У меня был настоящий шок. Почему? Что случилось? Гоша казался мне воплощением здоровья: огромный, сильный, уверенный в себе тридцатипятилетний мужчина. Он всегда улыбался и никогда ни словом не обмолвился о том, что ему плохо. Впрочем, что я знала о нем? Не раздумывая ни секунды, я приехала по указанному адресу. Меня встретила Гошина мама – ее тоже зовут Марина. Пообщавшись с ней, я с удивлением узнала, что воспринимает она меня как свою невестку. Мама моего друга была уверена, что свадьба – вопрос решенный. Родные его думали точно так же. На церемонии прощания меня поставили рядом с родителями. И все это восприняли абсолютно нормально. Народу пришло какое-то невероятное количество, очередь из желающих проститься с Гошей уходила далеко за пределы церкви… И все, проходя мимо, кивали мне, как хорошо знакомому человеку. Причем не как известной певице, а как женщине, близкой их другу. А я… Так вышло, что по-настоящему познакомилась с этим человеком только на его похоронах. Он был военным. Прошел Чечню, на своих руках выносил заложников из осажденного "Норд-оста". У него было столько медалей, что они не помещались на его груди – рядом с гробом положили подушечку, и часть орденов переехала туда. Он был несколько раз серьезно ранен, одна из старых ран и стала причиной смерти. На поминках я сидела за столом вместе с его боевыми товарищами, они рассказывали о его подвигах, а я была поражена – даже не подозревала, что рядом со мной все это время жил настоящий герой. Не такой, знаете, надутый индюк из тех, кто любит рассуждать о ратных подвигах, не вставая с дивана (подобных я встречала в своей жизни часто), а настоящий смелый человек, постоянно смотревший в лицо смерти и умевший принимать важные решения, не разглагольствуя, а действуя. "Как же пуста и никчемна моя жизнь по сравнению с его", – думала я. И с горечью осознавала, что успела уже привыкнуть к его заботе, щедрости и уверенности в том, что мы будем вместе и все у нас будет хорошо. Я впервые столкнулась с настоящим чувством. Что я в жизни знала? Артистическая среда не щедра на нежность. И я, едва узнав, что бывает по-другому, что мужчина, оказывается, может брать на себя ответственность и отвечать за свои поступки, так быстро его потеряла.
С той печальной годовщины прошло четыре года. Я была у его мамы, принесла букет. Его сын Никита спросил у бабушки: "Почему Марина принесла так много цветов?" "Потому что твой папа очень сильно любил Марину", – ответила бабушка. Боль не уходит. И вряд ли когда-нибудь уйдет.
На мое счастье, об этой истории ничего не знали журналисты. Что было очень странно, потому что в то время они тщательнейшим образом следили за каждым моим шагом, но поймать в объектив человека, который чаще других оказывался тогда рядом со мной, никому не удалось. Зато других – случайных знакомых, моих менеджеров, друзей детства, с которыми у меня никогда не было даже намека на романтическую связь, – они ловили постоянно. И чуть ли не каждый день в прессе появлялась очередная волшебная история о том, что я нашла своего принца или выхожу замуж за олигарха. Несколько лет назад, когда я только пришла в "Гала-рекордз" никому не известным артистом, мне хотелось быть востребованной. А потом, как в той сказке, мне захотелось сказать: "Горшочек, не вари!" "Не пишите обо мне больше ничего, пожалуйста", – думала я. Никогда не была согласна с расхожей фразой: "Не важно, что именно о тебе пишут в прессе, лишь бы вообще что-нибудь писали". И никогда бы не