Лес шумел, небо затянулось серыми облаками. Мыслями я уже отдалялся. Я прорабатывал возможные варианты местонахождения Олеси и ребятишек. Обычно они гуляли в сквере на Набережной, где есть фонтан, батут и лотки с мороженым и воздушными шарами. До него от нашего дома можно было дойти пешком минут за двадцать. Но Олеся могла сесть с детьми в троллейбус или на маршрутку и доехать до городского парка, где есть большие аттракционы, столь любимые моей дочуркой; могла укатить в зоопарк или в какой-нибудь игровой развлекательный центр с автоматами. Олеся в этом смысле была очень щедрая женщина и никогда не ждала особого разрешения, чтобы порадовать детей.
– Не сиди сиднем, надо что-то делать!
– Не ори. С Томкой все в порядке.
Я покинул веранду.
Валуйский в углу холла разговаривал со своим человеком. Я надеялся, что он нас не слышал. Парень, назвавший меня "сэром", получал какие-то инструкции и молча кивал. Увидев меня, они прекратили разговор.
– Я поехал.
Валуйский кивнул Джентльмену. Тот сразу ушел, оставив нас наедине.
– Могу я полюбопытствовать, – сказал антиквар, – каковы ваши дальнейшие действия?
– Нет, не можете.
Он потемнел:
– Сурово, однако…
Я прервал его речь взмахом руки.
– Я понимаю ваш интерес и признаю за вами законное право получить утерянную собственность. Только и вы меня поймите… если говорить юридическим языком, я – добросовестный приобретатель и в этой ситуации могу лишь пообещать сделать все, что в моих силах. И прошу вас и ваших людей мне не помогать.
На Валуйского мой пламенный спич, кажется, не произвел ожидаемого действия.
– Вы пообещаете мне, что вещь вернется обратно?
– Я обещаю, что сделаю для этого…
– Но она должна быть здесь!
Он не выдержал. Сбросил маску. Желваки ходили ходуном. Валуйский смотрел на меня как на жалкого придворного шута, который взял на себя смелость лечить своего короля от невроза. Что ж, мне так даже удобнее. Если ты надел белые штаны и рубашку, это еще не значит, что ты зайчик.
– Повторяю, – сказал я размеренно, – что сделаю все от меня зависящее. И еще раз предостерегаю от необдуманных поступков. Если в вашей гонке за утраченным раритетом пострадает кто-либо из моих близких, то вещь, которая вам так дорога, проложит путь к вашему сердцу через вашу задницу. Это я могу гарантировать.
Валуйский уставился на меня. Я уставился на него. Если бы я был Гарри Поттером, а он – Волан-де-Мортом, то сейчас из наших волшебных палочек ударили бы молнии. Я постоял так немного, убедился, что моя решимость не осталась незамеченной, и, развернувшись на каблуках, направился к выходу.
У самой двери обернулся вполоборота и бросил:
– Женщину можете оставить себе, если нужно. Хотя я бы на вашем месте отправил ее от греха подальше.
Я не был уверен, что мне дадут спокойно уйти, но с другой стороны не видел никакого смысла мне мешать, потому что им был нужен медальон, а не моя намыленная шея. Я оказался прав. Парни спокойно покуривали во дворе. Посмотрели на меня с любопытством, не более того, и вскоре вернулись к своему разговору. Ворота были открыты.
Я покинул двор, вышел на гравийную площадку перед домом. Увидел на углу улицы, сворачивающей прямиком в лес и ведущей, скорее всего, к озеру, свою служебную "Спектру". За бликующим на солнце лобовым стеклом мелькнуло бледное лицо Матвея. Может, он и глупый детинушка, но команды выполняет беспрекословно. Едва завидев меня, он завел машину и хотел тронуться, но я махнул рукой, предлагая подождать.
Солнце выглянуло из облаков. Я пошел по широкой лесной тропе, проложенной колесами автомобилей. Голубая полоска водохранилища мелькала за деревьями. Воздух здесь был потрясающий, и я дышал полной грудью. По дороге я продолжал звонить. С сигналом все было в порядке – три деления на шкале – но Олеся по-прежнему не отвечала ни на один мой звонок. Найду их – убью всех троих!
