Вид у него был такой удивленный, что я поспешил добавить:
- Я встречаюсь с папой у него в конторе. Мама разрешила.
Он кивнул и закрыл двери.
Я начал опускать в кассу три монеты по двадцать пять центов, но водитель остановил меня на двух.
- Хватит, дружище, - сказал он, прижимая третью монетку к моей ладони. - Проезд стоит всего пятьдесят центов. Оставь монету - сможешь позвонить.
- Да, конечно.
Я позабыл. Цены на проезд поднялись до 75 центов, когда мне было одиннадцать. А сейчас мне только семь. Я опустил монету в карман.
Автобус отъехал от остановки и с фырчанием двинулся к центру.
Я помнил, по словам папы, что антикварная лавка Энтони находится напротив его конторы. Доехав до папиной работы, я вылез из автобуса.
Я надеялся, что не наткнусь на папу: иначе у меня возникнут большие неприятности.
В семь лет мне еще не позволяли самому ездить на автобусе.
Я поспешно миновал здание, где работал папа, и пересек улицу. На углу находилось что-то похожее на строительный участок: нагромождение кирпичей и булыжников. Дальше по улице я увидел черную вывеску, на которой золотыми буквами было выведено: "АНТИКВАРНАЯ ЛАВКА ЭНТОНИ".
Сердце мое застучало.
"Я почти у цели, - подумал я. - Скоро все станет на свои места".
Я просто зайду в магазин и найду часы. А когда никто не будет смотреть, разверну голову кукушки и переставлю год.
Я не хотел осложнять себе жизнь, появившись здесь на следующий день трехлетним. Моя жизнь вернется в свою колею.
"Как же будет легко жить, - сказал я себе, - когда время будет идти вперед, как это предопределено мирозданием. Даже вместе с Тарой!"
Я заглянул в магазин сквозь зеркальное окно. Они стояли там, прямо напротив окна. Часы. Я был так возбужден, что у меня вспотели ладони.
Поспешно подойдя к магазину, я повернул ручку двери.
Она не поддавалась. Я нажал сильнее.
Дверь была заперта.
Затем я заметил табличку, приклеенную к нижнему углу двери.
Она гласила: "ЗАКРЫТО НА ВРЕМЯ ОТПУСКА".
15
Из меня вырвался разочарованный стон.
- Не-е-ет! - завопил я. На глаза навернулись слезы. - Нет! После всего этого!
Я ударил головой о дверь. Этого я не в силах был пережить.
"Закрыто на время отпуска".
"Почему мне так не везет? И как долго Энтони собирался отдыхать? - строил я догадки. - На какой срок будет закрыт магазин? Ведь когда он откроется, я, возможно, стану грудным младенцем!"
Я сжал зубы и решил, что помешаю этому во что бы то ни стало.
Я должен что-нибудь предпринять. Что-нибудь.
Я прижался носом к окну. Часы с кукушкой стояли там, всего в полуметре от меня. А я не мог до них добраться.
Нас разделяло окно.
Окно…
Я решился. Конечно, в своей обычной жизни у меня и мысли бы такой не возникло.
Но я был в отчаянии. Я должен был добраться до часов. Это на самом деле был вопрос жизни и смерти!
Прогулочным шагом, чтобы не привлекать к себе внимания, я направился обратно к строительной площадке. Я старался, чтобы никто не заподозрил во мне паренька, задумавшего разбить окно.
Сунув руки в карманы своих ковбойских штанов, я шел, посвистывая. Я даже был благодарен судьбе, что на мне такой дурацкий ковбойский прикид. Это придавало мне невинный вид.
Кто может ожидать от семилетнего мальчугана в ковбойском костюме, что он разобьет окно антикварного магазина?
Дойдя до площадки, я несколько раз наподдал ногой по комкам грязи и камушкам. Казалось, там никто не работал.
Медленно я проделал путь до груды кирпичей и огляделся.
Поблизости никого не было.
Подняв кирпич, я взвесил его на руке. Он был очень тяжелым. С силой второклассника я не смогу забросить его далеко.
