Глава вторая
Из всех нелепых выражений, употребляемых людьми (а люди употребляют массу нелепых выражений), одним из самых нелепых я считаю "отсутствие новостей - хорошая новость". Это должно означать: если кто-то не дает о себе знать, стало быть, у него все обстоит прекрасно. Нетрудно сразу увидеть всю бессмысленность этого утверждения, поскольку "все обстоит прекрасно" - лишь одно из многих-многих объяснений того, что кто-то не дает о себе знать. Возможно, он лежит связанный по рукам и ногам. А может быть, он окружен злобными хорьками или застрял между двумя холодильниками, и ему не выбраться на свободу. Выражение это с успехом можно заменить на "отсутствие новостей - плохая новость" за исключением тех случаев, когда человек не дает о себе знать, так как его в это время, скажем, коронуют на царство или же он участвует в спортивных состязаниях. В сущности, выяснить, почему кто-то не подает о себе вестей, не удастся до тех пор, пока он не даст о себе знать и не объяснит, в чем дело. Вот почему осмысленным могло бы стать выражение "отсутствие новостей - значит новостей", но тогда смысл настолько очевиден, что и выражением это не назовешь.
Так или иначе, а по-другому положение Бодлеров, после того как они послали отчаянную телеграмму мистеру По, не опишешь. Вайолет, Клаус и Солнышко час за часом сидели, уставясь на телеграфный аппарат, в ожидании ответа от банковского чиновника. Время шло и шло, и дети стали по очереди задремывать, прислонясь к окружавшим их товарам лавки "Последний Шанс". Они все еще надеялись получить хотя бы какой-то отклик от человека, который заведовал делами сирот. Но когда в окно заглянули первые солнечные лучи и осветили все ценники, единственной новостью, полученной детьми, явилось известие, что хозяин лавки испек свежие булочки с клюквенным джемом.
- Я испек свежие булочки с клюквенным джемом! - объявил хозяин лавки, выглядывая из-за башни ситечек для просеивания муки. На каждой руке у него было надето по крайней мере по две кухонные рукавицы, и он нес на стопке разноцветных подносов теплые булочки. - Обычно я их выставляю на продажу между патефонными пластинками и садовыми граблями, но я и подумать не могу, чтобы вы, дети, отправились дальше без завтрака, да еще когда в окрестностях бродят злобные убийцы. Так что берите, угощаю вас бесплатно.
- Вы очень добры, - сказала Вайолет, и каждый из Бодлеров взял по булочке с верхнего подноса. Они ничего не ели с тех пор, как покинули город Г.П.В., поэтому быстро расправились с булочками, то есть "съели все до последней теплой сладкой крошки".
- Ну и проголодались же вы! - удивился хозяин. - Удалось вам отправить телеграмму? Получили ответ?
- Нет еще, - отозвался Клаус.
- Пусть это не тревожит ваши детские головки, - посоветовал лавочник. - Помните: отсутствие новостей - хорошая новость.
- Отсутствие новостей - хорошая новость? - раздался где-то голос. - А у меня, Милт, как раз для тебя есть новости. Все про тех убийц.
- Лу! - с восторгом воскликнул хозяин лавки и повернулся к детям. - Простите, - сказал он. - Там Лу принес "Дейли пунктилио".
Он стал продираться сквозь ковры, свисающие гроздью с потолка, а Бодлеры в испуге уставились друг на друга.
- Что делать? - шепнул Клаус. - Если хозяин прочтет в газете, что мы убийцы?… Надо скорее бежать.
- Если мы убежим, мистер По не сможет связаться с нами, - возразила Вайолет.
- Гикри! - выкрикнула шепотом Солнышко, желая сказать "У него была для этого целая ночь, но он так и не прислал ответа".
- Лу! - позвал хозяин. - Где ты, Лу?
- Тут, где перечницы, - откликнулся разносчик газет. - Погоди, сейчас прочтешь историю про трех убийц того графа. Тут есть фотографии и вообще. Мне по дороге попались полицейские, так они сказали, что стягивают кольцо. Пропустили только меня и волонтеров. Полиция вот-вот поймает ребятишек и отправит в тюрьму.
