Все еще передвигаясь с огромным трудом, Вайолет с Клаусом неуклюжей поход-кой последовали за Хьюго, а Солнышко поползла за ними на четвереньках, считая, что так больше подходит к ее волчьей половине. Внутри фургона было тесновато, но, насколько позволяло видеть свечное освещение, чисто и опрятно. В центре стоял небольшой деревянный стол и несколько стульев, на столе возвышалась стопка домино. В одном углу помещалась вешалка с одеждой, в том числе целым рядом одинаковых пальто, и висело большое зеркало - чтобы причесываться и проверять, прилично ли выглядишь. В другом углу стояла небольшая плита для приготовления пищи, над ней громоздились кастрюльки и сковородки. Вдоль окна, где было больше света, выстроилось несколько горшков с цветами. Вайолет с удовольствием добавила бы к этому верстак для работы над изобретениями. Клаус с удовольствием бы прищурился на книжные полки, а Солнышко с удовольствием увидела бы запас сырой моркови или иной пищи, которую приятно кусать. Но в остальном фургон выглядел вполне уютным. Единственно, чего там не хватало, это постелей. Но когда Хьюго прошел в глубину помещения, дети увидали три гамака, то есть длинные и широкие полосы материи, используемые для спанья. Они были подвешены к стене, и один из гамаков был пуст, из чего дети заключили, что там спал Хьюго. Во втором гамаке лежала и глядела сверху на Бодлеров высокая худая женщина в кудряшках, а третий гамак занимал мужчина с очень морщинистым лицом. Он спал.
- Кевин! - позвал Хьюго. - Кевин, проснись! У нас новенькие, мне нужна твоя помощь - надо подвесить гамаки.
Мужчина, проснувшись, нахмурил брови и обратил сердитый взгляд на Хьюго.
- Зачем ты меня разбудил, - недовольно проворчал он. - Мне приснился чудесный сон - будто я вовсе не урод и со мной все в порядке.
Бодлеры всмотрелись в Кевина, когда он спустился на пол, но не заметили в нем ничего уродского. Зато он уставился на Бодлеров, как будто увидел привидение.
- Ничего себе, - проговорил он. - Да вы такие же уроды, как я.
- Повежливее, Кевин, - остановил его Хьюго. - Это Беверли-Эллиот, и еще девочка-волчонок Чабо.
- Волчонок? - переспросил Кевин, пожимая Вайолет-Клаусу их общую правую руку. - Она опасна?
- Она не любит, когда ее дразнят, - сказала Вайолет.
- Я тоже не люблю, когда меня дразнят. - Кевин повесил голову. - Но где бы я ни показался, люди сразу начинают шептаться: "Вон идет Кевин с равнодействующими руками".
- Равнодействующими? - переспросил Клаус. - Значит, вы одинаково владеете и правой, и девой рукой?
- Так вы обо мне слышали? - обрадовался Кевин. - Поэтому и приехали сюда, в Пустоши? Чтобы увидеть человека, который пишет свое имя любой рукой - что левой, что правой?
- Нет, - ответил Клаус. - Просто я знал слово "равнодействующий", я прочел его в одной книжке.
- Мне так и показалось, что вы смышленые, - сказал Хьюго. - В конце концов, у вас вдвое больше мозгов, чем у других людей.
- А у меня только один, - с грустью заметил Кевин. - Один мозг, две равно-действующие руки и две равнодействующие ноги. Что я за урод!
- Все-таки это лучше, чем горб, - возразил Хьюго. - Руки у тебя, может, и уродские, зато плечи и спина абсолютно нормальные.
- Что толку, - отозвался Кевин, - руки-то от них отходят равнодействующие, любая может держать нож и вилку!
- Ох, Кевин! - Женщина вылезла из гамака и погладила его по голове. - Я знаю, такое уродство переносить трудно, но попробуй взглянуть на это с хорошей стороны. Все равно тебе лучше, чем мне. - Она повернулась к Бодлерам и застенчиво улыбнулась. - Меня зовут Колетт, и если вам хочется посмеяться надо мной, посмейтесь прямо сейчас, и покончим с этим.