согласилась с Миком Джаггером, уверявшим: "Пока мое фото на первой полосе журнала, мне все равно, что там пишут обо мне на пятьдесят восьмой". Мне было не все равно. Я не люблю, когда врут. Но в то время чуть ли не каждый день я узнавала о себе из газет уйму интереснейшей информации, которая не имела ко мне ровным счетом никакого отношения. Помню, однажды в какой-то газете целый разворот был посвящен пяти малоизвестным продюсерам, каждый из которых рассказал про меня свою историю. Сводились они, в общем и целом, к одному: продюсер приглашает певицу Максим в номер отеля и дальше там происходит понятно что. Я читала и не верила своим глазам. С четырьмя из пяти представленных на фотографиях к статье "шикарнейших" мужчин я не то чтобы не ходила ни в какие номера, даже знакома-то не была. Первый раз видела их физиономии. А пятого я знала, именно он нашел мне когда-то первую работу в той самой банке, но отношения у нас всегда оставались чисто деловыми. В себя после этого "чтива" я приходила долго. Тогда еще наивная, категорически отказывалась верить, что такие вот небылицы можно просто выдумывать. Километрами. Сочиняя все, от первого до последнего слова. "Нет, – думала я, – не может быть. Мне надо непременно во всем разобраться". Была уверена, что ребята, гордо именующие себя продюсерами, на самом деле просто перепутали, водили в эти самые номера каких-то девиц, каждая из которых называла себя певицей Максим (девицы, кстати, тоже наверняка не со зла ввели их в заблуждение и так именовали себя. И они что-то путали). В своем стремлении восстановить справедливость я порывалась даже звонить в вышеперечисленные гостиницы, чтобы просить их разыскать базы данных и подтвердить для суда, что меня в указанный период во вверенных им номерах не было и быть не могло. Мне представлялось это так: сейчас найду договоры сдачи номеров, узнаю, кого приглашали в эти номера вместо меня, позвоню этим горе-продюсерам, объясню им, что они просто ошиблись, они признают, что были неправы, опровергнут свои собственные слова на страницах той газеты, и все будут довольны. В общем, развела бурную деятельность. Но потом мне объяснили, что я зря стараюсь. Люди пытаются делать свои жалкие чахлые карьеры, а поскольку человеческим способом (например, с помощью непосредственной работы) продвигаться не умеют, используют вот такую извращенную форму, через чье-нибудь громкое имя. Человек покупает журнал, на обложке которого известная певица, читает статью про нее и заодно узнает, что живет на свете такой продюсер Вася Пупкин. Дело сделано! Понятно, что я была далеко не единственным артистом, который через это прошел. В общем, пришлось махнуть рукой и оставить этих болезных в покое. Но юридический отдел "Гала-рекордз" не считал такое решение правильным. Там работали бесперебойно и не давали спуску бесчисленным клеветникам, аккуратно и скрупулезно судясь с каждым, кто осмеливался наживаться на моем имени. Много было претензий и к различным интернет-компаниям, решившим почему-то, что они имеют право нелегально продавать мои песни без всякого согласования с правообладателем. Вскоре разбирательств стало так много, что я рисковала попасть в книгу рекордов как самая скандальная певица, судящаяся одновременно с самым большим количеством мошенников. И многие воспринимали меня как непримиримую скандалистку, хотя лично я ни с кем дела не имела, не до того было. Только один раз я вышла из себя по-настоящему, но случай оказался и в самом деле вопиющий.