- Ребятишек? - переспросил хозяин. - Так убийцы - дети?
- Ага, - ответил разносчик. - Смотри сам!
Дети в ужасе воззрились друг на друга. Солнышко пискнула от страха. Они услышали шуршание бумаги, а затем взволнованный голос лавочника:
- Я их знаю! Они у меня в лавке! Я их только что угостил булочками!
- Угостил булочками убийц? - воскликнул Лу. - Это ты неправильно сделал, Милт. Преступников надо наказывать, а не булочками кормить.
- Я же не знал, что они убийцы, - оправдывался лавочник. - Зато теперь знаю. Тут в "Дейли пунктилио" так прямо и сказано. Звони в полицию, Лу! А я их задержу, чтоб не удрали.
Не теряя времени, Бодлеры бросились в другую сторону, прочь от голосов, по проходу с английскими булавками и полосатыми леденцами.
- Держим направление на керамические пепельницы, - прошептала Вайолет. - По-моему, там можно выбраться.
- А когда выберемся, что будет? - шепнул в ответ Клаус. - Разносчик сказал, что полицейские стягивают кольцо.
- Мьюлик! - ввернула Солнышко, что означало "Обсудим это позже!"
- Ах, черт! - послышался удивленный возглас хозяина лавки за несколько рядов от них. - Лу, ребятишек тут нету! Ищи их!
- Как они выглядят? - отозвался разносчик газет.
- С виду невинные детишки, - ответил хозяин. - Но на самом-то деле они опасные преступники. Будь осторожен.
Дети завернули за угол, нырнули в следующий проход, прижались к стойке с цветной бумагой и консервированным горошком и прислушались к быстрым шагам разносчика.
- Где вы прячетесь, убийцы? - крикнул он. - Лучше сдавайтесь!
- Мы не убийцы! - не выдержала расстроенная Вайолет.
- А кто же еще! - отозвался хозяин лавки. - Сказано же в газете!
- Между прочим, если вы не убийцы, - насмешливо фыркнул разносчик, - чего вы прячетесь и бегаете?
Вайолет хотела было ответить, но Клаус зажал ей рот рукой.
- Они по голосу поймут, где мы, - шепнул он. - Пусть говорят между собой, а мы попробуем удрать.
- Лу, ты их видишь? - крикнул хозяин лавки.
- Нет, но не будут же они прятаться вечно. Пойду поищу около нижних рубашек.
Бодлеры посмотрели перед собой и увидели кипу белых рубах, приготовленных для продажи. Задыхаясь от страха, дети бросились в противоположную сторону и попали в проход, где полки были уставлены тикающими часами.
- Попробую поискать в часовом отделе! - крикнул лавочник. - Не могут же они прятаться вечно!
Дети помчались по проходу, проскочили мимо полки с вешалками для полотенец и вереницы свинок-копилок и обогнули выставку скромных клетчатых юбок.
Наконец над верхней полкой в том ряду, где ничего, кроме домашних шлепанцев, не было, Вайолет заметила верхушку двери и молча вытянула в ту сторону палец.
- Спорю, они в колбасном отсеке! - сказал хозяин.
- Спорю, они около выставки ванн! - отозвался разносчик.
- Им не удастся прятаться вечно! - крикнул лавочник.
Бодлеры набрали воздуху в легкие и ринулись к выходу. Но едва они очутились снаружи лавки "Последний Шанс", как тут же поняли, что ее хозяин прав. Солнце ползло вверх, постепенно открывая плоскую безлюдную равнину, по которой они шли всю ночь. Скоро всю окрестность зальет солнечным светом и на плоскости детей будет видно издалека как на ладони. Да, они не могли прятаться вечно. Стоявшим перед лавкой "Последний Шанс" Вайолет, Клаусу и Солнышку почудилось, что им не удастся прятаться ни одной минутой дольше.
- Глядите! - Клаус показал туда, где всходило солнце. Неподалеку стоял серый квадратный фургон, и на боку у него виднелась надпись "Г.П.В.".
