- Не совсем, - ответил он. - Видишь ли, я о тебе всегда думал и вспоминал с уважением и признательностью. Ведь другой мог бы и постараться раздуть мое дело… Ну, приписать мне больше, чем было на самом деле. Что я был в сговоре с Гортензинским, что я деньги получал от него или от каких-то его сообщников. А я… я был идиотом, а не предателем! Казенные деньги растратил на ту злосчастную поездку, но от Гортензинского никогда в жизни ни копейки не взял, честное слово!
- Ну, Гортензинский и без того свое получил, - заметил я. - Жаль, не до конца.
- Вот именно, что не до конца! И он, кстати, до сих пор уверен, что я тебя ненавижу, считаю именно тем человеком, который меня потопил.
- Откуда ты знаешь, что он в этом уверен? - поинтересовался я.
- Земля слухом полнится. И еще… Ты столько лет был в стороне от дел. Мне и то известно больше, чем тебе.
Он задумался, подбирая подходящие слова:
- В общем, я не знаю, сумеешь ли ты разобраться, нужно брать моего сына или нет.
Тут настал мой черед задуматься.
- Объясни, - потребовал я наконец. - Говори прямо.
- Если бы я мог, я бы сказал, - ответил он. - И вот что, если я тебя приглашу навестить меня через недельку-другую, ты уж не отказывайся. Встречу назначу позже. И еще. У тебя могут появиться самые неожиданные люди из прошлого. Такие, к которым ты хорошо относился или считаешь себя им чем-то обязанным. Ты поосторожней с ними, только от ворот поворот им сразу не давай.
- Да что происходит? - не выдержал я. - Я же вижу, - что-то серьезное! Выкладывай толком!
Он вздохнул.
- Если бы я сам мог понять… Я не имею права зря выдвигать подозрения и обвинять людей. Потому что если я обвиню кого-то зря, ты можешь решить, что я это сделал специально. В общем, мне самому надо сначала разобраться… Ладно, пока.
И, повернувшись, он зашагал прочь.
- Погоди! - окликнул я его. - Погоди!
Но он не ответил, даже не обернулся. Я некоторое время глядел ему вслед, а потом побрел назад, к воротам, размышляя, что мог означать этот визит.
Глава четвертая
Через первые барьеры
(Рассказывает Андрей Карсавин)
…Я ответил на заключительный вопрос последнего предварительного экзамена и начал, проверять ответы. Я был на удивление спокоен, хотя, разумеется, мне трудно было судить, сколько у меня правильных ответов, а сколько неправильных.
Последний экзамен - это развернутый компьютерный тест, тридцать три вопроса, среди которых попадались и совсем простые, и довольно трудные, и прямо-таки неожиданные. Например, как ответить на вопрос: "Что скрыто в слове "хамелеон"?" Я прикинул на листочке несколько вариантов, прежде чем написать ответ. Можно было бы сказать, что "хамелеоном" называют подхалима, который под всех "перекрашивается". Но потом я подумал, что все, кому достанется этот вопрос, ответят так же, и написал в итоге иначе: "хам-еле-он - то есть, настолько трусливый, что и хамить еле-еле отваживается, хотя ему очень хочется". Еще с подковыркой был вопрос по арифметике: "Перепишите пример так, чтобы не было скобок, и проверьте, верно ли равенство 170: ((34+1) - (7x5)) = 200: ((54:6) - 9)". Если начать сразу избавляться от скобок в точности по правилам, то все сойдется, в итоге получится 0 = 0. Ты не замечаешь подвоха: ведь то, что в скобках, ноль в итоге дает, а на ноль делить нельзя! Поэтому верный ответ: "пример не имеет решения, так как на ноль делить нельзя".
Были совсем простенькие вопросы. Например: "Буратино" - это переделка… а) "Волшебник из страны Оз"; б) "Пиноккио"; в) "Питер Пэн". Тут и думать не надо, чтобы написать в ответе: "Пиноккио".
