Сокровище магов - Иван Евлогиев 12 стр.

Прочитав это сообщение, профессор Мартинов вздрогнул, словно его ужалила пчела. Оно подтвержда­ло теорию старшего геолога - здесь должно находиться богатое сфалеритовое оруднение, которое надо исследо­вать. До сих пор оно тонкими прослойками скрещива­лось с галенитом, но может быть именно там, в районе четвёртой группы, находится его центр.

"В таком случае я на ложном пути. Я старый эгоист. Злой старик, который не хочет уважать других. Инди­видуалист с высоким самомнением…" - бранил себя профессор. Но внезапно ему в голову пришла другая мысль, и он высказал её вслух, словно споря с кем-то:

- Но образчик сфалерита у Петрова был краде­ный. Да-с!

Он быстро подошёл к столам с кристаллами и образ­чиками руды и постучал пальцем по тому месту, где должен был находиться образчик.

- Вот доказательство. Образчика нет! Он у Пет­рова, и это единственный его "довод".

Профессор Мартинов одёрнул на себе рубашку при­вычным жестом, совершенно так, как одёрнул бы пид­жак, если бы он был на нём. Довольный тем, что ему никто не противоречит и что он явно прав, профессор сделал несколько шагов с победоносным видом, наме­реваясь продолжить воображаемый спор, как вдруг со стороны Орлиного Гнезда раздался грохот такой силы, что склянки в лаборатории зазвенели.

Профессор выбежал наружу и увидел над Чёрто­выми Берлогами поднимающуюся к небу чёрную тучу.

Этот грохот преобразил его. В одно мгновение в его душе исчезло всякое колебание. Ему, по-видимому, были более свойственны решительные действия. Он вернулся в виллу, схватил бинокль, рюкзак, ружьё. Быстро насовал в рюкзак лекарства, бинты, лабораторные посо­бия, нахлобучил на голову широкополую шляпу и опять выбежал из виллы.

Над всей областью расстилалась пыль. В воздухе носился специфический запах, который не укрылся от внимания профессора. Он возвратился в лабораторию, чтобы захватить с собой ещё кое-что, и с прежней по­спешностью и озабоченностью снова выбежал во двор.

- Чёртовы Берлоги, Чёртовы Берлоги! - бормотал он себе под нос на ходу, словно ища какой-то ответ, направляясь к осыпям. Он шёл и искал объяснение.

"В нашем видимом материальном мире нет ничего такого, что бы произошло или происходило случайно, было бы необъяснимо или недоказуемо. Как предметы связаны с материей и являются её проявлением на раз­личных этапах развития, в зависимости от условий офор­мляющей их среды, так и имена, и названия имеют связь с историей развития того, что существует.

Чёртовы Берлоги, безусловно, не случайно носят своё название. Не случайно народ установил свой за­прет их посещать. Минувшие эпохи, проникнутые ре­лигиозным культом, суеверием и мифами, оставались верны древнейшим понятиям, выработанным непросве­щённым человеком, о демонических силах природы, ко­торыми объясняли всё загадочное для них. Зловещая сила называлась общим названием "Чёртова сила". Чёртовы Берлоги здесь отражают именно страх не­опытного и непросвещённого человека прошлого, но в то же время указывают и на что-то демоническое, что-то опасное для человека. Вот оно и проявляет себя! И слово его страшно и зловеще!"

Тонкая струйка дыма указывала место взрыва. Профессор, не колеблясь, направился туда. Подойдя к самому краю пропасти, он остановился поражённый.

Случилось нечто, бывающее только в сказках. Осыпь исчезла, точно от взмаха магической палочки - страшная песчаная осыпь, лавины шуршащего песка… На её месте виднелись широкие ступени из каменных плит, спускающиеся косо в бездну.

Профессор спустился по этим ступенькам, остано­вился где-то посередине и осмотрелся с таким изумле­нием, словно вдруг попал в сказочное царство.

- Чёрт знает что! - пробормотал он.

