Валуйский смотрел на нас с наигранным торжеством. Даже улыбался. А я не мог определить свои ощущения. С одной стороны, он не говорил мне ничего, за что я мог бы его возненавидеть. Даже убийство Николая Чебышева в колонии, организованное, судя по всему, кем-то из друзей этого "искусствоведа в белом", не очень меня тронуло. С другой стороны, он приоткрыл мне еще одну старую тайну моей семьи, о которой я не имел представления. Одно дело, когда ты сам вынимаешь скелет из шкафа, и совсем другое – когда его вынимает какой-то хрен с горы.
– Ну-с, – сказал Валуйский, поднимаясь с дивана, – вот теперь вам, кажется, имеет смысл поговорить без свидетелей.
Он направился к двери. Джентльмен с чашкой кофе увязался следом. Человек, сидевший в кресле у меня за спиной, какое-то время колебался, но хозяин знаком велел ему удалиться.
Мы с Мариной остались наедине.
– Почему ты не рассказала все сразу? – спросил я, продолжая изучать наклейку на бутылке.
– Тогда пришлось бы рассказывать всё.
– И что?
– Ничего.
Я кивнул.
– Хауз прав, все лгут.
– Не надо так. Я честно пыталась просто жить. Хотела быть с мужчиной, который меня любит. Прости, не вышло. И мои тайны тут уже ни при чем.
– Что же случилось сейчас?
Марина поставила пустой бокал на стол, повернулась ко мне. Расслабленности как ни бывало.
– Игорь Чебышев достал меня. Я думала, что он навсегда исчез, но он появился. Стал требовать, чтобы я вернула эту чертовую штуку. Назвал сумму, которая могла бы ее заменить, но у меня никогда не было таких денег. У тебя их тоже не было, но даже если бы были, я бы никогда не обратилась к тебе с такой просьбой.
У меня в груди стучал молот. Новая информация второй день просто сшибала с ног. Я уже ни в чем не был уверен, кроме одного – я безумно скучал по Томке. Наверно, как ей страстно хочется "к папе" в трудные минуты жизни, так и меня тянет к ней.
– Игорь решил, что вещь принадлежит ему?
– Да. Раз брата замели и убили, значит, он теперь его наследник. Он ничего не хотел слушать, велел срочно решить этот вопрос, поставил срок – два месяца. Где я еще могла найти деньги за два месяца?
– У своего нового мужчины. – Я усмехнулся. – Потому и торопила Кормухина с заключением брачного контракта, не так ли? Ему твоя спешка показалась очень подозрительной. Интересно, что бы ты сделала после подписания документа? Устроила бы автокатастрофу?
Марина вздрогнула. Лицо перекосила гримаса ужаса.
– Никто не собирался его убивать!!! Это совпадение! Черт, я вчера чуть с ума не сошла, мы же так ничего и не решили! Он вообще собирался вернуться к жене, чертов импотент!!! А тут взял и разбился… дебил…
Марина пустила слезу. Я же обхватил голову руками. Боже, и почему мужчина думает членом?! За что ты нас так наказал, господи?! Неужели мало нам проблем!
Мы сидели молча несколько минут. Марина всхлипывала, а я думал о прошедших годах. Наверно, в какой-то степени бесцельно прожитых годах.
– Как ты нашла Валуйского? – спросил я наконец.
Марина перестала шмыгать.
– Сорока на хвосте принесла.
– Какая?
– Я не хочу сдавать человека, потому что это не имеет никакого отношения к делу. Я вообще никого не хотела привлекать и беспокоить. Пришлось.
– Ладно, дело ваше. Меня вскрыли люди Игоря?
– Да. – Марина опустила глаза. – Я отдала ему свой ключ. Он ничего не нашел и разозлился, поставил ультиматум. У меня не было другого выхода… поэтому я здесь…
– Угу. Осталось узнать лишь одно.
Марина подняла глаза. В них стояли слезы, но меня они не тронули.
