Музей шпионажа: фактоид - Сергей Юрьенен 13 стр.


Можно ли обмануть "детектор лжи"

Однажды в конце апреля мой куратор Алекс предупредил, что завтра надо быть готовым к серьезному испытанию. "Советую хорошенько выспаться, - сказал он. - И ни в коем случае не пей спиртного". Утром он привез меня на специальную виллу военной разведки, где передал в руки двух типов. У одного из них, имевшего вместо ноги протез, я заметил перстень с красным рубином - символ принадлежности к спецвойскам армии США. Другой, в очках и белом халате, напоминал доктора медицины. Они завели меня в комнату, одна стена которой представляла сплошное зеркало. Усадили в кресло перед столом, а к грудной клетке, запястьям и ко лбу присоединили провода, тянувшиеся к стоявшему на столе прибору величиной с кейс. Одноногий тут же скрылся - я думаю, чтобы незаметно наблюдать за мной с другой стороны "зеркала". А его коллега, задав несколько чисто анкетных вопросов, зашел мне за спину и предупредил:

- Сейчас мы проведем маленький тест. Волноваться не надо, поскольку это не принесет вам никакого вреда. Я буду задавать вопросы, а вы должны быстро, не думая, отвечать на них

- "да" или "нет". Только "да" или "нет". И отвечать сразу, ни секунды не размышляя. Сидите, пожалуйста, спокойно, не двигайтесь.

Прибор на столе включился, из него поползла лента самописца. Я глянул на себя в зеркало: на лице - ни малейших следов испуга. Держался я хорошо.

"Вы - Туманов Олег Александрович?" - "Да". - "Вы родились 12 ноября 1944 года?" - "Да". - "Вы закончили курсы КГБ в 1964 году?" - "Нет". - "Вы состояли членом коммунистической партии?" - "Нет". - "Вы знали человека во фамилии Малофеев?" - "Да". - "Вы гомосексуалист?" - "Нет". - "Вы нас обманываете?" - "Нет". - "Малофеев это ваш родственник?" - "Да". - "Он вас привлек к сотрудничеству с КГБ?"

- "Нет". - "Вы бежали с корабля, потому что вам нравится жить на Западе?" "Да". - "Вы любите свою родину?" - "Да". - "Вы согласились выполнять поручения КГБ, потому что любите свою родину?" - "Нет". - "Вы считаете себя честным человеком?" - "Да". - "Ваши руководители в КГБ считают вас перспективным агентом?" - "Нет". - "Девушку, с которой вы встречались в Москве перед призывом на военную службу, зовут Таня?" - "Да". - "Ваши родители ничего не знали о вашем намерении перейти на Запад?" - "Да". - "Иногда вам приходится говорить неправду?" - "Да".

Сижу, как на электрическом стуле. Руки - на подлокотниках кресла. Электроды подключены к телу, и самописец беспристрастно выписывает мне приговор. Или - оправдание? Полиграф и не таких, как я, помогал "расколоть".

Иногда одинаковые вопросы повторяются. Иногда кажется, что такой вопрос уже был, но нет, два-три слова заменены, и смысл фразы становится прямо противоположным. А задумываться нельзя, темп выдерживается спринтерский. Мои нехитрые уловки, когда я, чтобы выиграть время, пытаюсь вместо "да" - "нет" привести развернутый ответ, немедленно и резко пресекаются.

Пытка продолжалась около часа. Наконец, человек в роговых очках вышел из-за спины, выключил прибор и стал отсоединять меня от проводов. Почти одновременно появился Алекс и инвалид с перстнем. Все трое, не обращая на меня внимания, уткнулись в ленту самописца. Должно быть, не все там оказалось гладко, во всяком случае, их лица продолжали оставаться напряженными, словно у хирургов, завершивших операцию, но не убежденных в том, что пациент будет жить.

Затем Алекс свернул ленту в рулончик и сунул себе в карман. "Поехали обедать", - коротко бросил он. В машине я "наивно" спросил его, что это было. "Чрезвычайно важный этап твоей проверки", - ответил Алекс без тени улыбки.

Кругом одни шпионы

В середине 70-х ребята с Лубянки через подставное лицо продали агенту американской разведки за хорошие деньги один из томов так называемой "Розыскной книги". Это секретное, постоянно обновляющееся издание, где публиковались "ориентировки" на лиц, разыскиваемых госбезопасностью. Были там сведения и обо мне. Вот они: "Туманов Олег Александрович. 1944 года рождения, уроженец и житель г. Москвы, русский, образование среднее, бывш. кандидат в члены КПСС, по специальности чертежник, служил матросом в войсковой части 63972 Дважды Краснознаменного Балтийского флота. Рост 173 см, волосы темные, лицо овальное, глаза голубые, на правой щеке у виска имеются три родинки. Отец Туманов Александр Васильевич, мать Туманова Евдокия Андреевна, брат Туманов Игорь Александрович, близкая связь Данилова Татьяна Константиновна проживают в городе Москве.

