- Есть у нас такой, - объяснил я. - Гришка Торбышев, бывший вор. Три раза сидел, последний раз вышел года два или три назад. Решил начать честную жизнь, обратился к отцу за помощью. Поклялся, что не подведёт. Отец под своё слово пристроил его к знакомому бригадиру шабашников, в бригаду, которая баньки ставит и колодцы роет. Ну, может и ремонт городской квартиры сделать. Они дают объявления в местные газеты и набирают заказы не только в наших краях, но и в Белозерске, и в Вологде, а раза два или три даже в Череповце шабашили. У них это дело крепко поставлено и мужики зарабатывают прилично. Гришка вкалывает на совесть - а уж как отцу благодарен! И по всем праздникам привозит какие-нибудь подарки. Видела красивую дубовую дверь гостиной? Это Гришка сам сделал и привёз седьмого ноября, потому что решил, что у нас дверь рассохлась и надо её заменить. Бригадир потом звонил отцу, рассказывал, ухмыляясь, что Гришка больше недели трудился над этой дверью, оставаясь по вечерам. У бригады есть в городе мастерская с небольшим складом - так они выполняют заказы на дверные коробки, оконные рамы, резные наличники и тому подобное, а потом развозят заказчикам. Гришка даже попросил бригадира вычесть стоимость использованного дерева из его зарплаты, но бригадир, узнав, что Гришка для отца трудится, сказал ему, что дерево на дверь он может брать бесплатно. Вот такая история!
- А у этого Гришки есть машина? - спросила Фантик.
- Есть, - ответил Ванька. - Старенький "москвичок", с которым он вечно возится. Он и дверь привёз на верхнем багажнике этого "москвича".
- Значит, - задумчиво подытожила Фантик, - когда Гришка всё-таки привезёт свой подарок, надо поглядеть, как поведёт себя Топа.
Мы с Ванькой опять переглянулись.
- В том-то и дело, что реакция Топа не будет ничего значить! - сообщил я. - Дело в том, что Гришка жутко боится Топы, а Топа это чувствует и постоянно кидается на него - без злого умысла, просто из вредности, чтобы попугать! Ну, шутит он так. Гришка говорит, что он боится больших собак после лагерей, где заключённых охраняли обученные овчарки, а отец говорит, что вообще у многих, отсидевших по многу лет и не по одному разу, вот такой комплекс - страха перед собаками. А собакам очень нравится пугать тех, кто их боится. Поэтому если Топа начнёт рычать и кидаться на Гришку, это не будет доказательством, что ружья украл Гришка, понимаешь?
- Причём Топа ещё тот гад и хитрец! - добавил Ванька. - На самом деле он относится к Гришке совершенно спокойно, и пока Гришка его не видит, лежит себе смирненько. Но стоит Гришке заметить его и напрячься, как Топа тут же подскакивает и начинает его облаивать!
- В общем, - сказал я, - Гришка сейчас очень хочет жить честно, но он из тех людей, кто при виде роскошной машины, брошенной на обочине, мог и не утерпеть…
- Как ты думаешь, взрослым пришло на ум, что это мог быть Гришка? - спросила Фантик.
- Отцу наверняка пришло, - ответил я. - Но он не будет ни с кем делиться подозрениями, пока сам не проверит. Видишь ли, к "отсидевшим" относятся насторожённо. Первое время после того, как Гришка начал работать, Алексей Николаевич навещал его всякий раз, когда в округе что-нибудь случалось. Просто для подстраховки. Отцу пришлось специально поговорить с Алексеем Николаевичем и попросить не тягать Гришку - потому что из-за лишнего внимания милиции о Гришке опять поползли дурные слухи, а дойди эти слухи до бригадира - он вполне мог бы взять и уволить Гришку. Ну, как бы, избавиться от греха подальше, а то мало ли что. А если б Гришка потерял работу - он бы почти наверняка скатился на прежнюю дорожку!
- А если Гришку хоть чуточку заподозрят в краже министровских ружей, его наверняка арестуют! - сказал Ванька. - И даже если отпустят через два дня, работу он всё равно потеряет!