- Должно быть, это и есть Группа Поющих Волонтеров, - сказала Вайолет. - Разносчик говорил, что только ему и волонтерам разрешили находиться в этом районе.
- Значит, фургон - единственное средство спрятаться, - сказал Клаус. - Если нам удастся проникнуть в него - мы уйдем от полиции, во всяком случае, на какое-то время.
- Но на этот раз Г.П.В. может оказаться настоящим Г.П.В., - запротестовала Вайолет. - И если волонтеры эти причастны к зловещей тайне, о которой пытались сказать нам Квегмайры, мы попадем из огня да в полымя.
- Или же это приблизит нас к решению загадки Жака Сникета, - в свою очередь возразил Клаус. - Вспомните, прежде чем его убили, он сказал, что работал волонтером.
- Если нас посадят за решетку, решение загадки Жака Сникета нам ничего не даст, - сказала Вайолет.
- Блусин, - проговорила Солнышко, имея в виду нечто вроде "У нас, собственно, нет выбора". И неуверенными шажками она направилась впереди всех к фургону.
- Но как нам в него попасть? - Вайолет зашагала рядом с сестрой.
- И что мы скажем волонтерам? - спросил Клаус, нагнав сестер.
- Импро, - ответила Солнышко, и это означало "Что-нибудь придумаем".
Но на этот раз детям не пришлось ничего придумывать. В тот момент, когда они подошли к фургону, какой-то бородатый мужчина, державший в руках гитару, высунулся из окошка и окликнул их.
- Мы вас чуть не забыли, брат, и вы, сестры! - произнес он. - Мы как раз заправились бесплатным бензином и готовы ехать в больницу.
Волонтер улыбнулся, отпер дверь и, распахнув ее, поманил детей.
- Запрыгивайте! - пригласил он. - Мы не хотим терять наших волонтеров, когда мы еще и первого куплета не спели. Ведь, говорят, в наших местах скрываются убийцы.
- Вы прочли это в газете? - нервно спросил Клаус.
Бородатый засмеялся и взял жизнерадостный аккорд.
- Нет-нет, мы не читаем газет. Чтобы не огорчаться. Наш девиз "Отсутствие новостей - хорошая новость". Вы, наверно, новички, раз этого не знаете. Ну, запрыгивайте.
Но Бодлеры все медлили. Как вы наверняка знаете, не очень благоразумно садиться в машину с кем-то совсем незнакомым, особенно если этот кто-то верит в такую чепуху, как "отсутствие новостей - хорошая новость". Но совсем уж неблагоразумно стоять на виду посреди плоской безлюдной равнины, когда туда со всех сторон стягиваются полицейские силы, чтобы арестовать вас за преступление, которого вы не совершали. Поэтому трое детей стояли на месте, решая, что выбрать: то, что не очень благоразумно или то, что совсем неблагоразумно. Они поглядели на бородача с гитарой. Потом друг на друга. А потом оглянулись на лавку "Последний Шанс" и увидели, что из дверей выскочил хозяин и бросился по направлению к фургону.
- О'кей, - сказала Вайолет, - запрыгиваем.
Бородатый улыбнулся, дети залезли в фургон и закрыли за собой дверь. Но хотя бородатый волонтер приглашал их запрыгнуть, они не стали прыгать. Ведь люди прыгают в радостные моменты своей жизни. Водопроводчик, например, может запрыгать, починив особо сложную протечку в ванной. Скульптор запрыгает, завершив скульптуру "Четыре бассета, играющие в карты". А я запрыгал бы как никто и никогда, если бы мог каким-то образом вернуться в тот ужасный четверг и не пустить Беатрис на файв-о-клок, где она впервые повстречала Эсме Скволор.
Однако Вайолет, Клаус и Солнышко и не подумали прыгать, поскольку не были ни водопроводчиками, заделывающими протечку, ни скульпторами, завершающими свое произведение искусства, ни авторами, мановением пера вычеркивающими из чьей-то жизни целую полосу несчастий. Они были тремя доведенными до отчаяния детьми, которых ложно обвинили в убийстве, и поэтому им пришлось сбежать из лавки и кинуться в неизвестно чей фургон, чтобы не попасть в руки полиции. Бодлеры не запрыгали, даже когда заработал мотор и фургон начал удаляться от лавки "Последний Шанс", невзирая на отчаянно жестикулирующего хозяина, который пытался остановить его. И даже когда фургон Г.П.В. покатил по безлюдной местности, бодлеровские сироты продолжали сомневаться, что когда-либо жизнерадостно запрыгают.
