Все, конечно, перепились – в первую очередь публика. Вероятно, это и дало повод говорить о концерте ленинградских панков как о чем-то "сногсшибательном", "крутом", "современном" и "авангардном".
Никто толком ничего не сыграл, Свин спел "Атамана", "Наркомов" и еще несколько песен, включая культовое произведение Андрея Макаревича про "Капитана корабля". Цой не спел ничего, все остальные – тоже, разве что бренчали на почти неслышимых гитарах, подключенных к магнитофонам и проигрывателю виниловых пластинок – другой аппаратуры в квартире Рошаля не было.
Публики сидело по стенам человек двадцать, но каждый из них, казалось, стоил доброй сотни "рядовых зрителей" – такие все важные были у Рошаля гости, такие значимые и явно способные перевернуть весь мир – не говоря уже об отдельно взятой Москве.
Эта тотальная пьянка была так строго засекречена, что секретность эта запомнилась музыкантам больше, чем сам концерт. Перед тем как войти в квартиру таинственного художника, гости называли какие-то пароли, перед концертом о нем нельзя было даже говорить по телефону, а Троицкий, который встретил всю группу на конспиративной квартире у других подпольных художников, вез ленинградских музыкантов на трех троллейбусах каким-то явно кружным путем.
Уже тогда стало понятно, что публике, собственно, музыка не так интересна, как "перфоманс" (см. К. Кинчев – "У нас танец – главное").
В России все так до сих пор и продолжается.
Россия – страна не только неритмичная, но и немузыкальная. Пусть сейчас заорут и изорвут на части эту книжку ревнители "культуры", начав вспоминать про филармонии и Большие театры, про музыкальные школы и все остальные оперетты. Ну немузыкальная страна, хоть сто филармоний в ней дополнительно построй.
Спорить тут не о чем, сядьте за праздничный стол в глубинке России и в глубинке Америки. И там, и там люди в какой-то момент начнут петь. "Вразножопицу" в глубинке России и чисто на три голоса в глубинке не буду говорить чего, чтобы не прослыть русофобом и не вызвать очередную волну гнева.
Я не русофоб. Ну, немузыкальная страна, что ж тут поделать? Ничего страшного. Есть страны куда менее музыкальные, чем Россия. А про филармонии и оперетты я даже слушать ничего не хочу. Среди моих знакомых очень много профессиональных музыкантов, "классиков", "академиков", ну и "рок-музыкантов", конечно. Хотя среди русских "рок-музыкантов" музыкантов очень мало, и большинство из них работают в поп-музыке – ну, хотя бы как сессионщики. А тех, кто делает свою музыку качественно, по-настоящему, можно пересчитать по пальцам на одной руке, и все они нам известны. Чтобы не очень много повторяться в каждой из трех частей этой книги, я назову того же перфекциониста Костю Кинчева – хотя мне его музыка нравится далеко не вся, но она вся – настоящая, и вся она – музыка. Осмысленная и точная. И – как ни странно это звучит – музыкальная.
Музыканты в России – это каста. Это не народ. Это отдельное сообщество, которое говорит внутри себя на своем "птичьем" – для всего остального народа – языке.
А это неправильно. Народ должен изучать сольфеджио. Это мое глубокое убеждение.
Публика "с ушами", то есть с настоящим музыкальным слухом, становится требовательнее. И в стране с такой публикой никогда не станут собирать стадионы певцы и певицы, которые по уровню своему находятся как максимум в ресторане "Одесса" на Брайтон-Бич. Иначе в стране никогда не появятся группы, по уровню равные Radiohead или RHCP.
Обидно. В смысле обидно вообще и обидно за хороших артистов, которые сидят на ток-шоу или выступают на фестивалях вместе с какой-то махровой самодеятельностью – и числятся "в одной обойме". А публика искренне так и считает, поскольку на слух фальшь даже в четверть тона не ловит.