На первом повороте лестницы профессор увидел в углу согнутый скелет человека, лишённый черепа… Череп валялся несколькими ступеньками ниже. Профес­сор подошёл ближе, привлечённый блестящей точкой на скелете. Оказалось, что это блик на ручке меча, сияв­ший на груди скелета, как пламя восковой свечи.

Профессор не стал задерживаться, хотя, при дру­гих обстоятельствах, готов был бы потерять здесь и целый день. В настоящий момент его более интересова­ли живые, чем мёртвые.

Спустившись до того места, где кончались ступень­ки, профессор увидел возле зияющей закопчённой ямы распростёртых профессора Иванова и Павлика. Он ки­нулся к ним. Хотя и засыпанные наполовину песком, исцарапанные и испачканные кровью, они дышали, бы­ли живы. Профессор обмыл им лица водой из фляги, перенёс Павлика в тень скал, где ещё оставались кучки песка, свидетели совершившегося чуда, накрыл своей рубашкой лицо профессора Иванова, дышавшего спо­койно и равномерно, как спящий человек, и занялся ис­следованием обстановки. Для него было ясно, или почти ясно, что произошло. Он осмотрел колодец, потрогал его закопчённые стенки, заглянул внутрь, понюхал и выпрямился.

Он с интересом обежал глазами землю, камни, куч­ки оставшегося песка, высохшие пучки травы и радост­ная улыбка появилась у него на губах.

- Победа! Полная победа! - пробормотал он по своей привычке думать вслух. - Ага, вот и ты! - ра­достно воскликнул он, устремляясь к сухому тоненько­му растению. Он собрал в горсть мелкие песчинки во­круг него, поднял на уровень глаз и высыпал. Они за­блестели, как золотые… - Эх, вы! Я вас ищу повсю­ду, жду, чтобы вы подали знак, а вы тут, оказывает­ся…

- Здорово, старик! - услышал профессор Мартинов за собой голос. Профессор Иванов смотрел на него, приподнявшись на локте.

- А, пришёл в себя… Ну, как ты себя чув­ствуешь… разведчик? - добродушно пошутил профес­сор Мартинов.

Иванов поднялся и подошёл к нему, озираясь так, словно находился в комнате с кривыми зеркалами. Его лицо то удлинялось от изумления, то сжималось в на­пряжении, когда он старался что-то вспомнить.

- Но куда ты меня привёз? Что случилось? - спросил он с нескрываемой тревогой.

Профессор Мартинов дружелюбно похлопал его по плечу.

- Я взмахнул магической палочкой, и вот! - он описал широкий круг рукой. Затем он рассказал, что видел и что думает.

Профессор Иванов слушал его, онемев от изумле­ния и неожиданности. Но взор его был устремлен куда-то в прошлое, а глаза горели восторженно и пла­менно.

- У тебя такой взгляд, будто ты созерцаешь ка­кое-то видение! - вдруг перебил сам себя профессор Мартинов.

- Как мало мы знаем свою родину, её прошлое, свой народ! - промолвил Иванов.

- А это… что ты скажешь об этом смятом ра­стении?

- Бедная Виола цинцисфера! Откуда она сюда попала?

- Кто, я откуда сюда попал? Да ведь вы… вы… - послышался за ними голос Павлика. Они обернулись.

- Павлик, мой мальчик, ты цел? - воскликнул профессор Иванов.

Павлик смотрел на них так, словно они были су­ществами из другого мира.

- Это вы… Или какая-нибудь телевизия?..

- Приди в себя, мальчик! - сказал, подходя к нему, Иванов.

- Как вы здесь оказались?

- А почему бы мне здесь не оказаться?

- Но я упал!

- А я спустился.

- Но… где же бездна?

Павлик осмотрелся по сторонам. Ощетинившиеся зубцы, окружавшие бездну, смотрели на него, как ему показалось, с несколько виновным выражением. Вокруг, однако, не было ни песков, ни осыпей, и он поднялся в изумлении.

