- С букетами-то чего делать? - баба Лена озадаченно разглядывала вазы и банки, расставленные по кабинету. - Не убрать, так осыпаться начнут!
- Себе забери! Подругам раздашь, - разрешил великодушно Понизов. - Им уж давно, поди, никто не дарил.
- Как же, забери! Да тут на тракторе вывозить надо, - проворчала баба Лена. Она разогнулась, так что голова уперлась в красочный адрес: "Женский коллектив поссовета поздравляет дорогого Николая Константиновича с возрастом Иисуса Христа. Желаем мудрости, но не святости". Прочитала, шевеля губами. Сорвала.
- Уж больно тебя девки балуют, Колька!
- Так и я их! - Понизов хохотнул. На Кольку он не обижался. Наоборот, нравилось, когда шел по поселку, и старики, помнившие его пацаном, окликали по-свойски, на "ты". Себе цену он знал, а потому не боялся показаться смешным.
- Шкодник ты! - без злобы оценила начальника баба Лена. - А пора б остепениться. Тридцать три года, - не пацан-участковый, как прежде. На большой должности!
- Что должность? Собачья метка. Дела всё решают, - Пони-зов распахнул окно, огляделся. Перед ним, как на блюдце, лежал поселок Бурашево. Старый ветхий поссовет сгорел, и Понизов отстроил на горе новый: кирпичный, светлый. С котельной на угле. Недалеко от магазинов. Хоть и строки в смете не было. Но, как любил выражаться, - "порешал", "разрулил". И всё это за какой-то год. Ему самому нравилось то, что получилось.
- Всё-таки молодцы мы с тобой, баба Лена, - не стесняясь, похвалился он. - Гляди, какое здание отгрохали. Уже не зря жизнь прожили. Вот явишься перед Богом своим, так и доложи: отчитываюсь, Господи, что на пару с Колькой Понизовым новый поссовет построили. А поскольку Колька этот богохульник и охальник, выдели мне за доброе дело сразу два места в раю. Одно для меня, а второе сдавать буду.
Баба Лена, несмотря на свои "за восемьдесят", все еще шустрая и деятельная, подрабатывала сразу на трех работах, полагая, что лишних денег не бывает.
- Ой, дурак. Погоди, припрет, - вмиг уверуешь.
Она втиснулась с веником за шкаф.
- А насвинячили-то! Насвинячили. Обокрасть культурно, и то не умеют, - забубнила она. - Коли залез в поссовет, так бери, чего хотел, да и уходи. А не так, чтоб после уборщица за тобой три дня отскребала. И вообще, - нашли куда лезть. Понимаю, если б в сельпо. Туда, говорят, норковые шапки завезли.
На сей раз ворчание бабы Лены совпало с недоумением самого Понизова. За трое суток до того ночью подломали поссовет. Ничего ценного не взяли, да ценного и не было. Так, мелочь из кассы, бланки справок да печати. Можно было бы подумать на пацанов. Но Понизов, в недалеком прошлом старший оперуполномоченный угро, - сразу определил, что замки - входной двери, сейфа, - вскрывались опытной рукой.
- Кольк, глянь, не твой, случаем? - баба Лена выгребла веником из-под шкафа янтарный мундштук, не замеченный опергруппой при осмотре места происшествия.
- Оп-ля! - не удержался Понизов. Теперь он точно знал, кто побывал в поссовете.
Наборный, изготовленный в колонии мундштук принадлежал неоднократно судимому по кличке Порешало, которого когда-то участковый инспектор Понизов задержал при совершении вооруженного разбоя. Ныне Порешало - "сто первый километр" - жил в Тургинове. Числился в совхозе. Но фактически с группой таких же судимых подкалымливал каменотесом, - обрабатывал гранит для надгробных плит в Бурашевском кооперативе некоего Щербатова по кличке Борода, человека, по области знаменитого. Но зачем опытному вору понадобилось лезть в нищий поссовет, за который, попадись, схлопочешь полной мерой? Не из мести же?
- Никак, признал, Николай Константинович? - баба Лена натура тонкая. Как только председатель поссовета усаживался за рабочий стол, тотчас из Кольки обращался в Николая Константиновича.
