Глава 9. Даша
- Входи в избу, я сейчас, - сказал дядя Миша Петьке, как только тот появился во дворе. Бумажкину показалось, он несколько взволнован, а точнее - встревожен, но спрашивать ничего не стал. А дядя Миша подошел к калитке, ведущей на улицу, постоял немного, всматриваясь в темноту, и, чуть слышно вздохнув, повернулся к крыльцу.
- Ладно, пошли, чаевать будем, - и вдруг охнув, схватился за поясницу. - Ну вот опять она, окаянная, покою мне не дает. Прострел за прострелом. - Скрючившись, он еле доковылял до дома.
Спустя несколько минут Петька, скинувший с себя валенки, телогрейку и шапку и помывший под рукомойником руки, опять сидел за столом.
- Ну вот и чай сварился, - сказал дядя Миша, одной рукой держась за спину, другой - поднимая с печи чайник. Он налил в две огромные кружки кипяток, заварку, сел напротив Петьки и спросил:
- Ты, Петьк, как чай-то пьешь: с молоком, маслом или сахаром?
Этот вопрос опять застал Петьку врасплох.
- Ну как… - растерялся он, - чай - с сахаром, а бутерброд - с маслом. Ну иногда с колбасой…
- Да нет, я не про бутерброд, я про чай спрашиваю. Масло-то в чай кладешь, нет?
- А зачем?
- Значит, не кладешь, - сделал вывод дядя Миша. - Я ж не знаю, как москвичи-то чай пьют, вот и спрашиваю. Вот буряты, например, на чабанских стоянках, чай пьют с маслом и молоком. И даже иногда сало туда добавляют, и соль сыпят.
- Так ведь я ж не бурят, - обиделся Петька.
- Понятное дело, что не бурят. Но кто ж вас знает, как там в Москве-то? Не предложишь чего-нибудь, глядишь, тебе не понравится. Вон, ко мне буряты как-то приехали. Осерчали за то, что я им масла для чая не дал. Ладно, пей, не бери в голову. В бане-то деревенской мылся, нет?
Петька покачал головой. Он в городской-то бане никогда не был.
- Ну тогда тебе сам Бог велел! Сейчас вот пойду, баньку затоплю, веник запарю, и - вперед! - сказал дядя Миша, но даже не сдвинулся с места. Петька прекрасно чувствовал, что он чем-то озабочен!
На улице хлопнула калитка, но Сабля не залаяла.
- Но вот наконец-то и Даша пришла, - облегченно вздохнул дядя Миша и широко и радостно улыбнулся.
"Да что ж это за Даша такая? - недоумевал Петька. - Ведь он же писал, что один живет!"
В этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась высокая красивая девочка. Даже очень красивая. В сто, нет, даже тысячу раз красивее Самохваловой.
Судя по всему, Даша была Петькиной ровесницей. На ней был надет коротенький тулупчик, валенки и меховая шапка. Увидев Петьку, она растерянно поздоровалась. Петька привстал и плюхнулся на табурет. Вот кому моделью-то быть!
Даша между тем не спеша раздевалась.
- Что-то очень уж ты задержалась, - сказал дядя Миша, укоризненно глядя на нее.
- Да я же говорила, дядя Миш, что подготовка к конкурсу "А ну-ка, девочки!" началась. Вот мы и репетировали.
Даша прошла на середину кухни.
- Попить бы чего.
Она налила из чайника воды в чашку и, подув, сделала несколько глотков, украдкой поглядывая на Петьку.
- А у нас радость, Даш, - как показалось Петьке, несколько смущенно, объявил дядя Миша. - Гость приехал. Из самой Москвы.
- Из Москвы! - воскликнула Даша так, будто речь шла о человеке, прибывшим из Австралии или Новой Зеландии. - Вот это да!
Несмотря на смущение Бумажкин вскочил и протянул Даше руку:
- Петр…
- Даша, - ответила она, глядя на Петьку сверху вниз. Петька торопливо опустился на табурет. То, что он успел заметить за несколько секунд, повергло его в самый настоящий шок. Даша-то, Даша оказалась выше его на целую голову! И угораздило же его уродиться таким коротышкой!
