Детская приключенческая повесть болгарского писателя.
Содержание:
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1
ГЛАВА ВТОРАЯ 12
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 20
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ 27
ГЛАВА ПЯТАЯ 32
ГЛАВА ШЕСТАЯ 38
Примечания 42
Иван Евлогиев
Сокровище магов
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Летающий шар
Над вершинами и отрогами Родоп струился пропитанный запахом смолы, раскалённый от зноя воздух. Еловые леса томились под жарким июльским солнцем.
С высокого берега Пещерицы, неумолчный шум которой только и нарушал тишину горного пейзажа, Саше - "Белобрысику" были видны на горизонте острые очертания Балканских гор.
Трудно сказать, тоска ли по родному краю щемила ему душу или далёкие воспоминания проносились в его голове, но юное нежное лицо его выражало беспокойство, а синие глаза были устремлены в бесконечную даль голубого неба.
Но, вернее всего, его сосредоточенность объяснялась тем, что он следил за свободно парящим над горами орлом. Один только орёл виднелся на фоне ясного летнего неба и именно поэтому со всем жаром и нетерпением своих пятнадцати лет мальчик ждал, когда же, наконец, улетит могучий владыка воздушного пространства. Белобрысик пришёл в это уединённое, отдалённое от лагерного шума место с единственной целью положить на ноты пение мелких певчих птиц. Ему это казалось вполне осуществимым. А если так, то не было на свете такой силы, которая могла бы остановить его в выполнении задуманного дела. Таким уж был Белобрысик.
Затаившись в кустах и деревьях, лесные певцы не менее зорко и тревожно, чем он, следили за полётом своего опасного врага. Но это раздражало Белобрысика:
- Ну, и трусы! - возмущался он. - Орёл ещё вон где, а они и шевельнуться не смеют!
Как несправедлив может иногда быть даже такой парнишка, как Белобрысик!
Несправедливым его делало крайнее нетерпение. Он ждал, чтобы орёл улетел, и птички, позабыв о страхе, снова начали петь, а он мог бы лучшие из их песен включить в свою "Лесную симфонию". Он обещал написать эту симфонию к торжественному вечеру в лагере, а известно, что такие вечера являются событием необычайным, запоминающимся на всю жизнь. На таких вечерах каждый старается показать самое лучшее, на что он только способен.
Белобрысик решил выступить на лагерном вечере с чем-то исключительным и неповторимым. Он был уверен, никто не сможет дать ничего более замечательного, чем то, что задумал он. Целиком отдавшись этой идее, он с нетерпением ожидал блестящего успеха своей "Лесной симфонии".
Как медленно тянется время! А надо спешить: вот-вот раздастся звук лагерного гонга, призывающий к началу занятий. Время послеобеденного отдыха, от которого он добровольно отказался, быстро протекало. А ведь с каким трудом ему удалось выбраться из лагеря, чтобы побыть одному.
"Лишь бы скорее улетел этот орёл! Тогда я занесу в нотную тетрадку самые интересные песни, какие когда-либо были записаны…"
Такие мысли занимали Белобрысика, когда он, растянувшись на бережку горной речки, болтал ногой в её пенистом, стремительном потоке. Испытываемая им досада возрастала с каждым новым кругом, описываемым гордой царственной птицей.
Но вот, наконец, какая-то смелая синичка выпорхнула из леса и юркнула в листву того самого дерева, под которым лежал Белобрысик.
"Ци-ци-ци-ци-и-и-рюйт, цирют-ти-ти-ти-ци-фю-цифрю" - на своем непонятном языке вывела она первое колено своей песни и неожиданно умолкла.
Саша схватил нотную тетрадь, но теперь синица стала выводить отрывистые сложные трели, которые человеческому слуху трудно было разбить на отдельные музыкальные звуки и записать нотными знаками.
Сбитый с толку, Белобрысик приготовил карандаш и тетрадь и стал ждать, когда синица запоёт спокойнее и явственнее.
- Ты от меня не увильнёшь! - мысленно обращался он к ней.
- И, действительно, синица начала подсвистывать более отчётливо - она, по-видимому, чувствовала себя отлично в густой листве и стала бодрее свистать и щёлкать…
На пяти строках нотной тетрадки получилась следующая запись:
Но из этого количества нот разве можно составить песню, а тем более симфонию?
Синица вспорхнула, вольно и радостно взвилась в небесном просторе. Саша проводил её разочарованным взглядом, как бы говоря: "Значит, и ты не хочешь мне помочь!.."
Он ещё следил за полётом птички, как вдруг в небе что-то сверкнуло и начало стремительно опускаться на поляну, на том берегу речки. Белобрысик побежал и залез в росший у самой воды орешник. Из своего укрытия он увидел, как на противоположном берегу приземлился самолёт… Нет, это был вертолёт… Он узнал его по большому несущему винту, всё ещё продолжавшему вращаться над фюзеляжем, и по тому, что он был бескрылым.
