Милицейские допросы шли весь день и всю ночь. Особенно возились с теми, у кого были с собой документы. Чем больше справок с места работы, комсомольских билетов, паспортов люди с собой в этот раз прихватили, тем дольше их держали и подробнее допрашивали. Тема была такая: хорошо же ты, гад, замаскировался!
В руке я держал портфель, половина которого была занята разными документами. Кроме перечисленных там находились: зачётка, студбилет, членбилет стройотряда, удостоверение донора, проездной и ещё какие-то - уж не упомню - справки. А одет и причёсан я был скромнее рядового провинциального комсомольца, мечтающего пролезть в бюро. Каждый элемент моего имиджа и экипировки только что не кричал: я свой, позитивный, надёжный, советский! Это-то и было самым подозрительным.
Наконец отсняв всех в фас и профиль, запугав по самое некуда, вызвав пролетарских родителей с ремнями, большинство участников "антисоветской" демонстрации органы всё-таки отпустили по домам. Но самых "отъявленных и замаскировавшихся" после ночного, уже кагэбэшного допроса, виртуозно проведённого специально подъехавшими сотрудниками, направили поутру в суд по обвинению "в умышленном препятствовании движению пассажирского транспорта на площади 50-летия Октября". Мне лично немного повезло: при помощи - как-никак юрфак - юридических "условностей" типа: нет в садике дома № 18 никакого движения - всё-таки отбился. Они не настаивали: извините, ошибочка вышла - фотки сожжём, протоколы порвём. Не ударили, правда, ни разу. Даже пальцем не тронули.
А многие пошли на пятнадцать суток с последующим выгоном с работы и т. д. и т. п.
Через полгодика вызывают в ментуру: "Являетесь ли действительным членом организации так называемых ХИ-ПИ (в их бумаге так и было написано: через чёрточку и с одной буквой "п") и разделяете ли их взгляды?!"
- Какого чёрта?!
- Да или нет?
- Нет, конечно…
- Вот форменная бумага: не являюсь, не разделяю - фамилию свою впишите и подпишитесь.
- Какого чёрта?!
- Так вы являетесь?!
- Нет!
- Значит, разделяете?
- Да нет же!
- Так подпишите!!!
И так сорок минут. Не выдержал, подписал.
В мае вызвали в военкомат. Несмотря на вечерний МГУ и "почтовый ящик", где за бронь слесарем работал, поздравили и призвали.
Подёргался немножко, попытался правду найти - куда там! Опомнился уже в Ил-18, летевшем к китайцам на Дальний Восток. Со мной в лайнере ещё 168 человек москвичей. Почти все знакомы друг с другом. Многих забрали вчера, а ещё позавчера они гуляли на проводах своих несчастных внезапно призванных друзей. В самолёте встретились.
Оказывается, скоро должен был приехать президент Никсон, а неформальный предводитель московских хиппи Юрка Бураков по прозвищу Солнышко, агентами подслушанный, якобы заявил: "Мы докажем господину Никсону, что мы есть!" Вот и запихали всех, кто был так или иначе замазан в прошлогодней "антисоветской" демонстрации (не то он украл, не то у него украли), - кого в тюрьму, кого в дурдом, а кого и в Советскую армию и Военно-морской флот.
Меня-то как раз в армию.
Я и до этого не шибко думал о защите международных детей, а уж после совсем в целесообразности разуверился.
Не так давно выяснилось, что в память о той печально знаменитой "вязке" 71-го, каждый год 1 июня в Царицынском парке Москвы собирается молодёжь. Поют, танцуют, играют на гитарах и тамбуринах. Пьют пиво или лёгкое винцо. Я побывал. Удивился количеству народа и тому, что сборище очень лояльно охраняет милиция.
Но это молодежь. Беспамятная. На вопросы, почему собираются именно 1 июня, отвечают, что по случаю первого дня лета. Или: "А хрен его знает!" Или: "Кого-то защищать. Детей вроде!"
Но, если отойти в сторонку - к лавочкам, то можно заметить человек двадцать "старичков". Они всё помнят. И каждый год, встретившись, после слова "Здравствуй!" обмениваются печальными новостями: "Гусь умер! Тишорт умер! Умер Миша-красноштанник!"
Для будущего фильма я попытался разыскать тех людей, которые попались в лапы дезориентированной милиции именно тогда, в 71-м. Первого июня на Психодроме. Но даже с помощью всезнающих завсегдатаев Царицынского парка (плюс их многочисленных знакомых) нашлось только пять человек. Да и из этих пяти только трое согласились дать интервью! Два человека наотрез отказались. Не хотят вспоминать. Вычеркнули тот проклятый день из памяти.
Пять человек! А что ж так мало-то? Где остальные? Канули!