В ночь с 18 на 19 ноября 1965 года в период стоянки корабля на якоре в территориальных водах Объединенной Арабской Республики в заливе Салум в 1,5 км от берега исчез. Установлен проживающим в Мюнхене (ФРГ), работает в отделе новостей радиостанции "Свобода", от имени Валерия Шульгина постоянно выступает с антисоветскими речами.

Арест санкционирован военным прокурором Дважды Краснознаменного Балтийского флота".

Здесь есть, по меньшей мере, три неточности. Во-первых, глаза у меня не голубые, а зеленые. Во-вторых, отчество матери не Андреевна, а Андриановна. И, наконец, родинка у меня на правой щеке всего одна, но никак не три. Типичный пример чисто русского отношения к делу. Даже к такому, как розыск "государственных преступников".

У меня порой создавалось впечатление, что на радиостанциях "Свобода" и "Свободная Европа" работали люди только двух сортов: агенты ЦРУ и агенты КГБ. О деятельности американских спецслужб даже на Западе написано очень много. Факт, как говорится, общепризнанный. Но и спецслужбы восточноевропейских стран не дремали. Польская контрразведка до 1971 года регулярно получала информацию от внедренного в "Свободную Европу" капитана Анджея Чеховича, а когда он вернулся в Варшаву, его заменил Мечислав Лях. Болгары пользовались услугами офицера своей госбезопасности Христо Христова. Чехословаки "пристроили" в Мюнхене Павла Минаржика. И это только те, имена которых были раскрыты, попали в прессу. То есть лишь мизерная часть айсберга.

Я знаю людей, которые были всеобщими любимцами на "Свободе" и которых уже давно нет в живых, - они унесли в могилу тайну своего многолетнего сотрудничества с советской госбезопасностью. Я знаю и тех, кто и по сей день продолжает секретную деятельность. Осуждаю ли я их? Нет, не осуждаю.

Откуда в доме "клопы"?

С появлением дочери и ее первыми самостоятельными путешествиями ползком по полу связан один эпизод, которому я до сих пор не нахожу объяснения. Однажды - девочке было около годика - она выползла из спальни, держа за щекой какой-то посторонний предмет. Я взял ее на руки, и она выплюнула его изо рта. Ого! Это оказался миниатюрный микрофон с магнитной присоской. Он был искусно замаскирован под округлую шляпку винта. Откуда Саша отковыряла этого "клопа", кто и когда его поставил? Я был сильно встревожен нечаянным открытием. Что это? Обычная рутинная проверка, которой время от времени подвергали всех сотрудников? Или контрразведка взялась за меня всерьез?

После недолгих размышлений я счел за лучшее выбросить свою находку в мусорный контейнер. Не сказал о ней ни жене, ни службе безопасности. Правда, при очередной встрече в Карлсхорсте рассказал о "клопе" своим коллегам, чем, похоже, здорово озадачил их. Они посоветовали тщательно осмотреть всю квартиру, а также еще строже соблюдать правила конспирации. Вернувшись, я добросовестно облазил все комнаты, но больше ничего подозрительного не заметил.

У нас на "Свободе" ни для кого не было секретом, что сотрудникам службы безопасности ничего не стоит зайти в отсутствие хозяев в любую квартиру и произвести там негласный обыск. В частности, по этой причине я не держал дома никакой спецтехники, кроме контейнера для фотопленки, сделанного в виде электрической батарейки. Это и была самая настоящая батарейка, питавшая током мой радиоприемник, а внутри нее существовал контейнер.

Помнится, где-то в середине 70-х, я уехал на работу, оставив в квартире свою новую подружку. После полудня она позвонила мне взбешенная:

- Кому ты дал ключи от квартиры?

- Никому я их не давал. Что произошло?

- Как это что! Я проснулась оттого, что кто-то открывал ключом дверь.

Решив, что это ты вернулся с работы, я, как была полуголая, выбежала в прихожую. И, о Боже, там стоят два совершенно посторонних человека. Они поздоровались со мной, повернулись и ушли.

- Как они выглядели?

После того как она описала мне незваных гостей, сомнений не оставалось: это были шеф службы безопасности радиостанции и один из его сотрудников.

Танька родила сына

Меня "засветил" переметнувшийся из Греции офицер нашей внешней контрразведки по фамилии Гундарев. Он точно знал, что на "Свободе" КГБ имеет своего человека. Он мог перечислить некоторые косвенные признаки, указывающие на меня. Вообще, он знал очень много. Когда он сбежал, мои руководители в Москве сразу забеспокоились и решили, что моя песенка спета. Пора домой.