"Откуда это он так сразу появился?"
Вертолёт напоминал большой шар. Нижняя его часть была из блестящего металла, а верхнюю составлял стеклянный колпак с тонкими металлическими планочками. Он стоял на колёсах, которые были до смешного высоки по сравнению с его коротким корпусом, напоминающим толстую запятую.
- Настоящий головастик! - рассмеялся Сашок.- Какой смешной летающий шар!
Между двумя высокими колёсами показался человек. Он незаметно вышел из вертолёта и теперь короткой лопаткой копал землю под аппаратом.
"Что он, свой вертолёт хочет в землю зарыть, что ли?" - удивился Белобрысик и от неудержимого любопытства ему захотелось перебраться на другую сторону речки. Она вся была усеяна большими камнями и представляла удобное для укрытия место.
"Такой следопыт, как я, ничего не упустит из поля зрения, если будет на том берегу. А там, наверное, можно будет увидеть много занимательных вещей", - раздумывал он. И в конце концов, конечно, не удержался. Он вошёл в воду, но сильное течение его подхватило и бросило о скалу. Однако Белобрысик не был из тех, кто легко теряет самообладание. Он не испугался и не отступил. Крепко ухватившись за выступ скалы, осторожно переступая ногами, он приподнял их к рукам и, согнувшись в баранку, одним прыжком, как гусеница-многоножка, описал в воздухе красивую дугу и выбросился на мелкое место на той стороне речки.
Нелегко ему было пробираться среди камней. Он присел от боли в ушибленном колене, но овладевшая им жажда приключений заставила его идти дальше. С высоко поднятой головой, как ящерица, он пополз на животе. Ничто не могло укрыться от его зоркого взгляда.
Человек под вертолётом продолжал рыть землю. Он был средних лет, сухопарый, высокий, в очках. По тому, как он орудовал своей лопаткой, было видно, что он существо изнеженное и не привык к такой грубой работе. Выкопав довольно глубокую ямку, он достал из вертолёта небольшой ярко-красный ящичек. Неловко повертев его в руках, как бы не желая с ним расставаться, он быстро опустил его в ямку и засыпал землёй. Кончил он свою работу тем, что извлёк из вертолёта большую каменную плиту и положил её на том месте, где зарыл ящичек.
Освободившись таким образом от своего груза, пилот всецело отдался охотничьей страсти. Он совсем по-мальчишески, бурно и порывисто, принялся гоняться за бабочками на цветущей поляне.
Белобрысик приподнялся на колени, чтобы лучше осмотреться, но в тот же миг в десятке шагов от себя заметил торчащую из травы островерхую меховую шапку. Он сразу же припал к земле. Сердце его так сильно колотилось, что готово было разорваться.
"А если и за моей спиной есть кто-нибудь?.."
Решив, что попал в засаду, он оцепенел, весь сжался и носом уткнулся в песок. Чёрные мысли, как чертенята, запрыгали в его мозгу.
"Да что же это я?.." - тотчас же одумался он. Лицо его загорелось от гневного стыда.
"Будь, что будет!" - решил он и бесстрашно поднялся во весь рост.
Пилот вертолёта продолжал бегать за бабочками, следуя за их криволинейным полётом. Его как пьяного бросало из стороны в сторону. Чтобы сохранить равновесие, он широко размахивал длинными руками.
"Что за летучая мышь!" - с трудом сдерживая смех, подумал Сашок. Меховая шапка пробиралась между тем вдоль кустарников по направлению к рощице у реки. Над травою выступала и мерно покачивалась широкая спина. Можно было подумать, что это бредёт медведь. Осторожность его являлась совершенно излишней, так как он весь выступал над травой.
"Должно быть, кто-нибудь из местных пастухов, - решил Сашок. - Испугался вертолёта!.."
Однако в его душу сразу же закралась тревога, всё новые и новые вопросы возникали перед ним.
"Что зарыл пилот? Почему так осторожно пробирается островерхая шапка? От кого он прячется? Не вышел ли и он из вертолёта? А пилот, охотясь для отвода глаз на насекомых, не ведет ли какую-то страшную условную игру?"
Чем больше он размышлял, тем больше возникало вопросов, тем путаннее становились мысли, тем очевиднее было, что ему одному всех этих вопросов не решить.
"В лагерь! Конечно, скорее в лагерь!" - блеснул в его душе луч надежды.
Уже больше не рассуждая, он торопливо пополз обратно, убеждённый, что всё виденное им сегодня имеет очень большое значение и принесет ему немало славы.
Со всем жаром своих пятнадцати лет он побежал вперёд и его льняные волосы замелькали среди кустарников по дороге в лагерь.
