И быть может, поэтому еще Сергей не успел расстроиться из-за принятого накануне Машей решения никуда не ехать, а оставаться дома. Ведь с Машей никогда не знаешь, чего от нее ждать. Он бы и ждал до тех пор, пока она не соизволила бы на фактический побег, если бы не происшествие с ее соседкой, актрисой…
- Что будем делать? - серьезно спросил Пузырек Серегу, когда они остались вдвоем в комнате, а Маша отправилась на кухню мыть посуду. - Может, все-таки позвоним в милицию? А что, если Ларисе грозит смерть?
- Но ведь они же все равно не бросятся ее искать сразу. Будут чего-то выжидать, проверять…
В комнату вошла Маша. Глаза у нее блестели. В руках она держала тетрадный листок, густо исписанный шариковой ручкой.
- Значит так, - сказала она быстро, словно боясь, что ее перебьют. - Я все обдумала. Нужно быть круглыми идиотами, чтобы не воспользоваться ситуацией. Здесь у меня - список вещей, которые нам необходимо взять в дорогу. Часть из них у нас есть. Остальное надо прикупить. Деньги есть, родители оставили на две недели. Есть еще и доллары, я знаю, где они спрятаны. Но это будет наш НЗ - неприкосновенный запас. В дальнюю дорогу нельзя оставаться без НЗ. Ты, Никита, отвечаешь за напитки, сам знаешь. А ты, Сережа, иди заводи мотор… Я знаю, что ты бы и так поехал куда-нибудь, не стал бы дожидаться, когда я решусь. Но я решилась. Тем более что у нас есть причина, по которой мы просто обязаны поехать в Саратов.
- И какая же? -. спросил Горностаев, у которого от услышанного аж дыхание перехватило. И хотя он уже знал, что она скажет, все равно не мог лишить себя удовольствия услышать это собственными ушами.
Форс-мажорные обстоятельства. Похитили нашу соседку, Ларису. Машина у нас есть, куда ехать, мы тоже знаем, как спасать - определимся на месте. Главным будешь ты, Сережа, а мы с Пузырьком - на подхвате. Ты согласен?
- Ты еще спрашиваешь…
Он хотел даже броситься к Машке и обнять ее. Просто как друга, как хорошего человека, но в последнюю минуту сдержался и только прищелкнул языком:
- Ну ты даешь!
- Ты еще мою сестрицу не знаешь. Только двигай за машиной поскорее, пока она не передумала, - посоветовал Никита, бросаясь на кухню. - А я начинаю готовить бутылки… - Его уже было почти не слышно: - На первое время нам понадобится холодный сладкий чай и термос с кофе. А воду и напитки купим по дороге. Я все рассчитаю.
Горностаев бросился к выходу, но перед тем как ему уйти, Маша предупредила:
- Учти, Сережа, если нас остановят на посту ГАИ - это будет означать только одно…
- И что же?
- То, что НЕ СУДЬБА. ГАИ - единственная причина, из-за которой мы сможем не осуществить свой план.
Но Горностаев знал это и без Маши.
- В крайнем случае, постараюсь все посты объехать. Если же это окажется нереальным, будем рисковать. Да, чуть не забыл… У меня есть идея. У тебя есть велосипед?
- Ты что, с луны свалился? Конечно, есть, а что?
- А то, что мы твой велосипед вместе с удочками привяжем к верхнему багажнику, как если бы мы были семьей, отправляющейся на дачу за город. К тому же отцовская машина всего лишь "шестерка", а в таком "прикиде" мало у кого вызовет интерес. Ну как тебе моя идея?
- Блеск! Не забудь усы приклеить, глядишь, за взрослого мужчину примут… - съязвила она, намекая на то, что Серега хоть и был довольно высок, но своей хрупкостью все равно мог выдать свой возраст. - И не забудь палатку…
Едва за Сережей и Никитой (который отправился за напитками) захлопнулась дверь, Маша кинулась за табуреткой, поставила ее к шкафу и распахнула верхний ящик, где хранились дорожные сумки. "Двух вполне хватит", - решила она, сбрасывая их вниз.