Но мне не придется кидать его вдаль, мне всего лишь надо швырнуть им в окно.
Оказалось, что он слишком большой, чтобы поместиться в кармане джинсов, поэтому мне пришлось тащить его к магазину в руках.
Я старался держаться естественно, как будто не было ничего особенного в том, что семилетний мальчик идет по улице с кирпичом в руках.
Мне встретилось несколько торопившихся взрослых. Ни один из них даже не взглянул в мою сторону.
С кирпичом на весу я стоял перед блестящим зеркальным окном и раздумывал, сработает ли сигнализация, когда окно разобьется.
Должны ли меня арестовать?
А может быть, это уже не будет иметь значения: если я верну время к настоящему, то уклонюсь от встречи с полицией.
"Ну, смелее, - сказал я себе. - Действуй!"
Я завел обе руки с кирпичом за голову… когда кто-то за спиной схватил меня.
16
- Помогите! - закричал я и развернулся.
Папа!
- Майкл, что это ты здесь делаешь? - призвал меня к ответу папа. - Ты один?
Я выпустил кирпич, и он упал на тротуар. Кажется, он его не заметил.
- Я… я хотел устроить тебе сюрприз, - соврал я. - Я захотел навестить тебя после школы.
Он уставился на меня в недоумении. Я решил перестраховаться:
- Я по тебе соскучился, папочка!
Он улыбнулся:
Соскучился?
- Он был тронут, это было очевидно.
- А как ты сюда добрался? - спросил он. - На автобусе?
Я кивнул.
- Но ты же знаешь, что тебе не разрешают ездить на автобусе одному, - сказал он. Впрочем, он не сердился. Я знал, чем его можно задобрить - сказать, что скучаю по нему.
Однако главная проблема - добраться до часов с кукушкой - так и оставалась нерешенной. Может быть, папа смог бы помочь? Стал бы он помогать? У меня не было времени на раздумья.
- Папа, - сказал я - эти часы…
- Правда, красота? Уже много лет я восхищаюсь ими.
- Пап, мне нужно подойти к часам, - настаивал я. - Это очень-очень важно. Ты не знаешь, когда магазин снова откроется? Мы должны как-то добраться до часов!
Папа неправильно меня понял. Потрепав меня по голове, он сказал:
- Я знаю, что ты испытываешь, Майкл. Я бы е отказался приобрести их прямо сейчас. Но ока не могу себе это позволить. Может, со ременем…
Он повел меня прочь от магазина:
- Ну, давай поедем домой. Интересно, что у нс на ужин сегодня?
Пока мы ехали на машине домой, я не произнес ни слова. Все, на что я был способен - думать о часах и о том, что со мной будет дальше.
"Каким я проснусь завтра? - гадал я. - Совсем маленьким?"
17
Открыв наутро глаза, я увидел, что все переменилось. Стены были выкрашены в нежно-голубой цвет. Покрывало на кровати и занавески были из одного материала, на котором были изображены прыгающие кенгуру. На одной стене висела вышитая картина с изображением коровы. Комната была не моя, но выглядела знакомой.
Нащупав под покрывалом с кенгуру бугор, я вытащил оттуда Гарольда - своего старого мишку. Медленно я начинал понимать. Я был в своей прежней комнате.
Как я мог попасть туда снова? Это ведь теперь комната Тары.
Я выпрыгнул из кровати. На мне была детская пижама с изображениями героев из мультика про Смэрфа, я их, клянусь, всегда терпеть не мог.
Я побежал в ванную к зеркалу. Сколько мне сейчас лет? Я не мог сказать: мне пришлось вскарабкаться на крышку унитаза, чтобы увидеть свое лицо. Плохо.
"Господи, да я выгляжу как пятилетний!"
Я соскочил с сиденья и бросился вниз по лестнице.
- Привет, Микки, - сказала мама, стискивая меня в объятиях и горячо целуя.
- Привет, мамочка, - ответил я.
Я удивился звуку собственного младенческого голоса.
Папа сидел на кухне и пил кофе. Он поставил кружку и протянул ко мне руки.