Да и бог с ней, что не ловит, и Ник Кейв тоже поет очень по-разному, но она не "не ловит", а не чувствует. Вот в чем проблема. Можно и фальшиво запеть, но правильно. И вот это "правильно" у нас летит совершенно мимо.
В свое время все были почему-то уверены, что так называемая "уральская школа" (хотя никакой такой специальной "уральской школы" рок-музыки не было), называя условно "УШ", выдала обойму коллективов, блистательно и высокотехнично играющих "настоящий рок". Эти коллективы были все такие, вроде "Наутилуса Помпилиуса". С унылой тягучей музыкой, малопонятными песнями и какими-то дикими аккордовыми последовательностями. Ничего от рока, главный критерий которого – бьет он, извините, по яйцам или не бьет, если не бьет, значит, до свидания, – там я не слышал ни разу.
Даже тогда, в Москве, когда Илья Смирнов привел нас с Цоем в Институт физкультуры, где на какой-то студенческой вечеринке играла сибирская группа "Трек".
Говорили, что это очень хорошая и очень популярная группа.
После этого концерта я группу "Трек" ни разу нигде не видел и не слышал, а музыка ее показалась нам обоим очень заунывной, немелодичной, тяжеловесной и как-то… Никому не нужной.
Есть такая музыка, слушая которую вот так и чувствуешь – ну ненужная никому музыка. И непонятно почему.
Они очень старались петь и играть "правильно". Как и любая группа "уральской школы". Но это было так все вымученно, так неинтересно.
Или композиторов у них не было хороших, певцов интересных не было? И нет… Не знаю. Только это тоска смертная. Опять же, это мое мнение. Но Цой тогда, на концерте "Трека", тоже морщился и тянул всех пойти пить пиво.
Но некоторые такую музыку любят и другого "рока" не признают.
Технично.
Хотя, на мой опять-таки взгляд, Sex Pistols на несколько порядков интересней, чем вся "уральская школа", вместе взятая. Исключая, конечно, "Чайф". Их рок – это рок совершенно не западный, то есть не традиционный.
Это я понял, поездив по Уралу. Там все так грандиозно и протяжно, что слушать "Чайф" – наиболее естественное занятие. Но при этом "Трек" совершенно не катит. В чем дело, не пойму. Это талант Шахрина, наверное. Композиторский, музыкантский талант.
Он не написал ни одной песни, которая была бы с музыкальной точки зрения стопроцентно оригинальной. Но все его песни, даже самые простецкие, – это полноценные, яркие произведения, которые можно, не стесняясь, назвать песнями.
У него есть умение создать песню, которая органична, самодостаточна. Ничего в нее не вставить и ничего из нее не выкинуть. И аранжировку другую даже делать дико. Какая есть, такая и есть.
В этом смысле он – брат-близнец Кинчева. Их, этих парней, просто прет – они почувствовали, нашли то состояние, в котором рождаются песни. Не вялые, бессмысленные и неинтересные звуковые фактуры, а законченные песни.
Я пишу эти хвалебные строки, притом что не слушаю ни "Алису", ни "Чайф". Просто стараюсь быть объективным – насколько это вообще возможно.
Через несколько лет после наших концертов с "АУ" Цой именно такие песни и стал писать. Точнее, не стал. Научился. Он все время учился. Очень много слушал и брал отовсюду то, что ему было интересно.
Слушатели не слышат. Это большая засада. Поэтому в ближайшем будущем у нас не будет в панк-роке, скажем, своих The Boomtown Rats. "Олдскульные" парни, играющие "волосатый рок", никогда не продадут свои пластинки на мировом рынке, а что до современного звука – разве что Витька Сологуб сделает что-то интересное и свежее, других "свежих" артистов я не знаю. Разумеется, нет правил без исключений. И об исключениях я и пишу эту маленькую трилогию.
Второй московский концерт "АУ" случился на следующий день в каком-то подростковом клубе – сейчас молодым людям нужно долго объяснять, что такое советский подростковый клуб, ибо в современное понятие "молодежного клуба" он не укладывается совсем.