- Поэтому, - подхватил я, - нам никому, кроме отца, нельзя рассказывать о наших подозрениях насчёт Гришки. Я бы даже отцу рассказывать не стал, пока мы сами все не проверим! Иначе мы можем Гришке всю жизнь испортить - и вовек себе этого не простим!
- Да, этому полковнику только подай кого-нибудь, кого можно подозревать… - задумчиво проговорила Фантик. - Теперь я лучше понимаю, что имел в виду отец Василий, когда говорил, что излишнее недоверие - это издевательство над разумом. Когда можно искалечить человеку жизнь, если поделишься подозрениями насчёт него - это и есть то самое!
Мы с Ванькой были с ней вполне согласны: мы и сами думали о приблизительно том же самом.
- Так что нам делать-то? - практично спросил мой братец.
- Я думаю, что завтра нам надо навестить Гришку, - сказал я. - Он не удивится, ведь мы иногда заходим к нему в гости, когда берём молоко. Поболтаем с ним, и между делом заведём разговор о том, что у министра ружья спёрли, и что из-за этих ружей такая буча поднялась, что ой-ей-ей! Можно спросить у Гришки, нет ли у него подозрений, кто мог спереть эти ружья - он ведь, по старой памяти, знает все жульё округи и кто на что способен - чтобы предупредить вора: милиция землю носом роет, поэтому ему лучше тихо подкинуть ружья…
- А если ружья спёр сам Гришка? - вопросил Ванька.
- Так я об этом и говорю! Получится, что мы, не обвиняя его напрямую, дадим ему понять, что с этими ружьями лучше не связываться, и что его никто не выдаст, если он эти ружья вернёт. А если он их не брал - тем лучше! Он перескажет наши слова всем, за кем знает привычку к воровству - глядишь, через денёк ружья будут лежать у нас на крылечке!
- Возле ворот, - поправил Ванька. - К крылечку Топа не пустит.
- Верно, - признал я. - Но суть дела от этого не меняется.
- Замечательный план! - одобрила Фантик. - Когда мы начнём его осуществлять?
- Завтра с самого утра, - сказал я. - Сегодня мы не успеем обернуться в Гришкину деревню до темноты… Кстати, насчёт темноты, - я поглядел на небо. - Через час начнёт смеркаться, и мы уже не сможем гонять на снегокате. Так что давайте, на старт!
Мы очень здорово покатались с холма - если не считать того, что Ванька умудрился так влететь в сугроб, что набрал снегу за шиворот и полные сапоги. Когда мы весело, "с ветерком", вернулись домой на Топе, Ванька уже совсем вымок и лязгал зубами от холода. Мама быстро отправила его в горячую ванную, а мы с Фантиком проскользнули в гостиную, где взрослые пили чай. Отец Василий мирно беседовал с министром и его охранниками, и вообще настроение у всех было самое благодушное. Отца "раскрутили" на то, чтобы он извлёк гитару - он играл на гитаре очень неплохо, но почему-то в последние годы брал её в руки с большой неохотой, и только когда совсем расслаблялся и хотел угодить компании, отчаянно просившей, доставал "подругу семиструнную" (как он её называл). Да, одно то, что у отца была гитара в руках, свидетельствовало, что всё замечательно и что отец хочет поддержать общее хорошее настроение.
Он пел старую песню семидесятых годов, которую очень любил и которая очень к нам подходила - её можно было бы объявить нашим гимном.
Ваше величество,
Хорошо в лесничестве,
Кроме электричества,
Все в большом количестве!…
- А у нас и электричество есть! - рассмеялся отец. - Вот так-то, ваше величество! - он преувеличенно церемонно поклонился министру, и министр тоже рассмеялся.
- А хоть бы и не было! Я бы с удовольствием пожил при свечах!
Тут из ванной появился мой братец, растёртый водкой, облачённый в шерстяной спортивный костюм, толстый свитер из шерсти Топы и толстые шерстяные носки. Вид у него был красный и сомлевший. Нам вручили тарелки, чтобы мы сами накладывали всё, что есть на столе, и мы с большим аппетитом стали уплетать за обе щеки, слушая разговоры взрослых.
- …А молодец мой Анатолий! - сказал министр. - Как здорово ковёр привёл в порядок, любо-дорого поглядеть!
Ковёр был расстелен на диванчике. Он действительно смотрелся намного лучше.