- Похоже на то.
- Кто?! - у бабы Лены аж рот приоткрылся от любопытства.
- Не скажу. Но премию выпишу. За виртуозное владение веником.
По коридору процокали каблучки, и в кабинет, не сняв распахнутого плаща, впорхнула секретарша Любаня, рослая, большегрудая.
- Ох и погуляли вчера! - она озабоченно покачала головкой, давая возможность шефу оценить крупные серьги-висюльки. - Головка-то не бобо?
- Голова в порядке. И уже приступила к работе. Чего и остальным желает, - грубовато отреагировал Понизов.
Любаня, посмурнев, вышла. Демонстрируя неудовольствие, долбанула откидной доской на перегородке.
Понизов пожинал плоды собственного сластолюбия. Месяц назад, перепив, он, вопреки железному правилу, отвез секретаршу на "конспиративную" калининскую квартиру, что досталась на время от сослуживца, завербовавшегося на Север. После той ночи вышколенная секретарша превратилась в докучливую любовницу, а общение с ней - в муку.
2.
Шум двигателя заставил Понизова обернуться к окну. Возле поссовета остановилась - невиданное дело - иномарка: "фольксваген" с прибалтийскими номерами. Из машины вышли двое немолодых светловолосых мужчин в белых приталенных плащах и коричневых полуботинках на ранте, словно приобретенных в одной и той же подсобке. Один худощавый, повыше, второй - невысокий, склонный к полноте. Но на расстоянии, несмотря на разницу в объемах, они казались удивительно похожими.
Приезжие затоптались на крыльце. Принялись обивать испачканную обувь, не решаясь пройти внутрь, чтобы не наследить.
- Ишь, чистюли, - отчего-то обиделась баба Лена. Коврик с крыльца на время уборки она забросила в ведро.
Прежде чем войти в кабинет председателя, визитеры постучали в распахнутую дверь. Вошли, только дождавшись приглашения. В приемной скинули плащи. Костюмы на них оказались разными. Но ощущение неуловимого сходства еще усилилось.
- Мы имеем чьесть говорить с Главой? Э-э-э… - начал худощавый с тем акцентом, по которому безошибочно определяют прибалтов.
- Имеете, - подтвердил Понизов, показав на стулья для посетителей. Гости сели. Выложили визитки, написанные на незнакомом языке.
Понизов хмыкнул:
- Специально для России подготовили? - вгляделся в текст. - Эстонцы?
- Эстонцы, да, - закивали оба.
- Хенни Валк, - ткнул в свою визитку худощавый.
- Густав Вальк, - представился полненький. - Но я канадский эстонец. Я волонтер.
Послышались голоса. Поссовет начал наполняться. Понизов поторапливающе постучал по визиткам. Вальк кивнул на Валка.
- Мы - эстонская община, - произнес тот. - Исчез президент. Два года ищем.
- В этом месте поподробней, - Понизов не на шутку удивился. Розыском пропавших заниматься ему доводилось. Но об исчезнувших без вести президентах слышал впервые.
- В восемьдесят восьмом году у нас случилась Поющая революция, - сообщил Валк. - Люди вышли на Певческое поле… Много-много недовольных людей. Люди стали спрашивать…
Валк перевел дух. Понизов кивком головы поторопил.
Валк посмотрел на Валька. Вальк взялся объяснить по-своему:
- Когда в 1940 году Советская Россия оккупировала Эстонию…
- В смысле Эстония добровольно вошла в союз нерушимый республик свободных, - поправил Понизов.
- Да, да, именно… - закивал Вальк. - Когда СССР оккупировал Эстонию, многих руководителей увезли в тюрьмы. Среди других пропал наш президент Константин Пятс.
- И люди спросили, где наш президент, - подхватил Валк. - Мы хотим знать о нем. И тогда создали экспедицию. Да… И мы здесь экспедиторы.
Понизов хмыкнул - эстонец скаламбурил, даже не заметив этого. Слушал он без интереса, в нетерпении поглядывая на сегодняшний график, из которого уже начал выбиваться. Мутная история с каким-то стремным президентом мало заинтересовала его. Своих хлопот по горло. То и дело в открытый кабинет заглядывали сотрудники, сконфуженно кивали. Но вскоре заглядывали вновь, намекая на неотложность вопроса.
