Это же я... - Максимова Марина Сергеевна "МакSи́м" 13 стр.


Саша была другая. Не похожая на меня совершенно. Буквально с первых дней ее жизни я стала себя спрашивать: "Боже, как она могла у меня родиться?" Ну вот, например, такой момент: как моя мама ни старалась, она не могла лет до четырех надеть на меня ни одно платье. Мне казалось, что в этой одежде я похожа на какое-то бревно. Эти попытки нарядить меня настолько врезались в память, что я, не желая Саше такого зла, поначалу не покупала ей платья вообще. Но она с самых ранних лет мне дала понять, что розовый цвет – это ее любимый, и банты она тоже беззаветно обожает. Однажды кто-то подарил ей розовенькое платьице, и она влюбилась в него до слез. Категорически не хотела снимать, ругалась на меня и чуть ли не спать в нем легла. Тогда я первый раз заподозрила неладное и попыталась как-то примириться с тем фактом, что просторные штаны цвета хаки с карманами она вряд ли будет когда-нибудь носить. Дальше наше с дочкой различие становилось все очевиднее, несмотря на то что я всячески старалась привить ей свои ценности. Например, когда ей не было еще и года, Саша уже вовсю у меня рассекала на мотоцикле. Правда, только в "коляске" папиного допотопного "Урала", так что скорость там была, сами понимаете, небольшая. Ей это очень нравилось, она быстро научилась отличать серьезные байки от маленьких мопедов, и когда мимо нее ехала такая стрекочущая "табуретка", она говорила "Взззь", а когда большой мотоцикл – басом произносила "Ууууу". Я была уверена, что со временем она составит мне компанию в мотопробегах. Но, едва научившись более-менее шустро ходить, девочка стала нам демонстрировать, что риск – не ее стезя. Она боялась ездить во дворе с ледяной горки. И мало того, что опасалась сама, еще и меня останавливала, когда я решала приобщиться к детским игрищам и расчехляла свою верную ледянку. "Мама, не надо, – говорила она, – это опасно". Слово "опасность" Саша понимала без объяснения с самых ранних лет. Если я ей говорила, что этот предмет опасен, она ни за что на свете не согласилась бы взять его в руки. Мамы сверстников на детской площадке жаловались, что приходится прятать от детей ножи и ножницы, шпильки и иголки, а ребятишки все равно находят их и так и норовят причинить себе и окружающим какой-нибудь непоправимый вред. Стригут, например, кошку или даже сами себя. Я слушала и поражалась. Саша никогда не стремилась на своем опыте постичь, чем опасны ножницы. Обходила их десятой дорогой. А если я ей говорила: "Не ходи в эту комнату, там страшно", – она мало того что не переступала порог, еще и остальных детей просила выйти оттуда и не успокаивалась, пока не обнаруживала, что все в безопасности. В раннем детстве Саша занималась танцами, и однажды тренер дал им на занятии такое задание: "А теперь представьте, в комнату заползла змея". Дети стали бегать по всему залу и прятаться за различными предметами, которые там были, вскакивать на стулья, в общем, суетились и создавали хаос. Сашка несколько секунд подумала, а потом принялась всех ловить, строить парами и выводить из помещения. "Зачем вы устроили такую панику? – строго спросила ребят трехлетняя девочка. – Надо же просто было построиться и тихонько организованно выйти".

Саша была другая. Не похожая на меня совершенно. Буквально с первых дней ее жизни я стала себя спрашивать: "Боже, как она могла у меня родиться?"

В три года Саша уже была настоящей леди. Она категорически не хотела носиться и визжать, играя с другими детьми. Помню, мы однажды отправились на отдых и совершили небольшой круиз по морю. Войдя на корабль и увидев толпы бегающих по палубе, толкающихся и кричащих детей, моя дочь с удивлением спросила: "Мамочка, что они делают?" Сама при этом села рядом со взрослыми и принялась чинно есть фрукты, закатывая от удовольствия глаза. А потом растянулась в шезлонге и принимала солнечные ванны. Ее сверстники не могли и секунды на месте посидеть, у них словно шило застряло в одном месте, но Саша смотрела на них из-под прикрытых век и только плечами пожимала. Мне вообще очень забавно было наблюдать за Сашей, когда она находилась в компании своих сверстников. Если кто-то из детей толкнул товарища, она подходила к обидчику и говорила взрослым тоном: "Вот ты красиво сейчас поступил, как ты считаешь?" Откуда у нее это взялось – ума не приложу.