Оттащив сумки на кухню, она принялась набивать их дачными пластмассовыми мисками и кружками, вилками и ложками. На дно самой большой сумки она положила "Шмель" - устройство, похожее на плитку для готовки и работающую на бензине. Туда же полетели спички, свечи, кастрюльки, маленькие сковородки, надувной матрац, теплые носки и свитера, половник, соль и сахар, ножницы и ножи - все строго по списку.
И только заглянув в мамину спальню и мельком бросив взгляд на выстроившиеся на туалетном столике флаконы и тюбики с косметикой, не выдержала. Часть того, что было, уложила в косметичку, куда сунула и вынутые из тайника в коробке из-под духов доллары. Затем надела новые джинсовые шорты, белую футболку, причесалась, спрятав длинные свои волосы под холщевую "колонизаторскую" панаму, обула кроссовки и принялась составлять теперь уже список продуктов. И тут ее озарило: СУМКА-ХОЛОДИЛЬНИК! Какое счастье, что она про нее вспомнила. Маша, не мешкая, засунула в морозилку "элементы" - пластиковые панели с находящейся в них водой, которая до их отъезда просто обязана была успеть превратиться в лед, чтобы потом обеспечить холодом весь "холодильник ".
Едва она это проделала, как в дверь позвонили. Уверенная в том, что это Никита, Маша побежала открывать. Она очень удивилась и даже не успела испугаться, когда увидела перед собой высокого бородатого мужчину, сильно смахивавшего на ее школьного учителя истории.
- Извините, Бога ради, - услышала она приятный голос и даже попробовала улыбнуться симпатичному дядечке. - Я звонил вашей соседке, Ларисе Ветровой, но у нее никого нет. Вы не знаете, где она?
И Маша, понимая, что похищение Ларисы могло быть связано, возможно, и с этим господином, решила не отпускать его просто так, не попытавшись выяснить причину его прихода.
- А она вам очень нужна? - спросила она, чтобы оттянуть время и дождаться прихода брата или Горностаева.
- Дело в том, что мой визит не совсем обычный. Можно даже сказать… судьбоносный. И мне пришлось преодолеть самого себя, чтобы решиться на этот поступок. Может случиться и такое, что если я сейчас ее не увижу, то уйду и, быть может, никогда больше сюда не вернусь. Но я пришел, понимаете? Пришел. И пусть меня ждет наказание, но я непременно должен ей все рассказать…
- Да вы проходите, она сейчас подойдет, - соврала Маша, надеясь хотя бы таким грубым методом задержать посетителя подольше. - Вот сюда, пожалуйста…
- Спасибо, - бородач вошел в переднюю и сел на предложенный Машей стул.
- Это связано с ее работой?
- Ой, нет! - замахал он руками. - Ни в коем случае. Но именно ее работа и то обстоятельство, что она актриса и что афиши с ее фотографиями расклеены всюду, и позволило мне понять, что речь идет именно о ней. У них, у актеров, незавидная судьба. Мятущиеся души, неудовлетворенность от нехватки ролей, творческие кризисы, постоянные гастроли… Но она сама во всем виновата. И теперь, когда она решила начать новую жизнь и явно не желает признавать за собой каких-либо обязанностей, мне думается, что самое время ей кое-что рассказать…
Благообразная внешность человека, с рассеянным видом рассказывающего какую-то нелепицу о том, что якобы Лариса начинает новую жизнь, тем не менее не позволила Маше расслабиться. Она решила никому не доверять. Хотя бы до тех пор, пока не появится Горностаев и сам во всем не разберется.
- У вас такое знакомое лицо, - продолжала тянуть время Маша и даже, расщедрившись, угостила гостя чаем. - Мне кажется, что я вас уже где-то видела.
- Возможно, что видели, но мне бы не хотелось сейчас говорить об этом, - с довольно застенчивым видом отозвался бородатый, отпивая маленькими глоточками горячий чай.
- Может, вы артист, как и Лариса? Вы ее коллега?
