Мне показалось, что у прокурора будет припадок. Он посмотрел сперва на собаку, потом на Доктора, затем на судью, потом опять на собаку, хмуро взиравшую на него, открыл было рот, чтобы что-то произнести, но слов никаких не последовало, он только махал руками и становился все краснее. В конце концов прокурор схватился рукой за лоб и тихо опустился в кресло. Двое помощников, поддерживая прокурора под руки, почти выносили его из зала, а он все бормотал: "Я протестую! Я протестую!"
ТРИЖДЫ УРА
Затем судья произнес длинную речь перед присяжными, после чего присяжные поднялись и вышли в соседнюю комнату. В этот момент Доктор вернулся на свое место рядом со мной, ведя на поводке Боба.
- Зачем ушли присяжные? - спросил я.
- Они всегда уходят в конце слушания, чтобы решить, виновен ли подсудимый.
- А вы с Бобом не могли пойти с ними, чтобы помочь им принять правильное решение?
- Нет, это не разрешается. Они должны обсудить все без посторонних. Иногда на это уходит… Господи, помилуй, они уже возвращаются. Недолго же они совещались.
В зале воцарилась тишина, присяжные заняли свои места, и один из них, человек маленького роста, встал и повернулся к судье. Все затаили дыхание, в особенности мы с Доктором. Можно было бы услышать даже звук падающей на пол булавки, несмотря на то, что почти весь Падлби сидел в зале суда, вытянув шеи и напрягая до изнеможения слух, чтобы расслышать эти чрезвычайно важные слова.
- Ваша честь, - произнес маленький человек, - решение присяжных: НЕВИНОВЕН.
- Что это значит? - повернулся я к Доктору.
И тут я увидел, что Доктор Джон Дулитл, известный натуралист, вскочив на скамью, прыгает на одной ножке, как школьник.
- Это значит, что он свободен! - кричал Доктор, - Льюк свободен.
- И он отправится с нами в путешествие, правда?
Но я не расслышал его ответа, потому что все присутствующие прыгали на скамьях от радости, как и Доктор. Люди словно сошли с ума - хохотали, размахивали руками, выкрикивали имя Льюка, безумно радуясь, что он свободен. Шум стоял оглушительный.
Потом все мало-помалу успокоились. Стало тихо: все почтительно ожидали, пока судья не покинет зал заседаний. Суд над Льюком-Отшельником, этот нашумевший процесс, о котором до сих пор вспоминают в Падлби, был завершен.
В наступившей тишине вдруг раздался истошный крик: в проходе стояла женщина, протягивающая руки навстречу Отшельнику.
- Льюк! - кричала она. - Наконец я нашла тебя!
- Это его жена, - прошептала толстуха впереди меня. - Бедняжка, она не видела мужа пятнадцать лет. Как прекрасно, что они снова вместе! Ах, как я рада, что пришла сюда, ни за что на свете не хотела бы пропустить это потрясающее зрелище.
Не успел судья выйти из зала, как все снова зашумели. Теперь люди окружили Льюка и его жену, поздравляли их, трясли за руки, радовались и смеялись от души.
- Пошли, Стаббинс, - сказал Доктор, беря меня за руку, - давай выбираться отсюда, пока это возможно.
- А разве вы не поговорите с Льюком? - удивился я. - Не пригласите его ехать с нами?
- Это бесполезно, - сказал Доктор, - за ним приехала жена. Ни один человек не отправится в путешествие после пятнадцатилетней разлуки с женой. Пошли. Вернемся домой хотя бы к чаю. Ведь мы даже не пообедали, если помнишь. А мы и впрямь заслужили обед. Ладно, поедим для разнообразия бутерброды с ветчиной. Пошли скорее.
Мы уже подходили к боковому выходу, как я услышал, что толпа кричит:
- Доктор! Доктор! Где же Доктор? Если бы не Доктор, Отшельника бы повесили. Пусть Доктор скажет речь! Доктор, скажите речь!
К нам подбежал человек и сказал:
- Люди требуют вас, сэр.
