Пишу Вам я, отец Владимир Песчанников, если Вы меня еще не забыли. Разыскав Ваш адрес, я имел смелость навестить Вас без предупреждения, но дома не застал. Тогда я решил оставить Вам эту весточку в почтовом ящике. В Москву я приехал на месяц по делам, а вообще-то служу я сейчас довольно далеко от Москвы (нет, нет, никаких мнений, просто выбрал я такой путь, чтобы служить подальше от столицы; для того, чтобы поднять храм далеко на севере, да и монастырь при нем восстановить, были мне даны все надлежащие благословения, и, ободренный, с радостью я туда направился). Так если найдется у Вас желание отозваться, то записываю Вам адрес и телефон, по которым я в Москве нахожусь. Честно скажу, довольно настоятельная у меня необходимость кое о чем переговорить с Вами и посоветоваться, но докучать вам не буду, и, если Вы сами не отзоветесь, больше не появлюсь. Понимаю, что прошло много лет, да и неприятностей Вы из-за меня хлебнули столько, что, наверное, Вам не хочется вспоминать обо мне. При том, всегда остаюсь искренне Ваш,
Отец Владимир".
Далее были написаны адрес и телефон. По ним можно было понять, что отец Владимир остановился в Москве где-то в районе Шоссе Энтузиастов.
Я вздохнул. Об этом письме я должен был сообщить Борису Андреевичу. И без его ведома я не имею права вступать в контакт с отцом Владимиром.
И я набрал номер генерала.
- Да, в чем дело, Валентин? - пророкотал его голос.
- В почте моей городской квартиры оказалась нежданная весточка от отца Владимира, - сообщил я. - Пишет, что некоторое время он пробудет в Москве, и просит о встрече.
- А ты, обжегшись на молоке, дуешь на воду? - рассмеялся генерал. - Хотя, может, и правильно. Такие крутые годы над нами просвистели, что любой человек мог сто раз измениться. Сам, небось, знаешь, что священники в прежние годы хоть в зону, хоть на смерть за свои убеждения шли. В наши дни некоторые из них готовы любому отслужить молебен, если он деньги на храм дал… Впрочем, прочти-ка мне письмо целиком.
Я прочел. Борис Андреевич, дослушав, ухмыльнулся.
- Ну, насчет того, что он исключительно по доброй воле Москву покинул, это он, так сказать, малость преувеличивает… Мы ведь продолжали немного следить за ним. Впрочем, ни чего страшного не произошло. Захочет, сам тебе расскажет, а нет - так нет. Если желаешь знать, не против ли я, чтобы ты с ним встретился, то отвечаю: не против. Я понимаю, за последние дни ты начинаешь пользоваться все большей популярностью. Почему ты именно навстречу с отцом Владимиром спрашиваешь разрешение, а насчет остальных решаешь самостоятельно, встречаться или не встречаться?
- Вы о чем?.. - осторожно спросил я. - О том, что Дегтярев сюда приезжал? Так я пока не хотел рассказывать о его визите… По причинам, которые я чуть позже объясню.
- Нет, не Дегтярева я имел в виду, - ответил генерал. - У некоторых поступающих есть родственники, связанные с нашим ведомством, и они почти наверняка должны докучать тебе, хлопоча за своих. Взяток еще не предлагали?
- Есть вероятность, что очень скоро предложат, - ответил я.
- Ага, уже кто-то намекнул?.. Я так и думал. Теперь понимаешь, почему начальником училища стал ты, а не кто-нибудь другой? Ты не просто взятку отвергнешь, ты сумеешь сделать это так, что сквозняка не будет. А нам сейчас сквозняки не нужны. Ведь дело новое, есть сомневающиеся, стоит ли его вообще затевать. Один скандал - и, глядишь, сомневающиеся верх возьмут, и закроется училище, не начав работать… А для меня, это одно из самых важных дел сейчас, и нельзя дать его похоронить.
Ну, об этом Борис Андреевич мог лишний раз и не говорить. Тем более, что мы с ним это же обсуждали.
