Не осознавая тогда еще, может быть, в полной мере глубинного смысла своих слов, Георгий Валентинович Плеханов, следуя логике союза с Лениным, подсознательно увлекаемый возрастающей ролью его в развитии русской социал-демократии, ставит Ленина на следующую после Энгельса позицию.
Слова Энгельса - общее положение. Ленин же писал не общий трактат по философии истории, а "рабочую" полемическую статью.
Ситуацию (не переоценивая ее) трудно и недооценить. Георгий Плеханов, теоретически обосновавший русскую социал-демократию, невольно двигает фигуру Ленина (сильнейшего практика и теоретика русской социал-демократии последних лет) на новую ступень развития социал-демократии.
Плеханов ставит на съезде имя Ленина рядом с Энгельсом.
На четырнадцатом (первом лондонском) заседании съезда началось напряженное, жаркое обсуждение первого параграфа Устава партии. Делегаты, получив благодаря брюссельской полиции несколько дней отдыха, пересекли Ла-Манш, подышали морским воздухом и с новыми силами ринулись в бой.
Докладчик по первому параграфу - Владимир Ульянов. Его формула: членом РСДРП может быть всякий, признающий ее программу и поддерживающий партию как материальными средствами, так и личным участием в одной из партийных организаций.
Доводы Мартова: членом РСДРП считается каждый, кто принимает ее программу и оказывает партии регулярное личное содействие под руководством одной из партийных организаций.
Слово за Георгием Валентиновичем Плехановым.
Авторитет Плеханова в партии необычайно высок. Годы, предшествовавшие съезду, были временем наибольшего расцвета его творческой личности как теоретика марксизма и деятеля международного рабочего движения.
Его заслуги перед русским освободительным движением признаны повсеместно. Двадцать семь лет назад, 6 декабря 1876 года, во время первой революционной демонстрации в России, произошедшей в Петербурге на площади Казанского собора, он впервые в России произнес публичную политическую речь, направленную против самодержавия.
С тех пор популярность его росла с каждым годом. Он написал первые русские марксистские книги. Переведя "Манифест Коммунистической партии", создал русскую марксистскую терминологию. Он был властителем дум целого поколения русских революционеров. В России не было более или менее прогрессивно настроенного общественного деятеля, который не уважал бы и не почитал Плеханова. А в социал-демократических кругах бывали порой времена, когда имя Плеханова боготворили - не только его мнение, но и каждая мимоходом брошенная фраза получала силу незыблемой закономерности.
- Я не имел предвзятого взгляда, - сказал Георгий Плеханов, - на обсуждаемый пункт Устава. Еще сегодня утром, слушая сторонников противоположных мнений, и находил, что "то сей, то оный набок гнется". Но чем больше говорилось об этом предмете и чем внимательнее вдумывался я в речи ораторов, тем прочнее складывалось во мне убеждение в том, что правда на стороне Ленина. Весь вопрос сводится к тому, какие элементы могут быть включены в нашу партию. По проекту Ленина, членом партии может считаться лишь человек, вошедший в ту или другую организацию. Противники этого проекта утверждают, что этим создаются какие-то излишние трудности… Говорилось о лицах, которые не захотят или не смогут вступить в одну из наших организаций. Но почему не смогут? Как человек, сам участвовавший в русских революционных организациях, я скажу, что не допускаю существования объективных условий, составляющих непреодолимое препятствие для такого вступления. А что касается тех господ, которые не захотят, то их нам и не надо… Говорить же о контроле партии над людьми, стоящими вне организации, значит играть словами. Фактически такой контроль неосуществим, Аксельрод был неправ в своей ссылке на семидесятые годы. Тогда существовал хорошо организованный и прекрасно дисциплинированный центр, существовали вокруг него созданные им организации разных разрядов, а что было вне этих организаций, было хаосом, анархией. Составные элементы этого хаоса называли себя членами партии, но дело не выигрывало, а теряло от этого. Нам нужно не подражать анархии семидесятых годов, а избегать ее… Когда Желябов заявил на суде, что он не член Исполнительного комитета, а только его агент четвертой степени доверия, то это не умаляло, а увеличивало обаяние знаменитого комитета. То же будет и теперь. Если тот или иной подсудимый скажет, что он сочувствовал нашей партии, но не принадлежал к ней, потому что не мог удовлетворить всем ее требованиям, то авторитет партии только возрастет… Не понимаю я также, почему думают, что проект Ленина, будучи принят, закрыл бы двери нашей партии множеству рабочих. Рабочие, желающие вступить в партию, не побоятся войти в организацию. Им не страшна дисциплина. Побоятся войти в нее многие интеллигенты, насквозь пропитанные буржуазным индивидуализмом. Но это-то и хорошо. Эти буржуазные индивидуалисты являются обыкновенно также представителями всякого рода оппортунизма. Нам надо отдалять их от себя. Проект Ленина может служить оплотом против их вторжений в партию, и уже по одному этому за него должны голосовать все противники оппортунизма.