- Что называется, кровью смыл свой позор! - продолжил, посмеиваясь, Степан Артёмович. - Хоть и сломался в бане, но зато потрудился, в одиночестве и в поте лица, пока мы развлекались, вытаскивая машину!
- У нас был ещё один план, - сказал секретарь. - Но, боюсь, на сегодня придётся от него отказаться.
- Почему отказаться? Что за план? - спросил министр.
- Мы думали запустить фейерверки, в честь победы над всеми трудностями, - сообщил секретарь, поглядев на нас и особенно задержав взгляд на Ваньке. - Но, я смотрю, одно из главных действующих лиц выбыло из игры.
- Вовсе я не выбыл из игры! - запротестовал Ванька. - Я могу смотреть на фейерверки в окно!
- Тогда можно и попробовать, - сказал секретарь. - Если все остальные не против. Можно я погляжу, какие у вас фейерверки?
- Пожалуйста! - сказал я. - Вон они, те, что остались после Нового года, в целлофановом пакете в углу!
- Салют в завершение дня - это будет здорово! - сказал отец, и остальные его поддержали.
- Только, если можно, не позже семи, - попросил отец Василий. - Мне ещё домой ехать. Да и вам тоже? - обратился он к Михаилу. - Вместе поедем?
- Нет, батюшка, - Михаил покачал головой. - Я уже сейчас выезжаю - и мне по делам, в другую сторону.
- Тем более! - сказал отец Василий. - В две машины ехать было бы веселей, а в одиночку я бы не хотел пускаться в путь на ночь глядя.
- Чего-то боитесь, батюшка? - спросил дядя Серёжа.
- Колдобин боюсь, снегом прикрытых, - серьёзно ответил отец Василий. - А ещё кабанов. Вон, недавно водитель врезался в кабана, выскочившего в темноте на дорогу - всю машину покалечил. Правда, и зверю несладко пришлось. Это вам Алексей Николаевич поведать может, он составлял протокол о происшествии. Заодно и одна из кабаньих ног ему досталась на окорок.
- Неужели, батюшка, вы на Божью защиту не надеетесь? - то ли в шутку, то ли всерьёз спросил министр.
- Бог нас больше всего защитил, когда разум дал, - усмехнулся отец Василий. - Так что не надо оскорблять Его неразумием. И, право, не знаю, можно ли уповать на Его защиту, этот бесценный дар отвергая.
Мы невольно взглянули на Михаила - поскольку это замечание напомнило нам его разговор с отцом Василием о разуме и подозрениях. Нам показалось, что Михаил слегка покраснел, тоже припомнив лёгкую выволочку, которую устроил ему отец Василий.
Секретарь тем временем разбирал фейерверки.
- Так… - бормотал он. - Этот - тройной… Этот какой? Ага, зелёный и золотой. Их кладём сюда, а после них пустим синий - так будет красивее всего. А потом - вот этот, опять трехзарядный, после него - одиночный красный, а за ним - вот этот, который "извивающаяся змея"…
Видно, он знал толк в фейерверках, умел составлять их сочетания, чтобы получалось фантастически красочное зрелище. Что ж, такое зрелище должно было стать достойным завершением дня.
ПИСЬМО ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ. ПОХИТИТЕЛИ РУЖЕЙ
Фейерверк и правда получился на славу. Проснувшись утром, я с удовольствием вспоминал, как в ночном небе расцветали огненные змеи и фонтаны, перемежаясь одиночными разноцветными вспышками.
Взрослые получили не меньше удовольствия, чем мы.
- Надо бы этому вашему Степанову ещё фейерверков заказать, - сказал отцу министр, вдоволь наоравшийся "ура". - Позвонил бы ты ему, Семеныч, и сказал: "Не для себя прошу, а во исполнение священной воли министра моего!.." - он оглянулся на отца Василия. - Надеюсь, батюшка, вас такие шутки не обижают?
- Нисколько, - ответил отец Василий. - Хотя, - лукаво добавил он, - может, лучше было бы сделать вид, что обиделся. Вы бы тогда, во искупление, пожертвовали бы на храм или на сиротский приют.
- Вам бы, батюшка, дипломатом быть! - совсем развеселился министр.