– Что это за вещь, которую все так хотят?
22
Поначалу я не поверил своим глазам. Думал, может, это алкогольный дурман (хотя выпил я к тому моменту лишь два раза по пятьдесят) или галлюцинации от переутомления. Но когда Валуйский нажал кнопку "пауза" на плеере, зафиксировав изображение на экране, и начал рассказывать, сомнения улетучились. Я видел именно то, что видел.
– Так называемый "Чудесный медальон", или "Медальон Непорочного зачатия". Согласно легенде, первый экземпляр появился на свет благодаря чудесному явлению на улице Лю Бак в Париже в 1830 году. Некая Пресвятая Дева Мария… я говорю "некая", друзья, ибо полагаю, что вы достаточно далеки от христианства и связанной с ним мифологии… так вот, некая Пресвятая Дева Мария явилась однажды сестре милосердия Екатерине Лябур. Эта женщина была монашкой, ухаживала за стариками, заведовала курятником и прачечной в приюте, основанном герцогиней Бурбонской. Она всю жизнь прослужила в этом приюте, исключая период войны Франции с Пруссией и случившейся впоследствии парижской Коммуны, и даже стала его настоятельницей. Умерла она в 1876 году. Прославилась Екатерина Лябур своими видениями. Она всю жизнь утверждала, что общается со святыми. Одна из святых, упомянутая мной выше Пресвятая Богородица, поручила сестре милосердия изготовить чудодейственный медальон, который подарит благодать всякому, кто будет носить его. Изображение медальона Пресвятая Дева продемонстрировала там же, на месте. По эскизам Екатерины через год медальон начали изготавливать массовым тиражом. В Париже тогда властвовала холера, и медальон действительно оказывал чудесное воздействие, исцелял больных, дарил надежду и веру страждущим, приносил свет в души тех людей, кто носил его со смирением и почитанием. Такова официальная история экспоната.
Валуйский со сдержанной улыбкой посмотрел на нас. Мы оба – я и Марина – не сводили глаз с экрана.
– Должен отметить, что медальон этот чрезвычайно распространился и ныне известен всему христианскому миру. Католики относятся к нему с большим почитанием. По сути, если разобраться, то он сейчас как разменная монета и для коллекционеров вроде меня не представляет особой ценности. Если бы не одно "но"…
Он сел на свое место, сомкнул ладони, опустив локти на колени. Он хотел привлечь наше внимание к своим следующим словам, и ему это удалось. Не зря Валуйского так часто приглашают на телевидение.
– Медальон, который пропал из моей машины, имеет почти непосредственное отношение к создательнице, самой Екатерине Лябур. Есть все основания полагать, что она держала его в руках, а позже передала кому-то из своих ближних. У него очень грубая чеканка. Он ходил по самым разным рукам, много лет прятался в сейфах и хранилищах, пылился в частных коллекциях, пока в конечном итоге не попал к нам в страну и в наш город, а все самое ценное, что попадает в наш город, так или иначе проходит через мои руки. – Он сделал паузу. – В силу известных обстоятельств сейчас медальон находится у вас. Хотите вы того или нет, но я собираюсь вернуть его обратно.
Валуйский посмотрел на меня. Он ждал реакции. И он ее дождался. Я не сумел скрыть свои истинные эмоции, потому что был потрясен не меньше, чем французская монашка, узревшая Богородицу. На экране телевизора была изображена "счастливая монетка" моей дочери Томки – желтый овал с изображением женщины в широких одеяниях и с нимбом над головой; обратная сторона изображала крест, переплетенный с большой буквой "М", и два сердечка, одно из которых почему-то было пронзено неким подобием шпаги. Этот медальон Марина несколько лет назад подарила дочери как красивую безделушку, сообщив, что нашла ее в старой шкатулке матери, и позже забыла о ней.
Просто удивительно, как этот кусочек желтого металла уцелел до сего дня – это у моей-то маленькой разбойницы, чьи игрушки живут не более двух-трех дней после покупки и в лучшем случае находят вечный приют в шкафу, в худшем ломаются и летят в мусорное ведро!