Были вопросы на самые разные темы. На ответы давалось три часа, выходило приблизительно по пять минут на вопрос. Я сначала отвечал на совсем простые вопросы, чтобы время поднакопить, а потом уж стал думать над теми, что посложнее.
В итоге я управился менее, чем за три часа. Я решил проверить ответы. Между делом поглядывал в окно и вспоминал…
Встречу с поступающими и их родителями проводили три человека, в том числе один генерал. Хоть он был в штатском, мы сразу решили, что он генерал, по тому, как он держался и как к нему обращались другие.
Звали генерала Борис Андреевич.
- Спрашивайте, не стесняйтесь, - сказал он, когда слово передали ему. - Дело серьезное, и вы должны представлять себе цели, задачи и программу училища во всем объеме.
И вопросы посыпались.
Прежде всего, конечно, родители интересовались обучением и условиями проживания в училище. Генерал отвечал четко и по существу.
- Круг дисциплин самый широкий: от биохимии до этикета. Уверяю вас, такое образование в России сейчас не дает ни одно учебное заведение. Проживание и питание - все на высоком уровне. Порядок у нас будет жесткий. Это тоже имейте в виду.
Чей-то папа поднялся со своего места, чтобы задать вопрос:
- Вы говорили, что спорту будет уделено много внимания. Предусмотрен ли теннис в числе спортивных дисциплин?
Генерал кивнул.
- При училище имеется теннисный корт. Но занятия теннисом так же, как волейболом, баскетболом или спортивной греблей, не входят в основную программу. В ней - бег, гимнастика, плавание, зимой - лыжи, основы единоборств… И, разумеется, основы обращения со стрелковым оружием. А дальше каждый курсант сам сможет выбрать себе дополнительные спортивные дисциплины. Наша задача - подготовить крепких, здоровых и ловких ребят, настоящих мужчин…
И тут моя бабушка вклинилась. Она, разумеется, не могла пропустить такое собрание и пошла вместе с родителями. А уж когда бабушка открывает рот - только держись.
- Простите, - сказала она. - Мне в вашей последней фразе хотелось бы услышать некоторые уточнения. Когда говорят, что надо воспитывать настоящих мужчин, то иногда подразумевают под этим, что, мол, давайте-ка воспитаем бесчувственных чудовищ, этаких здоровых быков, без жалости к людям, готовых выполнить любой приказ начальства. Нацисты тоже ведь воспитывали настоящих мужчин. Что натворили эти настоящие мужчины, мы знаем. Да и в нашей недавней истории есть печальные примеры… В том числе, связанные с вашим ведомством. Где гарантии, что из ребят в итоге не сделают винтики и колесики бесчеловечной системы, как это уже бывало?
Генерал кивнул ей.
- Очень серьезный вопрос, и я ожидал его. Гарантии в том, что с вами сейчас разговаривают люди, которые в девяносто первом году отказались исполнять приказы путчистов и поддержали законно избранную власть. И которые очень много сделали, чтобы спецслужбы стали по-новому работать в новых условиях. Если б нам нужны были бездушные исполнители, мы не стали бы создавать училище, а запросто набрали таких исполнителей со стороны. Как вы понимаете, людей, готовых взяться за грязную работу, в нашей стране всегда можно найти. Но мы отказались от этого и делаем ставку на людей независимо и творчески мыслящих - значит, мы сами заинтересованы, чтобы печальные уроки прошлого ни для кого не пропали даром.
Родители продолжали задавать вопросы.
- Скажите, - спросила чья-то мама, - а как наши дети будут устроены в дальнейшем, в смысле безопасности их службы?