Конечно, люди уходят. Возраст и болезни берут своё. Но не смогли проверить этот постулат на себе ошельмованные, выгнанные из института и доведённые до самоубийства Света Барабаш (Офелия), Володя Некрасов, Костя Норкин. Покинули этот мир замученные аминазином в психушках Алик Савицкий, Миша Дымшиц и десятки ребят, фамилии которых не удалось установить. Отдали на горячей китайской границе свои молодые студенческие жизни Толик Грачевский и Серёжа Мазун.
И все, все они родились примерно в годы первого проведения Дня защиты детей.
Но самое главное: мы - и те, кто случайно попал и кто действительно (пусть наивно, но от чистого сердца) хотел вьетнамских детей защитить, - сделать этого не смогли. Ни чужих уберечь, ни себя! Кому это всё было надо?!
Этот кусочек я приписал 8 июня 2005 года. После посещения и разговоров в Царицыно. Так что в "маккартниевскую" рукопись 2003-го он, естественно, не вошёл. Ну и хорошо, это ведь наши внутренние дела. Простите, что испортил вам и себе настроение, но тут уж ничего не поделаешь.
Группы (третья серия)
К началу семидесятых годов битломания в СССР перешла в иную фазу. Нашлись смельчаки, которые не только заслушивались любимыми песнями, но и стали подбирать их на гитарах и пробовать непривычные к английскому тексту голоса.
Появились новые, ранее небывалые социально-бытовые структуры - рок-группы. Ведь это подумать только! В стране развитого социализма возникают некие устойчивые объединения по интересам. Четверо-пятеро совсем молодых людей с разными характерами, образованием, материальным достатком, четверть своей проходящей жизни вдруг начинают проводить вместе. Они, как в браке, делят поровну радости и печали, иногда тянут в разные стороны, ссорятся "навсегда", но тем не менее сохраняют друг другу музыкальную верность по десять, двадцать, а некоторые и по тридцать лет. В отечественной истории дело небывалое! Феномен! И это при полном отсутствии материально-технической базы.
К появлению в стране любительских групп отечественная промышленность, как всегда, оказалась не готова. Не было буквально ничего - ни инструментов, ни аппаратуры. Любителям приходилось изыскивать внутренние резервы.
Модельный ряд производимых тогда заводами усилителей был представлен всего двумя чудовищными порождениями электронной мысли: УМ-50 и ТУ-100 - соответственно усилитель мощности пятидесятиваттный и стоваттный. Предназначенные для сельских клубов, они подключались к "колокольчику", висящему на столбе. Ни о каких таких частотах или тонкой коррекции звука и речи не было. На передней панели кроме тумблера включения присутствовала всего пара ручек. Если звук оказывался плохой, то при помощи этих ручек с некоторым трудом можно было добиться звука ужасного.
Тем не менее долгое время качество ансамбля определялось количеством имевшихся у него на вооружении усилителей.
Говорили так:
- Вот завтра "Миражи" играют, идёшь?
- А сколько у них уэмов? Пять?! Ну нормально, пойдём!
Максимальная мощность динамиков, продававшихся тогда в радиомагазинах, не превышала четырёх ватт - для того, чтобы хоть как-то загрузить всё тот же УМ-50, их требовалось не меньше двенадцати-четырнадцати штук. Колонки делались самими музыкантами и любой старый рокер до сих пор с ужасом вспоминает процесс прорезывания в пятнадцатимиллиметровой авиационной фанере четырнадцати круглых отверстий величиной с чайное блюдце.
Гораздо проще было решить вопрос с басовой колонкой. Для баса отлично подходили большие динамики А-32, использовавшиеся в кинотеатрах. Нередки стали случаи ночного проникновения в кинозалы с последующим вырыванием из стен искомых динамиков. Но такая практика была скорее исключением, чем правилом. Большинство законопослушных любителей старались всё-таки договориться с киномехаником.
Зрители недоумевали, почему звук в кино стал значительно тише, - раздобревшие кинщики лениво ссылались на новый ГОСТ.
Сейчас уже невозможно установить, кому пришла в голову мысль производить совершенно непригодную для своего прямого назначения вещь - четырнадцатирублёвую подставку для вывешивания ученических схем и карт, но этому гениальному человеку отечественная рок-музыка обязана почти так же, как и родоначальникам жанра - Битлам.
Подставки эти продавались в специальных скучных магазинах "Учколлектор". Продавались вместе с досками, мелом, партами, тетрадками и т. д. Но повезло только подставкам: небольшое усилие - изгиб, - и в умелых самодеятельных руках получалась приличная стойка для микрофона. "Учколлекторы" переживали небывалый бум. Магазины перевыполняли план по подставкам, и производители, не задумываясь, увеличили производство этих незамысловатых устройств в несколько раз. Предложение уже значительно превысило спрос, количество подставок перевалило за всё мыслимое количество карт и схем, зато сотни групп при помощи синей изоляции уже аккуратно развесили на них ортодоксальные трамвайно-троллейбусные микрофоны МД-44 (типа следующая остановка - "Никитские ворота").