- Помнишь, я рассказывал тебе, что в Москве живет мой племянник, Константин, - теперь уже с гордостью продолжал дядя Миша. - Так вот, это его сын. Приехал к нам в гости. ("Похоже, он и Даше, и Сабле говорит одно и то же", - подумал Петька). Ну ладно, Даша, ты тут гостя развлекай, пельмени вари, а я пойду баньку затоплю.
И в этот самый момент, словно раскаленные клещи впились Петьке в верхнюю челюсть. Он схватился за щеку.
- Что случилось? - встревожился дядя Миша.
- Зуб… - простонал Петька, - зуб…
Глава 10. Досадная неожиданность
Хоть и недолго пришлось мерзнуть Петьке в читинском аэропорту да на вокзале в Приаргунске, но все это дало о себе знать. Зуб, который до этого момента лишь время от времени поднывал, теперь заявил о себе в полную силу.
Даша и дядя Миша растерянно переглянулись. Да что они, не знают, что делать в таких случаях, что ли?!
- Мне бы к стоматологу… - промычал Петька.
Дядя Миша беспомощно развел руками:
- Так нет его в Благодатном.
- А где есть?
- В райцентре, - вздохнул дядя Миша.
- Да и то только с утра, - тоже вздохнула Даша.
- Двадцать три километра, конечно, не расстояние, - продолжал дядя Миша, - но вот когда зуб-то болит… Но ведь даже не это главное. Главное, к стоматологу не сразу попадешь. Даже если придешь с утра и будешь первым.
Петька молча уставился на родственника.
- Система такая, Петьк, - пояснил он. - Чтобы попасть к стоматологу, нужно все обследования у терапевта пройти, флюорографию сделать, и если у тебя не обнаружат туберкулез, вот тогда и к стоматологу талончик дадут.
- А если обнаружат?
- Да ты что, Петька, неграмотный, что ли? Тогда - прямым ходом в Читу, в тубдиспансер. Там заодно и зуб подремонтируют. Чтоб человек-то не мучился. Ну что, легче стало?
Петька кивнул. Пытаясь понять весь этот механизм, он на время забыл о зубе. И тут же боль напомнила о себе с новой силой.
- М-м-м… - замычал он, - таблетку хоть какую-то дайте, что ли… Анальгин, например…
- Так за ним тоже в райцентр бежать нужно! А аптека все равно там закрыта!
Петька метнулся к сумке. Он вспомнил, что мама хотела дать ему с собой лекарства, а он всячески сопротивлялся. Балбес! Но кто же знал, что все так по-дурацки повернется! А может, мама, все-таки положила несколько упаковок? Увы, чуда не произошло.
Отбрасывая в досаде сумку в сторону, Бумажкин ненароком заметил, что девочка и дядя Миша, словно глухонемые, подают друг другу какие-то знаки. Вероятно, Даша в чем-то пыталась убедить дядю Мишу, и тот крутил у виска указательным пальцем и показывал на Петьку. Девочка, судя по всему, не отступала.
Наконец ей удалось сломить сопротивление дядьки и тот коротко сказал, обращаясь к Бумажкину:
- Одевайся.
Петька ни о чем не стал спрашивать, молча надел валенки, телогрейку, нахлобучил шапку и вслед за Дашей вышел на улицу.
Глава 11. Баба Груня
Даша шла очень быстро, и Петька в своих огромных валенках еле поспевал за ней. Время от времени девочка оглядывалась и спрашивала:
- Болит?
- Угу…
- Потерпи немного. Скоро уже.
И, видимо, чтобы хоть как-то отвлечь Петьку от боли, начала рассказывать:
- К бабе Груне идем. А она живет в Индонезии, то, как бы выразиться… Словом, жители поселка районы так называют. Мы вот с дядей живем в Америке, а баба Груня - в Индонезии. Смешно, правда?
Говоря по правде, не очень. Но Петька промолчал. И не только от того, что старался лишний раз не открывать рот, а чтобы ненароком не обидеть девочку. Да и о народных названиях районов Благодатного он слышал уже третий раз.
Петьке показалось, что они очень долго шли, прежде чем остановились возле скособоченной, наполовину вросшей в землю, избушки. Даша постучала в окно.
- Открыто! - донесся старческий голос.