- Нет, что вы! Я не то что сцены, я людей боюсь. Когда вижу перед собой много народу, мне, знаете, становится как-то не по себе. Я по натуре одиночка. И могу вполне обойтись без общества. Я не понимаю людей, которые не могут находиться наедине с самими собой. Считаю, что это слабые люди. Быть может, я эгоист и настолько увлечен собой, что даже раздражаю этим качеством окружающих, но я же никому не приношу вреда…
Маше показалось, что разговаривает сам с собой.
- Так кто вы? Писатель?
- А что, похож? - обрадовался такому предположению бородатый. - Хотя мне многие говорят, что я похож на писателя или даже поэта! - и он поднял указательный палец вверх.
У Маши уже начало кончаться терпение:
- А может, вы артист цирка?
Бородатый от удивления чуть не выронил чашку из рук.
- Да я художник! Какой там цирковой артист, вы что, смеетесь?!
Взгляд Маши в это самое время упал на тот самый листок с рисунком, который подобрал Никитка в квартире Ларисы. Едва она успела взять его в руку, как художник, чуть привстав со стула, буквально вырвал его у нее:
- Постойте… - побледнел он и схватился за сердце. - Откуда у вас этот листок? Откуда этот мальчик с мячом? Лариса его видела? Это она вам принесла этот рисунок? Она вам что-то говорила при этом?
Бородатый так разнервничался, что руки его затряслись. Он какое-то время разглядывал рисунок, после чего, швырнув его со словами: "Какой же я идиот!", подскочил как ошпаренный и кинулся к выходу. Последними его словами, которые прозвучали уже из коридора, были: "Она все знала, знала…"
Маша после его ухода еще долго смотрела ему вслед недоумевая. Зачем приходил? Что ему было нужно? О чем таком могла ему рассказать случайно подобранная с пола репродукция из художественного альбома с изображением маленького мальчика, играющего в мяч?
Но самое обидное заключалось в том, что и Маша-то сама растерялась и не выяснила у странного посетителя, кто же он Такой на самом деле и - главное - как его зовут. "Художник"?
Вернулся Никита. Большие сумки, набитые двух- и полуторалитровыми пластиковыми бутылками с минеральной водой и колой, были настолько тяжелы, что бедный Пузырек едва дотащил их до дома. Капли пота стекали с его раскрасневшегося, распаренного лица прямо на майку.
- Лучше бы я отвечал за списки, листки бумаги не такие тяжелые… - ворчал он, растирая затекшие ладони с крупными красными складками - отметинами от вдавливания ручек. - Ну что, ты еще не раздумала? Собралась?
- Да, я абсолютно готова. Вот только из головы у меня не идет этот бородатый…
И Маша рассказала брату о посетителе.
- Так я же его видел! Он вылетел только что как ошпаренный из подъезда, сел в машину и умчался…
- Вот я и подумала: если уж он так странно ведет себя, значит, я не ошиблась, и он действительно имеет отношение ко всему тому, что произошло с Ларисой. Только простить себе не могу, что так и не удалось спросить его фамилию. Непростительная глупость.
- Да брось, все образуется. Вот сядем сейчас в машину, помчимся в Саратов, найдем Ларису и все выясним.
- Могу себе представить, как же она удивится, когда увидит нас… И вообще, Никита…
- Все. Никаких возражений не принимается. А вот и Горностаев приехал…
И Пузырек, услышав какой-то необыкновенно радостный и нетерпеливый звонок в передней, бросился открывать.
На этот раз это действительно был Сергей. Он был в непомерно просторной джинсовой куртке ("Явно отцовской, чтобы казаться пошире и побольше", - отметила про себя Маша), джинсах, новеньких кроссовках и… кожаных оранжевых КРАГАХ!