Игры у нее были исключительно девчоночьи, очень размеренные и изящные. В отличие от маленькой Марины, маленькая Саша никогда бы себе не позволила залезть на забор или прыгнуть через грязную канаву – ни за что на свете, что вы, зачем? Она все время "ездила на балы" или "выходила замуж". В раннем детстве роль жениха обычно играл плюшевый олень Бэмби. Я ей, конечно, пыталась объяснить, что олень – это не самая удачная кандидатура на роль будущего мужа. Но все было бесполезно. Олень царил в сердце моей дочери до тех пор, пока в какой-то момент она не обратила внимания на друга Сандрика – он рос с ней в одном дворе и был в нее влюблен. Обоим было года по три, но отношения оказались очень серьезными, они собирались пожениться и планировали, как назовут своих детей.

Свадьба обсуждалась тоже, разумеется. В отличие от меня, категорически не выносящей традиционных свадебных церемоний со всеми этими выкупами невест, откусываниями караваев и пышным убранством зала, Саша ничего не имела против платья-торта и фейерверков. "Когда мы вырастем, Сандрик наденет красивую рубашку, и мы поженимся", – мечтала Саша и дальше в подробностях развивала эту тему: как он приедет за ней на белом коне, в галстуке, она ему его поправит, и они рука об руку пойдут жениться. И вы бы видели, какое было у ребенка горе, когда она однажды вышла во двор и увидела, что Сандрик, с которым, казалось бы, все было решено давно и навсегда, играет в песочнице с посторонней девочкой. Дочь прибежала ко мне вся в слезах. Я перепугалась: "Что случилось?!" "Сандрик влюбился в другую девочку. Вон она!" И показывает рукой в сторону вероломного мачо и коварной разлучницы. И как я ни уговаривала ее плюнуть на Сандрика и пойти поискать нового друга – не соглашалась, стояла и сквозь слезы смотрела на эту злополучную парочку. Родители Сандрика, видя, какая разыгралась трагедия, попросили парня помириться с Сашей. Он подошел к ней и сказал: "Все нормально. Я тебя люблю, а Даша просто моя соседка". И хотя перед этим я ей объясняла, как следует себя вести, что при мужчинах никогда нельзя плакать, а нужно, взяв себя в руки, гордо выслушать все сказанное, Саша всхлипнула: "Нет, ты любишь Дашу, я видела!" В общем, не выдержала. Потом ребята, конечно, помирились, но Дашу она припоминала ему еще долго. Да и сама забыть не могла. Как-то купили ей в магазине новое платье, она долго радовалась, а потом выпалила: "А ведь у Даши такого нет!" И эта нехитрая мысль сделала удовольствие от приобретения красивой одежды еще более острым.

Саша с детства обожала ходить по магазинам. Я целиком полагалась на ее вкус, предоставляя девочке право выбора, и никогда не критиковала. Тем более что вкус у нее в некоторых случаях был получше, чем у меня. Она всегда оставалась строгим критиком и не упускала случая заметить, если я промахивалась с одеждой и макияжем. Помню, приехала домой после бессонных гастролей, а моя девочка заявляет: "Мам, ты похожа на лягушку!" Впрочем, если мой внешний вид ей нравился, щедро хвалила меня. Если визажист потрудился особенно ударно и как-то особенно хорошо меня накрасил, Саша обязательно делала комплимент: "Мам, у тебя такие красивые глазки!"

На вопрос, кем она хочет стать, когда вырастет, Саша уверенно отвечала: женой и мамой. Боже мой, спроси меня, кем я хотела стать в детстве… Масса вариантов: дельфином, клоуном, суперменом, спасающим мир. Я мечтала о чем угодно, только не о том, чтобы когда-нибудь стать женой и мамой. Но Саша была другая. Если мы выходили во двор и в поле ее зрения обнаруживалась коляска с мирно спящим в ней малышом, она обязательно бежала туда, просила у его мамы разрешения посмотреть, как он там устроился. Потом начинала вести с мамой светскую беседу о том, что ребенок ест, хорошо ли спит. Смотрела, как его кормят из бутылочки. И готова была играть с ним столько, сколько позволено. И я, хотя мне все это было удивительно, в глубине души всегда думала о том, что жизненный план стать женой и матерью для девочки гораздо более правильный, чем мой.

Саша с ранних лет научилась сочувствовать. Если я приходила домой усталая и грустная, бежала ко мне, гладила по голове, жалела. И самое потрясающее: сама, без напоминания, с самых ранних лет вела себя тихо, чтобы дать маме отдохнуть. А мне это было крайне необходимо, потому что часто я возвращалась домой за полночь после концертов и с утра оказывалась просто не в состоянии открыть глаза, не то что поиграть с ребенком. После перелетов дело обстояло еще хуже. И даже с учетом того, что гастролей стало меньше, чем раньше, меня мучил острый недосып, и такой вот сочувствующий и понимающий ребенок мне был жизненно необходим.

