4
В Стерлитамак отряд Калмыкова вступил 3 июля. Весь день Михаил Васильевич пытался связаться с Уфой. Телеграф молчал. Застучал только глубокой ночью. В переговоры с Калмыковым вступили неизвестные ему Харченко и Махин. Представились членами ревкома. Они категорически потребовали идти в Уфу, причем левым берегом Белой. Это насторожило Калмыкова. Не ловушка ли? Он знал, что белочехи уже захватили Чишму, Алкино, Юматово. Выйдя к Уфе с западной стороны, отряд мог попасть под удары более сильного противника.
Михаил Васильевич посовещался с помощниками. Венедикт Ковшов, М. И. Озимин и П. С. Опарин поддержали его решение идти к Уфе по правому берегу с заходом в Богоявленский завод и окрестные поселки, где имелась возможность пополнить свои ряды новыми боевиками. Вечером 5 июля богоявленцы встречали бойцов Сводного Уфимского отряда.
На новые телеграфные запросы никаких ответов из Уфы не последовало. Калмыков решил выслать разведку. Той же ночью начальник штаба Венедикт Ковшов в сопровождении пулеметчика Шарова выехал в северном направлении.
Вернулись разведчики неожиданно скоро. Доехать смогли только до деревни Чесновка, где и узнали мрачную новость. Уфа пала в ночь с 4 на 5 июля. Части гарнизона и советские учреждения эвакуировались по Белой в район Камы. Не обошлось без измены. Эсер Харченко еще до сдачи города перебежал к белочехам. Следом за ним предложил свои услуги неприятелю и бывший полковник царской армии Махин.
- Правильно, что не послушались этих сволочей, - процедил Калмыков.
- Теперь ясно, почему они затягивали отправку к нам барж с боеприпасами и обмундированием, - проговорил комиссар Василий Зудов.
- Да, без всего этого нам совсем была бы труба, - признал Калмыков.
О благополучном прибытии барж в Табынское Михаилу Васильевичу уже сообщили. Успешно прошла и перевалка столь ценного груза на гужевой транспорт. Поселковый арсенал получил два горных орудия с 96 снарядами, 43 пулемета системы "Люис", 850 снарядов для трехдюймовых пушек и 200 тысяч патронов, а на складские полки легло три тысячи комплектов обмундирования.
Узнав о падении Уфы, командиры Симского и Аша-Балашовского отрядов Фролов и Борщев стали настаивать на немедленном уходе из поселка.
- Нельзя, товарищи, нельзя нам в эти дни распылять силы. Как никогда, должны быть сжаты в крепкий кулак, - убеждал Калмыков. - Действуя сообща, будем сильнее в обороне, а понадобится и на прорыв пойдем гораздо уверенней.
Фролов и Борщев упрямились, вели шумные споры.
- Идите, - отмахнулся в конце концов Калмыков, - но попомните мое слово: не удастся вам пройти через чешские кордоны, а тем более в одиночку отстоять свои заводы.
Симцы и ашинцы ушли из Богоявленска, ушли и бесславно погибли. Оба отряда наткнулись на крупные группы противника. Боя с ними не выдержали, бойцы были пленены и обезоружены, а командиры - расстреляны.
Узнав об этом, Калмыков решил объединить своих боевиков с рабочими и крестьянско-бедняцкими отрядами, которые действовали вблизи Богоявленска. На общем собрании установил личные контакты с Владимиром Данбергом, Лаврентием Барышевым, Матвеем Лантухом и Григорием Слободиным, которые представляли боевые дружины Архангельского завода, Зилима, Ахметкино и Красного Яра.
Бойцы их были людьми обстрелянными. Боевое крещение получили еще в борьбе с кулацкими повстанцами, поднявшими в июне мятежи чуть ли не во всех окрестных поселках и деревнях. Особенно радовала своей крепостью, внушительностью боевая рабочая дружина Архангельского завода во главе с Владимиром Данбергом.