- Пошли! - шепнула девочка и дернула за ручку двери.
Миновав маленькие темные сени, они оказались в помещении, которое, видимо, было и комнатой и кухней одновременно. За столом, скрючившись, сидела маленькая усохшая бабка и размачивала в чае сухарь. У стены стоял небольшой старинный сундук, напротив - возвышалась русская печь.
- Добрый вечер, - обратился к бабке Даша.
- Здравствуйте, - с трудом разомкнул рот Петька.
- Баба Груня, - продолжала Даша, - помочь надо. Человек зубом мучается.
- Вижу, - не глядя на Петьку, отозвалась та и вынув из стакана сухарь, поднесла ко рту. В последний момент половина сухаря оторвалась и упала обратно в стакан.
- Садись, голубь ясный, - прошамкала бабка.
Петька обвел взглядом помещение и опустился на сундук. Больше прикорнуть было некуда. Даша продолжала стоять у дверей.
- Смотрю не нашенский паренек-то, - уткнувшись взглядом в стакан, произнесла бабка. - Откель будет-то?
- Из Москвы, баба Грунь, - отозвалась Даша. - Он сам-то сказать не может. Зуб у него болит.
- Конечно, болит, - согласилась баба Груня, безуспешно пытаясь извлечь из стакана крючковатым пальцем сухарь.
"Скорей бы она с этим сухарем закончила, что ли", - с досадой подумал Петька, держась рукой за щеку.
Наконец бабка положила в беззубый рот тюрю, запила чаем и, отодвигая стакан в сторону, прошамкала:
- Ладно, потом допью. У меня еще где-то кусочек сахара есть. А то че парнишка мучается?
Она вышла из-за стола и, скрючившись, направилась к Петьке. Тот приготовился подробно рассказывать, где, как и когда начал болеть зуб, как это делал на приеме у врача, но баба Груня внезапно развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла в другую сторону.
- Ну где же она? - недоумевала бабка. - Запамятовала, ей-богу! Ведь намедни же ей рожу Петровне выводила!
Баба Груня зашла за печку.
- Вот она, родимая, - донеслось оттуда, - я ж сама ее сушиться положила! Ну все! Теперь, голубь ясный, считай, что зубной боли у тебя будто и не бывало!
Бабка вынырнула из-за печки, держа в руках красную тряпицу отнюдь не первой свежести. О, каким замечательным, каким желанным представился в этот момент Петьке кабинет стоматолога! С какой радостью погрузился бы он сейчас в зубоврачебное кресло! С каким наслаждением слушал бы он звяканье медицинских инструментов, от которых прежде он, дурак, готов был бежать куда глаза глядят.
Бабка между тем остановилась перед Петькой и внимательно посмотрела на его щеку. Потом развернула тряпицу, склонилась над ней, что-то прошептала и, смачно плюнув на ее середину, быстро приложила к Петькиной щеке. Он невольно дернулся, почувствовав на себе влажное бабкино лекарство.
- Сидеть, голубь! - строго приказала она. - А то не поможет!
Петька замер, смирившись со своей участью. Правда, подумал о том, как бы не подцепить какой-нибудь заразы, но сдернуть со щеки тряпицу не решился.
Да, интересная все-таки штука жизнь! Ну разве мог он, Бумажкин, еще неделю назад предполагать, что у него вдруг разболится зуб и лечить его будут не где-нибудь, а на самом краю России. Да еще таким средневековым способом!
- Полегчало? - спросила бабка.
Петька осторожно, чтобы не уронить тряпку, покачал головой.
- Болит?
- Угу…
- Ничего, пройдет. Можно идти.
- Баба Груня, я вам завтра меду принесу, ладно? - сказала Даша. - Сейчас просто некогда было.
- Да ничего мне не надо, - отозвалась баба Груня, - принесешь - хорошо, не принесешь - тоже хорошо.
Она склонилась над Петькой, и в этот момент он увидел, что из-за воротника старенькой кофточки блеснул неимоверной красоты медальон… Ерунда какая-то, наверное, померещилось. Петька зажмурился, а когда открыл глаза, баба Груня стояла уже во весь рост и, обращаясь к Даше, говорила.