Я вышел к водохранилищу. Необъятное пространство воды, в которой отражалось небо, беспокойно шелестело волнами. Я пересек узкий песчаный пляж, присел на одно колено возле самой кромки, зачерпнул воды, брызнул в лицо. Потом еще раз. Ко мне потихоньку возвращалась способность действовать спокойно и рассудительно. Ничего ужасного не происходит, все в порядке вещей, все будет хорошо…
Однако в ту минуту я ужасно скучал по Томке. Сильнее, наверно, только она могла скучать по своему папе.
24
Дома их не оказалось. Я звонил и стучал в дверь. Если верить Марине, Чебышев не догадывается о том, что Медальон стал любимой игрушкой моей дочери. Меня эта мысль успокаивала (как часто мы верим в то, во что хотим верить, игнорируя доводы рассудка!).
Впрочем, чтобы ни происходило, всю эту святую троицу – Олесю, Томку и Ваньку – нужно было найти как можно скорее, а уж потом начинать куда-то отплясывать. Вернувшись к машине, я велел Матвею гнать в сквер на Набережной. Парень промолчал, но в плотно сжатых губах залегло недовольство: приближалось время заезда на картингах, в котором участвовал его племянник, и Матвей еще не расстался с надеждой успеть к началу. Я сделал вид, что ничего не заметил. Пусть сегодня я буду страшным узурпатором и самодуром, так и быть.
До сквера мы долетели за десять минут. Застряли в пути, хотя дорога, особенно в субботу, не предполагала серьезных препятствий. Один недоумок на старой "Волге" пытался развернуться на узком участке улицы и, не рассчитав скорости при маневрах, передними колесами перескочил через высокий бордюр. Обратно выбраться без посторонней помощи он уже не мог. В результате машина загородила дорогу, оставив лишь узкий проход на встречной полосе. Матвей долго смотрел на его тщетные потуги и виноватую улыбку, потом вышел из машины. Я с интересом наблюдал, как он выговаривает хозяину "Волги". Молчаливый и несгибаемый Матвей вдруг обнаружил удивительную способность говорить много и экспрессивно. Я мог лишь догадываться, какими титулами и званиями награждал он застрявшего бедолагу. В какой-то момент мне даже показалось, что сейчас мой крепкий детинушка поднимет "Волгу" за задний бампер и отшвырнет с дороги еще дальше, но он неожиданно быстро затих. Повернулся ко мне и скрестил две руки: "Дохлый номер".
Придется идти пешком.
До сквера оставалось метров триста. Я шел быстрым шагом по тротуару вдоль парапета, ограждавшего русло реки. Солнце то пропадало, то выглядывало вновь. Город обволакивала предгрозовая духота. Черт бы побрал эту погоду, ни одного дня без дождя! Я вспотел, меня потихоньку начинала колотить дрожь. Если детей нет на площадке перед фонтаном, они могут быть еще в десятке самых разных мест… но мне стало казаться, что развязка уже близка. Профессиональное чутье не пропьешь.
Я уже почти у цели. Вот небольшой трехсторонний перекресток, за ним начинается парк. Вот уже черная ограда с острыми пиками, недалеко от угла – калитка, тропинка, ведущая к фонтану. Сейчас я все узнаю…
Вокруг фонтана в центре парка было полно детей и взрослых. Точнее, дети в большинстве своем находились внутри, плескаясь в воде, а родители топтались вокруг. От фонтана в разные стороны лучами расходились вымощенные плиткой дорожки, вдоль них стояли скамейки и лотки с мороженым и сладостями. Я шел по тротуару и пристально вглядывался в разноцветье маек, шортиков, футболок, брючек и платочков. Пытался вспомнить, какую одежду передал ночью Олесе, чтобы она переодела Томку. Кажется, я выкопал в шкафу оранжевую маечку на тоненьких лямках-шнурках и такие же шорты. Этот костюмчик подарила моя матушка чуть меньше года назад, когда я еще слабо ориентировался в нуждах и потребностях моего ребенка и постоянно забывал приобрести какие-то элементарные вещи. Баба Соня тогда подарила нам несколько летних костюмчиков, комплект трусов и маек, голубую пижамку, в которой Томка любила щеголять передо мной вечерами, носки, колготки и еще много всякой всячины. Со временем я научился и сам разбираться в одежде и тысяче других мелочей.