- Вот тут я вам ничего обещать не могу, - честно ответил генерал. - Вы поймите, мы будем готовить будущую элиту нашего ведомства. У элиты только одна привилегия - быть впереди там, где тяжелее всего. Вот и получается, что ребят ждут и горячие точки, если к тому времени горячие точки еще будут существовать, и другие опаснейшие испытания. Испытания, при которых смерть может подстерегать на каждом шагу. Вот тут вы должны знать, на что идете, соглашаясь на поступление ваших детей в училище. Кому кажется, что в будущем ребят ждет только непыльная высокооплачиваемая работа и размашистые шаги по служебной лестнице, тот пусть теперь трижды подумает. Пусть и ребята подумают…
Прозвучали еще какие-то вопросы, но не очень много. И все стали расходиться.
Я получил характеристику из школы, сдал физкультурные нормы - которые довольно простыми оказались - потом благополучно миновал первый экзамен, сочинение. На экзамене было три темы на выбор, и все довольно неожиданные. И если, скажем, тема "Лучший день в моей жизни" еще из тех, которую можно было бы ожидать, то темы "Животные - герои литературных произведений" и "Пейзажи у русских поэтов" сперва совсем меня озадачили. Я-то, признаться, ждал чего-то патриотического, что ли, и соответственно готовился. Даже "Бородино" еще раз перечитал, хотя и без того его наизусть знаю и вообще с таким прицелом все книги и учебники и проглядывал, а тут - на тебе!..
И выбрал я тему "Пейзажи у русских поэтов". А поскольку я, перечитывая "Бородино", и другие стихотворения Лермонтова пролистал, то и стал я писать в основном о Лермонтове.
Признаться, я волновался, когда сдавал сочинение, потому что не очень представлял, написал ли я его по теме. Но этот барьер я одолел. Вообще, на сочинении довольно мало народу отсеялось, человека три-четыре. Гораздо больший отсев был после устного экзамена по естествознанию и после математики. Там большинство погорело на задачах по геометрии.
И вот - последний предварительный экзамен. И уж если я его выдержу, то поеду на сборы. Осталось пятнадцать минут. Я был уверен в своих ответах, сдал их и черновики, и вышел из класса ждать свою судьбу…
Глава пятая
И опять - люди из прошлого
(Рассказывает полковник Осетров)
Итак, послезавтра приедут педагоги и члены приемной комиссии, а еще через неделю - мальчишки. Генерал сообщил мне, что мальчишек будет не пятьдесят два, а ровно пятьдесят. Двое в последний момент передумали - испугались, видимо, - и забрали документы. Я еще раз изучил их дела, пытаясь представить, кого с кем поселить, чтобы они были психологически совместимы, и чтобы были разные, дополняли друг друга. Нужно разместить их по семь человек в шести спальнях и по шесть - еще в двух. Понятно, что ребят заводных и вспыльчивых, нельзя селить друг с другом, точно так же, как и "спокойных". Надо, чтобы в каждой комнате был и хороший спортсмен, способный тянуть свою группу, и кто-то из головастых, сообразительных. "Богатых" и "бедных" также надо перемешивать, чтобы, не дай Бог, не возникли кланы. Каждая группа - каждый взвод, так они будут называться на сборах - должна усвоить, что взаимовыручка очень важна, что приемная комиссия будет судить не только по личным результатам, но и по тому, как ребята ладят между собой, умеют ли действовать единой командой.
Я сидел и перекладывал папки с делами так и сяк, будто решал головоломку. Задачка вроде не из трудных, ведь многое в делах мальчишек написано. Но множество неизвестных еще остается, и приходится доверять только своему чутью… Иногда трудно понять, кто способен быть настоящим лидером, а кто - нет. Кому нужна будет поддержка товарищей, а кого придется осаживать, чтобы лишнего не натворил.
Пока я сидел и составлял списки, из моей головы не выходил разговор с Анатолием Дегтяревым. Что он имел в виду? Что ему было надо? И почему он не мог говорить откровенно?.. Очень уж искренне он меня предостерегал от каких-то неприятностей, которые вот-вот могут на меня обрушиться… Какие такие неприятности?
Я уже стал подумывать, не позвонить ли Борису Андреевичу, потому что получалось, угрожают не только мне, но и училищу. А за него я несу полную ответственность.
