- Ну? - сказала она в трубку. - Так, значит, все в порядке. Разрешение на вывоз без проблем? И он ничего не заподозрил? Отлично! Хорошо, до скорого…
Она положила трубку и опять стала насвистывать веселенькую мелодию.
- Пошли, - поманил я Лешку. - Мы узнали достаточно, надо доложить…
Лешка кивнул.
- Да, надо сматываться. Вряд ли мы услышим или увидим еще что-нибудь ценное. Но перед тем, как спускаться, не мешало бы все-таки заглянуть в мастерскую Буркалова. Давай, к третьему колпаку с той стороны!
И мы стали осторожно пробираться в обратном направлении. Надо сказать, мы все еще не могли прийти в себя. У меня в голове вихрем носились самые разные мысли, идеи и предположения, сталкиваясь друг с другом и мешая друг другу. Думаю, в голове у Лешки было то же самое.
Единственно, что я мог сообразить: кто-то направил иностранца получать разрешение на вывоз к человеку, который, по всей вероятности, является сообщником Васьковых и что-то получает с их бизнеса… Но если так, то Жорик и Илюха, должны были проследить за иностранцем и узнать, кто его "взял на буксир" и доставил точнехонько, куда надо…
Но зачем Васьковой весь этот маскарад? Почему нельзя было нанять настоящую старушку?
В общем, вопросов была тысяча. Так и не найдя ответа ни на один из них, я, вслед за Лешкой, добрался до третьего стеклянного колпака.
Когда мы заглянули в него, Лешка присвистнул.
- Кажется, теперь я понимаю, что имел в виду охранник, когда говорил, что Буркалов бывает не слишком обязательным и может забывать о своих словах и обещаниях.
В просторной мастерской царил беспорядок. Картины лежали на сколоченных вручную стеллажах, несколько незаконченных полотен стояло на топчане под стеллажами, одна незаконченная картина - на мольберте. Рабочий стол был завален наполовину выдавленными тюбиками с красками, заставлен жестяными и стеклянными баночками с кистями и карандашами, на полке возле стола помещалась самая разнообразная посуда. Рядом с мольбертом, почти в центре мастерской стоял журнальный столик с тремя стульями. На столе валялись остатки последней трапезы: невымытые тарелки и стаканы, ложки, вилки. Там же стояли две пустые бутылки из-под пива. А возле топчана у стены - целая батарея пустых бутылок из-под дорогих спиртных напитков.
- Хорошо живет мужик! - хмыкнул Лешка. - В свое удовольствие.
Я кивнул.
- Если он так расслабляется, то не удивительно, что забывает обо всем. Но при этом он вкалывает, и дела у него идут… Интересно, а нельзя ли проникнуть в мастерскую? Вдруг он окно оставил открытым?
- Если и можно, то не имеет смысла, - сказал Алешка. - Мы выяснили все, что надо, и вот теперь нам и правда надо побыстрее связаться с остальными.
Но я уже подобрался к краю крыши и, перевесившись, одной рукой держась за ограду, другой толкнул окно. Окно поддалось.
- Открыто! - сообщил я. - Только притворено. Слушай, я попробую…
- Тогда и я с тобой! - сказал Лешка.
Перебраться с крыши на подоконник, а с подоконника соскочить вовнутрь оказалось не так сложно. Страшно немного, потому что все это приходилось проделывать на высоте трех этажей, но мы справились за две минуты.
Внутри беспорядок показался еще большим, чем выглядел снаружи.
- Да… - покачал головой Лешка. - Такой человек и толковый бизнес не сможет организовать, и иконы продаст задешево… А рисует он, кстати, здорово. Красивые пейзажи.
- Да, - согласился я. - Красивые.
Пейзажи Буркалова и впрямь были классными: тихими и спокойными. Рисовал он в стиле Левитана. Одна тема повторялась у него вновь и вновь, в разных вариациях: где над хмурым волжским разливом, на холме, рубленая церквушка стоит. Еще он довольно много рисовал весенний лес, когда на деревьях только-только листва появляется, и несколько картин было у него с кустами цветущей сирени. Я в искусстве не силен, хотя нам уже преподавали историю искусства и учили в нем разбираться, но и мне было видно, что эти картины действительно здорово нарисованы.