Бодлеры уставились на Колетт, а потом друг на друга.
- Р-ренаф-ф, - проворчала Солнышко, желал сказать что-то вроде "В вас я тоже ничего уродского не вижу, но в любом случае не стала бы смеяться - это невежливо".
- Наверно, у волков такой смех, - сказала Колетт. - Но я не обижаюсь на Чабо за то, что она смеется над женщиной-змеей.
- Женщиной-змеей? - переспросила Вайолет.
- Да. - Колетт вздохнула. - Я могу изгибаться как угодно и принимать самые невероятные позы. Глядите!
И Колетт, еще раз вздохнув, принялась демонстрировать все возможности женщины-змеи. Сперва она согнулась пополам и просунула голову между ногами, потом свернулась клубком на полу. Затем, опершись одной ладонью об пол, приподняла все тело на нескольких пальцах, а ноги заплела спиралью. Под конец она прыжком перевернулась в воздухе, постояла чуть-чуть на голове и переплела руки и ноги вместе, точно моток шпагата, после чего с печальной гримасой взглянула на Бодлеров.
- Ну, видите, какой я урод? - сказала она.
- Вау! - воскликнула Солнышко.
- По-моему, это потрясающе, - призналась Вайолет. - И Чабо такого же мнения.
- Вы очень вежливые, - проговорила Колетт, - но мне стыдно, что я женщина-змея.
- Но если вам стыдно, - спросил Клаус, - почему же тогда не двигаться нормально?
- Потому что я работаю в Шатре Уродов, Эллиот, - ответила Колетт. - Никто мне не будет платить, если я не буду извиваться.
- Интересная дилемма, - проговорил Хьюго, употребив затейливое слово вместо "проблема", но Бодлеры знали это слово из книги про законы, стоявшей в библиотеке судьи Штраус. - Мы тут все предпочли бы быть нормальными людьми, а не уродами, но завтра утром в Шатер явится народ смотреть, как Колетт извивается и принимает невероятные позы, как Беверли-Эллиот ест кукурузу, Чабо рычит и кидается на толпу, Кевин пишет свое имя и той и другой рукой, а я надеваю одно из этих вот пальто. Мадам Лулу говорит, что людям надо давать то, чего они хотят, а они хотят видеть представление уродов. Ну все, уже очень поздно. Кевин, подай-ка мне руку помощи, повесим гамаки для новеньких, а потом попробуем немного поспать.
- Я подам тебе две руки помощи, - мрачно отозвался Кевин. - Обе действуют одинаково. Ах, как бы я хотел быть либо только правшой, либо только левшой.
- Постарайся приободриться, - мягко посоветовала Колетт. - А вдруг завтра случится чудо, и все мы получим то, о чем мечтаем.
Больше никто в фургоне не произнес ни слова. Но пока Хьюго с Кевином вешали два гамака для трех Бодлеров, дети размышляли над тем, о чем сказала Колетт. Чудеса похожи на тефтели: не существует единого мнения относительно того, из чего они сделаны, откуда взялись и как часто возникают. Одни считают, что восход солнца - чудо, так как в нем есть нечто таинственное, и он часто бывает очень красивым. А другие считают восход солнца обыкновенным явлением природы, так как он случается каждый день и к тому же чересчур рано. Одни считают телефон чудом, ибо разве не достойно удивления, что разговариваешь с человеком, находящимся в тысячах миль от тебя. А другие считают телефон просто механическим продуктом фабричного производства, изготовленным из металлических деталей, состоящим из электронной схемы и проводов, которые очень легко перерезать. И, наконец, одни считают, что улизнуть из отеля - чудо, особенно когда вестибюль наводнен полицейскими. А другие считают это обыденным фактом, поскольку это случается каждый день. Таким образом, можно вообразить, будто на свете так много чудес, что не перечесть, или, наоборот, так мало, что и упоминать о них не стоит. Но это уже зависит от того, проводите ли вы вечер, любуясь красивым закатом, или же спускаетесь с задней стороны дома на веревке из гостиничных полотенец.