Итак, оранжевый костюмчик и белая бейсболка. Я всматривался, прикрывая глаза рукой от солнца…
Нашел! Вон оно, пляшущее оранжевое пятнышко с длинной золотистой косой на фоне грязного батута! Томка не могла пройти мимо. Она наверняка уже опробовала фонтан, а теперь, мокрая и довольная, добавляет к своему очаровательному костюмчику немного серых пятен. Папа будет счастлив.
Я замедлил ход, вздохнул с облегчением, присел на ближайшую свободную лавочку. Решил, что стоит все-таки позвонить Марине. Какой бы матерью она ни была, сейчас она волнуется. Я набрал номер, долго ждал соединения. Подумал уже, что ничего не выйдет, но потом появились длинные гудки и почти сразу Марина откликнулась:
– Да, Антон! Ты ее нашел?
– Нашел. Они, похоже, все-таки забыли телефон дома, потому и не отвечали. Вижу всех троих.
– Слава богу.
– Угу.
Я не видел смысла продолжать разговор. Сказать было нечего. Она узнала, что с Томкой все в порядке, это главное, а остальное меня не волнует. Но я почему-то держал трубку возле уха, будто ждал чего-то. Марина тоже не отключалась.
– Антон…
– Да?
Она вздохнула. Я ожидал чего угодно, только не того, что услышал:
– Простите меня…
Короткие гудки. Сброс.
Я убрал телефон. Оглянулся в сторону батута.
Оранжевое пятнышко исчезло.
Я привстал, прикрыл глаза рукой. Еще ничего ужасного не произошло, а я уже чувствовал тревогу. Томка часто исчезала, не поставив в известность никого из взрослых. Однажды мы с Мариной потеряли ее, двухлетнюю и малоразговорчивую девочку, в городском парке: на детском участке, в котором за сотню рублей можно было находиться хоть весь день, она перебежала с одного небольшого аттракциона на другой без предупреждения, а мы решили, что она убежала за пределы участка и затерялась в огромной толпе отдыхающих. В тот день я впервые в жизни почувствовал всеми своими поджилками, что значит потерять ребенка. Ощущения, леденящие кровь…
Сейчас начиналось нечто похожее. Оранжевый костюмчик дочери пропал из моего поля зрения. Не видел я и Олеси с Ванькой. Может, покинули сквер с другой стороны? За батутом находилась небольшая площадка для парковки автомобилей, они вполне могли уйти этой дорогой.
Я прибавил шагу. Озирался вокруг, но ничего не видел. Мелькающее пятнышко родного ребенка, которое я узнал бы в любой пестроте, выпало из моего поля зрения. Я почувствовал пульсирующий страх… нет, ничего страшного не произошло, ничего не должно произойти, все в пределах допустимого…
До батута я уже просто добежал. Десяток сорванцов прыгали на надутой резиновой подушке, отталкивая друг друга и радостно визжа. Перед батутом лежал коврик с детскими сандаликами. Дежурила на аттракционе низкая и сухонькая женщина лет шестидесяти в старом халате и с жутким хвостом длинных, давно не мытых черных волос. В одной руке у нее была тетрадка в клетку, исписанная карандашом, а в другой – старый будильник.
Явно нездешняя.
– Где… – заговорил я, отчаянно жестикулируя и с трудом подбирая слова, чтобы описать проблему. – Где ребенок… тут была маленькая девочка в оранжевом костюме… шортики, футболочка, бейсболка белая на голове… косичка такая длинная…
Женщина посмотрела на меня испуганно, будто я потребовал у нее документы и регистрацию.
– Видели или нет?!