- Поэтому я и хочу, чтобы вы не знали о кое-каких моих встречах, - сказал я. - Чтобы, так сказать, на вас сквозняком не подуло. Ведь на него, в силу своей должности, вы должны будете отреагировать. В одном могу заверить: все сделаю предельно четко.
- Да я в тебе и не сомневаюсь, - сказал генерал.
- И еще одна просьба. О том, что Дегтярев приезжал, и мы с ним беседовали, никто не должен знать. Ни в одной официальной бумаге, которую кто-то может увидеть, это не должно быть отражено.
- Ну, это вопрос решаемый… А чего твой Дегтярев боится?
- Я не очень понял. По его словам получается, что информация о делах в училище каким-то образом к Гортензинскому может попасть. И Дегтярев боится, как бы Гортензинский не отыгрался на нем за визит ко мне. Какая связь между ними, ума не приложу.
- Гортензинский?.. - в голосе генерала прорезались жесткие нотки. - Гм… Ладно, попробую прощупать аккуратненько, что и как.
- И объясните мне, наконец, ради Бога, - взмолился я, - как получилось, что сын Дегтярева отборочные этапы прошел, с его-то родословной?
- Раз прошел - значит, хороший парнишка, толковый, - ответил генерал. - Ладно, не забивай себе этим голову, думай о делах более насущных. Остальное мне предоставь.
- Есть остальное вам предоставить! - шутливо сказал я.
- Вот и славно, - проговорил Борис Андреевич. - Тогда до скорого.
И он положил трубку.
А я взял письмо отца Владимира и набрал указанный в нем номер.
- Алло?.. - в трубке прозвучал молодой мужской голос.
- Будьте добры, отца Владимира, - сказал я.
- Одну секунду. - И я услышал, как голос зовет: "Отец Владимир!.. Отец Владимир!.."
И вот уже голос отца Владимира раздался в трубке:
- Алло?.. Я вас слушаю.
- Здравствуйте, отец Владимир. Не узнаете?
Секундная пауза, потом его радостное восклицание:
- Валентин Макарович!.. Получили, значит, мое письмо?
- Получил, как видите.
- Ну, очень рад вас слышать, очень рад. А вы знаете я вас искал, чтобы насчет одного достаточно деликатного дела переговорить… Посоветоваться с вами надо. Впрочем, это все при встрече лучше рассказать, если вы согласны со мной встретиться.
- Вполне согласен. Когда бы вы хотели…
- Да я хоть сегодня могу, если вам удобно.
- Хорошо, сегодня. Дайте мне прикинуть… - я соображал. Разговор с Ершовой вряд ли займет больше часа. От кафе, где назначена встреча, до дома мне где-то час добираться, учитывая московские пробки. Еще полчаса может понадобиться на всякие неожиданности. - Я буду ждать вас дома от полшестого до шести.
- Очень хорошо. Я непременно приеду. Без опоздания.
- Тогда до встречи.
- До встречи. Храни вас Бог.
Я положил трубку и поглядел на часы. Совсем немного времени остается до выезда на встречу с Ершовой… Что эта встреча мне преподнесет?
Глава шестая
Новые загадки
(Рассказывает полковник Осетров)
- Валерий, сегодня ты со мной поедешь, шофером, - сказал я.
- С удовольствием! - отозвался оперативник. Водить машину он любил.
Я молчал часть дороги, и только когда мы уже подъехали к Москве, заговорил:
- Значит, так, Валера, шоферскими обязанностями твои задачи сегодня не ограничиваются. Мне не очень понятная встреча предстоит, так что будешь меня прикрывать.
- Прикроем! - ответил он после секундной паузы, и чуть-чуть плечами шевельнул, будто бы проверяя, насколько удобно пистолет сидит в кобуре под мышкой. - Но вы и сами, товарищ полковник, если что почувствуете, не подставляйтесь под прямой огонь…
- Вот еще, яйца курицу учат! - хмыкнул я. - И потом, вряд ли прямой огонь будет. Огонь будет, так сказать, косвенный. Но оттого не менее опасный.