Поскольку у Саши с детства оказались очень цепкие бойкие мозги, я, начитавшись советов молодым мамам по поводу раннего развития, с самых ранних лет принялась пичкать ее разными знаниями, умениями и навыками. Помню, придя как-то с годовалой дочкой к педиатру, я пожаловалась на то, что она перестала спать днем. Доктор начал беседовать с Сашей, и она тут же прочитала ему довольно длинное стихотворение, громко и с выражением. Оправившись от шока, врач посоветовал мне поберечь девочку и постараться не давать ей слишком много информации. Тогда, мол, и спать она лучше будет, и радость от жизни получать. Но пытливый Сашин ум сам усваивал все, что видел и слышал. В полтора года она считала до десяти и, шагая по ступенькам, громко проговаривала вслух "Раз-два-три" и так далее. Стихотворения запоминала на лету, а поскольку чтение книг на ночь было обязательным ритуалом, в памяти оставалось очень много разных сказок и стихов. Про спорт я тоже не забывала, водила ее и на танцы, и на теннис. В общем, развивала, как могла.

Телевизора в нашем доме не было. То есть он был, но не включался. Я наслушалась разных страшилок о том, как дети, получившие к нему доступ, сначала перестают спать, а потом подсаживаются на все это великолепие. Первое, что увидела Саша по телевизору, когда ей было года два, – выступление симфонического оркестра. Девочка пришла в восторг: во-первых, ее очень впечатлило, что эта черная коробка не просто так в углу стоит, она еще и разговаривать умеет и даже поет. А во-вторых, ее очень тронула музыка, которую она услышала. И потом дочка еще несколько дней ходила и пыталась изобразить, что играет то на флейте, то на скрипке. А первым фильмом, который мы показали Саше по телевизору, была сказка "Зачарованная". Выбор на нее пал не случайно – я сразу объяснила дочке, что принцессу, главную героиню, озвучивает ее мама. Было очень интересно, узнает ли она мой голос. Саша сидела в полнейшем шоке – она поняла, что девушка в красивом платье, показавшаяся на экране, говорит маминым голосом. Но сказку эту девочка полюбила всем сердцем: она ведь абсолютно, стопроцентно соответствовала ее мечтам и представлениям о гармоничном мире. Моим мечтам, кстати, сюжетная линия не соответствовала тогда никак, и, получив предложение от студии Диснея озвучить эту сказку, я долго раздумывала над тем, смогу ли я вообще подойти. Речь в картине идет о приключениях сказочной принцессы, волею судьбы и злой волшебницы попавшей в суровый современный Нью-Йорк из рисованного мира, где чирикают птички, цветут цветочки, а принц и принцесса круглосуточно поют песни о любви… Посмотрев фильм первый раз, я решила, что барышня, конечно, способна вызвать сочувствие у зрителя, но, между нами говоря, совершенно и безнадежно чокнутая. Оказавшись в современном городе, она, как и в своем привычном мультяшном мире, чуть что, начинает петь и танцевать, всех любит, всем доверяет и шьет себе роскошные платья прямо из портьер, висящих на окнах чужой квартиры. Ну, вот и спрашивается: где я, а где эта восторженная дурочка? Но, поразмыслив, я решила попробовать. Никогда до этого не занималась озвучиванием, и новая профессия меня заинтересовала. Правда, дело оказалось не таким уж и легким. В студию надо было приезжать к определенному времени, опоздание категорически исключалось, и никого не волновало, что, скажем, в Кемерове задержали самолет и я прилетела в Москву с диким опозданием. Но это еще полбеды. Сложнее всего было научиться играть свою героиню. Учитывать и отражать в голосе все психологические нюансы – испуг, удивление, радость. Обычно артистов этому много лет учат в институтах, мне же надо было освоить сложнейшую науку в считаные дни. Но даже профессиональному актеру сложновато бывает в процессе озвучки. Одно дело, когда ты сам сначала сыграл эту роль на экране, а потом озвучил ее в студии. Ты прожил все ситуации, отыграл их и озвучиваешь в студии уже самого себя. А мне надо было влезть в шкуру абсолютно постороннего человека – актрисы, играющей принцессу. Приходилось учитывать не только эмоциональное состояние девушки в каждый конкретный момент, но и ее физическое положение относительно экрана. Скажем, если она в этот момент отвернулась от зрителя, я у микрофона должна сделать такое же движение. Если она, говоря, что-то откусывала и жевала, я должна была тоже в этот момент кусать и жевать. А кроме того, я еще и пела за нее, и тут тоже пришлось потрудиться – изобразить вот эту восторженную дурочку с совершенно мультяшными эмоциями и неестественным голосом. В общем, пришлось поработать, что и говорить. Впрочем, Саше эти все подробности тогда были не важны, она смотрела фильм по пять раз в день и иногда, запутавшись, уверяла всех, что не мама озвучивает главную героиню, а что вот эта принцесса – мама и есть. Я ее не разубеждала.