- Да, при всей безалаберности, к живописи он относится серьезно, - сказал Лешка. - Ну, что, пойдем на кухню? Если Буркалов все-таки участвует в подделке икон, то в духовке наверняка должны оставаться какие-то следы их "старения". Проверим все до конца, раз мы здесь.
- Да, конечно, - ответил я. Хоть и было практически ясно, что Буркалов - ложный след, и что надо сосредоточиться на Васьковых, но не мешало снять все подозрения. И духовка должна была дать ответ на все остающиеся вопросы.
Мы прошли на кухню.
- Надо еще и планировку запоминать на всякий случай, - сказал Лешка. - Ведь все мастерские строились одновременно, и планировка у них стандартная. Знание планировки нам может потом помочь… Ага, вот здесь ванная, вот туалет, здесь, налево, кухня, а направо - еще одна комнатка, вроде комнаты отдыха… Все ясно.
На кухне беспорядка было поменьше. Только в мойке лежали две тарелки и сковородка, да ведро с мусором было переполнено так, что крышка приподнималась.
- Да… - сказал я. - Не вынести мусор, уезжая на несколько дней?!
- Ну, мы с тобой уже представляем, что за человек Буркалов, - ответил Лешка. - Вонь, однако, от этого мусора…
- Может, окно открыть? - предложил я.
- Нет, - вздохнул Лешка. - Нельзя. Придется работать в отравленной атмосфере. Давай, побыстрее заглянем в духовку - и смоемся.
Мы открыли духовку, стали выдвигать находившиеся в ней противни, тщательно осматривая каждый.
- В этой духовке какие-то крошки и несколько пятен жира, - сказал Лешка. - Но вот насчет того, чтобы в ней иконы запекали… Ни кусочка отшелушившейся краски, ни единой деревянной щепочки, ни пятнышка почерневшего лака… Похоже, надо переключаться на Васьковых.
- Погоди секунду… - меня что-то насторожило, а вот что, я пока и сам не мог понять.
Я еще раз открыл духовку и заглянул в нее.
- Странно, - пробормотал я. - Да, странно…
- Что странно? - спросил Лешка, приседая на корточки и тоже приглядываясь.
- Смотри! - На поддоне валялось несколько обгорелых спичек. - Похоже, с духовкой у него были какие-то проблемы, не сразу зажечь удалось.
- Ну и что? - отозвался Лешка. - Если он зажигал ее, когда был не в лучшем виде… ну, выпивший… то, естественно, что с первого раза он мог ее и не зажечь. Небось, качало его, и спички гасли.
- А мог и тягу проверять, - сказал я. - Но зачем ему проверять тягу, если… И потом, когда человек набрался, он вряд ли станет готовить себе еду в духовке. Скорее всего просто спать завалится.
- Кто знает, что ему в голову могло прийти? - возразил Лешка. - Пошли скорее отсюда, здесь такая вонища!
- Да, вонища… - Я подскочил и стал оглядывать кухню.
- Ты чего? - удивился Лешка.
- Ищу старую газету.
- Газету? Зачем она тебе?
- Вывалить на нее мусор из ведра!
- Мусор из ведра?… Ты что, спятил?
- Вовсе нет! Но сначала… - я взялся за вентиль на трубе, закрывающий и открывающий подачу газа в плиту. - Будь внимателен. И принюхивайся.
- Да тут невозможно принюхаться! - возмутился Алешка.
- Вот именно! В том-то все и дело! Но ты постарайся!
- Погоди… - Лешка недоверчиво посмотрел на спички. - Ты хочешь сказать…
- Я хочу сказать, что с плитой может быть что-то не так! Человек, который не удосуживается мусор вынести, возится с духовкой, то ли тягу проверяя, то ли еще что, и после этого тщательно закрывает газовый кран! Причем от мусора идет такая вонь, что, даже если где-то в плите есть утечка газа, ее очень трудно почувствовать!