Весомым оказался и доклад командира красных зилимцев Лаврентия Барышева:
- В отряде 650 человек. Состав интернациональный: русские, латыши, башкиры, татары. Вместе с красноярцами Григория Слободина держим под своим контролем все переправы через Белую в районе наших сел.
Посветлел Михаил Васильевич. Горечь недавних дней уходила напрочь, сменялась уверенностью, что силы есть немалые и, если хорошо организоваться, можно выстоять, а затем подумать и о большем.
- Да-да. Многое, конечно, не ясно, - проговорил Калмыков, подходя к карте: - Линии фронта наших войск не известны. Центр молчит. Не дает знать о себе и Уфимский ревком. Но у нас картина-то в целом вырисовывается неплохая. Судите сами. Берег вниз по Белой и весь район Усолки контролируют богоявленцы. Выше - зилимцы, ахметкинцы, красноярцы. На Симе архангельцы поставили заслон. Переправы у Табынска, Ахметкино и Михайловки тоже в наших руках. Это настоящий фронт! Верст сто, не меньше. Удержать его в силах?
- Пока держим, - пробасил Матвей Лантух.
- И будем держать, - рубанул рукой Калмыков. - А территория в наших руках какая?
- Республика целая, - подали новую реплику.
- А что? И верно - республика, пусть малая, но наша, с нашей Советской властью, - подхватил Калмыков. - И название ей подходящее есть. Красной Усольской смело звать можем…
Все согласились, что до полного выяснения обстановки и установления связи с уфимским ревкомом необходимо оставаться на местах, ведя решительную борьбу с белогвардейцами партизанскими методами.
Рождение Красной Усольской республики и ее вооруженных сил стало свершившимся фактом.
Вскоре в Богоявленск проникли сведения о том, что и в рабочем Белорецке устояла Советская власть, что туда из Верхнеуральска и Троицка пробились красноказачьи отряды Ивана Каширина и Николая Томина. Следом докатилась молва и о движении к Белорецку из-под Оренбурга отрядов Блюхера и Николая Каширина.
- Держит Василий Константинович свое слово. Не покинул Урал, идет по нему. Надо срочно налаживать связь, - принял решение Калмыков.
Провести эту нелегкую разведку было поручено пятнадцати боевикам. Старшим назначили Федора Калмыкова. Особое задание имел и Василий Зудов. Под подкладкой его пиджака было зашито написанное на холсте письмо с просьбой о выдаче для боевых нужд Красной Усолки 250 тысяч рублей.
Только проводили связных к Блюхеру, как дали знать о себе и члены Уфимского ревкома. Пробились оттуда Федор Ландграф, Иван Кременчуг и Константин Жеребов, не побоялись дважды пересечь линию фронта. И сделали это для того, чтобы сказать товарищам по борьбе: на берегах Камы и Волги держится красный фронт, а главное - живы Советы в Москве и Питере, жива и наращивает день ото дня силы для отпора врагам Рабоче-Крестьянская Красная Армия!
Немало добрых вестей привезли и Федор Калмыков с Василием Зудовым. Наперебой рассказывали о партизанской столице - Белорецке, о слиянии всех собравшихся в ней советских отрядов и полков в единую армию.
- А кто командует ею? - нетерпеливо спросил Михаил Васильевич.
- Главкомом избран Николай Каширин, его заместителем - Василий Блюхер и Иван Каширин. Наступление повели на Верхнеуральск. В случае удачи и нам дадут сигнал двигаться следом.
- Ну?! Молодцы! А деньгами разжились?
- Без казначея тут не обойтись, - ответил Зудов, кладя на стол тугую кожаную суму.
…Белочехи принялись прощупывать крепость фронта Красной Усольской на всем протяжении от Зигана до Сима. На юге неожиданным ударом выбили богоявленцев из Петровского, на севере повели наступление на Охлебенино, начали стягивать роту за ротой в центр - район Русского Саскуля.
"Заманчиво им здесь скакнуть за Белую. Скакнут - короче пути до Богоявленска не будет, - рассуждал Михаил Васильевич, оценивая возможные изменения обстановки. - Допусти только, затрещит фронт и пиши пропало. Нет, такое позволить нельзя. Но выход? Один только: упредить, да так, чтобы и духа белочехов в Саскуле не стало".