Но Борис Андреевич мог обвинить Дегтярева во всех смертных грехах, и получится, что я его подставил. А ведь он приехал ко мне, явно преодолев свой страх… Я решил, что тоже не имею права подставлять его и сам разберусь в ситуации.
Достаточно вспомнить слова Бориса Андреевича о том, с каким трудом они пробили решение о назначении меня на должность начальника училища. Кому-то я до сих пор не по нутру. Эти люди пойдут на все, чтобы сместить меня с поста начальника училища. А как?
Тут и думать долго нечего. Устроят какую-нибудь провокацию, вот что. Какую, например?
Ну, например, надавят на Дегтярева, чтобы он встретился со мной, и чтобы эта встреча проходила под контролем. И чтобы выглядело так, будто на этой встрече он мне взятку передал за то, чтобы его сын поступил в училище. Приблизительно об этом Дегтярев и говорил… И, похоже, он знает или догадывается, кто стоит за этой комбинацией. Подозревает, но не уверен, поэтому хочет дождаться прямого приказа организовать встречу со мной - и тогда, зная организатора этого дела, сдать мне этого человека.
А еще он Гортензинского упомянул…
При чем тут Гортензинский?
Неужели этот мерзавец до сих пор работает на ФСБ? Видно потому он и отделался легко в свое время, а сейчас крупным финансовым фондом распоряжается. И все ему как с гуся вода. Видно кто-то в верхах его прикрывает в обмен на сотрудничество… Не очень мне в это верилось. Информаторы будут нужны всегда, и провокаторы тоже. Но информатор информатору рознь. Одно дело - когда информатор пишет доносы на соседей, зная, что ему за это ничего не будет. Другое дело, если информатор действительно занимается делами серьезными и опасными. Это те, кто сумел получить доступ в преступные структуры, к самым грязным и страшным тайнам преступников. Еще в советское время, помню, был у меня на связи человек, который передавал нам копии документов крупной финансовой аферы, в которой были замешаны и члены ЦК… Так он "случайно" утонул на рыбалке. Нам было понятно, что утонул он не сам, но доказать так ничего и не удалось. Благодаря его помощи мы разоблачили преступников.
Точно так же наши люди работали и в преступных группировках, и в финансовых пирамидах, и в банках, и среди крупных коррупционеров, разбазаривавших государственное имущество или покрывавших нелегальную торговлю оружием… Однажды один из них оступился - и конец. Помню, заехал вдруг ко мне старый товарищ: мол, знаю, что ты всегда один, а мне надо с надежным человеком выпить и помянуть коллегу. Я не стал выспрашивать, что случилось. Он сам попросил включить криминальную хронику. В числе прочих сюжетов, показали один о том, что "у своего подъезда застрелен известный преступный авторитет, один из лидеров такой-то группировки… следствие внутримафиозных разборок…" А мой приятель проговорил: "Вот так. Сгорел Колька, раскололи его… Знать бы, на чем… И самое обидное, что не объявишь во всеуслышание, что замечательный человек был и благодаря ему столько преступлений предотвратили… Так и похоронят его как братка…"
Вот я и спрашивал себя: мог ли Гортензинский взяться за работу, при которой надо быть на волосок от смерти? И отвечал - "нет"! Он всегда был трусоват. А значит, не имело никакого смысла и дальше его привлекать к работе разведчика.
А если все-таки кто-то решил его использовать против меня?!.
Интересная ситуация получалась.
Надо было учитывать, что какие-то связи в нашем ведомстве у него могли остаться, и он мог сойтись с кем-то…
Я чувствовал, что не могу ухватить чего-то главного.
И тут зазвонил телефон. Я взял трубку.
- Да?..