- То есть?.. - Валерий чуть напрягся.
- Меня попросила о встрече одна дама… Вдова банкира, которого я когда-то охранял, когда не на государевой службе трудился, а сам по себе. Отношения у нас с ней хорошие. Эту даму могут использовать вне ее ведома, чтобы меня каким-то образом подставить. Я приготовил фотоаппарат с чувствительной пленкой и с объективом, который позволяет фотографировать издали крупным планом.
- Дорогой аппарат, - одобрил Валерий, искоса взглянув. - Просто классный!
- Вот с этим аппаратом ты и будешь дежурить возле террасы летнего кафе, где мы с моей знакомой будем разговаривать. Дежурить, разумеется, не бросаясь в глаза. Если заметишь, что кто-то излишне приглядывается к нам тем или иным образом любопытство проявляет - фиксируй таких людей на пленку. Мы пленочку потом проверим, нет ли каких-нибудь знакомых. Давай-ка мы чуть пораньше подъедем к кафе, осмотрим все вокруг. Осматривать будем порознь, как будто мы не знакомы. Машину где-нибудь за квартал оставим, дальше пешком пойдем. Все понял?
- Все понял, товарищ полковник! И все-таки, может, хоть намекнете, куда меня втягиваете? Ну, чтобы мне самому лучше ориентироваться.
- Да если б я знал, куда… - вздохнул я. - Надеюсь, не будет ничего серьезного.
Мы с ним подъехали поближе к кафе, оставили машину на соседней улице. Я пошел к кафе, Валерий немного отстал.
В кафе я выбрал свободный столик, уселся, заказал кофе и бутерброды. Было без семи минут три. Без трех минут три в кафе появилась Ершова. Я встал, помахал ей рукой. Она махнула в ответ и направилась к столику.
- Вы все такая же красивая и элегантная! - сказал я. И в этом не было преувеличения. Выглядела она эффектно, будто не отразились на ней ни семейная трагедия, ни прошедшие годы. Лишь внимательно приглядевшись, можно было заметить новые морщинки в углах глаз естественно и тщательно замаскированные косметикой.
При этом, должен заметить, Галина Афанасьевна была не из тех куколок, у которых ветер в голове. Если Ершов и женился на ней исключительно из-за ее красоты, то потом он не разочаровался в своем выборе. Я знал, какой она была верной, преданной и любящей женой. Да и ума ей было не занимать. Муж без стеснения советовался с ней во многих трудных случаях…
- Не скрою, приятно это слышать, - улыбнулась она. - Признаться, я почти не надеялась, что вы откликнетесь. - Кофе, будьте добры, - кивнула она официанту. - Но прежде всего, мне надо объяснить, где я взяла ваш рабочий телефон.
- И где же?.. - поинтересовался я.
- Скажите, вам что-нибудь говорит фамилия - Юденич?
- Во-первых, белый генерал… - я собирался с мыслями.
- А во-вторых?
- А во-вторых, один из поступающих в мое училище - Александр Юденич. Сын обеспеченных родителей. Людей, с которыми вы вполне можете быть знакомы. Они - как раз из вашего круга.
- Все верно, - кивнула она. - Всем ребятам, допущенным к заключительному этапу, раздали памятки с телефонами. Среди них есть и ваш рабочий телефон.
- Гм… - я почесал подбородок. - Все ясно. Но, по-моему, тут кто-то погорячился. Мой телефон должен быть если не закрытым, то почти закрытым для посторонних, а они, видишь, распространяют его в количестве пятидесяти экземпляров… Он же к кому угодно может попасть…
- Вы не волнуйтесь, - она опять улыбнулась. - Ребят предупредили строго-настрого, что звонить вам они могут лишь в случае крайней необходимости. Все звонки записываются, и если кто-то попробует воспользоваться телефоном, чтобы давить на вас или обратить особое внимание на какого-то мальчика, это будет автоматически означать отчисление из кандидатов в кадеты. Я решилась на звонок, потому что мы с вами - давние знакомые, да и мало ли почему я захотела с вами повидаться.