Это совершенно другая структура.
Здесь не быо ни танцев, ни концертов, ни бара, ни буфета, ни чиллаута, ничего здесь (там то есть, в советских подростковых клубах) такого "клубного" не было.
Обычно это был либо подвал, либо часть стандартного гастронома (вход сзади) – несколько комнат, в которых работали кружки (от вышивания до фотолюбителей), и небольшой зал, в котором обычно стояла пара теннисных столов.
Столы всегда были оккупированы местными гопниками. В зале же иногда репетировал какой-нибудь местный ансамбль, по большим праздникам играющий в этом зале какие-нибудь патриотические песни ("День Победы" Тухманова, к примеру), после чего еще часик наяривал что-нибудь из репертуара "Самоцветов" или "Веселых Ребят", а местные гопники и самые отважные из простых ребят, гопников не боящиеся, в этом зале бродили, курили папиросы и иногда пытались танцевать ("быстрые танцы"). Девушек на этих мероприятиях бывало мало – они боялись. А те, что не боялись и бывали, – лучше бы и не бывали.
Вот в таком странном помещении мы и играли. На приступочке, который условно можно было назвать сценой – сантиметров на тридцать площадочка возвышалась над полом, – стояла барабанная установка, собранная с бору по сосенке. С нормальной барабанной установкой она имела мало общего, это был какой-то совершенно левый барабан, стоящий на табуретке, выполняющий функцию "малого", гнутый и ломаный хэт, треснувшая тарелка – все совершенно не звучащее, "том" с пробитым пластиком и бочка, словно сделанная какими-то средневековыми ремесленниками. Ну и, конечно, усилители "Электрон" с двумя бытовыми слабосильными колонками и "УМ-50" ("Усилитель Мощности"), прибор, который в ту пору имел любой мало-мальски уважающий себя самодеятельный вокально-инструментальный ансамбль, – тяжеленный железный квадратный контейнер с парой ламп, собственно, и усиливающих сигнал от гитары. Обычно "УМ" подключался к здоровенной самодельной колонке с корпусом из ДСП и парой хрипящих динамиков внутри. Динамики покупались у провинциальных киномехаников, скручивающих их из своих полупустых кинозалов.
Вот через это все и звучали первые панки России.
И звучали как-то на удивление слаженно – фальши и халявы вчерашнего, первого концерта не было.
Свин спел несколько песен – тех же, что и день назад, но сейчас – на трезвую голову и до конца (на "квартирнике" Рошаля он забывал половину текстов). За барабанами сидел Олег Валинский и играл ровно, мощно и чисто. Олег больше всего на свете любил Led Zeppelin, а к панку относился с отеческой иронией – хотя и был помладше остальных. Но играл он хорошо и главное ему было – играть. В те годы играть для публики вообще было роскошью, поэтому поклонник тяжелого рока выступал барабанщиком панк-группы с необыкновенным восторгом. Главное было – сидеть за барабанами, а с кем именно играть – уже не важно.
Цой стоял в углу со своей бас-гитарой и в паузе неожиданно взял электрическую шестиструнку и начал петь – две песни в его исполнении никакого фурора не произвели, поскольку обе они были совершенно никудышные, сейчас их уже никто не помнит. Однако товарищи по сцене слушали Цоя внимательно – никто не ожидал, что молчаливый Цой, просыпающийся только на "пикниках" Юфы, вдруг запоет на публике свои собственные песни.
Песни Витьки сильно уступали тем, что писал тогда Свин. У Панова вещи были стилево выдержаны, совершенно закончены, самодостаточны – идеальные для того времени панк-песни в духе Sex Pistols и первых двух альбомов Public Image Limited. Конечно, это были вещи, что называется, на любителя.
Песни, сочиненные на тот момент Витькой, были просто плохими – скучными и претенциозными, совершенно стандартными. "Вася любит диско", "Идиот" – даже странно было, что автор играл в одной группе с Максом Пашковым, который мыслил куда как интереснее.