- Да где уж нам!.. - скромно отмахнулся отец Василий. - А зрелище действительно феерическое. Ваш секретарь, как я погляжу, на все руки мастер.
- Не скажите! - хмыкнул министр. - Насчёт бани или охоты наш Анатолий не мастак. Но вот насчёт того, чтобы обработать корреспонденцию, организовать приём, расшаркаться перед каким-нибудь зарубежным премьером - это всегда пожалуйста.
- Для того секретарь и надобен, - заметил отец Василий, благодушно взирая, как Анатолий поджигает очередную петарду. - Главное - чтобы человек был надёжный.
- Пожаловаться не могу, - признал министр. - Его даже Юрий одобрил, - министр указал на полковника, который смотрел на веселье и фейерверки с довольно бесстрастным лицом, хотя, вроде бы, и ему все это нравилось. - Собственно, он мне его и порекомендовал, изучив кандидатуры. Когда-то Юрий охранял его отца…
- Отец Анатолия был большим человеком, вот как? - поинтересовался отец Василий.
- Да. Давно, ещё в Советском Союзе, вечная ему память. Юрий сохранил о своём подопечном самые тёплые воспоминания.
- Понятно, - кивнул отец Василий. - Надо мне будет его поблагодарить, что ради меня он устроил фейерверки до ужина, а не перед сном, как это обычно делается…
Да, вот это все я припомнил - как с медленным шипением опускались за верхушки деревьев огненные астры и пионы всех цветов и оттенков, как Ванька, прижавшись к оконному стеклу, орал "ура" так громко, что его было слышно не хуже находившихся во дворе…
То ли Ванька переорал и перенапряг горло, то ли вымок и продрог так крепко, что никакие профилактические меры не помогли, но проснулся он никаким: вялым, капризным, и, по всем признакам, с поднимающейся температурой. Мама тут же прописала ему постельный режим, и он жутко расстроился.
- Мы ведь должны идти к Гришке-вору! - обиженно сказал он мне и Фантику, когда мы поднялись к нему после завтрака. - Как же я это пропущу?
- Может, мы и не узнаем ничего интересного, - попробовал я успокоить брата. - Ты, главное, лечись. Чтобы завтра быть на ногах. Ведь, даже если Гришка возьмётся потолковать с теми, кто мог спереть ружьё, результат мы узнаем только завтра.
- Хочешь, мы перенесём стол с "паззлом" к самой твоей постели? - предложила Фантик. - Мы не обидимся, что ты будешь собирать его без нас. А тебе будет веселей!
- Хорошая мысль, - одобрил Ванька. - И ещё, Борька, приволоки мне один из отцовских биноклей.
- Зачем? - спросил я.
- Если мне позволят встать с постели, я сяду к окну и буду наблюдать за двором и всеми окрестностями. Вдруг я увижу что-нибудь интересное, пока вы будете ходить?
- Ладно, - сказал я. - Подожди немного.
Я отправился вниз, в "каморку" отца.
- Что тебе? - спросил отец, как раз уединившийся на полчаса, чтобы проработать очередные бумаги.
- Бинокль для Ваньки, - объяснил я. - Он хочет вести наблюдение, пока мы с Фантиком сходим погулять. А то он помрёт со скуки.
- Возьми вон тот, - отец указал мне на бинокль, которым разрешал нам пользоваться. - А вы куда собираетесь?
- Не знаю толком. Пройдёмся с Топой по окрестностям.
- В Плещево или Стругачи не собираетесь?
Это были две ближайшие к нам деревни.
- Не знаю… - осторожно ответил я. - Если что-нибудь надо, можем сходить.
- Если доберётесь до Стругачей, то загляните к Григорию Торбышеву, передайте ему, что мне надо с ним переговорить.
- Из-за этих ружей? - вырвалось у меня.
- Точно, - отец поглядел на меня с уважением. - Надо же сразу догадался…
- Ты думаешь, он как-то причастен?
- Нет, я так не думаю, - ответил отец. - Но, мне кажется, он должен что-то знать о похитителе ружей. Очень эта кража смахивает на местную работу - а про местных "работяг" Гришка знает все! Мне надо убедить его выложить мне всё, что ему известно, не играя в круговую поруку, иначе милиция к нему прицепится - точно так же, как до сих пор цеплялась из-за любой кражи в радиусе пятьдесят километров.