2
Передаёт АК-45
В это время в молодёжном лагере "Костёр" происходило такое:
Жара позднего полуденного часа заставила молодёжь укрыться в густой тени леса. В лагере остался один только часовой с малокалиберным карабином на плече. Он слонялся без дела у одной из палаток, носившей громкое название "Клуб радистов". Охранявшая его от жгучих солнечных лучей, надвинутая на глаза широкополая соломенная шляпа придавала его кругленькой фигурке сходство с кубарем. Часовой вертелся около палатки, отмахиваясь от назойливо пристававших мух, и время от времени прислушиваясь к доносящимся оттуда голосам. Продолжая бесцельно топтаться на месте, он презрительно бормотал себе под нос: "Эх, вы, горе-философы!.."
А в палатке шёл горячий спор.
- Ах, какие есть на свете вещи, Павлик, какие вещи! - говорил пискливый голос. - Если бы только мы могли быть как птицы! Если бы у нас были крылья! Если бы мы могли летать! Здесь тебе нравится - здесь живи! Там нравится - туда перелетел!
- И какой был бы в этом смысл? - отвечал мягкий теплый голос. - Что же, по-твоему, нам следовало бы превратиться в перелётных птиц? Кому бы ты был нужен? Во что обратился бы весь мир? Да мы даже не были бы перелётными птицами, а просто стаей ворон. Нет, человек существо совсем иное!
- И ты прав, - согласился первый, толстощёкий мальчик в очках. - Но я вот всё думаю о том, как бы нам побывать в самых отдалённых уголках земли, чтобы собственными глазами увидеть все её тайны и красоты.
По энергичному, загоревшему лицу его собеседника пробежала усмешка. Его умные чёрные глаза засветились.
- А к чему всё это? Просто так, чтобы увидеть? Да неужели ты думаешь, что на свете всё ещё есть неразгаданные тайны. Ведь что только не открылось перед человеческой мыслью? Чем она ещё не завладела? Ты только подумай: всё, что мы видим здесь, ещё в большей мере есть во всем мире. Какие могут случиться с тобою приключения? Какие ещё тайны можешь ты раскрыть? У нас не осталось неисследованных предметов, дорогой Толстячок. Нет тайн. Нет такого места на земле, которое человек не изучил бы и не покорил. Конечно, в далёком прошлом дело обстояло совсем иначе. Неисследованные моря, земли, животные, богатства. На нашу долю ничего не осталось. Но у нас есть своя задача, задача нашего времени - небо, межпланетные путешествия. Есть и другая задача. Она скромнее, но она мне более по сердцу. Это - глубоко проникнуть в недра земли… Вглубь земли или вглубь неба, по существу одна и та же задача и означает она одно и то же: служить будущему.
- Как жалко, право, - заметил Толстячок, - что для ищущих новых путей поле деятельности всё более и более суживается, если только межпланетные путешествия нельзя будет осуществлять в ближайшем будущем, так как, по правде говоря, твоя геология меня нисколько не прельщает. Мне так хотелось бы найти область, в которой мы могли бы проявить свои способности. Да и на самом деле, что мы, всё ещё дети, что ли? Ведь так!
- Астронавтика, братец, вот где наше спасение.
- А до того времени? Тоска! - вздохнул Толстячок.
В этот момент палатка наполнилась резким, прерывистым писком. Одним прыжком оппонент Толстячка, Павлик, очутился перед обоими столами, на которых помещалась радиоаппаратура. Он сразу же сел за открытый приемник, повернул какую-то кнопку, и в тот же миг писк превратился в человеческую речь. Как Павлик, так и наклонившийся над ним Толстячок удивлённо и испуганно переглянулись.
Дребезжащий голос приказывал:
- Настройся на частотное телефонирование. Так вызывай! Так вызывай! Алло, сто пятьдесят семь пять тридцать один, слушайте! Слушайте! Вас вызывает АК-45. Сто пятьдесят семь - один, сто пятьдесят семь - один. Примите наши сто! Примите наши сто! Рапортуйте! Рапортуйте!
Голос умолк. Сопровождавшее его гудение прекратилось.
В палатке наступила тишина. В воздухе носилось что-то тревожное. Павлик лихорадочно спешил засечь неизвестную станцию. Он пробовал наладить связь, но ответа не было.
Павлик и Толстячок уселись друг против друга - один перед телеграфным, другой перед телефонным аппаратом, - и стали ещё старательнее ловить связь.
Неожиданно, на длине волны 45, Павлик уловил сигналы по Морзе. Они повторяли одно и то же: "Частота для нашей работы неподходящая. Слышу сигналы телефонной связи. Работайте на этой волне!"
Наступил краткий перерыв. Потом, после того, как радист попросил ответить, хорошо ли его слышат, он сообщил: "Пришлите обученных людей. Сообщите номер связи с АК. Рапорт!"
Снова наступила пауза.