- Что случилось?

- Потом поймешь, потом всё поймешь. Ты не ранен?

- Кажется, я цел! - ответил Павлик. Иванов засмеялся и похлопал его по плечу.

- Здесь производились металлургические процес­сы! - крикнул с другого конца площадки профессор Мартинов. - Здесь были печи!

Иванов покинул Павлика и подошёл к профессору Мартинову. Оба занялись кучей шлака, пролежавшей столетия в уголке меж скалами.

- Работа велась в небольшом масштабе. Может быть, этот шлак попал сюда случайно - сказал про­фессор Иванов.

Профессор Мартинов улыбнулся.

- А крапивник случайно вьёт своё гнездо в тех кустах, где мы с вами вчера его видели? Случайно, ду­маете вы, выросла здесь Виола цинцисфера? Нет тут никакой случайности. Вот, извольте взглянуть! Это уж бесспорно.

В скале зияли круглые отверстия. Некоторые из них были закопчены, другие нет. По соседству имелись ступеньки. Сойдя по ним, они убедились, что находятся перед старинной печью для выплавки руды. Умело была использована пустота в известняковой скале. Отвер­стия на верхнем конце нашли теперь своё объяснение.

- В одни из них накачивался с помощью деревян­ных поршней воздух. Эти поршни - прадеды насоса, которым вы накачиваете шины вашего автомобиля.

Другие служили отдушинами для отвода дыма из печи.

Оставшись один, Павлик подошёл к краю колодца и сел. Он чувствовал себя ослабевшим. Его внимание привлекла куча золотистого песка, и он запустил в него руку, как маленький ребёнок.

Песок дрожал у него перед глазами, рассыпаясь золотистыми искрами… казалось, он сыплется, струит­ся по его одежде, по волосам, по лицу…

Двое учёных, занятые разговором, забыли о маль­чике. Профессор Мартинов, случайно взглянув в его сто­рону, воскликнул:

- Что с ним там такое?

Павлик сидел, уронив голову на грудь, как будто уснувши.

Профессор Иванов подбежал к нему и поднял ему голову. На губах Павлика выступила желтоватая пе­на…

- Отравление! - вскрикнул в ужасе профессор Мартинов. - Коварное место. Скорее! Наверх, на от­крытую поляну и воды, воды!

Профессор Иванов схватил мальчика на руки и понёс его по каменным ступеням наверх. Профессор Мартинов последовал было за ним, но потом что-то вспомнил и вернулся. Он осмотрел внимательно место, на котором сидел Павлик, захватил горсть золотистого песка, поднял его на уровень глаз и стал рассматривать. Затем медленно стал высыпать мелкий, как мука, песок. В этот момент порыв ветра сдул песок с ладони про­фессора и осыпал ему лицо. Профессор, почувствовав горечь и ожог, достал платок, хотел откашляться, но вдруг ему стало так дурно, что он осел на землю, подо­гнув колени.

Профессор Иванов, остановившийся перевести ды­хание, увидел, что произошло, положил Павлика на зе­млю и подбежал к своему коллеге.

- Что случилось? - спросил он в испуге.

- …Мышьяк - прошептал, тяжело дыша, про­фессор Мартинов. - Бегите! Образуется… разложе­ние…

Профессор Иванов не стал слушать дальше. Он помог профессору Мартинову подняться на ноги и, ухватив его под мышки, повёл наверх.

- Чёртовы… Берлоги! - простонал профессор Мартинов.

18
Махатма Ганди

Университетский служитель дядька Стоян был соб­ственником хорошенькой белой козочки с большими висячими ушами, грустными серыми глазами и бо­родкой клином. Он купил её вскоре после того, как экспедиция установилась в этих местах.