- Сережа, я бы согласилась на это путешествие лишь ради одних твоих краг, - расхохоталась Маша, представляя себе, что должен сейчас чувствовать Горностаев, до сих пор скрывавший от нее краги и надеявшийся хотя бы сейчас поразить ее своим потрясающим внешним видом. Она вспомнила, как однажды, еще зимой, как-то в разговоре он подробно объяснял ей, что настоящий, профессиональный водитель непременно должен надевать на руки такие специальные кожаные мягкие перчатки, длинные, почти до локтей. "Краги!" Но как ни объяснял Сергей, как должны выглядеть эти самые "краги", Маша все равно представляла себе его сидящим за рулем в черных бархатных бальных перчатках с ручной цветной вышивкой, и уже тогда смеялась над Горностаевым почти до слез. Ее умиляло его желание казаться значительно старше и взрослее.
Ну что? Как дела? - спросил он, не обращая внимания на хохот развеселившейся Маши. Ему куда приятнее было сейчас слышать ее смех, нежели нытье по поводу того, что она передумала ехать.
- Да не переживай ты, все о'кей! - успокоила она его. - Осталось только уложить в сумку-холодильник ледяные элементы, заехать в магазин за продуктами и все - мы готовы к отъезду!
Горностаев от счастья не мог выговорить ни слова. Одна его мечта уже почти была исполнена. И даже если сейчас, думал он, нас остановят и вернут домой, а то и еще хуже - разыщут родителей и сообщат им о том, что совершили их золотые детки, то все равно - где-то с час он будет настоящим водителем. Он будет сидеть на этом волшебном сиденье, уверенно держась за руль, и машина, слушаясь его, понесет их по широким московским улицам навстречу полной неизвестности и совершенно другой жизни…
Он как в тумане носился между квартирой и машиной, укладывая в багажник сумки и привязывая к верху велосипед и удочки. Он не чувствовал ни усталости, ничего такого, что могло бы предвещать неудачу. Ему казалось тогда, что все у них получится.
Наконец, все уложив, друзья уселись на кухне и молча и сосредоточенно стали вспоминать, все ли они взяли.
- Ну, с Богом, - тихо сказал Пузырек, подражая родителям, которые всегда перед дальней дорогой сидели с минуту неподвижно, уставившись на чемоданы, после чего примерно с такими же словами поднимались и выходили из дома.
"С Богом", - почти хором подхватили Машка с Серегой и тоже поднялись со своих мест.
- Значит так, - сказала Маша уже в дверях. - Самое основное теперь - это хорошенько запереть квартиру на все замки. Ключи от Ларисинои квартиры я забираю. Если нам судьба найти Ларису - то мы ее найдем и спасем. Если же нет, может, она вернется сама… Хотя, если честно, мне кажется, что с ней все-таки произошло какое-то недоразумение. Ведь еще вчера утром она была такая радостная и счастливая…
Она тряхнула головой, прогоняя невеселые мысли, и вдруг произнесла нечто такое, что удивило, вероятно, всех присутствующих:
- Да-а… Жаль, что у нас нет оружия. Вот был бы пистолет, хотя бы газовый.
И тут Горностаев хлопнул себя ладонью по лбу:
- Машка, ты - гений! И как же это я раньше не додумался? У твоих родителей есть баллончик, "Антидог".
- Есть, я даже знаю, где они его хранят. Машины родители иногда рано утром бегали по парку. В оздоровительных целях. А поскольку именно в это время все владельцы собак начинают активно выгуливать своих питомцев, то Машиной маме, очень боявшейся собак, не оставалось ничего другого, как в целях самообороны и для собственного спокойствия обзавестись таким баллончиком.
Маша принесла "Антидог" и спрятала его в свой пестрый новенький рюкзачок.
- Порядок. Теперь можно ехать.
И все трое вышли из квартиры.
