джоэля и его любовь к животным, - все это для меня ничего не значило. С этим слюнтяем мне было стыдно выйти на улицу, но Морган ни за что не соглашался расстаться с братом. Он сказал мне, что пока Джоэль не подрастет, он будет жить вместе с ним. Из-за этого мы поссорились. Очень серьезно поссорились. Через несколько дней вся деревня знала о том, что между нами пробежала черная кошка. А потом все узнали о причине нашей размолвки - я и не скрывала, что мы поругались из-за Джоэля.
Ланн вздохнула. Ее пальцы задумчиво гладили крышку сундука. Она как будто надеялась, что этими прикосновениями, этим рассказом ей удастся смягчить в своем сердце горькие воспоминания.
- Я была молода, - продолжала она, - молода и зла. Да и ревнива к тому же. Я ревновала Моргана к младшему брату, которого он так любил. И случилось так, что мы все поплатились за мою глупость и гордость.
Роуэн молча вглядывался в морщинистое лицо старухи и не произносил ни слова. Ланн никогда не говорила о своих чувствах, никогда не рассказывала ему о себе. Насколько он знал, и с другими суровая староста была не слишком разговорчива.
- Что же произошло? - нехотя спросил Роуэн.
Эта грустная повесть производила на него тяжелое впечатление. Он понял, почему раньше никто не заводил с ним разговора о несчастном Джоэле. Роуэн уже не хотел слушать дальше - он догадался, чем закончилась эта печальная история.
- Джоэль погиб, - сухо сказала Ланн. - Бедняга боялся высоты, но дети дразнили его из-за нашей ссоры с Морганом, и он залез на дерево, но мальчишки не отставали. Они стали кидаться в него камнями. Джоэль лез все выше и выше и в конце концов сорвался. Может быть, в него попали камешком. Может быть, он просто оступился. А может, сам… спрыгнул вниз.
Голос старухи дрогнул. Стало темнее, будто тени прошлых лет слетелись в комнату. Сердце Роуэна заныло, когда он подумал о слабом несчастном малыше, которого затравили до смерти. А он…
- А он был таким же, как я, - пробормотал Роуэн.
Мысли его все время возвращались к прошлым временам. К тем минувшим столетиям, когда жители деревни были едины и смелые воины жили в дружбе с мечтательными художниками. Роуэн думал о тех далеких временах, когда его народ еще не был разделен на два колена жестокими зибаками - те отправили силачей в долину, а слабых оставили томиться за морем.
"Когда Ланн смотрит на меня, она снова видит Джоэля. И снова вспоминает о том, что произошло тогда…" - пронеслось в его голове.
- Джоэль упал с того самого большого дерева, под которым мы пляшем в праздничные дни и под которым прощаемся с умершими, - прошептала Ланн. - И что за насмешка судьбы: вместе с бедняжкой Джоэлем я навсегда похоронила надежды на счастливую жизнь с Морганом.
Натруженные руки Ланн любовно поглаживали резную крышку сундука. Она глаз не сводила с диковинного орнамента.
- Той ночью ко мне пришел Морган и принес этот сундук, - еле слышно продолжала она. - Он сказал, что вырезал этот орнамент по рисунку Джоэля. Сундук должен был стать их общим подарком к нашей свадьбе. В ту ночь Морган ни единым словом не упрекнул меня и ничего больше не сказал, но я почувствовала, что мой жених переменился ко мне, и решила разорвать помолвку.
Ланн выпрямилась и заглянула в глаза Роуэну:
- Прошли годы, и Морган женился на Эльзе, твоей бабке. Я была рада, что он наконец-то нашел свое счастье. А может быть, просто убедила себя в том, что рада.
- А ты?.. - спросил Роуэн.
- А я так и не встретила того, кто бы мог сравниться с Морганом. Вот и осталась одна, - коротко ответила Ланн. К ней постепенно возвращалась ее всегдашняя резкость. - Все к лучшему, что и говорить. Я слишком себялюбива и вряд ли с кем-нибудь ужилась бы.
Роуэн потерянно молчал.
- Мне очень жаль, - пробормотал он.
- Брось. Все это уже быльем поросло, - отвечала Ланн. - Прошедшего не вернешь.
Они помолчали. Потом старуха повернулась к мальчику и сказала:
- Пожалуйста, открой сундук.
Металлическая защелка проржавела, но Роуэну все-таки удалось справиться с замком и откинуть тяжелую крышку. Сначала он почувствовал легкое разочарование: в сундуке лежали обыкновенные меховые накидки.
Ланн вздохнула и наклонилась над сундуком. Вытащив одну из накидок, она расправила ее, и Роуэн увидел, что это была вовсе не накидка, а длинный плащ с капюшоном. Плащ был сшит из цельной шкуры букшаха, шерстью наружу, а мягкой кожей внутрь.
Такие плащи он раньше видел только в книжках с картинками да на тех полотнищах, что висели в Книжном Доме.
И еще в том страшном сне поднимающиеся на Гору странники были одеты в точно такие же плащи с капюшонами.
- У меня есть четыре плаща, - сказала Ланн, - больше таких в деревне не осталось. В прежние времена в них ходили воины, но сейчас молодежь предпочитает кольчуги. Вон тот - мой, те два носили мои родители, а этот - Морган. Когда он умер, Эльза отдала его мне. Эти плащи многое повидали. И они согреют тебя и твоих спутников лучше всякой другой одежды.
Ланн достала еще три плаща, любовно расправила их и отдала Роуэну.
А мальчик не мог произнести ни слова. Какой-то странный шум стоял у него в ушах, но Ланн продолжала говорить, и Роуэн заставил себя прислушаться к ее словам.
- Хранитель букшахов, мы частенько ссорились с тобой, - говорила она. - Я признаю, что порой была не права, как когда-то была не права перед Джоэлем. Знаю, иногда ты думал, что я слишком сурова. Но, оглядываясь на прожитые годы, я думаю: несмотря на то что мы с тобой такие разные, в чем-то важном мы все-таки сходимся.
Казалось, морщины на лбу Ланн разгладились, взгляд был устремлен вдаль.
- Я не притворяюсь, будто понимаю то… то, что возложено на тебя, - сухо сказала она, - потому что, если все обстоит именно так, как ты говоришь, это идет вразрез с моими представлениями о порядке вещей.
Ланн замолчала. Роуэн ждал, что она скажет еще. Старуха вздохнула. Было видно, что она пытается побороть какую-то тайную тревогу, терзающую ее душу.
- Я стара, и жизнь моя движется к закату, - наконец заговорила она. - Все, что я хотела сделать для своего народа, я уже сделала, но что касается тебя - тут дело обстоит иначе. Мне горько сознавать, что дряхлость мешает мне быть на твоем месте и встретить опасность лицом к лицу.
Роуэн знал, что на подобные признания не стоит отвечать словами благодарности и утешения. Лучше сказать правду.