- Иди поцелуй своего папочку, пожелай ему доброго утра! - сказал он.
Вздохнув, я заставил себя побежать в его объятия и чмокнуть в щеку. Я и забыл, с какими глупостями постоянно приходится сталкиваться малышам.
Я выбежал из кухни, быстро семеня своими маленькими ножками пятилетнего ребенка, пробежал по гостиной, кабинету и вернулся на кухню. Чего-то не хватало.
Нет, кого-то не хватало. Тары.
- Угомонись на минутку, милый, - сказала мама, поднимая меня и усаживая на стул. - Съешь немного хлопьев?
- А где Тара? - требовательно спросил я.
- Кто? - переспросила мама.
- Тара, - повторил я.
Мама вопросительно посмотрела на папу. Папа пожал плечами.
- Вы же знаете, - настаивал я, - моя маленькая сестра.
Мама улыбнулась.
- А, Тара. - Казалось, она наконец поняла суть.
Она посмотрела на папу и одними губами сказала:
- Невидимый друг.
- Э-э!.. - громко спросил папа. - У него есть друг-невидимка?
Мама нахмурилась и дала мне плошку с хлопьями:
- И как выглядит твоя подружка Тара, Микки?
Я не стал ей отвечать. Я был так потрясен, что не мог вымолвить ни слова.
"Они же не понимают, о ком я говорю!" - осознал я.
Тары не существует. Она еще не родилась!
На мгновение я затрепетал от радости. Тары нет! Я могу прожить весь этот день, не видя, не слыша, не чувствуя присутствия Тары Ужасной! Прямо сказка! Но потом до меня дошел реальный смысл происходящего.
Один ребенок Вебстер уже исчез. Я был следующим.
Когда я расправился с хлопьями, мама повела меня наверх переодеваться. Она сама надела на меня рубашку, штанишки, носки и ботинки. Впрочем, шнурки она не завязала.
- А теперь, Микки, - сказала она, - давай потренируемся в завязывании шнурков. Помнишь, как мы это делали вчера?
Она взялась за концы шнурков и стала их завязывать, напевая:
- Кролик скачет вокруг дерева, а утки сидят под кустом. Вспомнил?
Она откинулась и смотрела, как я справляюсь со вторым ботинком. По ее лицу было видно, что она не ожидала от меня таких успехов.
Я наклонился и с легкостью завязал шнурок. У меня не было времени прикидываться. Мама уставилась на меня в изумлении.
- Давай, мама, пойдем же, - сказал я, распрямляясь.
- Микки! - воскликнула мама. - У тебя получилось! Ты впервые завязал шнурок сам! - Она схватила меня и крепко прижала к себе. - Подожди, я сейчас расскажу папе!
Вытаращив глаза, я последовал за ней по лестнице вниз.
Итак, я завязал свой башмак. Велика важность!
- Милый! - позвала мама. - Микки завязал ботинок, совершенно самостоятельно!
- Ура! - радостно воскликнул папа. Он поднял свою руку, чтобы мы могли хлопнуть друг друга ладонями. - Какой у меня взрослый сын!
На сей раз я увидел, как папа сказал ей одними губами:
- Долго он к этому шел!
Я был слишком обеспокоен, чтобы обидеться.
Мама проводила меня в детский сад. Она сообщила воспитательнице, что я научился завязывать шнурки. Все были в восторге.
Я просидел все утро в этом дурацком детском саду, рисуя пальцем и распевая песню про алфавит.
Я знал, что мне обязательно надо попасть снова в антикварный магазин. Больше я ни о чем и думать не мог.
"Во что бы то ни стало я должен исправить часы с кукушкой, - твердил я себе в отчаянии. - Как знать, может быть, завтра я уже не буду уметь ходить".
Но как же мне попасть туда? Даже второкласснику было очень нелегко добраться до центра одному.
А для ребенка детсадовского возраста - это уж совсем непосильная задача.
Даже если мне удастся одному сесть на автобус и никто не станет задавать мне вопросов, то откуда я возьму деньги на проезд?
Я взглянул на кошелек воспитательницы. Может, стянуть у нее пару монет? Она и не заметит.