Однако чудо, о котором размышляли Бодлеры, лежа в гамаках и силясь заснуть, было несравненно чудеснее любых тефтелей, встречающихся на свете. Гамаки скрипели оттого, что Клаус и Вайолет ворочались, пытаясь устроиться поудобнее в одной рубахе и штанах на двоих, а Солнышко старалась пристроить олафовскую бороду так, чтобы она не царапала ей лицо. И все трое размышляли о чуде, столь удивительном и прекрасном, что сердца у них сжимались до боли. Чудо, разумеется, заключалось в том, что кто-то из их родителей жив и либо отец, либо мама каким-то образом уцелели во время пожара, который уничтожил их дом и положил начало злополучным скитаниям сирот. То, что на свете, возможно, существует еще один живой Бодлер, было бы столь непомерным, не-вероятным чудом, что дети прямо боялись и мечтать о нем. И все-таки мечтали. Они размышляли о словах Колетт - мол, вдруг случится чудо и они все получат то, чего больше всего желают, - и ждали утра, когда хрустальный шар Мадам Лулу вдруг подарит им чудо, о котором они мечтают. Наконец встало солнце, как встает каждый день, и наступило раннее утро. Трое Бодлеров спали очень мало, ибо все время мечтали, наблюдали, как в фургоне постепенно светлеет, слушали, как ворочаются в своих гамаках Хьюго, Колетт и Кевин, и предавались размышлениям - вошел ли уже Граф Олаф в шатер гадалки и узнал ли что-нибудь новое. И как раз когда ожидание сделалось совсем невыносимым, они услышали торопливые шаги и гром-кий металлический стук в дверь.
- Просыпайтесь! Просыпайтесь! - раздался голос крюкастого. Однако прежде чем написать, что он сказал еще, я хочу упомянуть еще об одной черте, общей для чуда и тефтелей: и то и другое может выглядеть чем-то одним, а на поверку оказаться чем-то совсем другим.
Так однажды случилось со мной в кафетерии, когда в поданном на ланч блюде у меня обнаружилась маленькая фотокамера. Так случилось и с Вайолет, Клаусом и Солнышком, хотя в тот момент они еще не знали, что сказанное крюкастым обернется чем-то совсем иным, а вовсе не тем, о чем они подумали, когда услыхали голос за дверью фургона.
- Просыпайтесь! - опять закричал крюкастый и замолотил в дверь. - Вставайте, да поживее! У меня прескверное настроение, мне с вами некогда возиться. Работы по горло. Мадам Лулу и Граф Олаф уехали по делам, поэтому я отвечаю за Шатер Уродов. Хрустальный шар обнаружил, что один из проклятых Бодлеров-родителей жив. А в фургоне с сувенирами почти не осталось статуэток.
Глава четвёртая
- Что? - спросил Хьюго, зевая и протирая глаза. - Что вы сказали?
- В фургоне с подарками почти закончились статуэтки, - повторил из-за двери крюкастый. - Но это вас не касается. Народ уже собрался, так что, уроды, чтоб через пятнадцать минут были готовы.
- Подождите минутку, сэр! - Вайолет вовремя спохватилась, что должна говорить измененным, низким голосом. Они как раз вылезали с Клаусом из гамака, по-прежнему деля на двоих одну пару штанов. Солнышко уже ждала на полу, изумленная до такой степени, что даже забыла поворчать. - Вы сказали - кто-то из родителей Бодлеров жив?
Дверь фургона приотворилась, и в нее всунулась голова крюкастого с выражением подозрения на физиономии.
- А вам, уроды, какое дело? - осведомился он.
- Так ведь мы читали про Бодлеров в "Дейли пунктилио", - нашелся Клаус. - Нас очень заинтересовало дело этих малолетних жестоких убийц.
- Да вот, понимаете, - отозвался крюкастый, - родители их считались мертвыми, но Мадам Лулу поглядела в свой хрустальный шар и увидела, что один из них жив. Это длинная история. Но все это значит, что у нас куча новых хлопот. Граф Олаф и Мадам Лулу с раннего утра уехали по важным делам и оставили Шатер Уродов под моим присмотром. Теперь я распоряжаюсь вами, так что шевелитесь и будьте готовы к представлению.