Глава третья
Мы братья-волонтеры, с болезнью борцы,
Поем - распеваем день напролет.
Кто нас печальными зовет,
Бессовестно тот соврет.
Мы ходим по больнице, больных веселя, -
А ну-ка, улыбнитесь, страдальцы, во весь рот, -
Хотя б у вас из носу кровь,
Хотя б вас желчью рвет.
Тра-ла-ла, все трын-трава!
Уйдет болезнь, конечно.
Возьми, хи-хи! Возьми, ха-ха!
Воздушное сердечко.
Приедем мы в больницу, в палаты войдем
И примемся тут же до колик смешить
Тех, кого доктор посулил
На части распилить.
Поем мы днем и ночью, ночью и днем,
Поем для тех, кто бодрствует, поем для тех, что спят,
И для детей, что смазаны
Зеленкою до пят.
Тра-ла-ла, все трын-трава!
Уйдет болезнь, конечно.
Возьми, хи-хи! Возьми, ха-ха!
Воздушное сердечко.
Поем для ветерана, что корь подхватил,
Поем для девицы, лежащей в бреду,
И для больных чумой споем
Себе же на беду.
Тра-ла-ла, все трын-трава!
Уйдет болезнь, конечно.
Возьми, хи-хи! Возьми, ха-ха!
Воздушное сердечко.
Один мой коллега по имени Уильям Конгрив когда-то написал очень грустную пьесу. Она начинается строкой: "И чары музыки смягчают волнение души". Фраза эта в данном случае означает - если вы взволнованы или выведены из душевного равновесия, послушайте музыку и она вас успокоит и ободрит. Сейчас, например, когда я скорчился позади алтаря в Соборе одной, как говорят, святой, мой друг играет сонату на органе, чтобы успокоить меня и чтобы прихожане не услышали стука моей пишущей машинки. Скорбная тема сонаты напоминает мне мелодию, которую любил напевать мой отец, когда мыл посуду, и, слушая ее, я на время забываю о полудюжине неприятностей.
Однако успокоительное воздействие музыки на взволнованную душу безусловно зависит от характера музыки, и я с сожалением должен сказать, что бодлеровские сироты, слушавшие распеваемую волонтерами песню, не почувствовали ни малейшего успокоения или бодрости. Очутившиеся в фургоне Вайолет, Клаус и Солнышко до такой Степени были озабочены тем, как избежать ареста, что на первых порах даже не огляделись вокруг. Но когда они отъехали на порядочное расстояние от лавки "Последний Шанс" и хозяин ее превратился в пятнышко на плоской безлюдной равнине, дети обратили внимание на свое новое убежище. В фургоне ехало человек двадцать, и все без исключения были невероятно жизнерадостны. Жизнерадостные мужчины, жизнерадостные женщины, горстка жизнерадостных детей и очень жизнерадостный водитель, который время от времени отрывал взгляд от дороги и, обернувшись, одарял пассажиров веселой улыбкой. Раньше, когда Бодлерам доводилось совершать долгое путешествие в автомобиле, они обычно читали или смотрели на окружающий пейзаж и при этом думали о чем-то своем. Но тут, едва фургон отъехал от лавки, бородач начал играть на гитаре и петь, вовлекая в пение всех волонтеров, однако каждое веселое "тра-ла-ла" вызывало у Бодлеров лишь еще большую тревогу. Когда волонтеры затянули куплет про носы, из которых идет кровь, дети только и ждали, что вот-вот кто-нибудь перестанет петь и воскликнет: "Постойте! Этих троих в фургоне раньше не было! Они не наши!" Когда поющие дошли до куплета, где доктор обещал кого-то распилить пополам, дети не сомневались, что сейчас кто-нибудь перестанет петь и скажет: "Стойте! Эти трое не знают слов! Они не наши!" А когда жизнерадостные пассажиры запели ту часть песни, где речь шла о смертельных микробах, Бодлеры окончательно уверились, что сейчас кто-нибудь перестанет петь и скажет: "Стойте-ка! Эти трое детей - убийцы, про них написано в "Дейли пунктилио". Они не из наших!"