- Валентин Макарович? Здравствуйте! Это Ершова Галина Афанасьевна, если вы меня помните…
Батюшки мои! Вдова того банкира, убитого в Праге!.. И хоть она никогда не винила меня в том, что я не уберег ее мужа, я все равно чувствовал себя неловко… Да и не разговаривали мы уже целую вечность. Откуда она узнала мой телефон? Сразу всплыли в памяти предостережения Дегтярева, что вот-вот могут появиться в моей жизни люди из прошлого, отвечать на просьбы которых я не должен ни в коем случае… Вот оно, думаю, и началось!
- Галина Афанасьевна, да как же я мог вас забыть? Всегда рад слышать.
- Я тоже. Скажите… - она запнулась. - А не могли бы мы с вами встретиться?
- Пожалуйста, - ответил я. - А когда?
- Мне бы, признаться, чем скорее, тем лучше. Хоть сегодня, если у вас получится.
- Хорошо, приезжайте, - сказал я. - Раз вы каким-то чудом узнали мой новый телефон, значит, вам известно, и куда ехать. Или вам дорогу объяснить?
- Насчет телефона - никакого чуда нет! - рассмеялась она. - Когда увидимся, я сразу скажу вам, откуда он у меня. Мне не хотелось бы приезжать к вам… Мы не можем встретиться где-нибудь на нейтральной территории?
Я задумался. Надо было, судя по всему, отказаться. Но во мне проснулся интерес и я готов был узнать побольше!
- А какую нейтральную территорию вы хотите предложить? - спросил я.
- Может быть, где-нибудь в летнем кафе, поближе к центру Москвы? Скажем, в районе "Беговой" вас устроит?
- И во сколько?
- Сейчас полпервого. Если мы на три договоримся, вам будет удобно?
- Вполне.
Мы условились, в каком именно кафе мы встретимся, и я, попрощавшись с Галиной Афанасьевной, сразу распорядился, чтобы к двум часам моя машина была готова к выезду.
Что за игра начинается? И как Галина Афанасьевна оказалась вовлеченной в эту игру? И как мне вести себя?
Задумавшись, я начал рисовать на бумаге кружочки, схемы и стрелки, как будто у меня имелся замечательный план действий, но, на самом деле, в этих кружочках и стрелках никакого особенного смысла не было. Такие рисунки, занимающие руку, всегда помогали мне снять напряжение, вот я и чертил их.
И опять я подумал, что неплохо бы позвонить генералу…
"Нет, - решил я, - еще успею. Если что, вечером позвоню. А пока буду действовать на свой страх и риск.
Тем временем меня уже поджидали новые проблемы.
- Можно, Валентин Макарович? - в мой кабинет заглянул один из моих помощников.
- Да, заходи, Валера. Почту привез?
- Так точно!
Обязанностью Валерия было раз в два дня забирать почту из моей городской квартиры. Счет телефонный или мало ли что. Пусть почтальон думает, что жильцы постоянно бывают дома. Сам я не собирался навещать квартиру часто. Я оставил поручение в сберкассе, чтобы с моей сберкнижки каждый месяц списывали все платежи, цветов у меня в доме не было, кроме двух кактусов, а их и раз в месяц поливать можно… Я решил, что чем меньше буду появляться по месту жительства, которое через горсправку запросто можно найти, тем лучше. Принял я такое решение на всякий случай, из осторожности, но после появления Дегтярева это решение начинало казаться все более правильным.
- Хорошо, - кивнул я Валерию. - Спасибо.
Он оставил почту у меня на столе и вышел. А я стал просматривать, что он привез.
Сперва мне показалось, что, кроме рекламных листков, которые сразу же можно отправить в мусорную корзину, ничего больше нет - как всегда. Но скоро увидел запечатанный конверт. Что интересно, без почтового штемпеля. Выходит, кто-то специально приезжал, чтобы опустить мне этот конверт прямо в ящик. Ну и ну!.. Еще одна ловушка, или ничего особенного?..
На конверте было выведено, твердым крупным почерком:
Осетрову Валентину Макаровичу
И все.
Почерк, такой правильный и старательный, показался мне знакомым. И я открыл конверт.
"Здравствуйте, дорогой Валентин Макарович!