При голосовании первого параграфа Устава Плеханов поднял руку вместе с Лениным.
Вера Засулич и Павел Аксельрод высказывались за формулировку Мартова.
С этой минуты первой русской марксистской социал-демократической группы "Освобождение труда" как единого целого более не существовало. Она, правда, формально еще числилась среди отдельных организаций партии. Только на двадцать девятом заседании съезда Лев Дейч попросил слова и от имени старых товарищей по группе заявил, что "Освобождение труда" растворяется в общей партийной организации.
Но фактически группа перестала существовать в день голосования первого параграфа Устава. В тот день она раскололась на два враждебных лагеря. На глазах у всего съезда.
Это были тяжелые часы в жизни Георгия Валентиновича Плеханова. Двадцать лет он шел рука об руку с Верой Засулич и Павлом Аксельродом по тернистой дороге общей борьбы в суровых условиях жизни в эмиграции, полной невзгод и лишений. Двадцать долгих лет они были друг другу самыми верными товарищами, идейными и духовными друзьями, ближе которых, казалось, и быть не могло. В любую секунду каждый из них готов был прийти на помощь другому - сидеть у кровати больного, переписывать статьи, оказывать материальную поддержку. Вера Ивановна Засулич нянчила детей Георгия Валентиновича, ухаживала за ним самим в дни обострении его туберкулеза, была добрым ангелом семьи Плехановых.
И вот теперь пути их расходились.
На заключительных заседаниях съезда Георгий Плеханов был избран председателем Совета партии. Он был вместе с Лениным, но съезд распадался на две части. Зловещее слово "меньшевизм", из которого в дальнейшем вырастет трагедия судьбы Георгия Валентиновича, родилось на белый свет.
Съезд раскололся надвое. Плеханов сидел с Лениным на заседаниях искровцев большинства, а все его старые друзья по группе "Освобождение труда" - на собраниях другой части съезда во главе с Мартовым.
Терять старых друзей больно. Мрачные мысли одолевали Георгия Валентиновича.
На тридцать первом заседании съезда Плеханов на правах председателя пытается лишить слова Мартова. Вера Ивановна Засулич, вскочив с места, яростно кричит Плеханову совершенно немыслимые, чудовищные обвинения.
Слово просит Ленин. Плеханов властью председателя дает ему слово.
У Засулич начинается нечто вроде психического припадка. Она теряет контроль над собой. Рядом с ней Мартов и Троцкий. Их нервные крики не дают Ленину начать свое выступление.
Плеханов растерян. Он долго не может навести порядок. Голос Ленина почти не слышен за выкриками Мартова, Троцкого и Засулич.
В перерыве, глубоко удрученный всем произошедшим, Георгий Валентинович выходит в коридор. Навстречу ему медленно идет Засулич. Лицо ее пылает, глаза лихорадочно блестят.