Панк-рок не всколыхнул, не встряхнул СССР так, как перевернул то, что мы условно называем "Западом". У нас не было панк-революции. Революция была там, где существовал рок в виде мейнстрима, где его слушали, то есть потребляли тотально, где он был фоном, на котором люди росли и развивались.
Фон этот, казавшийся первые годы ярким и интересным, новым и открывающим какие-то пути к новым формам развития, самосовершенствования, постепенно обуржуазился, стал тусклым, не несущим уже каждодневных открытий и новых эмоций, не дающим положительного стресса, стимула к движению, он превратился в откровенно коммерческое предприятие, в которое было втянуто огромное количество любителей рок-музыки.
И вот миллионы слушателей, искренне поверивших едва ли не в мессианство любимых артистов, увидели себя обыкновенными дойными коровами. Вместо чистого искусства и просветления им предлагались билеты на концерты по умеренным ценам, а концерты были, в общем, все одинаковые, собственно, это был один хорошо отлаженный механизм по выкачиванию бабла у населения.
Люди были недовольны. Многие поняли, что рок-музыка превратилась в то, что Джонни Роттен чуть позже назовет "Великое рок-н-ролльное надувательство" и даже выпустит одноименную пластинку.
Панк-рок был вещью совершенно революционной, он поставил жирную точку в истории умирающего уже "рока первого поколения", и все интересное, что случилось после выхода первого альбома Seх Pistols, было уже совершенно другой музыкой.
Вся современная музыка выросла из панка – это не значит, что старые "классические" группы перестали играть.
Напротив, тиражи их пластинок остались прежними, а кое у кого еще и подросли, но это уже был нафталин – был и есть.
"Старая рок-музыка" окончательно стала коммерческой вещью – собственно, ей она была и с самого начала – от Элвиса и Beatles до всяческих "АОР"-групп – но она была исполнена новизны, поиска, беспредельного веселья и того, что называется "оттягом", она была музыкой улиц, по-настоящему народным искусством.
Теперь она превратилась в совершенно академический жанр, развивающийся по академическим же законам. Разница между привычной академической музыкой и старым роком была в том, что рок был очень сильно коммерчески востребован. То есть он был музыкой популярной и не требовал государственных дотаций для своего существования. Он был самоокупаем и прибылен. Но при этом уже перестал быть "роком" в философском понимании и стал нормальной такой, хорошей, качественной и иногда даже задиристой попсой.
И Yes, и Pink Floyd, и AC/DC, и всяческие Deep Purple – Uriah Heep стали обычными поп-музыкантами, поп-группами, утратившими внутренний стержень раздолбайства, без которого рок тут же уходит с улиц на стадионы (давай больше бабла!) и дорогие концертные залы.
Если в конце 60-х концерт Cream в Альберт-холле был реальным вызовом старшему поколению, был помимо концерта еще и смелой акцией ("Катись, Бетховен!"), то в конце 70-х рок уже стал нормальным филармоническим искусством, причем провинциально-филармоническим, а никак не столичным.
То, что называется "культура для бедных". Под "бедными" здесь не имеется в виду уровень материального достатка. Имеется в виду бедность духовная, достаточно низкий уровень образования и культуры.
Однако в роке – все, как у больших. И симфонические оркестры, и певцы, тянущие длинные высокие ноты, и виртуозное владение инструментами. Подмена, фэйк, подделка. Вместо Бетховена и Моцарта – ELO и Genesis. "Ах, какая сложная музыка…"
Ничего там нет сложного. Это псевдосложность, адаптированная для легкого восприятия. При этом "сложность" стала критерием качества.
На этой волне нового понимания в нашей стране и выросла та самая "уральская школа", о которой я уже писал выше.
С того момента, когда вышел первый альбом "Пистолетов", перестало быть важным, с какой скоростью ты играешь гаммы и "боксы" на гитаре.
Те, кто этого не понял, безнадежно отстали от времени.