Валк меж тем неспешно нанизывал слова, получая удовольствии от собственного умения грамотно выстраивать чужую речь.
- Так в чем суть, экспедиторы? - поторопил Понизов.
Валк вытащил из портфеля карту СССР, разложил перед председателем поссовета.
- Вот!
Откинулся торжествующе. Понизов недоуменно вглядывался в нанесенные кружки и стрелки.
- Мы много ездили. Год, два. Много областей, больниц, - пояснил Густав Вальк. - Тщательно опрашивали, сверяли. Нигде нет следов. Появятся - затеряются. Последние по времени Ямеяла, Ленинград, Стренчи. Указали сюда. Ехали с надеждой.
- И что?
- Вчера побывали в психиатрической больнице. Нам сказали, - никогда не был.
- Сочувствую, - без особого сочувствия протянул Понизов, уже в откровенном нетерпении.
- Это наш президент, - сообщил Хенни Валк. - Для республики очень важно, чтоб вернуть на Родину… Это символ, понимаете?
Понизов усмехнулся, - это как раз он понимал распрекрасно. Тело президента, загубленного в сталинских застенках, для самопровозглашенной республики - как флаг.
- От меня-то что хотели? Я не психбольница, не кладбищенская администрация. Я - советская власть, которую вы так не любите… Не любите ведь? - не удержался он от хулиганства.
Эстонцы переглянулись, будто пойманные на непристойности. Отвели глаза.
- Не любите, - констатировал Понизов. - И всё-таки пришли. С чем?
- Бурашево - последнее место, где он мог быть, - затянул прежнюю песню Хенни Валк, тыча в карту.
Понизов нахмурился. Отодвинул визитки. Демонстративно потянулся к папке "На подпись".
- Мы бы к вам не пришли, - заверил Густав Вальк. - Но Александр сказал, - надо идти к Понизову. Александр сказал: если можно решить, он решит.
Оба визитера переглянулись и замолкли, будто сказали предостаточно.
- Дальше, ребята, - поторопил Понизов. - Кто у нас Александр?
Эстонцы переглянулись, озадаченные.
Из коридора донесся грохот перевернутого ведра, ворчание бабы Лены и весело извиняющийся баритон. Чем-то знакомый. Да конечно, - знакомый! Еще как знакомый! Понизов подался вперед.
В кабинет ввалился белобрысый крепыш, свежий и крепкий, будто ядрышко фундука.
- Алька! Брат! - Понизов бросился навстречу. Но вошедший, покоробленный панибратством, выставил предостерегающе руки. Нижняя губа его оттопырилась.
- Что еще за Алька? С вашего позволения, - Александр Тоомс, - холодно поправил он. Скосился на огорошенных Валка и Валька и со смехом распахнул объятия:
- Здравствуй же, большой братан.
Они познакомились восемь лет назад. Молодожен Понизов с юной женой прибыл в Таллинн в свадебное путешествие. Приятели из обкома комсомола посулили забронировать номер в гостинице "Виру" - наимоднющей по тем временам в Союзе.
Но то ли позабыли, то ли пообещали то, что не смогли сделать. Во всяком случае, у администраторской стойки многоэтажной гостиницы с диковинной табличкой "Ресепшн" Понизова завернули: все номера забронированы на месяц вперед. Отказался помочь и главный администратор - пренебрежительно покрутив удостоверение лейтенанта милиции из российской глубинки, бросил его назад. Бросил с видимым наслаждением. Не часто выпадал случай безнаказанно унизить милицию.
Обескураженный Николай спустился в огромный холл, где в уголке, подле двух чемоданов, оттертая на краешек дивана перепившими финнами, затерялась его молодая жена. Не было даже обратного билета на поезд. Что и говорить, - свадебное путешествие удалось.
Справа от ресепшн высвечивалась надпись "Милиция". В отчаянии Понизов зашел.
За столом, над документами, корпел белобрысый крепышок в погонах старшего лейтенанта.