- Прошу прощения, - извинился Доктор, - я страшно занят.
- Но толпе невозможно отказать, сэр, - заявил человек, - они хотят, чтобы вы произнесли речь на рыночной площади.
- Извинитесь от моего имени, - ответил Доктор, - и передайте им мои наилучшие пожелания. У меня назначена срочная встреча дома и я никак не могу опоздать. Пусть Льюк скажет речь. Стаббинс, пошли скорее.
- Господи помилуй, - пробормотал Доктор, когда мы, выбравшись наконец на улицу, наткнулись на другую толпу, поджидавшую нас у бокового выхода.
- Поворачивай-ка, побежим через левый проход!
Мы припустили бегом и, петляя переулками, сумели скрыться от страждущей толпы. Нам удалось слегка перевести дух, только когда мы оказались на Оксенторп-роуд. Но даже подходя к калитке сада, мы слышали отдаленный гул голосов.
- Они все еще требуют вас, - сказал я. - Слышите?
На расстоянии не менее чем в полторы мили мы совершенно отчетливо могли расслышать слова: "Да здравствует Льюк-Отшельник! Ура! Да здравствует его верный пес! Ура! Да здравствует жена Льюка! Ура! Да здравствует Доктор! Трижды ура!"
МАЛИНОВАЯ РАЙСКАЯ ПТИЧКА
Полинезия поджидала нас на крыльце. По всему было видно, что у нее важные новости.
- Доктор, - воскликнула она, увидев нас, - прилетела малиновая райская птичка.
- Наконец-то! - обрадовался Доктор. - А я уже начал опасаться, не случилось ли с ней беды. И как она, наша Миранда?
По тому, с каким волнением Доктор пытался попасть ключом в замочную скважину, я уже понял, что нам будет явно не до чая.
- Устала с дороги, разумеется, а так вполне сносно, - ответила Полинезия. - Но что бы вы думали? Этот бедокур Чипсайд накинулся на нее и начал оскорблять, едва она появилась в саду. Когда я подлетела, бедняжка уже была вся в слезах и собиралась улететь обратно в Бразилию. Чего мне стоило уговорить ее подождать вашего прихода! Она сейчас в кабинете. А Чипсайда я заперла в книжном шкафу и предупредила, что расскажу обо всем вам.
Доктор нахмурился и, ничего не говоря, быстро прошел в кабинет.
Здесь уже были зажжены свечи, поскольку на улице смеркалось. Даб-Даб несла караульную службу возле книжного шкафа, где томился в заточении Чипсайд. Нахальный воробей возмущенно размахивал крыльями за стеклами шкафа. В центре комнаты посередине большого стола на чернильнице сидела самая красивая птичка, какую только можно себе представить. У нее была фиолетовая грудка, малиновые крылышки и длинный золотой хвост. Миранда была потрясающе хороша собой, хотя выглядела очень усталой. Она спрятала головку под крыло и мерно покачивалась. Было видно, что она летела издалека.
- Тсс, - прошептала Даб-Даб, - Миранда заснула. Этот нахал Чипсайд сидит в шкафу. Послушайте, Доктор, отошлите воробья подальше, пока он не натворил больших бед. Он самый настоящий наглец. Чего нам стоило уговорить Миранду остаться! Мне подать чай прямо сюда, или вы придете на кухню?
- Мы пойдем на кухню, Даб-Даб, - ответил Доктор, - но прежде выпусти, пожалуйста, Чипсайда.
Даб-Даб отворила дверцы шкафа, и Чипсайд выпорхнул оттуда, всем своим видом показывая, что он абсолютно ни в чем не виноват.
- Чипсайд, - обратился к нему Доктор, - что ты сказал Миранде?
- Да ничего я ей не говорил, Док, честно, ну, то есть ничего особенного. Я клевал крошки на гравиевой дорожке, когда она заявилась и стала всюду совать свой клюв, будто она тут хозяйка, и все только потому, что у нее разноцветные перышки. Лондонские воробьи ничуть не хуже! Не люблю я этих расфуфыренных иностранцев. И что им дома не живется?