- Ты хочешь сказать, с плитой мог возиться не он? Но у человека бывают самые дикие идеи, когда он не трезвый…
- Ага, вот старые газеты… Давай-ка их расстелим, - перебил я, - я открываю газ, и мы ворошим мусор, и при этом стараемся принюхиваться.
И без лишних слов я повернул газовый кран, расстелил на полу несколько газет и вывалил на них содержимое мусорного ведра.
- Вот оно - что так воняло! - воскликнул я.
Среди мусора лежала вскрытая упаковка селедки - практически не тронутая, будто кто-то нарочно вскрыл ее и выбросил всю в мусор. Если до того противный запах был вполне терпимым, и за пределы кухни не просачивался, то теперь вонь стала такая, что у нас в глазах потемнело. Алешка подскочил к окну и попытался его открыть. Но шпингалет оказался старым и его заклинило, будто окно сто лет не открывали.
- Ну, значит, селедку он взял просроченную, несвежую, вот и все, - сказал Лешка, отчаянно возясь со шпингалетом.
- И не сообразил, что, если ее просто выкинуть в ведро, а не уложить в отдельный пакет и не забрать с собой, то за несколько дней в жаре и духоте эта селедка разложится так, что весь воздух отравит?
- Да послушай ты, если он был под градусом, то мог как угодно чудить…
- Ты думаешь так, как все… И даже так, как сам Буркалов подумал бы, вернувшись домой.
Он бы удивился и вони, и селедке в ведре, и тому, что газовый вентиль закрыт, но решил бы, что он просто забыл, как покупал селедку, как выкидывал ее потом и как перекрывал вентиль…
- А у тебя есть другая идея? - напрягся Лешка.
- Да. Кроме селедки, в ведре ничего вонючего нет. Картонные упаковки из-под пиццы, пластиковые коробки из-под творога, майонеза и сметаны, испачканные краской тряпки… Все то, что может лежать сколько угодно, и не может протухнуть. В духовке мы нашли следы жира - такие, которые остаются, когда, например, куриные окорочка жарят. Так где кости и прочие ошметки от съеденных окорочков?
Нет! Каков бы он ни был, но он собрал все пищевые отходы - все, что может протухнуть и унес, чтобы выкинуть по пути! Видно, лень ему было выносить мусор лишний раз. Ведь ведро надо было не просто вынести, а еще и вернуть его на место. А может, он на электричку спешил. У него дом на Оке, сказал охранник. Это значит, довольно далеко от Москвы. А на дальние расстояния электрички сейчас ходят редко: одну пропустишь, следующую будешь ждать часа два или три! На посуду он рукой махнул - это в его характере. Про селедку он точно решил бы, что это он в пьяном помутнении запустил ее не в пищевые отходы, а в общий мусор…
А между тем… - я аккуратно расправил упаковку, - расфасована селедка четвертого мая, двух недель не прошло, и срок годности у нее три месяца. Не могла она быть порченой… И… И… Принюхайся хорошенько, поближе к плите.
Лешка осторожно принюхался.
- И правда, - сказал он. - Не уверен, но, похоже, еще и запах газа появился.
Я быстро закрыл вентиль.
Итак, что мы имеем? - сказал я. - Окно, закрытое так, что его не откроешь, чтобы проветрить кухню; невесть откуда взявшаяся селедка, запах которой к возвращению Буркалова будет еще долго забивать все другие запахи; и утечка газа где-то на подводе к плите. Причем эту утечку из-за запаха селедки нельзя будет сразу обнаружить и, скорее всего, попытка зажечь спичку, чтобы согреть чайник, приведет к убойному взрыву.
- Ты хочешь сказать… - Лешка помедлил, обдумывая каждое слово. - Ты хочешь сказать, все это может быть сделано специально? Что кому-то нужно устранить Буркалова?
Я кивнул:
- Да.
Глава шестая
Кому это выгодно?
- Только давай теперь уйдем с кухни, - предложил Алешка.
Я согласился, и мы вернулись в мастерскую, плотно закрыв за собой дверь.
- Хорошо, допустим, все это не твои фантазии, - сказал Алешка, подходя к открытому окну мастерской и переводя дух. - Но кому может мешать Буркалов?