Микрофоны эти выдавали такой скрипучий характерный звук, что только после 1989 года ведущие мировые фирмы, специализирующиеся на космических музыкальных нюансах, смогли добиться похожего качества всего по семьсот долларов за отдельно взятый блок эффектов.
Но это были МД-44! А вот более, казалось бы, подходящая для сцены модель МД-48 даже такого специфического звука издать не могла: просто выдавала ровный ватный первомайский звук на всём частотном диапазоне. Иностранные производители эффектов, пытаясь скопировать частоты МД-48, хватались за голову, пока окончательно не сели в лужу. Зато у нас музыкантская творческая мысль на месте не стояла. В те годы в большом ходу у населения, почувствовавшего вкус к западной эстраде, была дешёвая магнитофонная приставка (56 рублей). Она представляла собой только механическую часть - моторчик и лентопротяжный механизм, подключалась для звука к какому-нибудь приёмнику или проигрывателю и получался полноценный магнитофон. Называлась приставка очень забористо и по-музыкальному - "Нота".
Так вот, с появлением на прилавках этой приставки групповики моментально приспособили её под голосовой спецэффект. Для этого достаточно было впаять в "Ноту" дополнительную головку, добавить пару проводов, переклеить в другом порядке пластмассовые буковки названия, и получался совершенно замечательный, почти фирменный ревербератор "Нато".
После произнесения в микрофон сакраментального "РАЗ", "Нато" на выходе послушно давал ласкающее слух затухающее "РАЗ, РАЗ, РАЗ, РАЗ…"
Более мирного применения для реакционного блока НАТО и придумать было нельзя.
Барабаны в те времена музыканты своими руками делать ещё не умели, поэтому при удачном стечении обстоятельств пользовались отечественными ударными установками. Производили их только в одном месте - на Рижском заводе имени Энгельса. Злые языки утверждали, что ранее это предприятие производило кастрюли и кровати. Поиграв на "Энгельсе" пять минут, с таким утверждением приходилось согласиться. На барабанах была натянута кожа неизвестного происхождения, реагирующая на влажную погоду полным обвисанием, и те же злые языки муссировали историю о том, как однажды на одном из барабанов была замечена татуировка в виде якоря и надпись "Не забуду мать родную и отца-духарика!".
Сказать по правде, в витрине главного музыкального магазина Москвы на углу Неглинной и Кузнецкого моста (на Уголке) ещё с конца 60-х годов лет восемь подряд красовалась непонятно как туда попавшая английская ударная установка фирмы "Премьер". Время от времени начинающие барабанщики приезжали на Неглинку полюбоваться на это сверкающее чудо, но и только. Стоило оно совсем запредельных денег - 1150 рублей и было по карману разве что какой богатой организации. А ведь известно: чем богаче организация, тем меньше она испытывает жгучую потребность в приобретении английской установки "Премьер", - вот и пылились барабанчики года до семьдесят шестого, когда магазин наконец ограбили. Вместе с тридцатирублёвыми гитарами пропал и "Премьер".
А более или менее современные и доступные ударные появились в виде импорта из соцстран. Гэдээровские установки "Трова" (по прозвищу "дрова") и чешские барабаны "Амати", которые за сносное качество тут же стали предметом спекуляции на знаменитом Уголке. Правда, у "Амати" были очень слабые тарелки, и заинтересованные люди старались от них отделаться и подкупить какие-нибудь хорошие.
В любом случае среди первых советских рокеров находились такие самородки, в чьих руках вдруг начинали звучать и "Энгельс", и "дрова".
Говорили так: "Не имей "Амати", а умей играти!".
С гитарами дело обстояло более благополучно. В магазине с обратной стороны ГУМа долго продавались вполне вменяемые инструменты немецкой фирмы "Музима": ритм-гитары "Элгита" (180 рэ) и соло-гитары "Этерна" (230 рэ), позже появились чешская "Торнадо" и болгарская "Орфей".
Но желание играть групповую музыку всё равно намного обгоняло материальные возможности, поэтому самопальные гитары в семидесятых не делал только ленивый. Многие достигли в этом неимоверно сложном специфическом деле большого мастерства, и неказистые, плохо покрашенные "обрубки" порой звучали нисколько не хуже хваленых "Фрамусов" и "Фендеров".
Со струнами, правда, была полная засада. Сначала в магазинах вообще нельзя было найти струн для электрогитар. Попадались наборы для классических семиструнок, тогда самая толстая струна выбрасывалась, а остальные устанавливались в том порядке, который предусматривался шестиструнным "электрическим" строем. Делать пальцами левой руки вибрато или подтягивать ноты, как это умудрялись выполнять Джимми Хендрикс и Джонни Винтер, на таких струнах было невозможно. Люди безуспешно рвали себе руки в кровь. Настали чёрные времена для авиамоделистов.