Я шумно выдохнул.
– Вы уверены в его подлинности? – спросил я.
– Абсолютно. У него имеются особые приметы, которые нельзя увидеть невооруженным и неподготовленным глазом. Во всяком случае, вы их не распознаете.
– Насколько велика его ценность?
– Чертовски велика. Сомневаюсь, что у вас хватит денег откупиться.
– И поэтому вы оставили его в машине на видном месте, пока бегали за пивом?
Губы антиквара дрогнули. Очевидно, он уже не раз вынес смертный приговор самому себе за головотяпство и в моих порицаниях не нуждался.
– Мне и в голову не могло прийти, что в таком маленьком, пусть даже и миллионном, городе, как наш, найдется идиот, способный угнать машину Владимира Валуйского!
– Однако, он нашелся…
– …и поплатился за это!
Хозяин коттеджа хлопнул ладонью по колену. Я же старался вести себя спокойно. Первый шок постепенно проходил. Негоже нам сейчас устраивать перепалку, тем более что мы находились на чужой территории и мне еще предстояло выяснить, кем для нас является Антиквар – врагом или союзником. В иных обстоятельствах я бы плюнул и растер каблуком, но сейчас приходилось изображать почтение, потому что речь шла о моей дочери.
Ну, Томка, зараза маленькая, дай только добраться до тебя!
– Почему вы так уверены, что вещица по-прежнему у нас?
– Я вовсе не уверен, вот в чем дело. Потому мне и требуется ваша помощь. Я хочу, чтобы вы поняли, Антон, к вам у меня нет претензий. Если я и могу предъявлять кому-то счет, то этого человека давно нет в живых. Итак…
Он взглянул на меня торжественно. В ответ на такой призывный взгляд я мог лишь положить руку на грудь и поклясться в верности Ордену и Ложе.
– Сделаю все, что в моих силах.
Про себя я подумал, что будет трудно отнять у ребенка ее "счастливую монетку". Она с ней, знаете ли, сроднилась.
23
Томкины игрушки… целая история. Точнее, биография. Многие игрушки, какие только были в ее жизни, остались в том или ином обличье в детской комнате, из-за чего комната Тамары Даниловой напоминала забитый ненужным хламом вагон "Полярного экспресса", в котором на главного героя, мальчика, разуверившегося в волшебстве, набросилась марионетка с лицом Эбенезера Скруджа: "Ты не веришь в Рождество! Ты не веришь в Рождество! Не ве-еришь!..". (Томка на этом эпизоде всегда пряталась за угол моей комнаты, хотя видала ужасы и похлеще).
От некоторых кукол остались ноги, от других – головы с ободранными волосами, а иным не везло настолько, что на память о них оставались лишь туфли, да и то без пары. Там и сям в комнате валялись обломки игрушек, извлеченных из шоколадных яиц – пластмассовые палочки, шляпки, крылья, ботинки, винтики. Одним только разнокалиберным шарикам и мячикам несть числа, они закатывались мне под ноги до сих пор, хотя, казалось, я выбросил последний еще год назад (наверно, они прячутся под диванами и креслами, а туда я не залезал уже очень давно и не полезу ни при каких условиях).
Особую любовь Томка питала к мягким игрушкам. Мы их выигрывали в автомате в ближайшем к дому супермаркете чуть ли не каждый день, пока хозяева автомата не подсчитали убытки и не пришли к выводу, что машина ведет себя с покупателями слишком уж доброжелательно. Они перепрограммировали ее, и теперь удачным оказывался лишь каждый десятый захват железной трехпалой клешни. Мы прекратили играть. Но и за прошедшее время успели вытащить из стеклянной камеры три десятка зайцев, медвежат, мышек, кошек и прочей пушистой живности, и все они теперь облюбовали нашу квартиру согласно своим представлениям о комфорте. Проще говоря, они были везде.