- Идите, голубцы, идите, поздно уже…
- Так болит же, - промычал Бумажкин.
- Это - до поры, - баба Груня ласково погладила Петьку по голове, - как только в свою калитку зайдешь, боль словно рукой снимет… - Вдруг она задержала на Петьке взгляд, потом внимательно всмотрелась в его лицо, потом устремила взгляд куда-то вдаль и всплеснула руками: - Батюшки мои, что делается-то! А ну погодь!
- Что такое, баба Груня? - забеспокоилась Даша.
Та горестно покачала головой.
- Ой, видятся мне вещи страшные. Скоро случатся. Завтра или послезавтра… Зуб-то, оказывается, ерунда, по сравнению с тем, что ждет этого голубца!
- Да что такое? - с нескрываемой тревогой спросила Даша.
- Ни за что не ходи на Серебряную гору! - глядя Петьке прямо в глаза приказала баба Груня. - Понял?
Петька машинально кивнул. Он почти не вслушивался в то, о чем шел сейчас разговор.
- Ну мы пошли, - сказала Даша.
- Идите, голубцы, идите!
- Ну как? - спросила девочка, когда они вышли на улицу. Петька только рукой махнул. Сил говорить не осталось. Зуб разболелся в сто раз сильнее, чем прежде.
Весь обратный путь Бумажкин шел в каком-то полуобморочном состоянии. И вдруг, в одно мгновенье, боль исчезла, и Петька увидел совсем рядом крыльцо, приветливо распахнутую дверь, из которой в нетерпении выглядывал дядя Миша.
- Ну как? - с беспокойством спросил он.
- Нормально! - ответила Даша.
- Ну вот я же говорил!
Петька поднял голову и увидел, что на небе звезд больше, чем песчинок на дне реки, а прямо над домом, словно спелый банан, висел огромный растущий месяц! Потом обернулся и обомлел. В полутора шагах от него находилась калитка.
Глава 12. В бане
Как, оказывается, иногда полезно пострадать, чтобы потом во всей сладости ощущать вкус жизни! Так и с Петькой: стоило ему пройти через зубную боль, чтобы понять, до чего же хорошо все вокруг!
- Угомонился зуб-то? - спросил дядя Миша.
- Угомонился.
- Ну слава богу! А то я извелся тут совсем. Смотрю, как ты мучаешься, а ни чем помочь не могу.
- Так почему вы сразу-то о бабе Груне не сказали? - удивился Петька. - Вот бы и помогли.
- Так стыдно, Петька, стыдно, - немного помолчав, ответил дядя Миша. - Стоматолога в поселке, и того нет. А ведь был когда-то! Вот я и надеялся, что успокоится твой зуб-то сам по себе, и ни к какой бабе Груне вести не придется. Он вон что, не успокоился. Ну ладно, слава богу, все обошлось. В бане-то не передумал мыться?
- Что вы!
- Ну тогда пошли. Покажу тебе, где баня, да небольшой инструктаж проведу. Ты бельишко-то свое возьми и - вперед.
Баня оказалась, как и нужник, в огороде, только в другой стороне.
- Значит, техника безопасности такова, - начал дядя Миша, когда они подошли к двери. - Главное, Петька, это чтобы ты с непривычки не ошпарился, да баки с холодной и горячей водой не перепутал. И когда на полок забираться будешь…
- Куда-куда? - не понял Петька.
- На полок! Ну лавка такая в бане… А ты что подумал?
- А… А мне показалось, на потолок.
- Ладно, слушай дальше. Как будешь на него взбираться, смотри, чтобы не поскользнуться. А то свалишься на пол, того и глядишь, бок зашибешь. И с печью осторожнее. Ногой не задень. Она сейчас так раскалилась, что кожа враз припечатается. Был в нашем поселке такой случай…
Слыша все это, Петька всерьез забеспокоился. Тем более что в последнее время дурацких ситуаций в его жизни более, чем достаточно. Одно посещение туалета в Нижнем Новгороде чего стоило.
- Да, когда веником хлестаться будешь, - продолжал дядя Миша, - не переусердствуй. Чуть голова закружится - сразу дверь открывай, а то и вообще выскакивай на улицу. Не бойся, никто тебя не увидит. А то с непривычки можно и в обморок шмякнуться. Ну а теперь приятных тебе процедур.