Плеханов пытается успокоить Веру Ивановну (ведь это же Вера - друг, товарищ, самый близкий человек за два десятка лет, проведенных рядом в эмиграции), но Засулич, перебив его, снова кричит, срывается почти на визг, бросая в лицо ужаснейшие, несправедливейшие упреки, обвиняя в измене и предательстве.
Вокруг толпятся мартовцы. Они чего-то ждут от Плеханова. Чего же именно? Отказа от союза с Лениным?.. Ну уж нет! Никаких личных симпатий, никаких сентиментальных воспоминаний о прошлом!
- Вера Ивановна, - резко обрывает Плеханов Засулич, - вы что-то перепутали! Наверное, вам кажется, что перед вами стою не я, а генерал Трепов, в которого вы стреляли когда-то…
Шутка горька, тяжела и, пожалуй, неуместна. Засулич близка к обмороку. Она держится за сердце. Ей приносят воды.
Кляня себя за то, что не удержался от сомнительной остроты, Плеханов стремительно выходит из помещения.
Все последующие после столкновения с Засулич дни Плеханов не находит себе места. По ночам его мучает бессонница. Радость победы на съезде, достигнутой в союзе с Лениным, отравлена нелепой выходкой Засулич. Неужели она так ничего и не поняла? Неужели Вера по осознает неправильности своей позиции?
Но ведь она всегда верила мне, мучительно думает Георгий Валентинович. Значит, сейчас доверие потеряно. Из-за чего? Почему? Разве Засулич не понимает пагубности раскола именно в это время? Ведь партия создавалась с таким трудом, ведь столько сил ушло на подготовку съезда. Целых двадцать лет ждали они - Аксельрод, Засулич и он - того времени, когда можно будет умеренно сказать: российская социал-демократия существует не только теоретически, но и практически!
И вот теперь, когда эти слова можно было наконец произнести, старых друзей разделяет пропасть. Они, Вера и Павел, больше не верят ему, Жоржу. Они не хотят принять позиции Ленина.
Нет, он, Плеханов, не может разорвать союза с Лениным ради старой дружбы с Аксельродом и Засулич. За Лениным - реальный смысл, практические дела партии. Он остается с Лениным, как бы тяжело ни пришлось осознавать полный разрыв со своим прошлым, со старыми соратниками и друзьями.
Лето 1903 года кончилось. В конце августа, когда над Темзой сгустились туманы, а солнечные лучи на башнях Тауэра и Вестминстерского аббатства играли все реже и реже, когда над городом зарядили первые унылые осенние дожди, участники второго съезда РСДРП начали разъезжаться из Лондона по местам.
Вернулся в Швейцарию и Георгий Валентинович Плеханов. На душе у него было тревожно и грустно. Тяжелые мысли теснили сердце. Было ясно, что произошедший раскол в самом скором времени обернется новыми испытаниями и сложностями в работе и жизни.
Еще выходила "Искра" под его общей редакцией с Лениным. Еще он писал статьи в газету, развивая и пропагандируя решения съезда. Но разногласия с меньшевиками камнем висели на душе. Энергия разума бесплодно расходовалась на тщетные попытки ликвидировать раскол. Несколько раз вместе с Лениным он участвовал в переговорах с мартовцами, которые не шли ни на какие компромиссы, игнорируя все решения съезда по организационным вопросам.
В октябре у Георгия Валентиновича возникла надежда исправить дело на съезде "Заграничной лиги русской революционной социал-демократии". Съезду лиги предшествовала сентябрьская встреча лидеров большевиков с лидерами меньшевиков. От большевиков присутствовали Ленин, Плеханов и Ленгник. От меньшевиков - Мартов, Засулич, Аксельрод, Потресов.
- Никакой, абсолютно никакой надежды на мир больше нет, - сказал Плеханову Ленин, когда все разговоры были окончены.