Но если она застанет меня на месте преступления, беды не оберешься.
Я решил каким-нибудь образом прошмыгнуть в автобус. По ходу дела я что-нибудь придумал бы.
Когда мучения в детском саду наконец закончились, я выскочил из здания, помчался к автобусной остановке - и налетел прямо на маму.
- Привет, Микки, - поздоровалась она. - Как прошел день?
Я совершенно забыл, что она сама забирала меня из детского сада.
Она взяла меня за руку железной хваткой. Надежды на спасение не осталось.
18
"Во всяком случае, я все еще на свете, - подумал я, проснувшись на следующее утро, - по крайней мере, я еще жив".
Но мне всего четыре года. Время на исходе.
Мама вошла в комнату, пританцовывая и напевая:
- С добрым утром, сынок, с добрым утром, сынок, с добрым утром, милый Микки, с добрым утром, сынок! Готов отправиться в ясли?
Фу, ясли! Дело оборачивалось все хуже и хуже. Я больше не мог этого вынести.
Мама высадила меня из машины перед яслями, поцеловала и, как всегда, проговорила на прощание:
- Удачи, Микки!
Прокравшись в ближайший угол, я сел и стал наблюдать за играющими детьми. Я отказывался от всего: от пения, от рисования, от песочницы, от всех развлечений.
- Майкл, что с тобой творится сегодня? - обратилась ко мне моя воспитательница мисс Сартон. - Тебе нездоровится?
- Со мной все в порядке, - ответил я.
- Но почему же ты не играешь? - спросила она и, окинув меня оценивающим взглядом, добавила: - Мне кажется, тебе просто необходимо поиграть!
И, не спросив моего на то соизволения, схватила меня, вынесла на улицу и посадила в песочницу.
- Мона поиграет с тобой, - произнесла она радостным тоном.
Мона и в четырехлетнем возрасте была симпатичной. Как я мог забыть об этом?
Мона не произнесла ни слова. Она вся сосредоточилась на строительстве иглу - по крайней мере, я думал, что дом, который она возводила из песка, был иглу. Во всяком случае, он был круглым. Я хотел поздороваться с ней, но вдруг смутился.
Потом я поймал себя на том, что застеснялся перед девочкой, которой всего-то четыре года. С какой стати?
"В любом случае, - урезонивал я себя, - в трусах она меня еще не видела. И не увидит в ближайшие восемь лет".
- Привет, Мона! - сказал я и съежился от звука своего ясельного голоска. Но все, казалось, воспринимали его как должное.
Мона вздернула носик.
- Фу, - фыркнула она, - мальчишка! Терпеть не могу мальчишек!
- Что ж, - пропищал я своим детским голоском, - если тебе неприятно, забудь о моих словах.
Мона смотрела на меня так, как будто не совсем поняла смысл сказанного.
- Дурак! - заявила она.
Я пожал плечами и принялся рисовать на песке загогулины своим пухленьким маленьким пальчиком. Мона вырыла ров вокруг своего песчаного иглу. Потом встала и распорядилась:
- Смотри, чтобы никто не разрушил мой замок!
Значит, это был не иглу. Похоже, я ошибся.
- Ладно, - согласился я.
Она заковыляла прочь. Через несколько минут она вернулась с ведерком в руках.
Она осторожно налила немного воды в ров вокруг песчаного замка и опрокинула ведро с оставшейся водой мне на голову.
- Глупый мальчишка! - вопила она, убегая.
Я поднялся и, как собака, потряс мокрой головой. У меня возникло странное желание расплакаться и подбежать к воспитательнице за помощью, но я поборол его в себе.
Мона стояла неподалеку, готовая рвануть.
Она призывно причмокивала, чтобы раздразнить меня.
- Давай, поймай меня, Микки!
Я отбросил мокрые волосы со лба и уставился на Мону.
- Не поймаешь! - зазывала она.
Что мне оставалось делать? Только погнаться за ней.
Я бросился вдогонку. Мона завизжала и побежала к дереву возле ограды. Там стояла другая девочка. Может быть, Сиси?