- Но что ты сказал Миранде, почему она обиделась?
- Да всего-то и сказал, что ей место не в английском саду, а в шляпном магазине.
- Тебе должно быть стыдно, Чипсайд. Неужели ты не понимаешь, что птичка проделала тысячи миль, чтобы повидаться со мной. И что ее встречает здесь? Твой грубый язык! Чего же ты добивался, хотел бы я знать? Если бы она улетела, не дождавшись меня, я бы никогда тебе этого не простил. Оставь, пожалуйста, помещение.
Пристыженно, но стараясь делать вид, что ему все нипочем, Чипсайд выпрыгнул в коридор, и Даб-Даб закрыла за ним дверь.
А Доктор подошел к прекрасной птице, сидевшей на чернильнице, и нежно погладил ее по спинке. И тут из-под крылышка показалась ее прекрасная головка.
ДЛИННАЯ СТРЕЛА, СЫН ЗОЛОТОЙ СТРЕЛЫ
- Милая Миранда, - заговорил Доктор, - мне очень неприятно то, что здесь произошло, но ты не должна обращать внимания на Чипсайда. Что с него возьмешь - городская птица, всю свою жизнь базарит с такими же, как он, за крошку хлеба. Не стоит обращать на него внимания.
Миранда расправила свои роскошные крылья. Теперь, когда она проснулась и начала двигаться, я заметил, какие у нее изящные и изысканные манеры. В глазах ее стояли слезы, а клювик дрожал.
- Я бы и не обратила на это внимания, - ответила она высоким серебристым голоском, - если бы не была еле живой. Да еще… - голосок ее оборвался.
- Тебе нелегко пришлось по пути сюда? - участливо спросил Доктор.
- Самый тяжелый перелет в моей жизни, - ответила Миранда. - Погода… да ладно, чего уж говорить. Я ведь все-таки долетела.
- Скажи мне, - голос Доктора выдавал его страшное нетерпение, - что ответил Длинная Стрела на мое послание?
Тут малиновая райская птичка и вовсе повесила голову.
- Это-то и есть самое страшное, - ответила она. - Я не смогла передать ему ваше письмо. Длинная Стрела, сын Золотой Стрелы, исчез! Мне не удалось его отыскать.
- Как это исчез? - воскликнул Доктор. - Что же с ним произошло?
- Это никому не известно, - ответила Миранда, - он и прежде частенько исчезал, как я вам рассказывала, и индейцы никогда не знали, где он. Но от птиц спрятаться не так-то просто. Мне всегда удавалось отыскать какую-нибудь сову или ласточку, которая могла точно сказать, где он. Но на этот раз он, похоже, исчез без следа. Вот почему я опоздала к вам почти на две недели. Я искала его повсюду, расспрашивала кого только могла. Я пролетела по всей Южной Америке, но нигде ни одна живая душа не знает, где Длинная Стрела.
В комнате воцарилась грустная тишина. Доктор нахмурился, а Полинезия почесывала голову.
- А черных попугаев ты расспрашивала? - спросила она. - Они обычно в курсе всех дел.
- Разумеется, - ответила Миранда, - и я была так огорчена, что мне не удалось найти Длинную Стрелу, что совершенно выпустила из внимания изменение погоды. Я не остановилась, как обычно, на Азорах, а полетела, чтобы сократить путь, прямо на Гибралтар, словно на дворе июнь или июль, и, конечно же, попала в страшную бурю на Атлантике. Я уже думала, что погибну, но мне повезло - в воде плавали обломки разбившегося корабля. Непогода стала стихать, я опустилась на один из этих обломков и сумела немного поспать. Если бы не передышка, вам бы не услышать об этих приключениях.
- Бедная Миранда! Что тебе пришлось пережить! - сокрушенно воскликнул Доктор. - Но скажи, удалось ли тебе выяснить, где Длинную Стрелу видели в последний раз?
- Да. Один альбатрос сказал мне, что видел его на острове Паукообразных Обезьян.