Тончайшая стальная проволока - корд, на которой они раскручивали свои трескучие модельки, напрочь пропала с прилавков магазина "Пионер". Корд стал первой струной вновь обновлённого гитарного строя. И хотя толстым шестым струнам опять не повезло - их снова выбросили, - хендриксовское и винтеровское "мяу" наконец полновесно зазвучало из-под заживших пальцев счастливых гитаристов.
Вдруг начали появляться фотографии западных музыкантов, судя по которым, за кордоном придумали какие-то совершенно замечательные провода к гитарам. Они были витые, как телефонные, удобно растягивались ровно настолько, насколько нужно, и не путались под ногами. Первой реакцией наших гитаристов было тут же оторвать провода у домашних телефонов и перепаять под гитары. Кое-кто попробовал, и сразу выяснилось, что: а) шнур получается короткий и б) дико фонит, так как не экранирован. Внешнее сходство не искупалось внутренним содержанием.
Тогда гитарным Кулибиным пришло на ум делать витые провода из обычных. Провод туго наматывался виток к витку на металлический стержень подходящего диаметра. Концы закреплялись, и конструкция помещалась в духовку на 1–10 часов.
Иногда выходило довольно похоже, только соседи с удивлением принюхивались - кто это печёт пироги из пластмассы и резины.
Клавишные инструменты, конечно, сами не делали. Долго-долго в группах обретались единственные советские электроорганы "Юность" и "Юность-М". "М" в данном случае означало - модернизированный: чего-то там производители напридумали и добавили, чтобы стало ещё гаже. Обозначился такой мерзкий съезжающий звук, на основе которого обтяпана вся закадровая музыка к фильму "Человек-амфибия". Помните? "Ихтиандр, сын мой, ты где?" - аа - аа - аа (это как раз тот звук) - "Я здесь, отец!" - и поплыл по пологой амплитуде.
Кстати, в быту все клавишные назывались органолами или, что совсем уж непонятно, - иониками. Как бы то ни было, а композиции групп "Doors" и "Animals" у хороших музыкантов на органолах "Юность" звучали неплохо.
Не имей "Амати"…
Спрос рождает предложение, и, хотя уже появилась - нет, не в свободной, конечно, продаже, а на Уголке с рук - вполне ликвидная импортная аппаратура "Регент", "Вермона", "Биг", по всей стране умельцы начали клепать недорогой, но вполне прилично звучащий самопал. Называлась такая аппаратура заказной и обеспечивала звуком небогатые начинающие коллективы.
Власти сразу разглядели в этих делах непорядок и стали вяло сажать кустарей в тюрьму. То есть если ты спаял себе усилитель и играешь на нём, то это ещё ничего, а вот уж когда отмучился и решил продать товарищу - частное предпринимательство со всеми вытекающими. Так пострадал в своё время известный и популярный ныне бард Александр Новиков. Много он что-то отсидел, чуть не десять лет, но до последнего времени в некоторых ресторанах Дальнего Востока ещё встречались его усилители. Музыканты говорили с гордостью: "Вот, ещё сам Новиков делал!".
Фирменные аппараты типа "Регент" попадали на музрынок через немецкий магазин "Лейпциг", что на Ленинском проспекте. Не было на Москве рабочего места слаще, чем место продавца (не говоря уже о заведующем) музыкального отдела "Лейпцига". За десять - пятнадцать лет тысячи комплектов аппаратуры отправила в Союз трудолюбивая Германия, и ни разу не лежал товар открыто на прилавках. В день продажи с утра выстраивалась небольшая очередь из своих, постоянных, заранее предупреждённых клиентов, и партия разбиралась влёт. Каждый брал по пять-десять комплектов, которые через несколько дней всплывали на Уголке почему-то значительно подорожавшие.
Продавцы "Лейпцига" жили очень хорошо, но довольно часто менялись. По разным причинам.
Рано или поздно в жизни каждой группы наступал такой этап, когда после бренчания дома на простых гитарах под портвейн она упаковывалась инструментами и обзаводилась более или менее постоянным составом. Пора было подыскивать репетиционную базу. Тут на передний план выходили начальники ЖЭКов, инженеры-эксплуатационники и другие, до этого мало востребованные персонажи. Обычная схема была такова: "Здрасте, мы будем у вас в агитпункте репетировать. Тихо-тихо (на самом деле ни фига!). А за это на все праздники бесплатно играть для проживающих граждан. А это вот бутылка за беспокойство".
За счёт прознавшей молодёжи посещаемость жэковских мероприятий неизмеримо возрастала, и так продолжалось, пока оглохшие соседи не устраивали вооружённое восстание.