И бойцы Калмыкова, ведомые самим главкомом первыми пошли на переправу через Белую. Провели ее скрытно и внезапно появились на северной окраине Русского Саскуля. Белочехи, не оказав серьезного сопротивления, бежали в сторону Стерлитамака. Преследовать их не входило в планы Калмыкова - угроза вторжения на красноусольский берег была отведена. Осталось погрузить на подводы трофейное оружие и патроны, прихватить с собой богатый обоз с овсом, пшеницей, печеным хлебом и двигаться обратно, на главную базу.
По прибытии в Богоявленск Калмыков намеревался сделать обстоятельный разбор, сказать бойцам свое спасибо, доложить об их удали народу, но речей вести не пришлось. Венедикт Ковшов обрадовал хорошей новостью. Вчера он разговаривал с работником Главного штаба краснопартизанской армии Михаилом Голубых. Тот от имени Блюхера сообщил, что все их части находятся в Белорецке, вырабатывается новый план действий, для принятия которого командованию нужно знать, существует ли реальная возможность прорыва из окружения через их заводские районы.
- Сменить решили курс. Это хорошо, - довольно проговорил Калмыков, входя в аппаратную. - Что ж, можем доложить: путь через наши заводы - самый верный. Заверим и в том, что готовы помочь боеприпасами, снаряжением, что соединимся с ними и вместе пойдем навстречу с Красной Армией, туда, где она бьется сейчас.
Белорецк на проводе. Телеграфист включился в работу. Застучал аппарат и, казалось, из множества слов он уловил пока только одно - то и знай твердит: "Ждем. Ждем. Ждем…"
5
Командиры собирались на совет не дружно. Пошел девятый час, а верхнеуральцев во главе с Иваном Кашириным все еще не было. Блюхер нервничал. Сердили опоздания, сердила и перепалка, которую вели в соседней комнате. Перекрывал всех Гарбуз.
- Слушайте меня, товарищи, брать надо, во что бы то ни стало брать Стерлитамак, - гремел он. - Верно я говорю. А не поддержите, один поведу своих бойцов. Мы, стерлитамакцы, не забоимся, мы не пойдем дальше, не побывав в родном городе.
Блюхер чувствовал, что число сторонников рейда по левому берегу Белой растет. Не сразу, видать, и нынче удастся повести за собой командиров на совете.
Наконец прибыли верхнеуральцы. Весь в пыли лихо проскочил к Блюхеру Иван Каширин.
- Изо всех сил спешили, товарищ главком, - отрапортовал бойко. - Скачка была что надо!
Отлегло на сердце у Блюхера.
- Скачка, - пробурчал, - все мозги, поди, порастрясли, скакавши. А нам дела решать.
- Решим, Василий Константинович, не сомневайтесь.
Выйдя к командирам, Блюхер с удовольствием отметил, что к нему вернулась привычная собранность, что хватит и выдержки. Начал просто и строго:
- Мы вновь на распутье. Две дороги перед нами, два варианта действий. О первом долго говорить не буду. Товарищ Гарбуз тут за него агитировал достаточно. Может, он и прав кое в чем, но поддержать его не могу.
Раскрыв опасности стерлитамакского варианта, главком лаконично обосновал выгодность движения отрядов на север, в сторону Богоявленского завода. При голосовании лишь Гарбуз воздержался, сказав упавшим голосом:
- Стерлитамак, выходит, тю-тю! Что бойцам-то скажу? Заволнуются.
- Правду скажи, товарищ Гарбуз, - сводя брови, ответил Блюхер. - Ради общей большой цели идем на север. Знаю, трудно будет твоим понять это, а надо.
Поздно вечером в Макарово неожиданно прибыл председатель Красной Усольской республики Михаил Васильевич Калмыков.
Партизаны указали ему избу, где разместился Главный штаб. Блюхер встретил на крыльце:
- Вот и свиделись, дружище!