- Надо же… - пробормотал я. - А я ничего этого не знал…
Услышав объяснения Ершовой, я подумал о своем… Мне в голову пришло несколько мыслей, замечательных мыслей, которые еще требовалось обдумать… Но время подумать у меня еще будет, до встречи с отцом Владимиром и после.
- И вы решили попросить меня за сына ваших друзей? Попросить так, чтобы это ему не повредило?
- Не совсем точно… - она на секунду замолчала. - Моя просьба сводится к тому, чтобы вы отнеслись к нему объективно, только и всего.
- То есть?..
- Я вас знаю, Валентин Макарович. Вы всегда были очень деликатны, очень честны… Но при всем том, я подмечала, что есть у вас недоверие к богатым людям. В вас засело убеждение советского времени, что богатство может быть нажито только нечестным путем, и с этим убеждением ничего не поделать.
- Нет, что вы, я… - Она точно попала в мое больное место. Богатство почти всегда кажется мне признаком нечистоплотности. И веские доводы нужны, чтобы меня переубедить. Скажем, Ершов меня переубедил, потому что я видел, как он работает. Но, по большому счету, предубеждения против богатства я не могу побороть, честно сознаюсь. Сам понимаю, что это и несправедливо, и несовременно, и борюсь с собой, но тут меня, наверно, не переделаешь.
- Я только хочу сказать, - продолжила Ершова, увидев, что я замолчал, - что вам следует приглядеться к Саше, обычному мальчишке, выкинув из головы, кто его родители. Впрочем, если хотите, о его родителях я вам расскажу, и вы убедитесь, что это очень приличные люди. У них был конфликт с "Мегатрендс Холдинг" и "Фондом Бескорыстия", когда они отказались отмывать грязные деньги для этих организаций во время той знаменитой аферы. Конфликт вышел настолько резким, что до сих пор не исчезла полностью угроза их жизни, хотя все самое дурное уже позади.
- Погодите… - я нахмурился. - "Фонд Бескорыстия" - это ж финансовый фонд Гортензинского, так?
- Так, - кивнула она.
Я задумался.
- Скажите, - сказал я наконец, - а у вас самой какие отношения с Гортензинским? В смысле, если какие-то отношения вообще имеются?..
- Если откровенно, - ответила она после паузы, - я стараюсь избегать любых отношений с ним, потому что он вызывает у меня такое брезгливое чувство, как… как, например, слизняк. Хотя, по деловым вопросам нам иногда приходится пересекаться.
- Извините, но по каким деловым вопросам?
- В свое время, после смерти моего мужа, Гортензинский хотел прибрать к рукам его банк. Полностью ему это сделать не удалось, но двадцать семь процентов акций он сумел перекупить. Поэтому иногда мне приходится консультироваться с ним как с одним из крупнейших акционеров. Хотя контрольный пакет находится у меня, и я его никому не продам.
- Почему? Не лучше ли вам было бросить банковское дело? Ведь у вас, наверное, достаточное состояние, чтобы безбедно прожить до конца своих дней, да еще детей и внуков обеспечить?
- Все так, - согласилась она, - но бросить я не могу. Виктор все отдал, чтобы завести свое дело… Даже отдал жизнь. Он поднялся от простого инженера, не забывайте. Ради его памяти я должна продолжать работать.
Я кивнул, потом сказал:
- Еще один вопрос. Как Юденичи связаны с вашим бизнесом?
- Через наш банк, - она так и сказала - "наш", будто Ершов еще был жив, - проходят их расчеты за торговлю оружием. У Иллариона Юденича, отца Саши, есть лицензия на право торговли оружием и некоторыми оборонными технологиями. Он - один из немногих, соблюдающих полную честность в этом бизнесе. Поэтому, видимо, государство и дало ему лицензию. Можно даже сказать, что он, в определенной степени, является представителем государства, потому что всегда блюдет государственные интересы. Я бы даже предположила, что видимость, будто он действует как частное лицо - это игра, а на самом деле он уполномочен государством проводить некоторые операции, контролировать рынок и не допускать контрабанды и других безобразий. Работать с ним приятно - работая, никогда не надо ждать подвоха. Но, разумеется, деньги ему достаются не просто так, хотя и живет он очень хорошо. Я говорю, он ведет себя настолько в рамках закона, если выражаться обтекаемо, что многие люди с удовольствием ставят ему подножки на каждом шагу. Есть и такие, которые давно подумывают о его физическом устранении.