- Остров Паукообразных Обезьян? Это где-то у берегов Бразилии?
- Именно так. Конечно, я сразу же отправилась туда и расспросила каждую птицу на острове (а это очень большой остров, сотни миль пути). Длинная Стрела, видимо, навещал там какое-то племя индейцев, и последний раз его видели, когда он направлялся в горы за каким-то редким лечебным растением. Мне это рассказал ручной сокол, с которым вождь племени охотится на куропаток. Меня там тоже чуть было не посадили в клетку. Иметь красивое оперенье опасно для жизни. Стоит только приблизиться к человеку, как, не успев произнести: "Ах, какая красота!", он выпускает в тебя стрелу или пулю. Из всех людей на свете я могу доверять только вам и Длинной Стреле.
- И что, так никто и не знает, вернулся ли он с гор?
- Нет. Больше его нигде не видели. Я расспрашивала птиц, что обитают на побережье, не уехал ли он с острова на каноэ. Но никто из них ничего не знал.
- Ты думаешь, с ним случилась беда? - тревожно спросил Доктор.
- Боюсь, что да, - кивнула головой прекрасная Миранда.
- Что ж, - медленно произнес Доктор Дулитл, - если мне никогда не доведется встретить Длинную Стрелу, это будет большой неудачей в моей жизни. Но не только в моей, это будет потерей для всего человечества, ибо, судя по тому, что ты мне рассказала, это - величайший натуралист всех времен и народов. Он знает больше всех на свете. И если Длинная Стрела ушел из жизни, и никто не успел описать его знания и опыт, чтобы использовать их на благо людей, то это просто ужасно! Но ведь ты не думаешь, что его нет в живых?
- А что еще мне остается думать, если вот уже целых полгода ни одна живая душа не знает, где он и что с ним! - воскликнула Миранда и разразилась горькими слезами.
ПУТЕШЕСТВИЕ НАУГАД
Рассказ малиновой райской птички поверг всех в невероятное уныние. Доктор пил чай с отсутствующим видом и был заметно удручен. Время от времени он переставал есть и неподвижно смотрел на какое-нибудь пятнышко на скатерти, мысли его витали далеко-далеко. Даб-Даб, озабоченная тем, чтобы Доктор наконец поел, начинала нарочито кашлять или стучать лапкой по раковине.
Я изо всех сил старался подбодрить Доктора, вспоминая, как он помог Льюку и его жене. Но это не возымело никакого действия, и тогда я принялся рассуждать о нашем предстоящем путешествии.
- Видишь ли, Стаббинс, - задумчиво произнес Доктор, когда мы встали из-за стола, и Даб-Даб с Чи-Чи принялись убирать посуду, - честно говоря, теперь я и не знаю, куда ехать. Я собирался предпринять это путешествие, чтобы встретиться с Длинной Стрелой. Я надеялся, что он поможет мне выучить язык моллюсков и, быть может, каким-нибудь образом добраться до дна моря. Но Он пропал! И его знания исчезли вместе с ним!
И Доктор вновь погрузился в задумчивость.
- Только подумать! - сокрушенно бормотал он. - Длинная Стрела и я - двое ученых, живущих в разных концах света… нам никогда не доводилось встречаться, но у меня всегда было такое чувство, будто я отлично знаю его. Ведь мы оба делали одно дело. И вот его нет! Нас разделял целый мир, и только одна маленькая птичка знала нас обоих!
Мы вернулись в кабинет, Джип принес Доктору его тапочки и трубку. После того, как трубка была раскурена и дым начал медленно наполнять комнату, Доктор заметно повеселел.
- Но мы все равно поедем в путешествие, даже если не сможем найти Длинную Стрелу, ведь правда, Доктор? - волновался я.
Доктор Дулитл внимательно посмотрел на меня и вдруг, улыбнувшись своей доброй мальчишеской улыбкой, сказал:
- Конечно, поедем, Стаббинс. Не волнуйся. Мы не должны прекращать работу и учебу, даже если Длинная Стрела исчез, только куда мы поедем - вот вопрос!