Пришли Joy Division, которые играли медленно и плохо, звучали глухо, но писали такие убойные песни, какие не снились многословным Van Der Graaf Generator, зашедшим в псевдосложности своей музыки так далеко, что превратили ее в настоящую пытку – как для себя, так и для слушателей.
Очень быстро канули в Лету дидактичные "Россияне" и "Зеркало", стремившиеся играть громко, быстро и чисто, – и на смену им пришли "Кино", "Аквариум" и "Зоопарк".
У нас не было панк-революции, поскольку не было и старого рока, который хотелось бы заменить на новый.
"Старый рок" сидел в подполье, и слушали его единицы, в основном – родственники и знакомые музыкантов.
Сейчас можно говорить и слагать легенды о сейшенах и о толпах, ходивших на эти сейшены, но толп не было. Была толпа – одна и та же на всех этих сейшенах – толпа посвященных. И поскольку количество сейшенов было ничтожным, то выбора особого у этих двухсот на весь миллионный город человек особенного не было – они ходили на каждый из этих сейшенов, кто бы ни играл.
От постоянно звучащей на этих сейшенах плохой музыки и отсутствия выбора многие из постоянных посетителей сейшенов навсегда лишились музыкального вкуса и способности отличать хорошее от плохого, впоследствии они стали функционерами от "русского рока" в разных формах – от журналистики до продюсирования. Многие стали даже весьма успешными. Есть такая тенденция: чем меньше журналист понимает в музыке и чем надежнее не различает плохое и хорошее, тем он успешнее как музыкальный критик.
Критики пишут о русском панк-роке, которого, в общем, и нет.
Его и на Западе-то не было уже к 1980 году – у групп, имеющих какие-то представления о музыке, осталась одна атрибутика, а искренне "панками" называли себя только задержавшиеся в развитии недотепы, не сделавшие в своей музыке ничего осмысленного.
The Clash выпустили блестящий, классический альбом London Calling, считающийся образцом панк-рока – хотя это уже совершенно никакой не панк-рок. Это рэггей, классический рок, ска, диксиленд, рок-н-ролл – все что угодно, но все это легко укладывается в понятие "музыкальный мейнстрим". Поэтому альбом раскупался с дикой силой – и продолжает оставаться востребованным до сих пор.
Патти Смит играла-пела совершенно классический американский рок, Ramones с самого начала играли паб-рок, клубный рок-н-ролл, а Джонни Роттен вообще занялся аванардом в своем гиперпроекте Public Image Limited, записав изрядное количество отличных пластинок с классическими рок-музыкантами первого эшелона.
Никакого панк-рока уже не было, осталась вывеска – и под ней по сю пору работает масса народу – вот хотя бы отличная команда Green Daу.
Россия просто в силу своей закрытости и полного отсутствия информации отставала в развитии – если иметь в виду культуру, хотя в прочих областях была точно такая же картина, – на пару десятилетий от так называемого "Запада", поэтому панк-рок начался в СССР позже и, соответственно, позже и закончился.
Компания Свина "АУ", давшая стране целый букет отличных групп – от "Народного Ополчения" до нескольких проектов Феди "Бегемота" Лаврова, – была единственной панк-рок– группой в СССР и тоже существовала сравнительно недолго. Позже Андрей собрал "Аркестр АУ" – и это был уже никакой не панк, это был оркестр из профессиональных музыкантов с вокалистом Андреем Пановым, который исполнял (отлично, надо сказать) что-то вроде инфернального кабаре (единственное сравнение которое напрашивается, когда начинаешь думать об "Аркестре АУ" – это шоу Яна Дьюри).
"АУ" – включая на тот момент Цоя – были настоящими и единственными панками в России (в СССР).
Ребята были практически нищими, пили дешевое пиво и курили "Беломор" и "Приму", когда случались деньги, покупали самое дешевое сухое вино – "Ркацетели" за 1 рубль 17 копеек бутылка и устраивали праздник, радость от которого превосходила все современные party в дорогих ночных клубах.