- Откуда мне знать? - ответил я. - Единственное объяснение, которое приходит в голову: это как-то связано с теми иконами, которые он привез и продал какому-то антикварному дельцу. В любом случае надо выяснить все до конца. И тут мы сами не справимся. Нам нужны люди, соображающие в газовом оборудовании. Вот теперь нам надо звонить директору и советоваться с ним. Он сообразит, кого прислать, чтобы разобраться, правильные у меня подозрения или на пустом месте возникли. Так что, давай вылезать отсюда, искать таксофон…
- Зачем искать таксофон? - возразил Лешка. - Воспользуемся телефоном Буркалова?
- Правильно! - живо согласился я. - Интересно, почему самые простые вещи порой в голову не приходят?
- Потому что мы слишком много думаем о сложных, - усмехнулся Лешка.
И я набрал телефон директорского кабинета нашей школы.
- Да, слушаю, - раздался в телефонной трубке голос Осетрова.
- Товарищ полковник! - быстро заговорил я. - Это Карсавин и Конев. Мы в мастерской художника Буркалова, на которого, возможно, готовится покушение. И вообще, выяснили мы невесть сколько интересных вещей! Во-первых, иконы поддельные! Во-вторых, эта старушка - вовсе не старушка, а молодая художница, переодевшаяся старушкой! Такая Наталья Васькова, соседка Буркалова по мастерским!
- Давай-ка, Карсавин, помедленней и по порядку, - сказал полковник.
И я постарался изложить ему четко и последовательно все, что с нами произошло, и что мы узнали.
- Хорошо, - сказал Осетров после паузы. - А теперь передай трубку Коневу. Мне надо знать, как ему видятся все эти события.
Лешка взял у меня трубку и рассказал полковнику о всех событиях со своей точки зрения, дополнив кое-какими подробностями, о которых я забыл упомянуть, и подчеркнув, что не уверен в правильности моих догадок, что он сам уже обжегся, выстроив абсолютно ложную версию, но, что косвенные подтверждения моим догадкам есть, и что нужно их проверить. Если на Буркалова и впрямь затеяно покушение, то мы потом в жизни не простим себе, что дали его убить.
- Все понял, - сказал полковник. - Давайте адрес мастерской и ждите там. Я сейчас договорюсь, чтобы подъехали нужные люди.
- А от кого-нибудь еще сообщения уже поступали? - спросил Лешка.
- Нет, - ответил Осетров. - Пока ни от кого больше сообщений не было. В общем, ждите, раз уж оказались в мастерской. Да, я на всякий случай попрошу, чтобы они открыли дверь мастерской и зашли, поэтому на звонки в дверь не отвечайте: мало ли кто может позвонить - например, сосед захочет узнать, не вернулся ли Буркалов и нельзя ли у него спички одолжить. Поняли?
- Поняли, - ответил Лешка.
- Тогда сидите и ждите, - и Осетров положил трубку.
Что нам оставалось делать? Мы сидели и ждали. Болтали, рассматривали пейзажи, развешанные по стенам.
- Ты знаешь, - сказал Лешка, - в одном детективе Агаты Кристи картина послужила уликой, разоблачившей преступника. Как же этот роман назывался?.. Там шла речь о серийном убийце, которого никак не могли поймать, а потом мисс Марпл познакомилась с художником-любителем, и этот художник утверждал, что никогда не бывал в тех краях, где происходили убийства, а потом мисс Марпл увидела у него пейзаж с узнаваемым зданием и поняла, что художник врет… Я это к тому, что, наверное, можно по пейзажам определить место, где находится деревня Буркалова, и название деревни, и многое другое…
- Теперь ты не видишь самых простых вещей, - ухмыльнулся я.
- То есть?..
Я указал Лешке на картины, лежавшие на стеллаже одна на другой.
- Погляди, что там написано.
Лешка поднялся и прочел надпись на обратной стороне верхней картины: "Закат. Деревня Поплавцы. Буркалов И. В. 1996 год".
- Вряд ли деревень с таким оригинальным названием очень много, - сказал я. - Поэтому на подробной карте Подмосковья мы быстро ее отыщем. Тем более, мы приблизительно представляем где искать: на юго-востоке, так?