Глава 4
СВОБОДНОЕ ПЕРЕМЕЩЕНИЕ В ПРОСТРАНСТВЕ
Белая "шестерка" в семье Горностаевых считалась машиной Сережи. Отец подарил ее сыну пару лет тому назад и сделал все, чтобы научить его управлять ею с легкостью, как если бы это был велосипед. "Запомни, эту машину придумали люди, у которых мозги ничуть не лучше твоих. А потому наберись, сынок, терпения, изучи ее устройство и постарайся понять основные принципы ее действия. Весь мир ездит на колесах и ничего, справляется. Так почему бы и тебе не освоить ее досконально? Ты - мужчина, уже совсем скоро у тебя будут права и ты сможешь спокойно перемещаться в пространстве куда заблагорассудится. Машина - это свобода. Но прежде чем сесть за руль, надо знать об этом железном звере все. Представь себе, что ты заехал в лес. За грибами. Захотел вернуться домой, а мотор не заводится. И вокруг - ни души. Человеку, не знакомому с устройством машины, вовек не выбраться из леса. Так можно умереть и голодной смертью. Вот поэтому ты должен знать, какие инструменты надо возить в багажнике, и уметь с ними обращаться. Кроме того, при тебе всегда должна быть "запаска" и пара канистр бензина. Ну и еще, как это ни странно, немного денег на тот случай, если тебе понадобится помощь. Люди, сынок, разные. Кто-то с радостью отбуксирует тебя до самого города, а кто-то потребует за это деньги. Но знай, те деньги, которые он у тебя возьмет, не принесут ему счастья. Он сам влипнет примерно в такую же ситуацию, если не хуже, и испытает куда больше неприятностей, нежели ты. Это закон равновесия, который существует в природе. И пусть ты его, быть может, никогда и нигде больше не встретишь, знай - жадность и жестокость бывает всегда наказана".
Отец часто разговаривал с Сергеем на подобные темы, всегда, если была возможность, брал его с собой в гаражи (у них было два гаража: в одном стояла эта самая "шестерка", а в другом - скромный "Фольксваген"), где они вместе ремонтировали машины. И при каждом удобном случае отец давал Сергею вести машину. Сначала это было только на даче, по грунтовой дороге, потом позволил ему водить на трассе, и вот уже в течение последнего года Сергей водил машину прямо по городу. Он знал, что его отца никогда и никто не остановит, не оштрафует, что он - какая-то важная "шишка" в городе, которой все, кто его знают, отдают честь. Быть может, поэтому они в последнее время так осмелели, что исколесили весь город вдоль и поперек. И на водительском месте сидел он, Сергей Горностаев, выучивший именно на практике все дорожные знаки и проработавший с отцом все (или почти все) возможные сложные дорожные ситуации.
"А ты - рисковый парень, весь в меня", - любил повторять отец, и у Сергея от этих слов перехватывало дыхание. И он жал на газ, обгоняя "Форды" и "Мерседесы", проскакивая в последнюю секунду на зеленый свет светофора, летя навстречу густой от потока машин дороге…
Но не только радости автомобилиста раскрывал ему отец. Однажды поздней осенью он посадил Сергея в машину и повез в медицинский институт.
"Ты мужик, а потому должен это выдержать", - сказал Горностаев-старший Сергею, когда машина остановилась возле высоких массивных ворот, за которыми начинался утопающий в дожде и зловещей темени с шумящими кронами столетних дубов клинический городок. Они подошли к невысокому белому строению с невзрачной дверью, на которой и надписи-то разобрать было невозможно - настолько ее изъела ржавчина, - и отец толкнул ее.
"Это морг, и этим все сказано", - услышал Сергей, и ему стало не по себе.
Уже сам по себе запах не мог не вызвать тошноты. Но отец ему не дал время, чтобы опомниться, и сразу же провел по гулкому холодному коридору до большой комнаты, в которой на железном столе лежал его друг. Вернее, то, что от него осталось. "Как на рынке, где торгуют мясом", - подумал Сергей, увидев бесформенную груду человеческого тела с лежащей рядом головой, лицом похожей на дядю Стаса.
"Не справился с управлением", - это было все, что сказал по этому поводу отец. После чего вывел сына на улицу, посадил в машину, а сам вернулся в морг, чтобы уладить какие-то дела…
Понятное дело, что подобный визит не мог стереться из памяти, и после него Сергей уже несколько иначе стал относиться не только к машине, но и к дороге, да и к отцу. Он одного не понял: правильно ли тот поступил, устроив сыну такое жестокое испытание? И чем он дольше думал об этом, тем больше убеждался в том, что отец был прав. "Я же мужик", - думал он про себя. Но ездить стал осторожнее.