Обнялись, расцеловались по-братски.
- Мне бы главкома увидеть, - приступил к делу Калмыков.
- Он перед тобой.
- А где Николай Дмитриевич?
- Его еще под Извозом тяжело ранили. В Белорецке мне всем войском командовать доверили. Говори, что в первую очередь нужно.
- Надо немедля и прочно закрепить за собой Петровское, - ответил Калмыков. - Вчера в нем были чехи. Поутру мы их выбили, но там у меня всего две роты и сотня конных.
- A y противника?
- На подходе 700 штыков, четыре казачьи сотни.
Главком тотчас вызвал Ивана Павлищева и приказал готовить 1-й Уральский полк к выступлению на Петровское.
После ухода Павлищева Блюхер спросил:
- Ну и чем вы богаты?
- На полки счет пока не вели, - смутился Калмыков. - Но если сформироваться по-настоящему, сумеем выставить не менее двух. Есть и три конных сотни, два горных орудия, пулеметы, конечно.
- А о припасах умалчиваешь?
- Приказал уже все тайники очистить.
- Поделитесь, верно? - оживился Блюхер.
- Не поскупимся, - сделал щедрый жест Калмыков. - Трехдюймовые снаряды все до единого вашими будут.
- Понятно, для ваших горняшек они ни к чему. А патроны?
- Выделим.
- Сколько?
- Тысяч сто дадим.
- Сто! Не ожидал, спасибо. Это здорово выручит, а то ведь у нас дело дошло до того, что бойцы берут патроны в долг друг у друга.
Прощались весело, с шутками.
- Готовь столы, Васильич, вот-вот пожалуем.
С рассветом авангардные части начали подготовку к броску на север вдоль Белой. За два дневных перехода они должны были выйти в район Богоявленского завода. Решив провести этот маневр с максимальной скрытностью, главком поставил отряду Павлищева особую задачу.
Уральцы первыми выступили на Макарово, но не свернули вправо, а направились дальше, на запад тем же Стерлитамакским трактом. Этим создавалась видимость, что и вся армия пойдет, нацелившись на Стерлитамак.
Позднее такую же задачу получили и казаки-верхнеуральцы во главе с Иваном Кашириным. В атаках Каширин всегда был первым. Не утерпел и теперь, сразу вырвался вперед. Перед лавой красных конников враг не устоял. Преследуя бегущих, каширинцы подлетели к мосту через Белую. И прошлись на рысях по окраинным улицам Стерлитамака. Велик был соблазн объявить и во всем городе себя хозяевами положения.
Прежде, быть может, и сосвоевольничал бы Каширин. Сейчас - не то. Переборол себя и сделал точно то, что приказывал главком - посеял панику в рядах вражеского гарнизона и отскочил обратно, к Петровскому. Но хватило и этого. Белогвардейцы посчитали налет красной конницы за начало общего наступления партизан на Стерлитамак и все внимание обратили именно на этот район.
Убедившись, что враг окончательно растерял свою атакующую спесь и живет заботами лишь об удержании Стерлитамака, Блюхер распорядился, чтобы к Павлищеву и Ивану Каширину подкрепления больше не спешили. Полк за полком, обоз за обозом еще до Петровского сворачивали с тракта круто вправо, на Богоявленский проселок. Это позволило главным партизанским силам почти на целую неделю оторваться от противника, выйти из-под его ударов.
13 августа защитники столицы Красной Усольской, их матери, жены, дети принимали в своем заводском поселке партизан армии Блюхера. Над зданием ревкома билось на ветру алое полотнище. Кумачевые стяги пылали на домах, пламенели над головами рабочих. Командиры и бойцы отвечали на приветствия крепкими объятиями, благодарили женщин за хлеб-соль. Казалось, настал уже долгожданный день встречи с родными красными войсками, со всей непокоренной Республикой Советов.