Некоторое время я анализировал то, что она не сказала. Очень интересная вырисовывалась картина… Потом, взвесив все, задал вопрос:
- Если мне понадобится встретиться с Юденичем-старшим… с Илларионом Юденичем… Вы мне поможете?
- Разумеется, помогу, - сказала она.
- Хорошо, - сказал я. - Тогда, если что, я с вами свяжусь. И не волнуйтесь за Александра Юденича. Отношение к нему будет абсолютно объективное. Поступит он или не поступит, будет определяться только его данными. И меньше всего это будет зависеть от меня.
- Я вам очень благодарна, - проговорила она, вставая.
Я тоже встал.
- Не за что меня благодарить. Это вам я благодарен…
- …Потому что фамилия Гортензинского вдруг всплыла? - поинтересовалась она с обычной своей проницательностью.
Я постарался улыбнуться.
- Не только за это. Всегда приятно узнать, что есть еще люди, для которых честность и честь в бизнесе до сих пор что-то значат.
- Всего доброго, - ответила она. - Если что, звоните.
- Вы тоже, - сказал я.
И она ушла.
А я, выждав немного, покинул кафе и вернулся к машине. Валерий подошел минуты через две.
- Ну что? - поинтересовался я.
- Три человека выглядели подозрительно, - сообщил он. - Может, просто на красивую женщину глазели, с которой вы разговаривали, и никакого наблюдения никто не вел. Но я, на всякий случай их заснял, в разных ракурсах.
- Молодец! - похвалил я. - А теперь едем ко мне домой. И задание то же самое. Ко мне придет священник. Если увидишь, что этого священника "пасут" - сфотографируй всех.
- Простите, Валентин Макарович, - сказал Валерий, - это как-нибудь связано с набором в училище или нет?
- Пока неясно, - отвечаю я. - Возможно, это связано с чем-то другим. Если бы все объяснялось лишь хлопотами родственников и друзей, чтобы именно их мальчишка поступил в училище, я был бы спокоен.
Валерий кивнул и молча повел машину дальше.
И вот без четверти пять мы подъехали к моему дому. Быстро уложились. И разговор с Ершовой завершился раньше, чем я предполагал, и пробок нигде не было.
Я поднялся к себе, а Валерий покинул машину и устроился на лавочке неподалеку. Ему, бедняге, невесть сколько придется вот так проторчать. Но такова наша работа. Согласно одной из любимых фраз Бориса Андреевича: "знали, на что подписывались".
До прихода отца Владимира у меня было не меньше пятидесяти минут. И я начал размышлять, устроившись в кресле.
Во-первых, отовсюду возникает Гортензинский. Не удивлюсь, если и в разговоре с отцом Владимиром он так или иначе всплывет.
Во-вторых, Дегтярев не стал звонить мне в кабинет, а предпочел вызвать с вахты. Что это может означать? Либо он не общается с сыном и поэтому не знает, что кандидатам на поступление в школу вручен мой номер телефона. Либо он контактирует с сыном и знает о предупреждении, что звонок кого-либо из родителей будет воспринят как попытка повлиять на меня, и мальчишка, в наказание за это, в школу не будет принят ни в коем случае…
Взвешивая все обстоятельства, я пришел к выводу, что правильно первое: Дегтярев не контактирует с сыном. Если бы он контактировал и знал мой телефон из бумажки, врученной сыну, он, бывший наш работник, сообразил бы, как позвонить так, чтобы сына не подставить. И потом, во время нашей встречи Дегтярев не просил за сына, никак не просил. Он подчеркнул, что я могу не принять его сына, но главное - чтобы я правильно отреагировал на его намеки…