- Те же самые, - обрадованно шепнул Павлик, сам не понимая, почему его так волнует эта случайная радиосвязь. Сердце его сильно билось.
- Очевидно, да, - безразличным тоном ответил Толстячок. - Мало ли у нас развелось радиолюбителей? Болтают о чём-то!..
Павлик удивлённо посмотрел на него, но в этот момент аппарат снова затрещал, и они оба стали внимательно прислушиваться.
- Отметка одиннадцатая упорно молчит. Свяжитесь с нею! Ограничьте посещения тех двух. Предположения оправдываются. Сегодня вертолёт сделал тайную зарядку. Будьте готовы вечером проследить за световыми сигналами. Следите за лучом из ЦС Орлиного Гнезда. Дайте рапорт!
Передатчик умолк.
Страшно взволнованный, Павлик выскочил на середину палатки. Красивые черты его загорелого лица одновременно выражали изумление, смелость, неудержимый порыв к чему-то. В глазах у него горела жажда действия, жажда подвига.
- Орлиное Гнездо! Ты слышал? - возбуждённо крикнул он стоявшему перед ним в невозмутимо спокойной позе Толстячку, в глазах которого светилась ирония.
Вдруг Павлик ударил товарища по плечу так, что тот еле удержался на ногах, а сам выбежал из палатки с такой быстротой, будто ему прижгли пятки.
- Ну, чего ты загорелся как сухой хворост? - крикнул ему вдогонку Толстячок.
Павлик ничего не ответил. Выскакивая из палатки, он сорвал с головы часового, удивлённо уставившегося на него, большую соломенную шляпу и забросил её на самую макушку ближайшей сосны. Часовой сердито завопил, а Павлик, с резвостью жеребёнка перемахнул через колючий боярышник и исчез в лесу, громко крича:
- Са-ша! Са-шок!
3
Другого пути нет
Человек никогда в жизни не должен зарекаться.
Бертольд Брехт
С наступлением ночи над горным хребтом собрались чёрные громовые тучи. Чем плотнее окутывала ночь притихшую землю, тем чернее становились низко стелющиеся над нею тучи.
В палатках молодёжного лагеря замолк смех и разговоры, светились керосино-калильные лампы и как жёлтые глаза дракона уставились в лицо разъярившейся буре. Наступил один из тех моментов, когда сердце содрогается от мощи стихий.
Неожиданно среди грохота грозы раздались звуки флейты. Сначала голос её прозвучал как жалобный плач ребёнка, испуганного раскатами грома, но постепенно успокоился и нежной лаской пригрел сердца, оживил их, вывел из оцепенения. Послышались голоса, которые дерзко и вызывающе стали вторить шуму стихии. Эта смелость заразила и других подростков, лагерь оживился, буря не могла совладать с напором смелых сердец, сломить их своей оглушительной силой. Смелость так же заразительна как смех или страх.
Играл на флейте Белобрысик. Это знали все, и во многих палатках полотнища приподнимались, чтобы в жёлтом белесом свете, прорезывающем мрак, посмотреть, что делается там, на "голубятне".
Палатка Павлика и Саши, так называемая "голубятня", была разбита на самом краю лагеря, на опушке леса. По сравнению с остальными палатками, рассчитанными на десять человек, она казалась лилипутом. Мальчики привезли её с собой из горного посёлка. Сначала остальные ребята издевались над ними.
- Эй, вы, не захватили ли вы с собою и ватные одеяла?
Но это продолжалось недолго. Впоследствии, когда палатка всё же осталась, её в шутку назвали "голубятней".
Павлик и Сашок мужественно выдерживали несколько дней насмешки своих товарищей по лагерю, и остались непреклонными в своём решении жить в собственной палатке. В конце концов, "голубятня" была допущена в число лагерных палаток, раз она уже принесена. Дело же было в том, что её получили в награду от родного городка, с условием, что её владельцы будут жить в ней во время курсов, организованных Академией наук для молодых людей, отличившихся в некоторых областях знания. Провожая её обитателей, старый учитель, дедушка Чудо, сказал им: "Возьмите её с собой. Вы будете жить в горах. Не привыкайте рассчитывать на других. И кроме того, пусть там увидят, как мы заботимся о наших отличниках". А для мальчиков слова дедушки Чуда были законом.
Молнии, прорезавшие темноту ночи, временами озаряли внутренность палатки, и это позволяло обоим приятелям обмениваться многозначительными взглядами. В один из таких моментов, Сашок прервал игру, подсел к Павлику и положил ему руку на плечо.
- Как ты думаешь, Павлик? Видишь, как опять припустило. Ну, как? Пойдём?
- Надо! - лаконично и твёрдо ответил Павлик.
- А дождь?
- Перестанет.
- А если не перестанет?
- Тогда он нас вымочит.
Белобрысик замолчал и вернулся на свое место.