Георгий Валентинович мрачно молчал.
- Война объявлена, - тяжело вздохнул Ленин. Плеханов стоял насупившись, уткнув бороду и усы в воротник пальто. Глаза его, всегда живые и проницательные, сейчас светились тоской и печалью.
- Впереди у нас съезд лиги, - с трудом сказал он наконец.
- На котором решительно ничего не изменится! - быстро парировал Ленин и сделал исчерпывающий жест рукой.
- Но бой будет дан, - поднял голову Плеханов.
Он чувствовал раздражение против старых друзей. И в то же время ему было жалко их и обидно за них.
- Может быть, последний бой, - тихо добавил Георгий Валентинович.
На одном из заседаний съезда "Заграничной лиги русской революционной социал-демократии" Плеханов, поддерживая Ленина, обрушился на Мартова и Троцкого.
- Троцкий советует не злоупотреблять такими словами, как "анархизм" и "оппортунизм", - сказал Георгий Валентинович. - Этот совет может быть плох или хорош, но, следуя ему, пришлось бы избегать и таких выражений, как "помпадурский централизм", "бюрократизм" и так далее. Скорее эти выражения неуместны, чем те, которые я употребил. Я не понимаю, почему "анархизм" не употреблять, а "бюрократизм" и "помпадурство" употреблять можно. Какие выражения хуже, резче? В данном случае невольно вспоминается тот дикарь, который на вопрос, хорошо ли съесть чью-нибудь жену, ответил: "Мою жену съесть плохо, а чужую - хорошо!"
Давая выход накопившемуся раздражению против старых друзей, Плеханов резко высмеял Льва Дейча, как только тот позволил себе очередную нападку на Ленина.
- Я не сомневаюсь, что товарищ Дейч умеет читать, хотя он никогда не злоупотреблял этим умением, - усмехнулся Георгий Валентинович. - Но что он умеет читать в сердцах, я этого не знал. Во всяком случае данные, добытые таким путем, не поддаются проверке, и я не буду даже разбирать, прав он или нет. "Жоресизм" и "анархизм" употреблять неудобно, а "оскорбление величества" и "помпадурство" удобно… Единство должно существовать. Партия должна быть единой и нераздельной, и если эта мысль в моих устах удивляет товарища Дейча, то это свидетельствует о том, что он плохо читает в сердцах. Я настаиваю на принятии резолюции, дабы она еще раз подтвердила наше единство.
Плеханов посмотрел на старого друга. "Женька" (партийный псевдоним Дейча) сидел около Аксельрода и Засулич растерянный и удрученный, не поднимая головы. Весь скорбный вид его как бы говорил о том, что он никак не может понять - почему Жорж Плеханов выступает против него? Почему он не с ними - Засулич, Аксельродом, Дейчем, то есть с теми, с кем организовывал когда-то, двадцать лет назад, здесь же, в Женеве, в кафе на берегу Роны, первую русскую социал-демократическую группу "Освобождение труда"?
Постепенно становилось ясным, что меньшевики стремятся не к миру, а только к войне, что они хотят сделать "Заграничную лигу" центром фракционной войны против большевиков.
Особенно накалилась атмосфера после выступления Мартова.
- Вы переносите принципиальный спор на почву подозрений и намеков, - сказал от имени большевиков Ленгник, обращаясь к оппозиции. - Вы выработали свой устав, который превращает лигу в независимую от партии организацию. Вы хотите самостоятельно издавать свою литературу и транспортировать ее в Россию без нашего ведома. Ваша цель ясна - вывести лигу из-под контроля партии.
Как член Центрального Комитета, избранного вторым съездом РСДРП, Ленгник объявил съезд "Заграничной лиги русской революционной социал-демократии" незаконным.
Большевики покинули съезд лиги.
Вместе с ними ушел и Плеханов.
Это был последний шаг, сделанный Георгием Валентиновичем после второго съезда РСДРП, вместе с большевиками, вместе с Лениным.