23 февраля мы в Мюнхене всегда отмечали праздник Советской Армии. Кто-то, как я, действительно имел раньше отношение к советским вооруженным силам, кто-то служил во власовской армии, а кто и в белогвардейской. Раз был на военной службе, значит, празднуй. В этот день мы собирались хорошей мужской компанией и крепко выпивали.

День 23 февраля 1986 года не стал исключением. Я вернулся домой после дружеской пирушки довольно поздно. Налил себе еще полстакана водки и выпил под горбушку с соленым огурцом, вспомнив добрым словом своих воевавших когда-то далеких московских родственников.

Этот день выпал на воскресенье, а понедельник был у меня, как всегда, выходным, и я отсыпался.

Телефон разбудил меня в шесть часов утра. Где-то на другом конце провода что-то щелкнуло, пискнуло, и в ухо ворвался веселый русский голос:

- Спишь, редактор? А новости последние слышал? Танька-то родила. Пацан здоровый, весит четыре килограмма. Все тебя ждут на крестины. Гони подальше свою американскую кодлу и приезжай. Все ждут.

Ах, какой был веселый да разухабистый голос! А меня будто током ударило.

- Ладно, - ответил, - буду. И бросил трубку, словно она руку мне жгла. Это был условный сигнал тревоги. "Таня родила мальчика". Услышав такую фразу, я должен был немедленно свернуть все дела и бежать без оглядки. Бежать, пользуясь любым отработанным для таких случаев каналом. Бежать, не задавая Центру никаких вопросов, не пытаясь вступить с ним в связь и не теряя времени. Что-то случилось. Мне угрожает серьезная опасность. Эти "роды" означали конец моей 20-летней карьеры в Мюнхене.

Время - шесть утра. За окнами темно. Но я знаю, что такси под моим балконом уже ждут ранних пассажиров - на вокзал, в аэропорт, да куда угодно. Только плати… Однако я быстро справился с желанием немедленно сесть в машину и уехать отсюда подальше. Нет, действовать так было нельзя. Мне надо заставить себя встать, как обычно. Спокойно привести себя в порядок. Прогуляться. Словом, вести себя так, будто ничего не случилось. В этом мое спасение. Если за мной следят, я ничем не должен выдать тревоги. Пусть думают, что я ничего не знаю.

В моем доме не было ничего компрометирующего. Ни-че-го! Фотоаппарат "Никон" - такой, как у любого зажиточного джентльмена. В записной книжке - адреса и телефоны легальных друзей и знакомых. Шифрблокнот, внешне абсолютно похожий на обычный блокнот для записей, я на всякий случай сжег. У меня нет ни радиостанции, ни оружия, ни таблеток с ядами, которые, как пишут в романах, шпион должен проглотить при угрозе ареста. Ничего нет.

Но зато есть другое - дорогие мне вещи, нажитые в Мюнхене за эти годы. Они дороги и в буквальном смысле. Старинные (XVIII века) первые русские гравюры. Картины талантливых художников советского "андеграунда" - Оскара Рабина, Михаила Шемякина, Олега Целкова. Икона XIX века палехской работы, тончайшее письмо. Уникальная библиотека - весь Белый архив и редчайшие, уникальнейшие тома Красного архива. Периодика русской эмиграции 20-30-х годов. Я собирал все это долго и бережно. Труды российских философов. Комплект газет власовского движения. Собрание журналов "Грани", "Посев", "Континент", "Синтаксис", "Время и мы", "22"… Что же, все бросить? Оставить здесь? Да, другого выхода у меня нет. Я могу взять только минимум, только самое необходимое.

Да, а еще моя филателия. Марки… За десять лет серьезного собирательства в коллекции появились просто уникальные экземпляры и целые серии. Вот они - шесть альбомов с тысячами марок основного и обменного фондов. Хотя бы самое ценное надо отобрать в один небольшой кляссер, хотя бы сотню самых дорогих мне марок…

С некоторыми предосторожностями открыл дверь, вышел наружу и спустился вниз. Купил газеты, выпил в баре кофе, прогулялся вокруг дома. Похоже, никто за мной не следил. Ничего подозрительного я не заметил. Тогда я взял такси и отправился в банк, где снял со счета часть денег. В туристическом бюро купил билет на послеобеденный рейс в Западный Берлин. Называя девочке свою фамилию, как обычно, промычал что-то неопределенное и в итоге по билету стал значиться вовсе не Тумановым, а кем-то вроде Кумпана.

Я решил не искушать судьбу и воспользоваться для ухода проверенным маршрутом. Хотя слова "тебя все ждут" означали, что меня готовы встретить на всех заранее обговоренных маршрутах. Их было несколько. Однако берлинский казался мне наиболее предпочтительным, потому что при переходе границы здесь не требовалось предъявлять паспорт, а значит, риск привлечь к себе внимание был минимальным. Хотя, конечно, и там меня могли ждать осложнения.