Дядя Миша распахнул дверь, и оттуда повалили клубы белого, похожего на вату пара.
- Ну, бывай!
Дядя Миша направился к дому, не пройдя и трех метров, вернулся и продолжил инструктаж:
- Да, забыл сказать, - он открыл дверь в баню. - Вот это, Петьк, предбанник называется. Ну, стало быть, перед баней, понял?
- Понял.
- Во-от. А за той дверью главная баня и есть. Ну где будешь мыться. Вот сюда, Петьк, положишь одежду, потом - в ту дверь зайдешь. Как там действовать, ты уже знаешь. Ну, бывай…
Присев на лавку, Петька начал стягивать с себя валенки. В этот момент послышался стук в окно и донесся знакомый голос:
- Эй, погоди. Еще одно! Ты, Петьк, смотри не угори там. В нашем поселке, правда, такого еще не было, но кто знает, как у вас, москвичей, организьм устроен?
Бумажкин разделся, сложил в кучку одежду и еще раз освежил в памяти рекомендации дяди Миши. "Значит, так. Не перепутать баки с горячей и холодной водой, не ошпариться, не свалиться с лавки, не припечататься ногой к печке, не угореть и не потерять сознание. Кажется, все". И он отворил дверь в парную.
Чего только не вытворял Петька в следующие тридцать минут, начисто забыв о всяческих инструкциях! Он плескал воду на раскаленные камни, безжалостно хлестал себя березовым веником, потом заваливался на полок и пытался сквозь пар разглядеть растопыренные пальцы рук. Потом выскакивал на мороз и смотрел, как уже от его разгоряченного тела во все стороны идут белые облака, вновь забегал в баню, и опять плескал воду на камни. Раз пять за все это время в окошко стучал дядя Миша и с улицы доносился его встревоженный голос:
- Петьк, а, Петьк! Ты там живой?
- Живой… - отвечал Петька с каждым разом все тише и слабее.
- Ты вот что, друг, - приказал дядя Миша, когда Петькин голос стал напоминать шуршанье осенней листвы, - вылезай-ка оттуда. С непривычки коньки откинишь, что я с тобой делать буду?
Тут только Петька вспомнил, что неплохо бы и помыться с дороги. Но сил на это уже не осталось. Он провел мочалкой по животу, по голени правой ноги, ополоснулся и начал натягивать на распаренное тело трусы. Потом накинул на себя большое махровое полотенце, приготовленное дядей Мишей и, прихватив пакет с одеждой, качаясь, вышел на улицу. А навстречу ему уже бежал беспокойный дядя Миша.
- Чуяло мое сердце, что один не дойдешь, - сказал он и, легко подняв Петьку на руки, словно тот был пяти килограммов весу, понес в избу.
Глава 13. "Просторы"
Лежа на широкой кровати и вдыхая запах пельменей, Петька блаженствовал. В голове, как ни странно, не было даже мало-мальски приличной мыслишки. Ни одной! Такого с Петькой еще не бывало. Обычно в его черепной коробке постоянно крутилась всякая всячина. Иногда медленно, словно улитки, но чаще бурлила, будто кипящая вода в котелке. Теперь голова была пуста, как холодильник после ухода незваных гостей.
Петька лежал, и ему казалось, что дома сквозь потолок ему видится усыпанное звездами небо и спелый месяц-банан, которого в самую пору съесть. Через неплотно закрытую дверь просачивалась тонкая полоска света.
В комнате царил полумрак, а из кухни, наполненной всевозможными запахами, доносились приглушенные голоса Даши и дяди Миши. Они говорили тихо, вполголоса, стараясь не мешать Петьке отдыхать. Петька, вопреки своей давней привычке в любой ситуации ловить информацию, даже не прислушивался, о чем они говорят. Ему было хорошо и спокойно.
Вот дверь открылась, и в желтом проеме появилась темная фигура дяди Миши.
- Ну что, Петьк, очухался, нет ли?
- Да вроде очухался, дядя Миша.
- К столу-то подойти сможешь?
- Куда ж я денусь? Конечно, смогу!
- Ну тогда подползай. А то у нас с Дарьей животы к спинам поприлипали.