Октябрьским вечером 1903 года в Женеве, в кафе Ландольта, собрались большевики, покинувшие заседание "Заграничной лиги русской революционной социал-демократии". Ждали Плеханова.
Он вошел, необычно взволнованный, бледный, непохожий на самого себя. Все тревожно смотрели на него: почувствовали, что Георгий Валентинович находится в каком-то совершенно новом и незнакомом для них состоянии.
Плеханов оглядел собравшихся. Ленин. Бауман. Бонч-Бруевич. Лиза Кнунянц.
Он вздохнул, откинул назад голову. В черных усах и бороде сверкнула седина.
- Что с вами, Георгий Валентинович? - с тревогой спросил Ленин.
- Надо мириться, - ответил Плеханов. - Необходимо ввести в редакцию "Искры" Засулич, Аксельрода… Я больше не могу стрелять по своим.
Ленин побледнел.
- Но ведь мы же предлагали кооптацию, - тихо сказал он, - они отказались.
- Нужно соглашаться на все их условия, - мрачно сказал Плеханов. - Это лучший способ успокоить и обезвредить мартовцев.
- Вы предлагаете отменить решения съезда партии? - спросил Ленин.
- Если мое предложение не будет принято, я ухожу в отставку, - сказал Плеханов.
Так началась драма судьбы - трагедия политической и общественной биографии Георгия Валентиновича Плеханова.
Ленин, как всегда, энергично, коротко и ярко дает характеристику эволюции Плеханова в то время:
1903, август - большевик;
1903, ноябрь (№ 52 "Искры") - за мир с "оппортунистами" - меньшевиками;
1903, декабрь - меньшевик, и ярый…
В последние месяцы и дни 1903 года Георгий Валентинович много думал о переменах, произошедших в его политической позиции, в его положении в русской социал-демократии.
Иногда перед ним возникала вся его жизнь - длинная череда событий, встреч, городов, стран, человеческих лиц. Ему вспоминалась Россия, от которой он был оторван вот уже целых двадцать три года, далекий городок Липецк и отцовская деревня Гудаловка, в которой он родился…
Воронеж, где прошла его юность в военной гимназии…
Петербург и Горный институт, первые сходки рабочих и студентов на его квартире, с которых все началось.
Потом были кружки, Казанская демонстрация, хождение в народ, Воронежский съезд, разрыв с народовольцами, эмиграция, приход к марксизму…
Собственно говоря, один раз в его жизни события уже сплетались в неимоверно тугой узел, подобный теперешнему. Тогда, более двадцати лет назад, он, молодой и непримиримый, явился из России в Европу, чтобы спустя некоторое время в своих книгах "Социализм и политическая борьба" и "Наши разногласия" навсегда порвать с народничеством и перейти на твердые позиции марксизма.
Тогда он четко размежевался в своих новых взглядах с позицией Лаврова, одного из апостолов народничества. Все было высказано предельно ясно и определенно - русское освободительное движение в лице только что созданной группы "Освобождение труда" выходило на новую историческую дорогу. (Ему запомнился взгляд, который бросил однажды Петр Лаврович Лавров на него, на Плеханова, во время одного из самых горячих их споров. Взгляд старого человека, провожающего в дальнюю дорогу нетерпеливую молодежь, - усталые, слезившиеся глаза Лаврова смотрели поверх очков растерянно и тоскливо.)
Теперь ситуация как бы повторялась. Ленин и ленинцы - молоды и непримиримы. А он и старые друзья (Засулич, Дейч, Аксельрод) уже, к сожалению, совсем немолоды. Да и не только в возрасте было дело. Новая революционная Россия лежала далеко. За двадцать с лишним лет эмиграции все они, "освободители труда", как называл их когда-то Лавров, привыкли в Европе к иной, западной практике социал-демократического строительства в относительно мирных, легальных условиях.