– Быль девочка оранжевый, – закивала женщина, – она и малчик. Их женщина привёль, потом ушель куда-то… а потом девочка сама убежаль…
Она указала рукой за батут, на автостоянку.
– Туда в машину сель все с мужчиной и уехаль…
Я обомлел.
– С каким мужчиной? Кто их забирал?!
– Мужчина забираль… из машины… туда вон и уехаль. Только что совсем уехаль, можешь догонять…
Я бросился к автостоянке. Там стояли два автомобиля. В одном из них, белой "шестерке", немолодой водитель читал газету. Он едва не отпрянул, когда я подлетел к нему и в открытое окошко покричал:
– Вы не видели здесь машину, в которой уехали двое детей и женщина?
– Тут стояла, – он указал на свободное место рядом.
– Марка! Марка машины!!!!
Мужчина не на шутку испугался.
– "Туарег"… черный. А что?
Я ударил ладонью по крыше его машины.
– Э! – воскликнул мужчина.
– Спасибо, добрый человек! На твоих глазах похитили детей, а ты и не хрюкнул!
Он раскрыл рот. Я бы не удостоил его больше вниманием, кабы он не бросил мне в спину:
– Да не похоже было… Девчонка веселая, болтала все время.
"Вот коза!" – подумал я.
25. Параллельная реальность. Конфетка от незнакомца
Томку легко обмануть. Ее доверчивость и открытость сыграли с ней злую шутку. Она с легкостью ответила на вопрос дяденьки из черной машины: "Где папа?" – "Он на работе, а мы с Олесей Петровной!". В результате мой ребенок оказывается в чужой машине в незнакомой компании. Стал явью миллион раз описанный родительский кошмар о "дяденьке с конфеткой, которому нельзя верить".
К счастью, рядом с Томкой в машине сидят Ванька и Олеся Петровна, и никто не строит страшные рожи. Правда, на Олесе вообще лица нет. Она воспитательница со стажем и первая расскажет детям, кого следует бояться на улице, однако жизнь бросила ее в ситуацию, изученную лишь в теории. На нее "конфетку" тратить не стали – аккуратно отвели в сторонку под предлогом важного разговора без свидетелей, посадили в машину, а уж затем спокойно отработали малышей. Олеся не сумела противостоять натиску и теперь сидит на заднем сиденье, поглаживает ребятишек, пытаясь их успокоить.
Впрочем, успокаивать следует лишь Ваньку. Он озирается вокруг ошалевшими глазами и не выпускает мамкину руку. Рядом с ним шестилетняя Томка выглядит старшей пионервожатой, познавшей жизнь.
– А куда мы едем? – спрашивает ребенок. Олеся ответить не успевает, вместо нее это делает дяденька с переднего пассажирского сиденья.
– Перепугались? – Он весело подмигивает. Вокруг глаз складываются смешные морщинки, однако в самих глазах застыло напряженное ожидание. – Ничего страшного, ребятки. Сейчас съездим кое-куда, а потом вас заберет папа.
– У нас нет папы, – говорит Ванька.
– Зато у меня есть! – успокаивает его Томка. – Он и меня заберет, и тебя заберет, и Олесю Петровну заберет. Правда же?
Олеся гладит ее по голове и кивает, хотя сама едва удерживает себя в руках.
– Куда мы едем? – спрашивает она как можно спокойнее. Игорь Чебышев неторопливо переводит взгляд на нее. Марина была права, Игорь, в отличие от брата, полный отморозок, способный средь бела дня украсть двух детей и взрослую женщину ради того, чтобы получить за них выкуп. Либо у него есть мощнейшее прикрытие и подготовленные пути отхода, позволяющие чувствовать себя уверенно, либо у него просто нет мозгов.
– С вами все будет в порядке, – говорит Чебышев. – Нужно просто вести себя тихо.
– Это вы вчера что-то искали в его квартире?
Олеся не уточняет, в чьей квартире. Да это и не нужно, они прекрасно понимают друг друга.
– Как только найдем то, что ищем, мы сразу вас отпустим и исчезнем из вашей жизни навсегда. Развеемся, как дурное воспоминание.
Олеся ничего не отвечает.