- Так… - кивнул Лешка. И вздохнул: - Кто знает, вдруг это нам еще пригодится.
Я тоже вздохнул.
- И правда, не знаешь, что нам может пригодиться. Вроде, мы уже много знаем, но, когда пытаешься все вместе собрать, постоянно возникают неувязки. То одно, то другое не укладывается. Мне все время мерещится, что отгадка где-то рядом, но вот только ухватить ее никак не могу.
- Мне тоже так мерещится, - сказал Лешка.
Тут мы услышали, как щелкнул замок во входной двери, и дверь открылась.
- Быстро приехали, - я взглянул на часы. - Меньше, чем за сорок минут.
- Если только это они, а не Буркалов неожиданно вернулся, - заметил Лешка.
Мы поглядели друг на друга, оцепенев от ужаса. Но наш испуг длился недолго, не больше одной секунды, потому что мы услышали голоса:
- Эй, ребята, где вы там? Показывайте, что стряслось!
- Наши!.. - я с облегчением перевел дух, и мы с Лешкой выскочили в прихожую.
Их было двое. Оба молодые и улыбчивые. Одного из них звали Резо, а другого - Никитой, причем Резо был белобрысый, курносый и синеглазый, а Никита - полная противоположность, вылитый грузин. Оба были экспертами из антитеррористического подразделения.
- Вот… - Мы провели их на кухню, где они сразу наморщили носы, и я как можно короче рассказал им о своих подозрениях.
- Что ж, посмотрим, - кивнул Никита. - Вот только окно не мешает все-таки открыть.
Он извлек из сумки плоскогубцы и еще кое-какой инструмент и стал возиться со шпингалетами. Минут через пять шпингалеты громко завизжали и окно отворилось. В кухню хлынул свежий воздух.
- Вот так-то лучше, - сказал Резо. - Теперь можно и с плитой разбираться. А вы, ребята, собрали бы пока мусор назад в ведро. И селедку лучше положить отдельно, в целлофановый пакет, и заклеить этот пакет клейкой лентой, скотч или упаковочная лента наверняка есть в мастерской, у художников всегда все материалы для упаковки картин под рукой. Если ваши подозрениях справедливы, то селедка может стать вещественным доказательством. Может, на упаковке и отпечатки пальцев сохранились…
- Ничего себе вещественное доказательство… - проворчал я, принимаясь собирать мусор.
- Ага! В буквальном смысле, преступник оставил пахучий след, - поддакнул Алешка, помогая мне.
Мы собрали весь мусор в ведро, в мастерской нашли целлофановый пакет без дырок и клейкую ленту и запаковали селедку так, чтобы запах не проникал наружу. Когда мы с этим управились, то и эксперты тоже закончили осмотр плиты и подходящей к ней газовой трубы. Теперь они стояли, переглядываясь.
- Да-а… - сказал Резо.
- Да-а… - эхом откликнулся Никита.
- Что? - не выдержал я. - Все правильно? Плита испорчена?
- Испорчена, - кивнул Никита. - И очень хитро. Вон там труба подпилена… В общем, если бы человек открыл газ, чиркнул спичкой и зажег духовку, то через две секунды рвануло бы так, что человека точно не было бы в живых.
- И, конечно, списали бы это на несчастный случай, - добавил Резо. - После взрыва никаких следов умышленных повреждений не осталось бы, а если бы что-то и осталось, то никто не стал бы эти следы искать. Раз, как вы говорите, широко известно, что Буркалов - мужик выпивающий, то и списали бы на то, что он в подпитии сначала открыл газ, потом забыл о нем и лишь спустя некоторое время зажег спичку.
- Злоумышленники, - проговорил Никита, - закрыли газовый кран, чтобы газ не начал поступать раньше времени и чтобы его не скопилось столько, что даже сквозь дух селедки Буркалов сразу различил бы его запах. И еще проверили спичками, плотно ли закрыт вентиль, нет ли утечки газа в духовку. Не сказать, что работали профессионалы во взрывном деле, но что люди очень умные и хитрые - это точно.