- Работаешь здесь? - беспардонно произнес Понизов. Прибалт оторвал голову от документов, прищурился.
- Обслуживаю по линии угро, - деликатно уточнил он, без малейшего акцента.
- Такое дело, братан… Женился, - Понизов выложил перед ним служебное удостоверение. Принялся сбивчиво объясняться. Прибалт внимательно оглядел удостоверение, повертел, проверил на просвет, вернул.
- Не вижу штампа о браке, - произнес он бесстрастно. - Без штампа недействительно.
Понизов опешил. Прибалт, не меняя строгого выражения лица, поднял трубку. Коротко произнес несколько фраз на эстонском. Прикрыл трубку ладонью.
- Неделю хватит? Втиснут меж двумя симпозиумами.
Положил трубку.
- Поднимись к главному администратору. Оформят.
- Так у него мест не было, - наябедничал Понизов.
- У него и сейчас нет, - отбрил эстонец. - Это лично для меня. Сказал, что ко мне брат приехал… Братан, - смачно повторил он незнакомое словцо.
Коротко кивнул и, считая разговор законченным, потянул к себе дело.
С тех пор Понизов трижды приезжал в Таллинн. Несколько раз в гостях в Калинине побывал Алекс Тоомс. Пару раз ездили отдыхать вместе с женами. Чаще без жен. Лощеного, насмешливого прибалта, у которого под ледяной коркой бушевала яростная лава, Понизов обожал. А после того, как в пьяной сочинской драке Алекс, прикрывая спину Понизова, подставился под нож, иначе как братом его не называл. Правда, в последние годы, закрутившись в перестроечном вихре, как-то потеряли друг друга из виду.
- Совсем потерялись, - Понизов всё охлопывал друга. - Последнее, что слышал, - о твоем назначении начальником Таллиннского угро.
- Это не последнее. Последнее - о моем увольнении, - в своей бесстрастной манере сыронизировал Тоомс.
Оценил оскомину на лице друга. Показал на Валка и Валька.
- У них еще хлеще. Оба бывшие комитетчики. Подполковники. Уволены без пенсиона. Россия бросила, Эстония не подобрала. В Эстонии сейчас вообще весело. Новое поветрие. Считают, если прежних заменить на новых, - будет по-другому. То, что меняют, - ничего, терпимо. Важно, за что и кем. У нас сейчас решается, в какую сторону страна двинется дальше.
Алекс подсел поближе, так что вчетвером они образовали полукруг.
- Понимаешь, какое дело, Коля, - доверительно объяснял Алекс. - Когда образовали Народный Фронт Эстонии, объявили, что создались исключительно для поддержки реформ в рамках СССР. Всем тут же стало ясно, что из Союза Эстония уйдет. Это как точка невозврата. Главный вопрос - кем уйдет. Обиженной и отплевывающейся от всего, что было, или доброй соседкой? В Эстонии очень много русских. Их заселили в сороковых и дальше, и они живут. Давно живут. Корнями вросли. Сейчас русские пытаются задавить эстонских сепаратистов. Завтра националисты начнут выживать русских. А память о войне? Русские, понятно, - поголовно в Красной армии. А вот среди эстонцев… Многие служили в легионах. Всё очень неоднозначно. И столкнуть меж собой - на раз. Очень, очень важно, чтоб не случилось раскола. Внутри Эстонии. Эстонии с Россией. А президент Пятс - это как раз цементирующее начало. Легенда среди эстонцев. Особенно после того, как на Западе в семидесятых опубликовали его письма из заключения, с призывом не признавать вхождение Прибалтики в СССР. Это если с правой руки заглянуть. А если с левой, - русский по матери. Православный. Ориентированный на дружбу с Россией. Понимаешь, как эта фигура сейчас важна, чтоб всех сцепить в одно целое?
Алекс говорил непривычно горячо и оттого немного путаясь. Понизов сочувственно кивал. Но думал о том, насколько некстати вся эта история ему лично. Должность в поссовете занял с перспективой на повышение. Только накануне встречался со своим покровителем - председателем райисполкома Корытько. Обговаривали совместные планы на будущее.