– А знаете что! – радостно говорит Томка, подаваясь вперед. Чебышев не успевает отвернуться и, как следствие, тут же попадает под чары белокурой принцессы. – Мне папа говорил, что если я хорошо буду заниматься летом на роликах, то зимой он поставит меня на коньки, чтобы на льду кататься!
Олеся могла бы одернуть ее, попросить (не заставить – это фиг вам – а именно попросить!) быть немного сдержаннее, но она почему-то этого не делает. Наверно, какое-то волшебное женское чутье подсказывает ей не мешать ребенку делать свою работу. Она лишь молча наблюдает, как Игорь Чебышев слушает болтовню ребенка и медленно выходит из себя.
– А вы знаете, что такое поставить на лед? – продолжает мутузить похитителя Томка. – Это когда… ну… вот когда надеваешь настоящие коньки с лезвиями и встаешь ногами на лед и начинаешь катиться и не падаешь! Чтобы хорошо кататься зимой на льду, надо летом много тренироваться на роликах. Я катаюсь каждое лето на роликах… когда мне было только пять годиков, я каталась, а когда мне четыре, я кататься не умела и все время падала… У меня есть шлем на голову, защита для локоточков и коленок…
Она продолжала бы верещать и дальше, но Чебышев отворачивается. Включает музыку, думая заглушить Тамару Данилову рок-н-роллом. Наивный…
– Ой! – кричит девчонка, услышав знакомые гитарные наигрыши. – Это "Моя Шарона"! Сделайте погромче!
Чебышев не заставляет просить себя дважды. Он включает звук до упора и на какое-то время получает долгожданное отдохновение. А Томка на заднем сиденье кривляется и машет руками. Она обожает песню "My Sharona" и всегда просит сделать ее погромче. Олеся и Ванька смотрят на нее расширенными от ужаса (или потрясения) глазами.
Томка и в плену у злодеев не теряет присутствия духа. Она пока еще не знает, что значит потерять присутствие духа.
Они приезжают почти на окраину города, где заканчиваются жилые дома и начинаются бетонные коробки оптовых торговых комплексов. Машина останавливается у изгороди небольшого заброшенного парка. Игорь Чебышев предлагает пленникам проследовать за его водителем на территорию к приземистому одноэтажному зданию, похожему на какое-то увеселительное заведение средней руки. И точно, подойдя ближе, Олеся констатирует, что их привезли в ночной клуб "Астра". С виду довольно некомфортное и, наверно, небезопасное место, если посещать его в поздний час без сопровождения. Чуть дальше стоит еще одно одноэтажное здание, в нем размещается зал для передвижных выставок. Разделяет эти два бункера игровая площадка – качели-карусели, горка, перекладины. Все давно заржавело и скрипит на ветру.
– Олеся Петровна, можно я покачаюсь! – просит Томка.
– Нет! – шепчет та.
– Я немножко.
– Нет! – Олеся начинает терять выдержку. Томке очень трудно противостоять, когда на нее нападает какое-либо сильное желание.
– Ну, чуть-чуть, пожалуйста… я просто качнусь разок и все, а?
Олеся хватает Томку за руку и кивает на провожатого.
– Спроси у дяди!
Томка кидается за разрешением к дяде, уверенная, что его удастся легко раскрутить, но тут же резко тормозит. Водитель смотрит так, будто всю жизнь выплачивал в качестве алиментов на ее содержание половину своих доходов.
– Уймите ребенка, – говорит он сухо.
Между тем, к черному "туарегу" за изгородью парка подъезжает еще одна машина, "опель астра" цвета металлик. Из него выходят два короткостриженых типа. Олеся понимает, что у нее и детей гораздо более серьезное сопровождение, чем она думала до сих пор. Эти новые парни будто соскочили прямо с экрана телевизора во время показа криминальной хроники.
– Не волнуйтесь, – говорит Чебышев. – Если ваш спаситель проявит благоразумие, вы недолго пробудете в этой компании.
– Может, для начала стоит позвонить спасителю? – предлагает Олеся.
– Обязательно, но позже.