Но жизнерадостные волонтеры предавались радости без перерыва. Они так твердо были уверены, что "нет новостей - хорошая новость", что никто не подумал читать "Дейли пунктилио". Они пели с огромным увлечением и не заметили, что Бодлеры не из их числа.
- Ох и люблю я эту песню! - провозгласил бородач, когда был пропет последний куплет. - Так бы и пел ее всю дорогу до самой больницы. Но, пожалуй, надо поберечь голос для трудового дня. Давайте-ка просто посидим и весело поболтаем.
- Потрясно, - заявил один из волонтеров, и все остальные закивали, выражая согласие. Бородатый отложил гитару и подсел поближе к Бодлерам.
- Надо придумать себе другие имена, - шепнула Клаусу Вайолет, - чтобы никто не догадался, кто мы такие.
- В "Дейли пунктилио" и так перепутали наши имена, - шепотом ответил Клаус, - может, нам лучше называться своими, настоящими?
- Так, давайте познакомимся, - бодро заявил бородатый. - Я хочу знать всех своих волонтеров до единого.
- Меня зовут Салли, - начала Вайолет, - я…
- Нет, нет, - остановил ее бородатый. - Мы в Г.П.В. не пользуемся именами. Называем друг друга просто "сестра" или "брат". Мы считаем, что все люди - сестры и братья.
- Я как-то не понимаю, - сказал Клаус. - Я всегда думал, что братья и сестры это те, у кого одни родители.
- Не обязательно, брат, - отозвался бородатый. - Иногда это люди, объединенные общим делом.
- Значит ли это, брат, - спросила Вайолет, попробовав применить новое слово "брат" в новом значении, но чувствуя, что ей это совсем не нравится. - Значит ли это, что вы не знаете имен тех, кто с вами в фургоне?
- Ты угадала, сестра, - ответил бородатый.
- И вы не знали по имени никого, кто когда-либо служил в Группе Поющих Волонтеров? - поинтересовался Клаус.
- Ни одного имени, - подтвердил бородач. - А почему это вас интересует?
- Мы знаем одного человека, - осторожно выбирая слова, ответила Вайолет, - он, как нам кажется, мог быть членом Г.П.В. У него была одна бровь вместо двух и на щиколотке вытатуирован глаз.
Бородатый наморщил лоб.
- Никого не знаю такой наружности, а ведь я с Поющими Волонтерами с самого начала.
- Бред! - выпалила Солнышко.
- Сестра хочет сказать, - объяснил Клаус, - что мы разочарованы. Мы надеялись узнать побольше об этом человеке.
- А вы уверены, что он был членом Группы Поющих Волонтеров? - осведомился бородатый.
- Нет, - признался Клаус. - Знаем только, Что он работал волонтером чего-то там.
- Ну так волонтеров чего-то там полным-полно, - ответил бородач. - Вам, ребятки, нужно какое-нибудь Хранилище Документов.
- Хранилище Документов? - переспросила Вайолет.
- В Хранилище Документов содержится официальная информация. Там можно найти список всех до единой волонтерских организаций в мире. Или же поищите сведения именно об этом, интересующем вас лице, проверьте, существует ли его досье. Может, узнаете, где он работал.
- Или откуда знал наших родителей, - нечаянно подумал вслух Клаус.
- Ваших родителей? - Бородатый завертел головой. - Они тоже тут?
Бодлеры обменялись взглядами. Вот если бы родители были здесь, в фургоне, пусть бы и пришлось тогда обращаться с нелепыми "брат" к отцу и "сестра" - к маме! Порой детям казалось, будто прошли сотни и сотни лет с того ужасного дня на пляже, когда мистер По сообщил им страшную новость.