А Эстония - каким боком она ему? Где-то на обочине СССР и на обочине его сознания. Но среди "экспедиторов" - Алекс Тоомс, близкий друг. А друзья для Понизова - особая категория. К их просьбам всегда относился трепетно. Впрочем, успокоил себя Понизов, им же ответили в больнице, что никакого Пятса нет и не было. А на нет, как говорится, - суда нет!
Понизов склонился над селектором:
- Девочки, гляньте! Баба Лена не ушла еще?
Баба Лена, уже одетая, заглянула через порог. Завидев посторонних, перешла на "вы":
- Вызывали, Николай Константинович?
- Баба Лен! - обратился к ней Понизов. - Ты ведь у нас до пенсии в психбольнице числилась?
- Что значит числилась? - баба Лена возмутилась. - Сорок пять лет санитаркой. Считай, с войны. Поди кто попробуй. Да еще в судебном! Еще у твоего отца поработала.
Понизов движением пальца остановил поток негодования.
- Тогда припомни, не было ли у вас среди пациентов в пятидесятые годы…
Баба Лена насмешливо присвистнула.
- А ты напрягись. Эстонец.
- Да сколько их перебывало!
- Константин Якобович Пятс! - умоляюще выдохнул Валк. - Ему восемьдесят было.
- И Константинов, и Яковлевичей без счета. За кем только горшки не убирала. Может, какие особые приметы? Чтоб запомнился?
Валк и Вальк безнадежно переглянулись. Понизов кивком отпустил старуху.
- Он был президентом! - подсказал Тоомс. - Нашим президентом.
Баба Лена вдруг остановилась. По лбу забегали глубокие морщины.
- Президент! Погодьте, чего-то знакомое. Был какой-то старичок. Его Князь так называл. Тоже наш пациент. Бывало, зайду в палату, а тот: "Тетя Лен! Почему к президенту без стука входишь? Почему не приветствуешь гимном? Ну-ка, отдай рапорт". Всё юморил. Потому и запомнила. Правда, быстро помер.
- Президент Эстонии! - подсказал Валк с надеждой.
- Это уж не знаю. Может, просто дразнили так? У нас кого только не перебывало!
Понизов потянулся к телефонной трубке.
- Кто вам сообщил, что в Бурашевской больнице Пятса никогда не было? - уточнил он, набирая номер.
- Старушка из архива, - Алекс пощелкал пальцами.
- Кайдалова, - подсказал, заглянув в блокнот, Валк. - Очень хмурая, очень неприветливая.
- Типичная эстонка, - дополнил портрет Алекс - специально с акцентом.
Больница ответила.
- Галочка, солнышко, - промурлыкал Понизов в трубку. - На тебя, единственную, уповаю и припадаю… Обещаю. В следующий раз как только, так сразу. - Он хохотнул сочно.
- Пожалуйста, запиши: Пятс (перевернул к себе блокнот) Константин Якобович. По непроверенной информации, находился в судебно-психиатрическом отделении в пятидесятых и будто бы у нас же умер. Обращались, правда, в архив. Получили отлуп, - никогда-де не было. Но - на всякий случай перепроверь. Можешь зачесть как услугу советской власти… Ладно, тогда мне лично. Хоп, я все сказал.
Он отсоединился.
- И что? Будут искать? - Валк недоверчиво показал на телефон.
- Конечно. Это у вас беспредельщина. А у нас с советской властью пока считаются. Так что ждем-с… А кстати! - Понизов увидел кого-то через окно. Выглянул:
- Эу! Ты чегой-то мимо поссовета, как мимо тещиного дома, прогуливаешься? Ну-ка, загляни!
Повернулся к эстонцам:
- Какие раньше старики-участковые были! - посетовал он. - "Отказник" написать не могли без ошибок. Зато по поселку из конца в конец пройдет - всё про всех знает!
В кабинет, протопав по коридору, вошел участковый Хурадов - ладненький румяноликий кавказец в пригнанной милицейской форме с погонами младшего лейтенанта. Бросил руку к фуражке:
- Товарищ председатель поселкового совета! Младший лейтенант милиции Хурадов по вашему приказанию прибыл.