- Грешно - сказал он - на этих лугах, на этом просторе, не держать скотинки. Так считаем мы, ста­рики. И молочко будет давать, и компанией мне будет. Куда мне с учёными людьми разговоры вести. Козочка, она мне впору…

И он всюду ходил с козочкой. Сперва водил её за собой по тучным пастбищам, по ущельям и лесам, а, усевшись где-нибудь, разговаривал с ней как с челове­ком, ласкал её, трепал за длинные мягкие уши, за бо­родку. Впоследствии козочка так привыкла ходить за ним, что не отлучалась от него. Шла сама по его пятам, тёрлась головой о его колени.

- И она живое существо, - излишне оправдывался дядька Стоян. - Ты думаешь, что оно ничего не сообра­жает, не помнит, а вот на тебе, и оно хочет ласки, доброго слова.

За его привязанность к козе кто-то из состава эк­спедиции назвал его Махатмой Ганди. Тот, кто не знал хорошо старого университетского служителя, подумал бы про него: "Простой человечек, добродушный старик, которому только с козой и беседовать". Конечно, он ошибся бы. Дед Стоян имел привычку говорить так:

- Нас, стариков, в своё время учили не ценить себя выше всякого другого человека. Такой был закон в жизни. Отцы, деды - все так говорили, все старались скромность проявить, обходительность с людьми. И мы, за ними, так же. Теперь молодое поколение, оно другое.

По характеру своему он был любознателен и нель­зя сказать, чтобы он проспал жизнь в холодных уни­верситетских зданиях. В молодости он присутствовал на лекциях вместе со студентами, у него были люби­мые профессора, которых он слушал более охотно, бы­ли свои наклонности, и профессор Мартинов не раз за­ставал его в своём кабинете углублённо читавшим ка­кую-нибудь книгу, отложив в сторону тряпку, которой вытирал пыль.

Однако он никогда не позволял себе сказать перед кем-нибудь, что он кое-что знает, кое в чём понимает, кое-что может.

С тех пор, как профессор Мартинов начал жало­ваться, что работа в экспедиции не ладится, дед Стоян стал томиться из сочувствия к своему старому другу.

Дед Стоян начал своими путями обходить горы и ущелья, рыться в осыпях, залезать в трещины скал, пытаясь собственными методами что-нибудь обнаружить и помочь чем-нибудь делу.

- Во время жатвы полезен и водонос! - бормотал он в оправдание того, что исчезал по целым дням.

Козочка находилась при нём неразлучно. Вдвоём они исходили все уголки Орлиного Гнезда, тщетно ища чего-нибудь интересного для геологической разведки.

Наконец, ему повезло - накануне он нашёл кусок галенита, который и передал профессору Мартинову. Радость профессора по поводу находки возбудила в нём желание продолжать поиски.

Дед Стоян вошёл в лес, опустился в сухой каме­нистый овраг и попал в рощу величественных пихт, деревьев, очень редких в этих горах. В овраге царили мрак и тишина. Не было ни птиц, ни насекомых. Было темно и холодно, как в погребе.

Осматриваясь, дед Стоян задавал себе основатель­ный вопрос, как он до сих пор не заметил эти гигант­ские пихты? Они были такие высокие, стволы их были такие толстые, что должны были быть отовсюду видны. Осмотревшись хорошенько, дед Стоян понял, в чём де­ло. Дно оврага было по крайней мере метров на двад­цать ниже окружающей поверхности земли. Поэтому пихты, росшие на самом дне оврага, хотя и были огром­ны, не поднимались вершинами выше окружавших овраг деревьев, не возвышались над лесом и не были видны издали. Надо было заглянуть сюда, чтобы их обна­ружить.

Дед Стоян подметил и кое-что другое, заинтересо­вавшее его и давшее его мыслям иное направление.

- Эти пихты не выросли здесь сами собой, - го­ворил он козочке, усевшись на землю возле неё. - Погляди, как они посажены: по пяти в ряд, двумя рядами по обеим сторонам оврага. На самом дне, словно чтобы наметить его очертания. Их линии пересекаются точно на вершине, где возвышается столетний дуб… Пихты и дуб! Долговечные деревья… Чтобы долго жили…

Козочка вела себя так, точно хотела показать, что и она очень удивлена этими таинственными обстоятель­ствами.