На свете было столько мест, о которых я мечтал, что, конечно же, я не мог ответить сразу. Пока я размышлял, Доктор выпрямился в своем кресле и сказал:
- Я знаю, как мы поступим, Стаббинс. Эту игру я придумал, когда был совсем молодым, еще до того, как ко мне переехала жить Сара. Я называл ее "путешествием наугад". Когда мне хотелось куда-нибудь поехать, и я не мог решить, в какую сторону держать путь, я не глядя открывал географический атлас и опускал карандаш на первую попавшуюся страницу. Потом открывал глаза и смотрел, куда он показывает. Путешествие наугад - страшно увлекательная игра. Но ты должен дать себе клятву непременно отправиться туда, куда указывает карандаш. Ну так что, сыграем?
- Да, да, конечно! - почти выкрикнул я. - Как это здорово! Пусть это будет Китай, нет, Борнео, нет, лучше Багдад!
Я тут же подскочил к книжному шкафу и, сняв с верхней полки огромный географический атлас, положил его на стол перед Доктором.
Я знал в нем каждую страницу наизусть. Сколько дней и ночей я просиживал за его пожелтевшими картами, прослеживая течение рек, исследуя положение гор и морей, представляя себе, как могут выглядеть маленькие города и насколько широки разбросанные по карте озера. Сколько радостных часов провел я над этим атласом, мысленно совершая увлекательнейшие путешествия по всему миру. Я и сейчас вижу его перед собой: на первой странице карты нет, здесь лишь сказано, что атлас выпущен в Эдинбурге в 1808 году и еще много всего о самом атласе. На следующей странице - карта солнечной системы. Здесь и солнце, и планеты, и звезды, и луна. Третья страница представляет карты Северного и Южного полюсов, потом идут полушария, океаны, континенты и страны.
Пока Доктор оттачивал карандаш, мне в голову пришла одна мысль:
- А что, если карандаш укажет на Северный полюс, - спросил я, - мы туда тоже отправимся?
- Нет, правила предусматривают, что если ты уже был однажды в каком-то месте, второй раз туда ехать необязательно. Делаешь другую попытку. Я был на Северном полюсе, - добавил он, - так что мы туда не поедем.
От удивления я едва не лишился дара речи.
- Вы были на Северном полюсе? - наконец-то вымолвил я. - Но ведь его еще не открыли. На карте обозначены все места, куда удавалось добраться исследователям, которые пытались достичь Северного полюса. Почему же вашего имени там нет?
- Я обещал держать это в секрете. И ты тоже, пожалуйста, никому об этом не рассказывай. Да, я открыл Северный полюс в апреле 1809 года, но ко мне обратились несколько полярных медведей, сказав, что под снегом есть большие залежи каменного угля. "Люди пойдут на что угодно, лишь бы добраться до этих залежей", - волновались они и попросили никому об этом не рассказывать. Ведь если люди придут на Север и построят угольные шахты, эта прекрасная белая страна будет уничтожена навсегда, а ведь на свете нету больше мест, где бы полярные медведи чувствовали себя так привольно. Конечно же, я дал им слово держать все это в секрете. Но рано или поздно Северный полюс все равно кто-нибудь откроет. Мне только хочется, чтобы у белых медведей подольше оставалось место для вольготной жизни. Я надеюсь, что это продлится еще некоторое время, поскольку климат в тех местах просто дьявольский. Ну как, мы готовы? Отлично. Бери карандаш и встань поближе к столу. Когда книга раскроется, очерти в воздухе три раза круг и опусти карандаш на страницу. Готов? Хорошо. Закрывай глаза.
Момент был напряженный, немного страшноватый, но очень волнующий. Мы оба крепко закрыли глаза. Я услышал, как атлас с шумом раскрылся. Я старался представить себе, что это за страница - Африка или, например, Азия. Трижды очертив в воздухе круг, я начал опускать карандаш. Наконец он коснулся страницы.
- Порядок, - сказал я, - дело сделано.