Днем 14 августа Блюхер созвал Военный совет, на который были приглашены и командиры отрядов Богоявленско-Архангельского района. Калмыков сразу же заявил о готовности всех боевиков влиться в ряды Сводного Уральского отряда и идти с ним на соединение с Красной Армией. Совет, однако, от окончательного решения воздержался, счел необходимым послушать, что скажут по этому поводу сами боевики и члены их семей.
При обсуждении маршрута дальнейшего движения Калмыков высказался так:
- Сил теперь много. Бойцы обстреляны. Надо ударить на Уфу!
Иван Каширин поддержал его:
- Правильно! Я пойду с конницей в авангарде. Зададим белякам перцу. Будем в Уфе!
Эти выступления не были бравадой. Гарнизон Уфы в то время состоял из наспех сколоченных частей, которые вобрали в себя насильно мобилизованных крестьян губернии, и своею численностью особо не пугал. Успех в проведении Уфимской операции был возможен, но Блюхер мыслил трезво.
- Хорошо, - сказал, - допустим, возьмем Уфу. А удержим ее одни? Нет. Значит, только силы, время потеряем и к своим не теми уже войдем. Нет, товарищи, не можем, не должны прельщаться захватом Уфы. И в военно-тактическом, и в политическом отношении для нас наиболее выгоден путь движения к станции Иглино и далее на север.
Совет принял аргументацию главкома.
Вечером, когда солнце, повиснув за Белой, шло на покой, застучала бита по древней чугунной доске. Ревком созывал общий сход. Со всех концов поселка потянулись люди к поселковому саду. Меж картузов пожилых рабочих и кудлатых голов парней мелькали веселые девичьи полушалки, степенно плыли бабьи платки.
В назначенный срок на крыльцо особняка директорского дома, где размещался ревком, вышли Блюхер, Калмыков, Каширин, Томин. Разговоры смолкли. Калмыков кликнул молодым:
- А ну, други мои, кати вон ту бочку… Так переворачивай. Трибуна ладная. С нее далеко слышно будет. А к этим двум фонарям факелов не мешало б добавить. Тащи и их ребята.
Наведя порядок, Михаил Васильевич обратился к народу:
- Решать будем, боевики, оставаться нам или уходить с отрядами Блюхера.
- Сам-то как считаешь? - выкрикнули из темноты.
- Кто в силах держать оружие, должен идти. Объединимся - победим, нет - пропадем ни за грош.
- А куда идти-то?
- Об этом вам скажет товарищ Блюхер. Слово ему.
Блюхер говорил взволнованно, но внятно, чеканя каждое слово. Обрисовал обстановку, сложившуюся на Урале и в Республике, разъяснил, во имя чего решили его отряды продолжать борьбу против белогвардейцев в одних рядах с Красной Армией.
- Только где и когда именно встретимся с нашими, - признался Блюхер, - указать пока не могу. Но мы пробьемся, чего бы это ни стоило. Пробьемся, потому что нам дороги интересы рабочих и крестьян всей России, дорога Советская власть. Верю, и вы, друзья, не уйдете от борьбы в эти суровые дни. Вы были героями и будете ими до конца!
Выступил с горячей речью молодой боевик Костя Калашников. За немедленное присоединение к отрядам Блюхера высказались и другие ораторы.
- А теперь полчаса на обговоры, - объявил Калмыков. - Уходить будем без семей. Не спасаться пойдем - воевать! Я вот тоже оставляю в поселке мать, жену и двух сестер с ребятишками. Лихо им, знаю, придется, но иначе нельзя. Так что идите, товарищи, решайте, советуйтесь.
Помявшись, люди начали расходиться. Михаил Васильевич спрыгнул с бочки-трибуны и присел рядом с Блюхером на ступень крыльца. Было не до разговоров. Молчали, дымили самосадом. Не по одной цигарке выкурили.
А для тех, что вели в глубине сада торопливые речи, эти полчаса показались мигом. Снова вспыхнули факелы и опять выросла на трибуне могучая фигура председателя:
- Будем или нет обсуждать дальше?
- Хватит. Что время тянуть!
- Верно. Все пойдем за Советы!
- Тогда голосую. Дай света поболе, факельщики!