- Но Алексей Николаевич, вроде, сейчас относится к Гришке хорошо, - заметил я.
Отец покачал головой.
- Алексей Николаевич решает далеко не все. В общем, мне надо тихо встретиться с Гришкой и потолковать. Чтоб его же избавить от лишних неприятностей.
Я задумался. Задать отцу ещё один вопрос или нет? Задать! - в конце концов решил я.
- Следы колёс машины вора были похожи на следы колёс Гришкиной машины?
Отец нахмурился - а потом рассмеялся.
- Схватываешь на лету! Сложно сказать, потому что дорогу порядком укатали и утрамбовали за последние дни, поэтому отпечатки остались смазанные. Разве что, кое-где читались вполне ясно. Шины старые. Машина - легковушка типа "москвича". Гришка сразу пришёл мне на ум, но…
- Но что? - жадно спросил я.
- Во-первых, если бы это был Гришка, Топа мне рассказал бы об этом. И привёл к нему. А Топа всячески давал мне понять, что ни машина, ни её владелец - либо владельцы - ему не знакомы. И, во-вторых, я верю Гришке. Кто знает, наверно, и он может сорваться, но обворовывать людей, находящихся в заповеднике, отлично зная, что это могут быть только мои гости, он бы ни за что не стал. У него есть свои понятия о чести и совести, - отец усмехнулся. - "И если ты вор, то живи как вор, угоняй табуны коней, Но в доме, который тебя приютил, иголки тронуть не смей!" - привёл он очередную цитату из огромного запаса стихов, хранившихся в его памяти. Со студенческих лет, как он говорил. - Это правило только "отморозки" не соблюдают. И, кроме того, Гришка давно не живёт, как вор.
- Так что тебя смущает? - спросил я.
Отец вздохнул.
- Это сложно сформулировать в словах. Может быть, уверенность вора в том, что его не разоблачат - слишком глупая какая-то уверенность. Ведь и стёртые шины, и то, что дорога ведёт только к нашему дому - и вор лишь немного не доехал до нас, когда соблазнился брошенной машиной - и то, что вор взял ружья, не тронув других ценных вещей… Словом, по всем приметам, вор должен жить где-то рядом и неплохо нас знать. Неужели он рассчитывает, что я его не раскушу? Или он лопух или… В общем, Торбышев тут может подсказать.
- Понял, - сказал я. - Не волнуйся, мы дойдём до Торбышева.
- Главное, передай ему, что дело очень серьёзное… Ладно, бери бинокль и беги.
Я отнёс бинокль Ваньке, и мы с Фантиком пустились в путь. Топа немного сник, когда увидел в моих руках поводок и намордник - намордник он особенно не переваривал, но мы, когда ходили в деревню, всё-таки надевали на него намордник и строгач. Топа вряд ли кого-нибудь тронул бы, но ведь его могли и спровоцировать - причём не всегда осознанно. Например, попадались мужики, которые здоровались с нами, очень резко выбрасывая вперёд руку - особенно когда были навеселе. А такую выброшенную вперёд руку Топа воспринимал считал попыткой нападения… Словом, для собственного спокойствия мы всегда брали с собой намордник, если отправлялись с Топой в людные места. Не обязательно при этом надевая.
- Ничего, Топа! - сказал я. - Зато прогуляемся как следует.
- Он так погрустнел при виде намордника, - сказала Фантик. - Жалко его!
- Может, намордник надевать и не понадобится, - ответил я. - Это на случай, если мы завидим человека, которого Топа особенно не любит. И потом, намордник для него - это всего лишь сигнал, что надо быть поспокойней. Вообще-то он избавляется от намордника в два счёта. Как-то вот так повернёт голову туда и сюда - и привет! Он ведь ещё тот хитрец!
- Забавно было бы посмотреть, - рассмеялась Фантик.
- Может, и увидишь, - я пока что не стал брать Топу на поводок, и он носился по лесной дороге туда и обратно. На поводок его придётся взять позже, когда мы подойдём к шоссе.
- О чём ты говорил с отцом? - спросила Фантик.