- Грр! - заворчала Солнышко.
- Чабо полностью готова, - объяснила Вайолет, - а нам собраться недолго.
- Мой вам совет - поторопитесь. - Крюкастый начал было закрывать дверь, но вдруг остановился. - Странно, один шрам у вас вроде как стерся.
- Шрамы заживают, вот и стираются, - ответил Клаус.
- И очень плохо, - отрезал крюкастый, - вид делается не такой уродский. - Он захлопнул дверь, и дети услышали удаляющиеся шаги.
- Жалко его, беднягу, - заметила Колетт. Она спрыгнула на пол и завинтилась винтом. - Каждый раз, как они с этим Графом приезжают, жалость берет, как посмотрю на его крюки.
- Все равно ему лучше, чем мне, - проговорил Кевин, зевая и расправляя свои равнодействующие руки. - Наверняка у него один крюк сильнее другого. А у меня обе руки и обе ноги действуют одинаково.
- А у меня они изгибаются в любом месте, - вставила Колетт. - Ладно, давай- те лучше делать, как он велит, - готовиться к представлению.
- Вот и правильно, - согласился Хьюго. Он протянул руку к полке рядом с га-маком и достал зубную щетку. - Мадам Лулу говорит, мы всегда должны давать людям, что они хотят, а этот человек хочет, чтобы мы были готовы как можно скорее.
- Слушай, Чабо, - Вайолет бросила взгляд на сестру, - давай помогу тебе поточить зубы.
- Грр! - согласилась Солнышко, и старшие Бодлеры сообща нагнулись, взяли на руки младшую сестру и отошли в угол, где висело зеркало, чтобы пошептаться, пока Хьюго, Колетт и Кевин совершают утренний ритуал, иначе говоря, "пока они делают все необходимое, чтобы начать свой карнавальный трудовой день".
- Ну и что вы думаете? - спросил Клаус. - Может так быть, чтобы кто-то из наших родителей остался жив?
- Не знаю, - ответила Вайолет. - С одной стороны, трудно поверить, что хрустальный шар Мадам Лулу в самом деле магический. С другой стороны, она всегда извещала Графа Олафа, где нас искать. Не знаю, что и думать.
- Тент, - шепнула Солнышко.
- Да, ты, наверно, права, Солнышко, - прошептал Клаус. - Если бы удалось проникнуть в Гадальный Шатер, может, мы бы и сами обнаружили что-нибудь полезное.
- Вы ведь обо мне шепчетесь, правда? - окликнул их Кевин с другого конца фургона. - Наверняка говорите: "Ну что за урод этот Кевин - то он бреется левой рукой, то правой, и никакой разницы нет - руки-то абсолютно одинаковые"
- Нет, Кевин, мы не про вас разговаривали, - ответила Вайолет. - Мы обсуждали историю с Бодлерами.
- Ничего про них не слыхал, - отозвался причесывавшийся Хьюго. - Кажется, вы упоминали, что они убийцы?
- Так напечатано в "Дейли пунктилио", - ответил Клаус.
- О, я никогда не читаю газет, - заявил Кевин. - Газету приходится держать перед собой обеими одинаково сильными руками, и я при этом ощущаю себя уродом.
- Тебе лучше, чем мне, - вставила Колетт. - Я так способна извернуться, что могу подобрать газету языком. Вот это действительно уродство!
- Интересная дилемма. - Хьюго снял с вешалки одно из висящих там одинаковых пальто. - Но я считаю, мы все в равной степени уроды. Так, а теперь пошли и дадим отличное представление!
Бодлеры вышли из фургона следом за своими товарищами по работе и направились к Шатру Уродов, где у входа их с нетерпением поджидал крюкастый. В одном из крюков он держал что-то длинное и мокрое.
- Заходите внутрь и дайте им отличное представление, - приказал он, показывая на откинутую полу шатра, служившую входом. - Мадам Лулу сказала, что если вы не дадите зрителям того, что они хотят, мне разрешается использовать вот эту огромную тальятеллу гранде.