Я всегда дружила и продолжаю тепло общаться со всеми своими фан-клубами. Это замечательные ребята, я очень им благодарна и ценю то, что они у меня есть. Ну и, разумеется, никогда не отказываюсь от общения с фанатами. Однажды в их ряды затесался странный такой тип. Меня немного смутил его детский энтузиазм и непосредственность в сочетании с довольно солидным для фаната возрастом: ему было хорошо за сорок. Но поначалу я не придала этому особого значения. "Ладно, – думаю, – люди разные бывают, не мне судить". Дала ему один автограф, второй, потом последовала просьба сфотографироваться. Я согласилась и сделала с ним несколько совместных снимков в своей обычной манере (обнять, подмигнуть в камеру, высунуть язык, как бы дурачась). Такие фотографии есть практически у всех членов моего фан-клуба, нормальная практика. Но как только снимки оказались в руках этого странного человека, у него что-то перегорело в мозгу. С какого-то перепугу товарищ решил, что он мой продюсер. Почему? Откуда он это взял? Непонятно. Но если бы дядечка эту мысль смог держать при себе, я бы внимания даже не обратила – мало ли на свете ненормальных. Он же решил донести ее до людей. В один прекрасный день я открыла популярный журнал и с изумлением прочитала, что этот горе-продюсер выпускает книгу под названием "Моя Максим". Сначала посмеялась, потом удивилась – ничего себе поворот! С трудом переварив эту новость, я принялась листать журнал дальше и обнаружила там выдержки из глав совершенно дикого, невероятного опуса. Там рассказывалось, как он со мной познакомился, как мы полюбили друг друга, как он жил со мной (как потом выяснилось, парень вообще геем был), как ночами напролет, не смыкая глаз, писал мне песни, с которыми я потом стала известной. "Вот я какой молодец, делаю из простых девочек звезд, одну уже сотворил. Приходите ко мне – из вас тоже сделаю", – призывал "продюсер" читательниц. Вся эта смехотворная ложь была изложена с такими изощренными подробностями, что у меня от возмущения в глазах потемнело. Надо было срочно остановить этого безумца, пока он не наворотил дел. И я собственноручно подала на него в суд – за оскорбление чести и достоинства. Суд я, к удивлению своему, не выиграла. Судьи не увидели в книге ничего, унижающего мое достоинство, так как в ней не было таких слов, как все наши официально признанные "оскорбительными", и дело было закрыто. К счастью, тираж все-таки удалось зарубить, и этот мерзкий опус так и не увидел свет. Но поскольку тот журнал читала не только я и цитаты из псевдокнижонки быстро разошлись по другим средствам массовой информации, репутация певицы Максим пострадала порядочно, парочка журналистов поверили этому идиоту, дядя раздал миллион интервью, рассказывал всем и каждому, как раскручивал меня, а я себя при этом вела, как "звездила". Я читала и думала: "Ну вот ты, "продюсер", ну хоть какие-то сведения обо мне собери, прежде чем врать! Вообще никаких совпадений! Какая же топорная работа!" К журналистам, эти интервью бравшим пачками, тоже вопросы были. Тема скандальная – неужели нельзя хотя бы попросить этого "продюсера" показать договор о сотрудничестве? Не говоря уже о справке из психоневрологического диспансера. Видно же, что у него не было ни того, ни другого. И я до сих пор вздрагиваю, когда думаю, что могла бы и не увидеть ту публикацию. Книга бы вышла, и у меня появилась бы альтернативная биография, ничего общего с моей собственной жизнью не имеющая.
Эта история меня тогда просто потрясла. Я на собственном примере убедилась, что один-единственный ненормальный тип может наворотить таких дел, которые потом много лет нельзя будет уладить. Да, можно изъять тираж книги, можно запретить человеку приближаться ко мне на пушечный выстрел, да хоть в психушку его упечь – моей репутации это не исправит. До сих пор некоторые считают меня скандальным недружелюбным человеком, который чуть что – бежит в суд. А журналисты до сих пор опасаются брать интервью, они совсем не уверены, что певица Максим встретит их радушно и ласково.
Толика правды в этом есть. Я действительно не самый общительный в мире человек и непросто схожусь с незнакомыми людьми.
До сих пор некоторые считают меня скандальным недружелюбным человеком, который чуть что – бежит в суд. А журналисты до сих пор опасаются брать интервью, они совсем не уверены, что певица Максим встретит их радушно и ласково.
И иногда по моему лицу можно прочитать, что я совсем не рада собеседнику.
Но это вовсе не от заносчивости. Просто иногда я слишком глубоко ухожу в собственные мысли. Так глубоко, что не замечаю происходящего вокруг. А людям, идущим в этот момент мне навстречу, кажется, что мой суровый отрешенный взгляд направлен именно на них. И они, может быть, хотели бы со мной заговорить, поприветствовать, но, натыкаясь на этот взгляд, предпочитают обойти певицу Максим десятой дорогой. Я начисто лишена так называемой светскости, которая позволяет другим направо и налево улыбаться, раскланиваться и заводить ни к чему не обязывающие разговоры. Не мое это. А еще, признаюсь вам, невероятно стеснительна. И причина моей необщительности чаще всего кроется как раз в этом. Иду я, например, по коридору Останкино и вижу Леонида Агутина, которого бесконечно уважаю и ценю, считая настоящим высококлассным музыкантом. Я радуюсь ему, мне очень многое хочется сказать Леониду: какие у него классные песни, какой он талантливый музыкант, и тому подобное. Я готовлю пламенную речь, набираю в легкие побольше воздуха, но, поравнявшись с ним, вдруг робею и тихонько шепчу: "Здравствуйте". Вид при этом имея независимый и неприступный – надо же как-то замаскировать смущение. А со стороны кажется, что певица Максим просто не считает нужным снизойти до разговора с маэстро, такая вот она бука.