Следует признать, что такой неразборчивой я сделал Томку сам. Благодаря моей неслыханной отцовской щедрости она перестала ценить то, что имела. Какой смысл плакать над сломанной игрушкой, если точно знаешь, что завтра папа найдет ей замену – просто купит в магазине, а не станет чинить. Это мой косяк, признаю, как говорили у нас в отделе. Радовало лишь то, что Томка не стала жадной или завистливой и с легкостью дарила игрушки всем, кто в них нуждался. Она вообще не зацикливалась ни на чем, и именно благодаря этой своей особенности росла девочкой счастливой и добродушной.
Но со "счастливой монеткой" все было иначе. Раньше я не обращал внимания, но теперь, после рассказа Валуйского, я вспомнил, что Томка редко расставалась с этой вещью. Даже если не носила ее в кармане штанов, она старалась держать ее в поле зрения, на видном месте. Я не пробовал отнять у девочки медальон, но если бы и предпринял такую попытку, боюсь, на меня обрушился бы поток горючих слез.
Я вспомнил слова экстрасенса Ольги Мякуш: "У тебя необыкновенная девочка. У нее звездочка в голове, яркая сверкающая звездочка, от которой много света и тепла. Она себя еще покажет".
Ольга была права. С тех самых пор, как Томка осознала себя личностью, она вся просто светится. Дни, когда она была не в духе или больна, я могу пересчитать по пальцам. И в поликлинике мы бывали только дважды – ставили плановые прививки.
Неужели все это – влияние медальона? Или просто они нашли друг друга, если я хоть что-нибудь понимаю в оккультизме?
В любом случае, разлучить их будет очень трудно. И еще труднее – объяснить это Валуйскому.
Впрочем, объяснения пока не требовались. Я сидел в кресле на веранде (как оказалось, за толстыми голубыми портьерами у меня за спиной скрывалась дверь) и смотрел на мохнатые сосны за забором. Мне отчаянно хотелось бросить все, пробежаться по лесной тропинке, выйти к водохранилищу и постоять, закрыв глаза, где-нибудь полчаса-час. Тогда, возможно, ко мне и придет озарение, как уже неоднократно бывало. Как бывший филолог скажу вам: чтобы найти сюжет, нужно его НЕ искать. Этот нехитрый метод всегда приносил результаты.
Я сидел на веранде и потирал трубкой телефона небритый подбородок. Я заметил, что уже два дня не брился. Томка обязательно сделает выговор – она терпеть не любит тереться об этот абразив.
– О чем задумался? – спросила Марина. Она стояла у деревянных перил, прислонившись к ним задом. Она была напряжена. Я молчал. Молчал по двум причинам: во-первых, не хотел делиться с нею своими планами, да и не только планами – вообще ничем больше не хотел делиться после всего, что узнал за последние сутки; во-вторых, у меня не было никакого плана. Юридическая справедливость требовала, чтобы мы вернули медальон его законному владельцу… ну, номинально законному, уж как Валуйский на самом деле завладел Чудесным Медальоном, мне неведомо… но мне очень не хотелось этого делать. Я чувствовал какой-то подвох, ощущал себя так, будто у меня хотят забрать какую-то важную часть меня самого.
Впрочем, если уж совсем проще…
…они хотели обидеть моего ребенка. Вот в чем проблема.
– Ты не хочешь говорить или у тебя нет никаких идей?
– У меня нет идей, а если бы и были, я бы оставил их при себе.
Марина проигнорировала резкость.
– Чебышев не остановится. Он хочет заполучить эту штуку любой ценой.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что сказала. – Марина повернулась ко мне спиной.
Мне очень не понравилось ее заявление. Тот факт, что Игорь Чебышев, с которым я не имел сомнительной чести быть знакомым, ради достижения цели позволил себе проникнуть в чужое жилище, пусть и с ключом, на короткое время выпал из моего сознания, но теперь завладел им почти полностью. За годы частной практики я как-то отвык от общения с совсем уж отпетыми негодяями с уголовной родословной. Похоже, мне придется вспомнить, что они существуют и действуют лишь согласно своим представлениям о справедливости.