Вопрос общения моей дочки с ее папой, поначалу стоявший очень остро, постепенно сошел на нет. Он приезжал в гости все реже и реже, очевидно, понимая, что мы с Сашей без него справляемся и финансово, и эмоционально – и чем дальше, тем успешнее, и постепенно, видимо, терял к нам интерес. К четырем годам у дочери оставались уже очень размытые воспоминания о папе. Мне было больно это наблюдать, я пыталась растормошить Лешу, говорила: "Приезжай, дочь скучает!" А он тут же выдвигал гору условий: если я приеду, то ты мне должна будешь то-то и то-то. Я пожимала плечами – мне казалось, такая постановка вопроса не совсем правильна. И постепенно агитировать за их общение я перестала, убежденная, что папу нельзя тащить к дочери на аркане – ничего хорошего из таких визитов не получится. Но тем не менее продолжала говорить Саше о папе только хорошее, надеясь на то, что когда-нибудь он сам захочет с ней общаться. Поначалу объясняла его отсутствие тем, что папа на работе, но спустя какое-то время увидела: девочка теперь боится отпускать на работу и меня. Потому что работа – это такое странное место, откуда, возможно, и не возвращаются – вон, папы-то нет. Тогда я решила поменять тактику и объяснила ей, что наш папа очень нас любит, но он молодой и веселый, у него много дел, и с нами он пока быть не может. На том и порешили. И вопросы общения с папой в нашем доме подниматься перестали, мы вполне гармонично существовали вдвоем.

Несмотря на то что с дочкой забот хватало, я все равно чувствовала в душе какую-то пустоту. Было у меня там одно вакантное место, и я понимала, что занять его может только какое-нибудь домашнее животное. И мы с Сашей отправились выбирать себе кота. Поскольку меня всегда привлекали серьезные звери, а не всякие там "пробники" собачек и кошечек, решила, что кот будет максимально внушительных размеров, и на эту роль лучше всего подходит мейнкун. Приехав в питомник, я сразу поняла, который из котят мой. Он был единственным в своем роде. Все котята, его сородичи, носились, резвились, бегали, кусали друг друга и играли с какими-то перышками и мячиками, в общем, жили полной жизнью, а этот просто сидел поодаль без движения и наблюдал за ними, даже не поворачивая головы, одними глазами. И на морде у него читалось: "Господи, ну что же вы творите-то?! Как можно быть такими несерьезными? Займитесь хоть чем-нибудь полезным". Сам он при этом был таким же котенком, как и остальные, ему не было еще и двух месяцев, но взгляд уже переполняли достоинство и мудрость, как у пожилого кота. В первый момент я подумала: "Может, этот котенок просто неважно себя чувствует и поэтому ни с кем не играет?" Взяла его на руки, поднесла к лицу, чтобы получше рассмотреть, а он томно взглянул на меня, и если бы мог говорить, то сказал бы: "И что дальше? Что ты хочешь тут увидеть? Верни меня на место!" Я поняла: это мой кот. То, что мне нужно. Имя мы ему, недолго думая, выбрали самое что ни на есть оригинальное. Назвали его Кот. Да, вот так вот – Кот с большой буквы. И свое имя он полностью оправдал. Как оказался в детстве совершеннейшим инопланетянином, большим оригиналом даже среди кошек, так им и остается по сей день. Котенком в полном понимании этого слова Кот никогда не был. Даже в какие-то там несерьезные два месяца выглядел вполне сформировавшимся, упитанным крупным котом. И только опытные кошководы – фелинологи – понимали, что перед ними дитя: у него были непомерно огромные уши и лапы. Ну и общая растерянность, сквозившая и во взгляде, и в движениях, потому что привыкнуть к новой квартире животным непросто. А уж если речь идет о доме, в котором полноправный хозяин маленький ребенок, – это и вовсе огромный стресс.

Назад Дальше