До отлета оставались считанные часы. Надо было прощаться. Еще походил по комнатам, погладил корешки любимых книг, потрогал рамки картин, выпил вина.

Больше двадцати лет прошло с того дня, когда юный матрос Туманов под покровом ночной темноты покинул свой военный корабль и отправился в путь, конца которому не видел. Этот путь мог кончиться прямо на берегу задержи меня тогда египтяне. И ливийцы тоже были способны пресечь путешествие беглого моряка, передав его советскому посольству. Американцы из военной контрразведки во Франкфурте поверили мне, а ведь могли и не поверить. Я не имел никакого специального образования и не блистал особыми способностями, однако судьба и в дальнейшем улыбалась мне: был принят на радиостанцию "Свобода", сделал там хорошую карьеру. Меня окружает красивая мебель, на стенах висят дорогие картины. В месяц я получаю столько, сколько не снилось генеральному секретарю ЦК КПСС.

Собственно говоря, основной кусок сознательной жизни прожит здесь, в Мюнхене. И ведь не только шпионажем он был наполнен. И даже трудно сказать, чего больше было - если это можно, конечно, измерить - обычной благопристойной жизни вполне процветающего обывателя-эмигранта или нелегальной деятельности агента КГБ? Все переплелось, запуталось, соединилось воедино.

Я давным-давно перестал бояться разоблачения. Не оглядывался на улицах, чтобы проверить, есть ли сзади слежка. Не думал о том, прослушивается ли мой телефон. Да иначе было и нельзя. Если правда, что любые ощущения со временем притупляются, то чувство опасности - не исключение. Даже на фронте солдаты очень скоро перестают кланяться пулям. Если, конечно, остаются в живых. Мне казалось, что "мои" пули давно пролетели мимо. Но нет, кто-то в конце концов взял меня "на мушку".

Пора уходить.

Я вдруг поймал себя на мысли, что никогда всерьез не задумывался о возможности возвращения в Москву. То есть это всегда как бы само собой подразумевалось, но казалось чем-то далеким-далеким.

Я вышел в прихожую, взял свой нехитрый багаж, открыл дверь. И невольно усмехнулся, подумав о том, что теперь это дверь в совершенно иной мир.

Юрий Крохин
Фатима Сал Казанова: открытым текстом

(Фрагменты книги, с купюрами выпущенной в 2002 году издательством "Вагриус", а в полном виде опубликованной автором в Интернете)

В мае 89-го года, в разгар горбачевской перестройки, газета "Советский патриот" опубликовала материал "Что нового на "Свободе"?", снабдив его подзаголовком "Интервью с интересным собеседником".

Олег Туманов, говорилось в публикации, 20 лет проработал на радиостанции "Свобода". Более того, стал даже главным редактором русской службы в штаб-квартире РСЕ/РС в Мюнхене. Но настал момент, когда он уже дольше не мог продолжать работать в волчьей стае гангстеров эфира. Несколько лет назад Олег возвратился на родину. И как раз вовремя, ибо там, в ФРГ, баварские власти уже выписали (правда, заочно) ордер на его арест. Время идет, указанные радиоголоса продолжают свое черное дело. Учитывая это, мы предлагаем читателю беседу нашего корреспондента с Олегом Тумановым.

- Какие все же главные, на ваш взгляд, изменения произошли на "Свободе" и "Свободной Европе"?

- Глубоко убежден, что РСЕ/РС по-прежнему остаются средствами диверсионно-пропагандистской деятельности. Более того, радио "Свобода" как и раньше, находится под контролем ЦРУ, выполняя функции разведывательного характера…Некоторые невозвращенцы, а также бывшие советские граждане охотно рвались к микрофонам, лгали, плели небылицы. Но выслужились единицы. Назову нескольких. Владимир Матусевич, нынешний директор русской службы. Скромный киновед до своего ухода на Запад. Кстати, при этом он бросил жену и маленьких сыновей. Постоянное место у микрофона "Свободы" заняли литераторы Довлатов, Войнович, Влади-мов. Активно сотрудничали в разное время Некрасов, Максимов.

Одна минута авторского эфирного времени оплачивается в среднем 30–40 западногерманских марок. Так что за десять минут выступления можно получить сумму, достаточную для приобретения стереомагнитофона или телевизора. У некоторых есть специальные счета в банках, куда спецслужба переводит гонорары за негласное сотрудничество. Попросту за доносительство друг на друга, выполнение других "спецзаданий". Поэтому для обстановки на "Свободе" характерны взаимная подозрительность, грызня, подсиживание и недоверие.

- Что еще нового на "Свободе"?

Назад Дальше