Под дубом был сухой рыхлый откос, размытый до­ждевыми водами оврага, из которого выпячивались пе­реплетённые как щупальца медузы корни. А под самым откосом темнела огромная чёрная скала.

Дед Стоян подошёл к этой скале. Бросалась в гла­за трещина, рассекающая её надвое - прямая, словно проведённая по отвесу, с геометрической точностью, не­ведомой искусной рукой.

Козочка тоже подошла к скале, понюхала трещину и чихнула. Удивлённая тем, что с ней случилось, она снова сунула мордочку в трещину, фыркнула и опять чихнула. Тут и дед Стоян тоже сунул нос в трещину. На него пахнуло запахом подземелья… Козочка, опять сунувшая мордочку в трещину, чихнула в третий раз. Дед Стоян взял в руки её головку, притянул к себе и поцеловал в мордочку.

- Ну как же не назвать её умницей! Ещё какая умница! Красавица ты моя! Настоящий геолог!..

Старый университетский служитель так обрадо­вался своему открытию, что не знал, куда деваться от радости.

Они с козочкой вышли из глубокого узкого оврага и остановились на его берегу.

В этот момент горы вздрогнули от сильного гро­хота. Последовал громкий треск в овраге и свист, как от вырывающегося пара. Облако пыли поднялось и бы­стро осело над поляной.

Дед Стоян стоял с растрёпанными волосами, блед­ный как полотно. Козочка спряталась так, что только голова её виднелась между его коленями. В её вытара­щенных глазах отражался ужас.

Дед Стоян залёг в траву в ожидании нового взры­ва, прижимая к себе козочку. Другого взрыва, однако, не последовало. Тогда он подполз на четвереньках к обрыву и заглянул в овраг. На месте чёрной треснув­шей скалы зияло чёрное отверстие.

- Туннель, туннель! - закричал дед Стоян и, встав на ноги, побежал к станции.

Над Чёртовыми Берлогами стлался тёмный дым. Это заставило его остановиться на полдороге. В голове у него проносились спутанные мысли. Он сел, чтобы отдохнуть и подумать, а мысли как живые стали пры­гать у него в голове и каждая тянула к себе. Вот-вот голову разорвут.

Он пристально всматривался в закат, словно свет уходящего солнца должен был разъяснить всё, что было загадочного в это мгновение.

Козочка, которой надоело ждать, повернула голову, посмотрела на него большими жёлтыми глазами и бод­нула в плечо. Он машинально взял её голову под мыш­ку и заговорил с ней, как с человеком:

- Гром загремел далеко отсюда, а дым вышел и здесь. Где аукнулось, а где откликнулось! Вот тут и пойми. Туннель, душа моя, есть туннель. Та Чёрная ска­ла была вроде пробки… Так-то оно. И всё тут. Ну, а теперь? Профессор-то наверняка уже вылетел. Этакий грохот! Чудеса, право. Только бы не того… Оборони боже! А что, если там у этих самых Чёртовых Берлог… Пошли, душа моя. Скорее, скорее!

Козочка вытащила голову у него из-под мышки, от­бежала и взглянула на него так, как будто торопилась больше, чем он сам.

- Идём, идём! - шептал дед Стоян, отряхивая на ходу брюки, принюхиваясь и стараясь проникнуть взглядом за перевал Орлиного Гнезда, к зловещим осы­пям Чёртовых Берлог.

Дед Стоян очень хорошо сделал, направившись к Чёртовым Берлогам. Он прибыл на место происшествия как раз вовремя, в сопровождении своей козочки. Его появление было встречено с облегчением профессором Ивановым, суетившимся вокруг профессора Мартинова и Павлика. Он был испуган и беспомощен.

Козочка деда Стояна оказалась не только хорошим геологом, но и хорошим санитаром, оказав первую по­мощь своим живительным молоком.