- А что это такое? - поинтересовалась Колетт.
- Тальятелла - такая итальянская макаронина, - крюкастый размотал длинный мокрый предмет, - а "гранде" по-итальянски значит "большая". Тальятеллу гранде сделал для меня сегодня утром один работник на Карнавале. - Олафовский приятель начал крутить большой макарониной над головой, и Бодлеры с товарища-ми услышали мягкое свистящее шуршание, будто рядом прополз большой земляной червь. - Не будете слушаться, - продолжал крюкастый, - я вас отлуплю тальятеллой гранде. Ощущение, говорят, не из приятных, более того, даже очень и очень противное.
- Не беспокойтесь, сэр, - проговорил Хьюго, - мы все-таки профессионалы.
- Рад это слышать. - Крюкастый на-смешливо хмыкнул и последовал за ними в Шатер Уродов. Внутри шатер казался еще больше и просторнее оттого, что там стояло мало вещей: несколько складных стульев на деревянной сцене, над ней полотнище с надписью из крупных, неаккуратно выведенных букв: "Шатер Уродов". За небольшой стойкой одна из женщин с напудренным лицом продавала прохладительные напитки. В шатре в ожидании представления уже слонялось человек семь-восемь. Мадам Лулу, правда, упоминала, что дела на Карнавале Калигари идут не блестяще, но все-таки Бодлеры ожидали на представлении уродов больше народу. Когда дети и их коллеги поднялись на сцену, крюкастый заговорил, обращаясь к этой небольшой кучке людей так, будто перед ним толпа:
- Леди и джентльмены, мальчики и девочки, юноши и девушки! Спешите купить вкуснейшие прохладительные напитки. Сейчас начнется представление уродов!
- Ты погляди на них! - хихикнул немолодой мужчина с крупными прыщами на подбородке. - У этого крючья вместо рук!
- Я вовсе не из числа уродов, - зарычал крюкастый. - Я просто работаю на Карнавале.
- Ой, простите, - извинился мужчина. - Не в обиду вам будет сказано, приобрели бы лучше парочку искусственных рук, никто бы и не ошибался.
- Невежливо критиковать чью-то наружность в присутствии этого человека, - сурово заметил крюкастый. - А теперь, леди и джентльмены, смотрите на горбуна Хьюго и ужасайтесь - вместо обыкновенной спины у него большой горб, поэтому и вид у него уродский!
- Да, верно, - подтвердил прыщавый. Видно было, что ему все равно над кем - только бы посмеяться. - Ну и урод!
Крюкастый покрутил в воздухе тальятеллой гранде в качестве противного напоминания Бодлерам и их коллегам.
- Хьюго! - рявкнул он. - Надевай пальто!
Под хихиканье зрителей Хьюго вышел к краю сцены и попытался натянуть пальто, которое держал в руках. Обычно люди с необычной фигурой заказывают портному перешить одежду так, чтобы она сидела удобно и улучшала фигуру. Но когда Хьюго стал напяливать на себя пальто, стало ясно, что никакого портного никто не нанимал. Пальто сперва сморщилось на спине из-за горба, потом растянулось, а в конце концов лопнуло, как только Хьюго застегнул пуговицы. За какие-то считанные минуты пальто превратилось в лоскутья. Хьюго покраснел, отошел в глубь сцены и уселся на складной стул, в то время как немногочисленная публика разразилась хохотом.
- Ну, разве не весело? - вскричал крюкастый. - Даже пальто ему не надеть! Вот урод так урод! Но это еще не все, леди и джентльмены! - Пособник Олафа снова потряс тальятеллой гранде, а другим крюком залез себе в карман. С гадкой улыбкой он вытащил оттуда кукурузу и показал публике, подняв высоко вверх. - Вот простой кукурузный початок, - провозгласил он. - Его может съесть любой нормальный человек. Но на Карнавале Калигари нет Шатра Нормальных Людей, а есть Шатер Уродов, и наш новенький урод сейчас покажет, какой он уморительный грязнуля.