Хотя иногда, конечно, приходилось переступать через свою стеснительность и налаживать с коллегами общий язык. Однажды предстояло мне ехать на гастроли в город Екатеринбург. Встаю в пять утра, чтобы успеть на самолет, и понимаю: "Что-то не то". Голоса нет совсем. Пишу эсэмэску ребятам из "Гала-рекордз", мол, что делать, спасите. Звони, отвечают, Билану, проси его дать телефон местного екатеринбургского врача – он отличный вокалист, и у него в каждом городе по фониатру имеется. И телефон кидают. Мне ничего не оставалось делать, как полшестого утра набрать номер Билана, с которым я до этого даже шапочно знакома не была. "Доброе утро, – говорю я хриплым басом, – это певица Максим". "Хорош заливать-то, – хмыкает мрачный спросонья Дима. В принципе, его можно понять – меня с таким голосом мама родная не узнала бы. Я говорю: "Клянусь тебе, это я, просто голос пропал. Спаси меня!" Дима поднял на уши всех своих знакомых, за пять минут нашел мне ранним утром в чужом городе отличного врача, пожелал удачи и сказал: "В следующий раз, если что, не стесняйся, звони. Сам не раз бывал в таких ситуациях, знаю, каково это". В общем, голос мне тогда вернули. Спасибо Диме и сообразительным ребятам из моей любимой "Гала-рекордз".
К тому времени контракт с "Галой" у меня заканчивался, и, хотя я прекрасно понимала, как много они для меня сделали, пришло четкое осознание – продлевать контракт не буду. Пора учиться жить самостоятельно. Да и времена сильно изменились. Той команды, с который мы начинали дело, с которой дневали и ночевали в офисе, придумывали план по завоеванию мира, уже не осталось. Вместо старых боевых друзей пришли новые люди – тоже хорошие, но они уже не готовы были по три часа сторожить чужие двери и с пеной у рта доказывать всем и каждому, что Максим – самая лучшая певица. Они уже не так сильно болели за общее дело, и это объяснимо: бренд Максим не был их собственным детищем. А в нашем деле так: если ты не фанат того, что делаешь, у тебя ничего не выйдет. Да и мне хотелось двигаться куда-то в другую сторону. В какую – я тогда еще не придумала.
Саша росла и радовала меня все больше. Она стала постоянным источником вдохновения и позитивных эмоций. И размышлений – о себе, о жизни, о том, что такое быть хорошей матерью, и о том, как надо и как не надо воспитывать детей. Когда она родилась, я была полна энтузиазма, начиталась книжек по воспитанию младенцев (благо, мама у меня педагог и у нее полно всяческих пособий, рассказывающих о том, как вырастить правильного ребенка). Сейчас я уже понимаю, что все это бесполезно. Все мы, мамы, хотим, чтобы наш ребенок получился по образу и подобию нашему, а мы могли бы управлять им по своему желанию. Разумеется, из лучших побуждений, чтобы сделать его мир лучше, уберечь от ошибок. Но как бы мы ни старались переделать его на свой лад и подогнать под свои стандарты, это невозможно. Ребенок уже рождается личностью. И эта личность абсолютно новая, другая, не похожая на нас, со своим взглядом на жизнь. И надо просто за ней наблюдать, где-то подстраиваться под ее интересы, где-то корректировать их, что-то пытаться регулировать. Но вмешиваться и переделывать бесполезно.
Ребенок уже рождается личностью. И эта личность абсолютно новая, другая, не похожая на нас, со своим взглядом на жизнь.