Она была в очках с толстым стеклом, в розовой оправе и с розовой наклейкой на одном глазу. Я про это совершенно забыл, а ведь она ходила так до середины первого класса. Мона снова взвизгнула и схватилась за Сиси, та вцепилась в Мону и тоже завопила. Я остановился напротив дерева.
- Не бойтесь, я не ударю, - уверил я их.
- Ударишь! - пронзительно закричала Мона. - Помогите!
Я демонстративно уселся на траву в доказательство, что не трону их.
- Он дерется! Он дерется! - верещали девчонки.
Они расцепили руки и повалили меня.
- Ой! - закричал я.
- Держи его за руки, - приказала Мона. Сиси подчинилась. Мона принялась меня щекотать.
- Прекрати! - взмолился я. Это была пытка. - Перестань!
- Нет уж! - прокричала Мона. - Это тебе за то, что хотел поймать нас!
- Я… не… - Я с трудом мог выговаривать слова, так было щекотно. - Я не… хотел…
Нет, хотел! - стояла на своем Мона.
Я и позабыл, что Мона была таким деспотом. Это заставило меня призадуматься.
"Если я когда-нибудь вернусь в свой возраст, - пришел я к выводу, - вряд ли Мона так уж будет меня волновать".
- Пожалуйста, перестань! - взмолился я снова.
- Ладно, - сказала она, - но только если пообещаешь кое-что.
- Что?
- Забраться на то дерево. - Она указала на дерево возле ограды. - Обещаешь?
Я посмотрел на дерево. Не такое уж трудное дело.
- Ладно, - согласился я. - Только слезьте с меня.
Мона встала. Сиси отпустила мои руки. Я поднялся на ноги и отряхнулся.
- Испугался, - поддразнила Мона.
- Вовсе нет, - ответил я.
"Какая зараза! Она была такой же скверной, как и Тара".
Теперь Мона и Сиси распевали:
- Микки испугался! Микки испугался!
- Заткнитесь! - заорал я на них сверху. - Вы что, не видите, что я уже лезу на это дурацкое дерево? Бессмысленно обзывать меня трусом.
Обе посмотрели на меня пустым взором, какой уже был раньше у Моны. Как будто они не понимали, что я говорю.
- Микки испугался! - затянули они опять.
Вздохнув, я продолжал лезть вверх. Ручки у меня были такие маленькие, что ими было трудно обхватывать ветки. Одна нога сорвалась.
Ужасная мысль пронеслась у меня в голове: "Стоп. Я не должен этого делать. Это же происходит в яслях в тот год, когда я сломал себе руку!"
- ЙААААААААААААААААХ!
19
И снова утро.
Зевнув и открыв глаза, я встряхнул левой рукой, которую сломал, взбираясь вчера на это дурацкое дерево.
Рука слушалась отлично, совершенно нормально, как здоровая. Должно быть, я опять переместился назад во времени. Вот и у попятного времени есть преимущества: мне не пришлось ждать, пока рука заживет. Интересно, как далеко назад я перескочил во времени? Солнечный свет лился в окно Тариной - или моей - комнаты. На мое лицо падала странная - полосатая - тень.
Я попытался слезть с кровати, но наткнулся на что-то.
Что бы это могло быть? Я откатился обратно.
Прутья! Я был окружен прутьями. Неужели я в тюрьме?
Я попытался сесть, чтобы лучше видеть. Это оказалось гораздо труднее, чем обычно. Похоже, у меня ослабли мышцы живота.
В конце концов я умудрился сесть и оглядеться.
Это была не тюрьма: я был в детской кроватке.
Я узнал скомканное старое желтое одеяло с вышитой уткой, мягких зверюшек подле себя. На мне была беленькая маечка и…
О, нет!
Я в ужасе зажмурил глаза.
Этого не может быть!
"Господи, сделай так, чтобы это оказалось неправдой!" - взмолился я.
Я открыл глаза, но моя молитва не была услышана.
Подгузники!
В голове роились мысли: "Сколько же мне сейчас лет? Как далеко пронесся я назад во времени?"