Я стиснул телефон в руке.
– Спасибо тебе, дорогая, за роскошные подарки к ее шестилетию!
Я набрал номер телефона Олеси. На третьем гудке понял, что нервничаю. Пульс подскочил до непотребных цифр. Поясница покрылась льдом, ноги тоже. "Где ты шляешься, воспитательница, возьми же трубку!".
Я ждал с десяток гудков, потом раздался писк и женский голос на двух языках посоветовал мне позвонить позже.
– С кем сейчас наша дочь? – спросила Марина. Я уловил в ее голосе требовательные интонации.
– Моя дочь сейчас с Олесей и ее сыном!
– Они не отвечают?
– Как видишь!
– Тогда нужно ехать!
Я смерил ее холодным взглядом. Набрал номер домашнего телефона Олеси. Сохранялась высокая вероятность, что она просто не услышала звонок мобильного, потому что была в ванной, туалете или просто мыла посуду на кухне. Такое бывает. Она вообще отвечает лишь на каждый второй звонок. Это ее профессиональная "болезнь", спровоцированная постоянным присутствием рядом шумных детей.
Однако и домашний телефон не отвечал. Аппаратура сбросила звонок уже после пятого гудка. Этому тоже можно было найти разумное объяснение. Томка говорила, что они собирались пойти гулять. Возможно, Олеся взяла детей и ушла с ними в парк, забыв дома мобильник.
– Ну, что?! – спросила Марина. Она едва не кричала. Я готов был убить ее за эту показную истерику, на которую она не имела никакого морального права.
– Ничего! – Я оглянулся. Стеклянная дверь в комнату была приоткрыта. Я сбавил тон. – Что знает Чебышев?
Марина осеклась.
– Какой информацией он располагает? Что ты ему сказала?
– Только то, что медальон уже много лет валяется где-то дома и вообще мог потеряться. Знает, что мы с тобой в разводе и я не могу просто так прийти и рыться в вещах.
– Поэтому любезно подарила ему ключик! – Я вскочил с кресла. Руки сами собой сжались в кулаки. Я подошел к Марине на расстояние дыхания и прошипел: – Если с Томкой что-нибудь случится…
Ее ресницы дрогнули.
– Это и моя дочь тоже…
– Была твоей!! Мы не видим тебя неделями, и она, поверь мне, чувствует себя в твое отсутствие все лучше и лучше! Пропади еще на год, и она вообще забудет, что у детей бывают мамы!
Я оставил ее, снова стал терзать мобильник. Олеся не отвечала ни по одному из известных мне номеров. Что же это такое!!
– Решил подыскать мне замену? Думаешь, она будет лучшей мамой, чем я?
Я спиной почувствовал ее злость. Обернулся.
– Батюшки мои, да мы ревнуем! С чего вдруг!
Она проигнорировала сарказм.
– Думаешь, я не видела, как ты все время смотрел на Олеську?! Думаешь, не замечала ничего? Ты же слюной давился, когда она задом к тебе поворачивалась!
"Господи, какой бред!" – подумал я.
Когда мы с Мариной еще жили вместе, в аналогичные моменты у меня опускались руки. Сейчас я вновь почувствовал бессилие. Взрослый мужик, способный постоять за себя и своих близких, принимающий самостоятельные решения и отвечающий за их реализацию, наткнувшись на нелепые и лишенные логики инсинуации, вдруг рассыпается, как Песочный Человек из комиксов "Марвел".
Это было бы смешно, кабы не было так паршиво.
Марина, как и следовало ожидать, неправильно трактовала мое молчание.
– Я права, да? Хочешь Томке подарить новую маму, эту пигалицу с сиськами нулевками?
– У нее третий размер, – сказал я задумчиво, глядя в пустоту за перилами веранды.